Глава 4. Робер с ненавистью посмотрел на пегую бороду Питера Хогберда

Агарис

«Le Huite des Coupes [105]

Робер с ненавистью посмотрел на пегую бороду Питера Хогберда. Борода двигалась, сквозь жесткие волосы виднелся большой, мокрый рот с крепкими зубами. Питер вещал. Этот скот вел себя так, словно был королем, а не жрал из гоганской кормушки. Барона Питера Хогберда, красу и надежду Талига, купили гоганы. С потрохами.

Правнуки Кабиоховы знали цену всему и всем, Хогберд с его значительным видом, тюльпаном на гербе и густым, назидательным голосом обошелся им не так уж и дорого. Противно было другое – то, что ему, Роберу Эпинэ, приходится играть в пакостную игру, которую называют политикой. Иноходец прекрасно знал, что гоганы заплатили кагетскому королю или как он там у них называется за то, что тот начнет пакостить на талигойской границе, но приходилось с умным видом слушать, как Питер распинается о братских чувствах, кои питает Адгемар Кагетский к Альдо Ракану, и ненависти кагетского народа к династии узурпаторов и захватчиков. Предлагалось поверить, что Адгемар сам предложил помощь. Ха! Да в седом мерзавце бескорыстия меньше, чем волос у улитки.

– Я не сомневаюсь, что вы с блеском выполните вашу миссию, маркиз. К тому же вы военный и сможете словом и делом оказать помощь кагетским воинам, горящим желанием возвести на трон Талигойи законного наследника Талигойи. Дружба, связывающая наши державы…

Робер слушал вполуха. Лично он подозревал, что дружба тут и не ночевала, а кагеты горят лишь одним желанием – пограбить приграничные земли, но Хогберд, вернее, Енниоль, был прав в одном. Прилегающая к Саграннским горам Вараста – житница Талига. Когда ее разорят, Дораку придется туго, особенно, если гоганы озаботятся взвинтить цены на зерно и убедить капитанов не возить хлеб в Талиг. Прошлый раз восстание потерпело поражение из-за того, что простому люду было все равно, кто им правит. Голод и поднятые цены всегда порождают недовольных, Сильвестру придется усмирять бунты, но чем больше он будет вешать, тем больше желающих захотят увидеть на фонаре его самого. Значит, нужно договариваться с Кагетой, даже не договариваться – все уже оговорено и оплачено, – а действовать.

Эпинэ предпочел бы поехать вместе с Альдо, но принц приглашен на церемонию избрания Эсперадора, а оскорблять церковь пренебрежением нельзя. Впервые за последние двести лет Раканы будут участвовать в величайшем эсператистском действе вместе с главами других династических домов. Похоже, Клемент и впрямь взялся помогать изгнанникам, к чему бы это? Вспомнив о магнусе Истины, Эпинэ подавил улыбку. Найденный в сапоге крысенок стремительно пошел на поправку, но наотрез отказался покинуть своего спасителя. Зверушка оказалась ужасно забавной и смышленой. Когда после четвертой попытки отправить его в погреб крысенок вернулся в комнату Робера, тот сдался и оставил найденыша у себя, тем более, его родичи куда-то ушли, а кошки остались.

Какое-то время серый длиннохвостый забавник обходился без имени, но после повторного разговора с Клементом Иноходец обозвал влезшего в его тарелку грызуна именем магнуса. Кличка пришлась впору, хотя хвостатый Клемент был куда приятней своего тезки. А вот толстому трактирному коту очень подошла бы кличка Хогберд, и еще ему бы подошла парочка собак позлее…

– Я верю в вас, маркиз, – возвысил голос Питер.

– И я тоже, Робер, – добавила, колыхнув немалым бюстом, незаметно вошедшая Матильда, – хотя мне не по душе, что вы расстаетесь с Альдо.

– Моя принцесса, – Эпинэ торопливо вскочил, – Альдо не может ехать, а я не могу не ехать.

– Именно, – наклонила стриженую голову вдовствующая принцесса, – в кои веки выдался шанс, надо его использовать, хотя я дорого бы дала, чтобы узнать, с чего это Адгемар собрался нам помочь.

Робер не был согласен с Енниолем и Альдо, державшими Матильду в неведении, но он клялся, и потом здесь был Хогберд.

– Кагет вряд ли останется внакладе.

– Твою кавалерию! Кто-кто, а Лис своего не упустит, – рука вдовицы легла на голову просочившейся в кабинет Мупы, – пока вы беседовали, я распорядилась об ужине. Как-никак это наш последний вечер, хотя Альдо, когда вернется из резиденции Эсперадора, тебя навестит.

– Когда избрание?

– Как только прибудут магнус Милосердия, кардинал Дриксен и епископ Оноре, – Робер спросил у Матильды, но ответил Хогберд, – силы соперников равны, так что в победе Юнния сомневаться не приходится.

– Да, – кивнула Матильда, – он для этого достаточно болен. Предлагаю продолжить нашу беседу за столом.

Хогберд грузно поднялся и, опередив Эпинэ, предложил вдовице руку, на которую та и оперлась. Робер полагал, что с отвращением. Мупа, видимо, также обнаружила в бароне сходство с котом, так как в ответ на его галантность по отношению к хозяйке невежливо заворчала. Эпинэ усмехнулся не над Мупой – над собой. Итак, он влюбился в гоганни, усыновил раненую крысу и стал послом. Роскошная карьера, подумать только, несколько месяцев назад Иноходец сидел в церковном приюте, глодал пареную морковь и считал это самым большим несчастьем в жизни. Правильно говорят, любовь не морковка! Любовь – это что-то вроде змеи или этой, как ее… летучей мыши-кровососа. Ему, по крайней мере, досталась именно такая.

Желтые лилии, отвращающие зло, назойливый аромат курений, отвращающих зло, желтые, расшитые черными, отвращающими зло знаками занавеси и одиночество, одиночество, одиночество…

Мэллит сидела на постели, обхватив коленки и положив на них подбородок, и думала о своем принце. Девушка была давно здорова, но что с того! Мысли Мэллит вновь и вновь возвращались к полутемной комнате, где, кроме людей, был кто-то еще – чужой, неприятный, опасный, и этот кто-то приходил за Альдо. Между принцем и странным гостем стояла лишь магия Енниоля, магия, завязанная на ее жизнь, но об этом Мэллит думала меньше всего. Без любви жизнь никчемна, без Альдо Мэллит не нужны ни ночь, ни день, ни звезды, ни розы. Она счастлива быть щитом любимого. Если на талигойца посягнут с помощью магии, она почувствует, а заклятье Енниоля встанет между колдуном и жертвой, но волшба лишь одна тропа, а к цели ведет множество. Девушка знала, что друг Альдо уезжает в Кагету. Принц останется один…

Мэллит по-кошачьи потянулась и свернулась калачиком на постели. Родичи были убеждены, что она по-прежнему больна, и тем более никто не предполагал, что больная ночами ходит по дому, подслушивая и подглядывая. Мэллит боролась за жизнь и рассудок Альдо, это сделало ее дерзкой и осторожной, как куница, ставшая символом ее народа. В Агарисе не знают, что главное святилище общины находится в доме скромного Жаймиоля, и здесь же старейшины ведут тайные разговоры. Старейшины не знали, что дочь Жаймиоля за ними следит, а Альдо Ракан не знал, что все это ради него. Дважды в Ночь Луны Мэллит выбиралась в город.

Гоганни не осмелилась войти в дом принца, но с его другом она говорила. Тот был добрым и верным, Мэллит доверяла ему, а теперь его не будет. Девушка вздохнула – Ночь Луны не скоро, когда она настанет, прозванный Иноходцем будет подъезжать к Маоске. Плохо, когда уезжают друзья. Плохо, когда любимым грозит беда, но всего хуже, когда ты не знаешь, когда и из какой тучи ударит молния…

Зазвенели отвращающие зло колокольцы, повернулась узорная ручка, Мэллит еще больше съежилась, притворяясь спящей. Вошла старая Фалли и с ней кто-то еще.

– Встань, названная Мэллит, и приветствуй достославнейшего.

Девушка вздрогнула, как вздрагивает внезапно разбуженный человек, просчитала мысленно до семи и вскочила, хлопая глазами.

– Не поднимайся со своего ложа, дитя мое, – Енниоль говорил очень мягко, так говорят с больными людьми и испуганными животными, – я хочу расспросить тебя о том, что ты испытываешь. Твоя болезнь затянулась…

Еще бы, ведь это связано с Альдо. Если она слаба, значит, на него нацелена чужая волшба, вот пускай и ищут, и берегут Альдо от всех зол, сколько бы их ни породила земля. Енниоль мудр, но даже мудрый не сравнится в хитрости с женщиной, если она любит и борется за любимого.

– Ну, ваше крысейшество, – Робер Эпинэ отвесил занятому куском сыра Клементу шутовской поклон, – завтра отбываем. Надеюсь, в Кагете вы воссоединитесь с вашими родственниками.

Крыс оторвался от сыра, внимательно посмотрел на талигойца, чихнул и почистил и без того чистые усы.

– Жениться вам надо, ваше крысейшество, – изрек Робер. – Вот встретите какую-нибудь длиннохвостую красавицу, влюбитесь…

Клемент не дослушал, вернувшись к куску сыра, на первый взгляд слишком большому для столь маленького существа, но аппетит у питомца Эпинэ был потрясающий, за день он мог слопать больше, чем весил сам. Робер усмехнулся и принялся за сборы, оказавшиеся недолгими. Вещей у изгнанника было неприлично мало, да и те в подавляющем большинстве были куплены за гоганское золото. И тем лучше, одинокому человеку незачем пускать корни, особенно на чужбине. Если рыжие и впрямь помогут и Раканы свергнут Олларов, Роберу Эпинэ после смерти деда придется вести жизнь талигойского герцога, но сначала нужно миновать три горы и четыре смерти.

Оглядев чужую, хоть и богато обставленную комнату, Робер понял, что предпочел бы уехать немедленно. Он бы и уехал, но из Агариса ночью без особого разрешения не выпускают, да и с Матильдой и Альдо нужно попрощаться. Робер махнул рукой и занялся оружием, единственным, не считая фамильного кольца, что связывало его с домом, если, конечно, забыть о памяти.

И шпага, и кинжал были в отменном состоянии, но Иноходцу нравилось касаться старинной стали. Кинжал с молнией на клинке принадлежал еще маршалу Шарлю. В семье к этому человеку относились по-разному. С одной стороны, именно он прикрывал отступление разгромленного Придда, с другой – уцелел во время захвата Кабитэлы и принял предложенную узурпатором должность. Дед и отец считали это позором, и Робер был с ними согласен, но фок Варзов полагал, что предок был прав. Дескать, дело воина защищать свою страну от внешних врагов, а не воевать со своими. Фок Варзов упрям, как бык, он их не выдал, но и не поддержал… Вряд ли ему понравится, что Робер Эпинэ станет добиваться от Адгемара разорения Варасты, но гоганы правы. Оллары не гнушаются ни подкупами, ни предательством, ни ударами в спину, значит, и против них хороши любые средства.

Угодливый стук в дверь возвестил о приходе слуги, за которым маячила крохотная фигурка в огромной шляпе. Мэллит! Он и не надеялся… Иноходец с трудом справился со своими чувствами. Слава Создателю, в комнате горела всего одна свеча, а он сидел в тени. Слуга помог «рассыльному» распаковать корзину, поклонился и ушел. Эпинэ торопливо запер дверь.

– Мэллит! Ты рискуешь…

– Но ты уезжаешь, – гоганни освободилась от чудовищного головного убора и перебросила косу на грудь, – я не могла не прийти. Луна на нашей стороне. Ночь Флоха еще не скоро, но я хотела проститься.

– Мэллит, – Роберу было все равно, кто такой Флох, но нужно было что-то спросить. Что-то, чтоб Мэллит говорила, а он мог молчать, смотреть на нее и думать о ней. – Мэллит, кто такой Флох? Я понимаю, вы не говорите о вашей вере с чужими, но мы ведь доверяем друг другу.

– …Робер, – она немного запнулась, называя его по имени, но все-таки назвала. Слова «блистательный» из уст Мэллит он бы не вынес, – это просто, но долго. Я расскажу?

– Конечно.

– Я буду говорить красиво, как в книгах. Ты поймешь?

– Конечно. – Закатные твари, почему слова теряются именно тогда, когда они нужней всего. Обычно он болтлив, как трубадур, но, когда видит гоганни, становится тупым пнем.

– Это длинная история, – с сомнением произнесла Мэллит. – Нас заставляют ее повторять с детства. Много имен, тебе будет трудно запоминать.

Он и не станет. Зачем ему гоганские боги, зато тени от ресниц на бледной щеке, падающие на лоб темно-рыжие пряди, легкий пушок над приподнятой губкой, – все это останется в его памяти навсегда. В Мэллит прекрасно все, но сердце девушки еще прекрасней, чем ее лицо. И оно отдано другому.

– Достославный Енниоль рассказал вам о сынах Кабиоховых, – начала Мэллит – но имена их вами забыты, а звали их Флох, Рох, Оллиох и Вентох. Уходя, Он оставил ИХ, дабы правили Они миром Его именем и по закону Его. И было так, как было, пока не истек Срок, и не призвал Кабиох сынов своих, и ушли Они звездной Нитью, но перед исходом каждый избрал себе деву и породил наследника. И стали сыновья своих отцов величайшими властителями земными, исполненными мощи и мудрости.

Сын Флоха получил власть над огнем земным и небесным, и завещал ему отец коня, рыжего, как огонь. Сыну Оллиоха подчинились Воды, и подарил ему отец барана, белого, как пена морская. Но у Роха родились близнецы, а у Вентоха – дочь по имени Гарелли. И решил Рох, что вышедший первым из материнской утробы будет повелевать камнями, песком и плодородной землей и получит быка, черного, как земля, а младший, именем Гох, проживет свою жизнь простым смертным. Та же участь ждала и дочь Вентоха. И было так, как было, но мудрость Кабиоха превыше мудрости сынов Его, и встретил Гох, сын Роха, дочь Вентоха, и полюбили они друг друга великой любовью, и пошли от них мы, гоххоны, что значит «дети Гоха», правнуки Кабиоховы.

Это о нас. Теперь о Вентохе. Вновь вошел он к смертной деве, и в условный срок родила она сына, и завещал ему Вентох власть над ветрами и свору псов, быстрых, как облака, гонимые бурей. И покинули Флох, Рох, Оллиох и Вентох мир сей, повелев сыновьям своим править по закону Кабиохову, но потомки избранных забыли истину и отреклись от предков своих, растеряв силу. Так утратили забывшие право на наследство, и лишь мы, помнящие и верные, имеем право на него. Так говорят достославные, – Мэллит немного виновато взглянула на собеседника, – но Альдо из рода Раканов не должен отрекаться от своего первородства. Это принесет ему беду и не принесет нам счастья.

– Ты не веришь своим мудрецам? – И пусть не верит, лишь бы верила ему, лишь бы не уходила.

– Есть притча, – золотые глаза Мэллит словно бы потемнели. – Один человек зарыл в подвале своего дома вино из красных ягод. Он завещал сыну выпить его в день рождения внука, но тот пожалел вино, и сын его пожалел, и сын сына… Прошло четыре сотни лет, и последний в роду решил его выпить, и пригласил друзей, и откопал сосуд, но пережившее свой срок вино стало ядом. Я боюсь, что ядом стало и наследство Раканов, не нужно его трогать. Ты уходишь в дурной край, чей владыка хитер и корыстен, а воины жестоки. Ты начинаешь войну, но сможешь ли остановить?

– Ты не хочешь, чтоб я ехал? – подался вперед Эпинэ.

– Не хочу, но ты поедешь. Ты хочешь надеть на голову Альдо венец, и он хочет того же. Нет мужчины достойней, прекрасней и благородней Альдо из дома Раканов, Вы правы по праву крови, и вы любите побеждать, но по следам Победы ходят бешеные псы и летят стаи ворон. Достославный Енниоль не лжет, но и не говорит всего. Блистательный Альдо не должен отдавать правнукам Кабиоховым того, что они попросят, не убедившись в том, что эти вещи не несут в себе беду.

Вот оно, женское сердце! Любовь превыше и веры, и благополучия рода, хотя почему женское? Разве он не послал бы к Чужому хитрюгу Адгемара, не подхватил Мэллит в седло и не умчал туда, где их никто не найдет, если б она только кивнула. Но гоганни любит Альдо, и Робер Эпинэ поедет в Кагету добывать для принца трон. Разрубленный Змей! Наследник Дома Молнии влюбился в дочь гоганского харчевника и готов ради нее на все, а ведь совсем недавно он смеялся и говорил, что любовь в жизни не главное, и ей не тягаться с политикой, войной, дружбой.

– Робер, – Мэллит казалась встревоженной, – я тебя огорчила? Нельзя перед дорогой отнимать у путника цель. Я была не права. Забудь мои слова.

Слова он уже забыл, ведь в них не было ничего, кроме любви к другому, но как забыть саму Мэллит? Может быть, помогут дорога и война, но… Но он должен ей сказать о своей любви и о том, что в мире нет женщины выше и лучше.

Дверь скрипнула и распахнулась, карауливший за ней сквозняк всколыхнул занавески, что-то быстро зашуршало. Клемент? Если бы…

– Робер, – весело прокричал с порога будущий повелитель Талигойи, – говорят, тебе опять прислали кэналлийское. Создатель! Прелестная Мэллит. Робер, да ты…

– Мэллит пришла меня проводить, – быстро сказал Иноходец.

Чужой побери этого Альдо! В первый раз в своей жизни Иноходец не обрадовался приходу друга, впрочем, Альдо этого не заметил. Принц особой наблюдательностью не страдал, а Мэллит видела лишь его, ей сразу стало не до Робера.

– Мэллит говорит, – кажется, ему удалось взять себя в руки, – что мы не должны отдавать ее соплеменникам все, что они хотят.

– А мы и не отдадим, – заверил принц, – но, сударыня, как я рад видеть вас. Вы в черном еще прелестней, чем в белом!

Леворукий и все твари его! Неужели он сам когда-то нес такую ничего не значащую пошлую чушь. А Мэллит слушает, и как слушает! Для нее слова, которые Альдо говорил и еще тысячу раз скажет, – откровение, святая истина почище Эсператии или что там есть у гоганов.

– Сударыня, вы пришли одна, но назад я вас не отпущу. Я провожу вас…

– Как будет угодно блистательному.

Роберу Эпинэ она не позволила идти с собой, и была права, но любовь убивает разум. Альдо позволено все, и один Повелитель Кошек знает, куда принц ее отведет.

– Робер, ты едешь завтра?

– Да. Утром.

– Я еще вернусь, но сначала отведу даму домой. Мэллит, вы пришли проводить моего маршала, давайте выпьем за его удачу.

Девушка опустила ресницы, что было истолковано как согласие, да это и было согласием. Прихоть Альдо для нее была высшим законом…

Робер молча поставил на стол три бокала, Альдо потянулся к корзине с бутылками, но отдернул руку, с удивлением глядя на ощерившегося Клемента.

– Крыса! – воскликнула девушка. – Она укусила блистательного?! Это – дурная примета.

– Ерунда, – засмеялся Альдо, зажимая ранку платком. – Это – приятель Робера. Маршал, раз такое дело, разливай сам и убери своего зверя.

Клемент убрался сам, на прощание щелкнув зубами. Обиделся. Эпинэ сунул руку в корзину и наугад вытащил бутыль. «Слезы девственницы», но Мэллит не должна плакать. Не должна, но заплачет, потому что любит всем сердцем, а Альдо просто забавляется. Не со зла, а потому, что рыженькая гоганни для него одна из очень многих. Робер не должен их отпускать вдвоем, но остановить их он не может.

– Второй бокал мы поднимем за нашу прекрасную гостью, – галантно произнес Альдо, – но первый за отъезжающего. Удачи тебе, Робер.

– Пусть твоя дорога приведет тебя в счастье, – очень серьезно добавила гоганни.

В счастье? Это вряд ли… Победа – это может быть, успех, чужая зависть, чистая совесть, богатство, почести, это все достижимо, но счастье?! Иноходец залпом выпил вино и грохнул бокал о стену.

– Так и будет, Мэллит! Так и будет!

---

Дата добавления: 2015-09-04