Максим Макаров «КАДЕТСТВО. 3 страница

«КАДЕТСТВО. Книга первая ВЫБОР».

В седьмой главе Макарова нет, соответственно ее пропускаем.

Глава восьмая.

1.

Через три недели после начала учебного года был отчислен суворовец Авдеев. В третьем взводе это оказалась первая потеря, и поэтому она обсуждалась особенно активно. Авдеев не был особенно популярен. За время пребывания в училище он выдал, правда, пару забавных шуток, вызвавших всеобщий смех. Он вписывался в команду, не фискалил (то есть не ябедничал), не держался особняком, не заискивал. Хотя его не успели полюбить, но и нельзя сказать, чтобы ненавидели. Он был суворовцем третьего взвода, а его отчислили. И было тому несколько причин. И если первые две кадеты принимали, то последняя вызывала жаркие споры, которые едва не раскололи ребят на два лагеря. Но обо всем по порядку.
Во-первых, Авдеев завалил контрольную у БМП, а также нахватал палочек и не сдал лабораторную по химии. Все это дало руководству повод поставить напротив его фамилии знак вопроса. Остальное Авдеев довершил сам.
И существенно помогла ему в этом собственная мать…

[Это его мать с ложечки домашними харчами из-за забора подкармливала].

… Разумеется, эта история незамедлительно дошла до командира взвода. А через командира – до остальных суворовцев, и вот в какой связи. Василюк, между делом, упомянул о дискотеке, которая должна была состояться в ближайшую субботу.
- Но вечно голодный третий взвод, видимо, пролетит, - добавил он скучающим голосом, - И поделом.
Неудивительно, что после этого суворовцы стали смотреть на Авдеева с плохо скрываемой злостью. Оказывается, на дискотеку пускали девочек из города, что, несмотря на ультрасовременное оборудование и музыкальное сопровождение, придавало ей очарование старинного бала, которого, наверное, с таким же нетерпением ждали когда-то их далекие предшественники.
Впрочем, это все еще куда ни шло. Окончательно Авдеев погорел после урока эстетики. Они проходили азы общения с противоположным полом (кстати, тема была выбрана специально в преддверии дискотеки – чтобы кадеты, так сказать, лицом в грязь не упали). Полина Сергеевна предложила разыграть маленькую сценку, где взялась изображать томно скучающую даму, а доброволец должен был представлять кавалера этой дамы.
Добровольцем, что никого не удивило, стал Макаров.
Выставив стул на середину класса, Полина Сергеевна присела на краешек, сложила ноги крест-накрест и устремила равнодушный взгляд в потолок. Макаров шумно встал, нарочито развязанной походкой вышел к доске, взял и повертел в руке мел, положил его на место. Потом, словно только что заметив Полину, смешно выпучил глаза и громко произнес:
- О, клеевая девушка! Надо замутить.
В классе раздались смешки. Полина Сергеевна продолжала равнодушно смотреть в сторону, а Макаров в это время деловито ходил вокруг.
- Ровные зубы, здоровый цвет лица, хорошие волосы, - он повернулся к классу, - Да из нее бы получился первоклассный суворовец! Медкомиссию бы прошла – за нечего делать!
Смех стал громче. Полине немалых трудов стоило сохранять серьезное выражение лица. Однако, осознав, что разговор плавно перетекает в другое русло и уже явно выходит за рамки дозволенного, она решила вмешаться:
- А теперь, Макаров, попытайтесь представить, что девушка вам нравится. Представьте, что вы действительно хотите ее завоевать.
После этих слов Макс, недолго раздумывая, подошел к Полине Сергеевне и с шумом чмокнул ее в щеку. Он, признаться, и сам не ожидал от себя такой прыти. Поэтому замер в ожидании реакции, которая его немного обескуражила.
- Ну, - медленно, казалось нисколько не смутившись, произнесла Полина Сергеевна, - суворовец Макаров, после этого любая порядочная женщина отвесит вам хорошую пощечину, - она встала и спокойно продолжила: - Есть ли у кого-нибудь другие варианты развития событий?
Суворовцы молчали. Вернее, приглушенно хихикали. Полина Сергеевна подождала какое-то время, потом иронично скривила губы. Макаров, который так до сих пор и не сел на место, выкрикнул:
- Есть, Полина Сергеевна!
Та удивилась:
- Мне показалось, что вы уже высказались?
Вместо ответа Макс развернулся и под изумленными взглядами всех, в том числе и Полины Сергеевны, вышел из класса. Но не успела девушка отреагировать на этот по меньшей мере странный поступок кавалера, как Макаров вернулся. Открыл дверь и возник на пороге воплощением романтического героя начала девятнадцатого века. Волосы он пригладил назад, форму оправил. Выражение его лица было задумчиво-рассеянным. Не обращая внимания на Ольховскую, словно ее и вовсе в классе не было, Макаров целенаправленно прошел прямиком к учительскому столу, взял мобильный телефон, лежавший рядом с сумочкой, и начал озабоченно его рассматривать, нажимая кнопки. Полина Сергеевна подняла было протестующее руку, но тут Макаров заговорил:
- О Господи, милая девушка, что сидела за этим столиком, забыла свой мобильник! Я должен его вернуть, - и обеспокоенно оглянувшись, чем вызвал очередную волну смеха, Макаров обнаружил Полину, которая озабоченно следила за тем, как суворовец ловко орудует ее телефоном. Парень восторженно всплеснул руками: - Ах, вот и она!
Далеко выбрасывая ноги, как в замедленной съемке, он полетел к Полине Сергеевне.
- Какая удача! - воскликнул Макс, обращаясь к классу, будто оперный певец перед началом арии.
Затем вновь повернулся к Полине. Присел на одно колено, склонил голову, левую руку прижал к сердцу, а правую, в которой был телефон, протянул к девушке.
Полина взяла аппарат и, посмеиваясь, сказала:
- Ну что же, господа кадеты. Суворовец Макаров действительно меня приятно поразил. Найдя забытый на столе, бесхозный телефон, - слово «бесхозный» она выделила, - он не положил его в карман, предварительно выбросив сим-карту. Нет, он вернул телефон владельцу! Весьма похвально!
Пацаны снова захихикали, провожая взглядом Макса, который нимало не смущенный, а, напротив, очень даже довольный шел к своему месту. Авдеев тоже смеялся. В этот момент он еще не знал, что сегодня его последний день в училище.
Чуть позже, в казарме, суворовцы бурно обсуждали эстетику. Авдеев, забравшись с ногами на подоконник, сложил губы бантиком и, прижав локти к груди, пропищал:
- Спасибо-спасибо, Макаров, что не спер мой мобильный телефон. Вы знаете, как мало получаем мы, педагоги, и как долго я не ела мороженого, чтобы позволить себе купить этот милый телефончик, - и добавил уже своим голосом, который впрочем, был не намного ниже: - Этикетка жжет!
Услышав последнюю фразу, Макаров резко обернулся, нахмурился. В его глазах появился блеск, которого раньше никто в нем не замечал. Может, поэтому кадеты молча расступились, пропуская Макса вперед, когда тот, тяжело ступая, прошел к окну.
- Во-первых, ты сейчас говоришь о преподавателе Суворовского училища, которую зовут Полина Сергеевна Ольховская, - Макаров подчеркивал каждое свое слово, - А во вторых, живо слезь с подоконника.
Сконфузившись, Авдеев оглянулся в поисках поддержки, но напрасно. Кадеты признали право Макарова командовать.
Тогда, чтобы не потерять лицо, он, скривившись, спрыгнул на пол, вытянулся во фронт, выбросил вперед руку и проорал:
- Вошел фюрер – все встали! Да, мой фюрер! Зиг хайль! Зиг хайль!
Но вдруг, заметив что-то, быстро опустил руку и покраснел. Проследив за его взглядом, суворовцы увидели Кантемирова. Тот стоял посреди казармы, дрожа от гнева. Боясь не совладать с собой, прапорщик судорожно сжимал и разжимал кулаки, прибивая Авдеева взглядом к месту. Наконец, Кантемиров обрел дар речи:
- Суворовец Авдеев! Ты знаешь, в каком году были созданы суворовские училища? – спросил он глухо.
Бледный как полотно, Авдеев пробормотал:
- В тысяча девятьсот сорок третьем году… Кажется, - добавил он, заметив, что лицо прапорщика не прояснилось.
- А что, как тебе кажется, было в сорок третьем году?
- Великая Отечественная война, - уже увереннее ответил Авдеев.
- Да, Авдеев, Великая Отечественная война, - неожиданно грустно подтвердил Кантемиров, - А первыми суворовцами стали дети погибших на этой войне офицеров.
Ребята, поникнув, молчали.
- Но для вас, я вижу, это пустой звук? - прапорщик огляделся.
Кадеты старались не смотреть друг на друга.
Когда Кантемиров увел Авдеева, все почему-то сразу поняли, что он с ними больше учиться не будет. И каждый, конечно, подумал о себе. Многие решили, что несправедливо из-за такой ерунды выгонять человека. Но были и такие, кто не считал поступок Авдеева ерундой. Например, Синицын…

… Синицын, не задумываясь, принял сторону Левакова, который яростно защищал прапорщика, отбивая атаки Сухомлина и Петровича.
- Грош нам цена, - почти кричал он, - если даже мы, суворовцы, не будем за свои слова отвечать! А Авдеев не просто что-то там сказал, - Андрей пренебрежительно помахал рукой, - он ветеранов оскорбил! Им и так довелось – вся молодость насмарку! И что в итоге? – Леваков чуть не плакал от злости, - Молодые сопляки, вроде Авдеева, Гитлеру честь отдают!
Сухомлин поморщился:
- Сколько пафоса, Лева! Ты о войне не больше Авдеева знаешь. Конечно, мы все понимаем значение Великой Отечественной войны в истории России. Но ведь прошло уже больше шестидесяти лет! Необходимо жить дальше. Авдеев, на мой взгляд, стал жертвой политических репрессий, - Сухой поправил очки, - Всем известно, что к концу четверти надо убрать двадцать человек. Вот они и убирают.
- Именно, - поддакнул Петрович, - Таким, как Авдеев, легко пинок под зад дать. Не то, что некоторым, - и он многозначительно глянул на Макса.
Макс внутренне весь вскипел, но промолчал…

2.

Авдеев уходил, ни с кем не простившись. Суворовцы убирали территорию, когда он, одетый в штатское, с сумкой через плечо шел к выходу.
Заметив его, все замерли, ожидая наверное, что он крикнет им что-нибудь на прощание. Но Авдеев, зная или чувствуя их пристальное внимание, тем не менее головы не повернул, а даже как будто прибавил шагу.
Макс следил за Авдеевым до тех пор, пока тот не скрылся на КПП. Потом он обернулся к Перепечко, который оставил метлу и, сочувственно сопя, как и все, провожал взглядом бывшего сокурсника. Заметив, что Макс вопросительно на него смотрит, Перепечко поспешно взял метлу и пробормотал:
- А все-таки жалко его. Ничего себе парнишка. Не вредный.
Макс не ответил. Еще неделю назад он бы, наверное, по-черному завидовал Авдееву. Но не сейчас. Сейчас Макс, подобно Перепечко, испытывал к нему что-то вроде сочувствия.
Дождавшись, пока Печка с удвоенной энергией вступит в борьбу с листьями, Макаров отвернулся и достал из кармана мобильный телефон. Как он и предполагал, раздобыть его оказалось несложно. Достаточно было просто попросить мать.
В выходные Максим и сам удивлялся, как ему не терпелось вернуться обратно в училище. Мама была, безусловно, рада его приходу, но говорила все время что-то не то и, чувствуя это, терялась. А Макс, конечно, все замечал.
Мать, по всей видимости, испытывала неловкость перед сыном – ведь это именно они с отцом упрятали его за забор. Но найти нужных слов, чтобы извиниться, или выяснить, не злится ли мальчик, она не могла и поэтому предпочитала прятаться от Максима, находя себе ненужные никому дела то в одном, то в другом конце дома. А потом и вовсе ушла. По магазинам отправилась – так она сказала.
Конечно, Макс мог ее успокоить, но не хотел. Он даже испытывал какое-то мстительное наслаждение, видя смущение матери. Ничего. Пусть помучается.
Отца дома, как обычно, не было. Он появился незаметно и сразу прошел в спальню. Таким образом, они встретились только за завтраком. В отличие от матери отец не страдал от угрызений совести. Он жизнерадостно расспрашивал сына об учебе и службе, но, как заметил Макс, совершенно не слушал его ответы. Задаст вопрос и, размазав тщательно масло по хлебу, жует, не отвлекаясь от процесса. А после того, как спрашивать стало не о чем, Макаров-старший и вовсе углубился в чтение газеты.
А ведь Петр Макаров не всегда был таким. Макс помнил, как раньше отец возвращался с работы и подолгу смеялся с мамой, на разные голоса изображая своих коллег. А еще он любил, особенно в противные осенние дни, когда Макс с матерью скучали у телевизора, буквально силой оторвать семью от дивана и потащить их в какой-нибудь ресторан, как правило, китайский, где они ели деревянными палочками, подшучивая друг над другом и счастливо краснели от жары.
Иногда, конечно, у отца случалось мрачное настроение. Тогда он долго и скучно говорил с матерью о политике, об английском парламенте, об американцах и их «дурацкой демократии». Но Макс внимательно слушал его, не вникая особенно в смысл, а лишь наслаждаясь певучим течением речи отца – талант, который впоследствии так пригодился ему в политической карьере.
Потом все изменилось. Не сразу, а постепенно. Так что Макс первое время и не догадывался о происходящем. Мать стала все реже бывать дома, постоянно пропадая где-то с подругами (позднее Макс понял, что просто она перемены в доме почувствовала гораздо раньше него). Отец больше не говорил о «дурацкой американской демократии», а только интересовался, знает ли сын, во сколько государству обходятся его двойки и прогулы (хотя в то время прогулов у Макса еще не было). И еще часто повторял: «Мы демократы».
А вскоре мальчик стал видеть отца не чаще двух-трех раз в неделю. Зато они с мамой летали к морю едва ли не каждые три месяца. У Макса появился новый компьютер, потом его перевели в другую, более престижную школу. А логическим завершением этой цепочки стало Суворовское училище.
Бесцельно слоняясь по дому, то включая, то выключая компьютер, Макс думал о Полине.
До этого ему уже нравилась одна девушка. Как ему казалось, очень нравилась. Она училась в параллельном классе, и звали ее Люся. Макс тогда разве что не на ушах ходил, чтобы только Люся обратила на него внимание. Зимой без верхней одежды он выбегал на переменах на улицу и, делая вид, что играет с ребятами в снежки, вертелся под окнами Люсиного класса в надежде, что она его заметит. А однажды Макс даже сорвал школьный концерт, в котором Люся участвовала. Но все было напрасно. После трех месяцев страданий Макс узнал, что Люся начала гулять со своим одноклассником. Тогда Макс поклялся, что впредь никогда не позволит себе столь явно выказывать чувства. И до этого момента слово держал. Пока не увидел Полину Ольховскую.
Полина ни капельки не напоминала Люсю. Несмотря на острый язычок и видимую самоуверенность, преподавательница казалась Максу какой-то воздушной, неземной, что ли. Он мог часами смотреть на нее: наблюдать, как она ходит по классу, как иронично опускаются уголки ее губ и смеются глаза. Полина не умела сердиться, а когда что-то ее не устраивало, лишь досадливо морщилась и заметно грустнела. В такие минуты Макс был готов на все, только бы ее лицо вновь прояснилось.
Парень и сам себе удивлялся, до того ему хотелось сделать ей приятное. Но как? Он просто голову сломал, но так и не смог придумать ничего дельного. Понятно же, что к такой девушке, как Полина, нельзя просто подойти и сказать: «Ты мне нравишься». Такую девушку необходимо завоевать, сразить и, может быть, даже взять штурмом. Словом, задача перед ним стояла трудная, но именно это Максу и нравилось.
И в то же время Макс смертельно боялся, что Полина догадается о его чувствах, а потому делал все возможное, чтобы их скрыть. Ну что ж, пока ему это удавалось.
Однако кое-какой план он все-таки разработал. Первую часть этого плана осуществить было несложно, а вот для реализации второй требовалось кого-нибудь привлечь, например, Печку.
Макс оглянулся. Перепечко все еще был занят уборкой листьев. Удовлетворенно кивнув, Макс почти с любовью погладил телефон, выбрал в меню режим сообщений и нажал «входящие». Есть! Элементарно, Ватсон, как сказал бы Шерлок Холмс. Вот он – номер мобильного телефона Полины Ольховской!
Накануне, во время этой дурацкой сценки со стульями, Макс успел отправить с мобильника Полины сообщение на свой номер. Собственно ради этого он и вызвался во второй раз отвечать урок. Сработало безукоризненно. Макс номер сохранил, не дав ему, однако, для конспирации никакого имени. Номер, и все. Пойди догадайся. Однако теперь парень в нерешительности смотрел на заветный номер, боясь его набрать. Просто набрать. О том, чтобы поговорить с Полиной не могло быть и речи! Сердце в груди колотилось так сильно, как будто она стояла прямо перед ним. Но, в конце концов, что он теряет? Его номер Полина определить не сможет. Просто подумает, что кто-то ошибся. Черт, была не была!
Макс кивнул сам себе и нажал «вызов». После прерывистого скрипа, который означал набор цифр, раздались длинные гудки. А потом голос Полины:
- Алло!
Аккуратно прикрыв ладошкой микрофон, чтобы Полина не слышала его взволнованного пыхтения, Макс плотнее прижал трубку к уху.
- Алло, - повторила Полина нетерпеливо, - Вас не слышно, перезвоните.
Отбой. Второй раз Макс решил не набирать. Будем считать, что это была проверка связи.
- Максим, - позвал его сзади Перепечко.
- Что? – неохотно отозвался Макс, пряча телефон.
Перепечко, приобняв метлу, как партнершу, пытался кружить ее по асфальту.
- Макс, - повторил Печка, - а ты танцевать умеешь?
Он выглядел смущенным и, видно, долго собирался с духом, прежде чем решился задать вопрос. И хоть Максу было смешно, он сдержался и ограничился коротким кивком. Перепечко погрустнел.
- А я вот нет. Говорят, дискотека в субботу будет, девочки придут. Эх! – он безнадежно вздохнул и провел метлой уже по чистому асфальту.
У Макса после звонка Полине настроение было просто превосходное. Поэтому он подошел к Печке и постарался того успокоить.
- Смотри на меня, - Макс затоптался на месте, беспорядочно размахивая при этом руками, - Если бы звучала музыка, то считалось бы, что я танцую. И неплохо.
Обиженно надувшись, Перепечко ответил:
- Издеваешься, что ли? Ты же просто дрыгаешься.
Макс покачал головой:
- Нет, Печка, я танцую, - и он удвоил усилия.
Степа сперва недоверчиво наблюдал за товарищем, а потом стал осторожно копировать его движения.
- Танцуете? – раздался язвительный голос, - А я думал – вам надо территорию убирать.
Рядом стоял, ухмыляясь, Сырников. Его вечно примятые волосы теперь еще и топорщились на концах и сально поблескивали. Не получив ответа на свою реплику, Сырников посерьезнел и спросил, принципиально обращаясь непосредственно к Максу:
- Где тут у вас Леваков танцует? К нему пришли.
Перепечко вызвался было разыскать и позвать Андрея, но Сырников его остановил:
- Танцуйте дальше, я сам найду.

«КАДЕТСТВО. Книга первая ВЫБОР».

В девятой главе дискотека для 3 взвода отменяется из-за Трофимова, который развел Палочку липовой биографией поэта, Синицын воюет с майором Мурашко, а Леваков решается, наконец, навестить мать, и в результате – спасает ее от сердечного приступа, вызывая скорую. В начале десятой главы он сильно опаздывает из увольнения.

Глава десятая.

2.

… В казарме бурно, хотя и шепотом обсуждали отсутствие Андрея. Большинство склонялось к тому, что Левакова выгонят. Молчали только Макс, которому уже однажды довелось побывать в шкуре Андрея, и Синицын…
… Когда в сопровождении прапорщика появился Леваков, все примолкли. Андрей подошел к своей койке, разделся и нырнул в постель. Кадеты, дождавшись, когда Кантемиров уйдет, вопросительно посмотрели на Левакова. Но тот демонстративно накрыл голову одеялом.
- Видимо, цыганочка с выходом, - прошептал, откидываясь назад, Сухомлин.
- Точнее, с вещами, - отозвался Петрович.
Макс резко сел на кровати и громко сказал:
- Так, все умолкли. Была команда «отбой».
Кадеты притихли, и только Сухомлин тихо, чтобы его слышал только сосед, лежавший с другой стороны тумбочки, пробубнил:
- Смотри-ка ты, начальство!

3.

О том, что Левакова не выгоняют, Макс узнал первым. Причем лично от майора Василюка. После разговора с Андреем тот вызвал Макарова к себе в кабинет.
Не понимая, в чем на этот раз провинился, Макс предстал перед командиром и почти сразу почувствовал себя нашкодившим мальчишкой. Василюк был очень зол и злость свою направил против Макса.
- Вице-сержант Макаров, я просто поражаюсь твоему пофигизму! Ночь на дворе, товарищ не вернулся в расположение, а они и в ус не дуют.
Макс развел руками:
- А что мы? Наверное, товарищ майор, усы еще не выросли.
- Поерничай мне еще! – взорвался Василюк, - Хороши товарищи! Вы должны были хотя бы поинтересоваться, куда направляется и что собирается делать ваш однокурсник. А тем более ты, как вице-сержант взвода.
Макс едва заметно скривился:
- Я в вице-сержанты не напрашивался. И вообще, что я нянька Левакову, что ли?
Василюк ударил кулаком по столу.
- Прикажут, и нянькой будешь, и сопли ему станешь вытирать!
Макс промолчал, пытаясь угадать, к чему вообще командир затеял весь этот разговор.
- В общем так, Макаров, - сказал Василюк уже тише, но все еще заметно нервничая, - Детский сад кончился. Запомни, ты отвечаешь за курсантов своего взвода, и будь любезен выполнять свои обязанности. Иначе ты у меня к третьему курсу получишь диплом лучшего полотера училища, - и уже совсем мирно добавил: - Надо, Макаров, учиться думать не только о себе. А вдруг бы с Леваковым что-нибудь случилось? Мы бы, между прочим, даже не знали, где его искать. Концерт у него, видите ли, был в интернате, транспорт у него, видите ли, плохо ходит. Эх! – не исключено, что Василюк хотел выругаться, но вместо этого только в сердцах махнул рукой, - Тебе все понятно, Макаров? Тогда иди.
Но Макс ушел не сразу.
- Товарищ майор, разрешите обратиться?
- Что еще?
Макс замялся:
- А Левакову… что ему будет за опоздание?
Василюк пристально посмотрел на него.
- Суворовец Леваков будет наказан.
«Намек понял», - улыбнулся про себя Макс и вышел. Ему нужно было срочно найти Перепечко.

4.

Максим до последнего не посвящал Степу в свой план. Он сомневался, стоит ли вообще привлекать кого бы то ни было постороннего, но в конце концов решил, что в одиночку ему не справиться. Дело в том, что Макс решил во что бы то ни стало раздобыть домашний адрес Полины Ольховской. Остальное, по его замыслу, было просто: во время увольнения он придет к Полине домой и там, как он надеялся, поговорит с ней не как с педагогом, а просто как с девушкой.
На последнем уроке Полина завела речь о танцах. Дело было как раз после дискотеки, и преподавательница решила, что самое время начать просвещать суворовцев на сей счет.
- Я хочу, - начала она издалека, - чтобы вы поняли: танцы – это искусство, которое, к сожалению, имеет мало отношения к тому, что большинство из вас под этим подразумевает.
- А что мы подразумеваем? – спросил с места Перепечко.
Неожиданно Полина наклонилась и под общий смех затрясла головой, повторяя: «Бум, бум, бум». Потом она выпрямилась, раскрасневшись, поправила прическу и продолжила:
- Нет, я, безусловно, по-своему уважаю современные дискотечные веяния, но все-таки настаиваю, чтобы вы не забывали и о старой доброй школе. Для вас, надеюсь, не секрет, что ваши далекие предшественники – кадеты восемнадцатого и девятнадцатого веков практически в совершенстве владели этим искусством, и любая девушка почла бы за честь танцевать с ними.
Сухомлин пробормотал:
- Ну да, и где они теперь?
Полина обернулась на голос.
- Теперь, суворовец Сухомлин, настала ваша очередь не посрамить звание кадета. Сейчас я покажу, с вашей, друзья мои, помощью, разницу между «бум, бум» и танцем.
Она осмотрела класс и обратилась к Максу:
- Суворовец Макаров, вы не составите мне пару?
Почувствовав, что краснеет, Макс кивнул. Он одернул форму и вышел к Полине. Та мягко положила руку Макса себе на талию, а свою запрокинула ему на плечо. Полина была почти на полголовы ниже. Она стояла так близко, что Макс мог почувствовать запах ее шампуня и легкий, едва уловимый аромат духов.
- Готов? – спросила она, глядя снизу вверх, - Давай на счет «три».
И они полетели. Во всяком случае, Максу казалось, что летит. Прикосновение к мягкому изгибу ее спины, тепло которой он чувствовал даже сквозь платье, заставило Макарова забыть и то, где они сейчас находятся, и то, что на них в данный момент сосредоточенно пялятся десятки пар глаз. Для Макса существовала только эта минута. Он, Полина, запах ее волос и бешенное биение собственного сердца.
Когда все закончилось и Полина отпустила его, Макс на секунду закрыл глаза, а потом, не глядя ни на кого, прошел на свое место. Теперь он точно знал, что ему делать.
Как Максим и предполагал, Степу он нашел в буфете. Плюхнувшись напротив, Макс пристально оглядел переставшего жевать от удивления Перепечко. Удовлетворившись произведенным впечатлением, он отломил кусок от Степиного пирожного, запихнул его себе в рот и произнес:
- Все, ниндзя, кончай лопать. Мы идем на дело.
Перепечко спешно проглотил то, что успел прожевать, и переспросил:
- На дело? Опять в кино, что ли?
Макс отрицательно помотал головой:
- Все гораздо серьезнее.
Перепечко даже не успел испугаться: уже в следующую минуту он покорно плелся за Максом, который все объяснял ему на ходу. Дойдя до преподавательской, ребята переглянулись. За дверью раздавались голоса. Подбодрив Перепечко тем, что выразительно пихнул его в бок, Макс постучал, и они вошли.
В кабинете мирно беседовали химик и Палочка. За их спинами располагался шкаф, в котором за стеклом лежали классные журналы. Вот эти-то журналы и были нужны приятелям.
Макс откашлялся.
- Меня просили передать, что у вашей машины, - он неопределенно мотнул головой, так, что каждый из преподавателей мог принять это на свой счет, - колесо спустило.
Оба, не сговариваясь, опрометью бросились к окну. Почти синхронно с ними к шкафу просеменил Перепечко.
Взволнованный химик оттолкнул литератора, почти запрыгнул на подоконник и, высунувшись по пояс в окно, обеспокоенно спросил:
- Какая машина, зеленая, да?
Краем глаза наблюдая, как Перепечко со скрипом открывает шкаф, Макс закашлялся.
- Нет, темно-вишневая.
Печка открыл шкаф и начал судорожно рыться в журналах.
- Или темно-красная, - засомневался Макаров.
При этой фразе подпрыгнул Палочка. И, лихо отпихнув химика, устремил суетливо бегающий взгляд на улицу. Химик же, обиженно потирая живот, который задел острый локоть Палочки, хотел было отойти от окна, но туту Макс завопил:
- Вон она! Крайняя левая.
Химик метнулся обратно. Улучив момент, Макаров обернулся. Печка, страшно довольный, отходил к двери. Макс расслабился.
Тем временем битва возле окна продолжалась. Палочка, поправив очки, пытался определить, что, по мнению суворовца, означает «крайняя левая».
- Макаров, объясните наконец: крайняя левая в общем ряду или же совсем крайняя?
- Совсем крайняя, - успокоил преподавателя Макс.
Раздался дружный вздох облегчения.
- Ну, тогда точно не наша.
Выйдя из учительской, Макс вопросительно посмотрел на Печку. Тот в ответ успокоительно поднял руку. А потом решился задать давно мучавший его вопрос:
- Только одного я, Макс, не понимаю. Что ты с этим номером делать собираешься?
Тот загадочно улыбнулся:
- Эх, Печка, мал ты еще! По номеру телефона проще простого адрес выяснить.
Степа понимающе кивнул, хотя, по правде сказать, ничего не понял.
Быстро выучив домашний номер Полины наизусть, Макс с нетерпением ждал, когда наконец сможет пробить по компу ее адрес. Понятно, что разговаривать в училище бессмысленно. Полина никогда, даже если Макс ей и нравится, не признается в этом. Значит, он все правильно придумал. Надо только немного подождать, и тогда, быть может, все изменится.

5.

Но макс не выдержал. Вечером ему захотелось еще раз услышать голос Полины. В последнее время Макаров часто набирал номер мобильника Полины и молчал в трубку. Та сердилась и моментально отрубалась. При чем сердилась она все больше, даже пару раз обозвала его «маньяком». Однако Макса не так-то просто было остановить.
Примостившись под лестницей, он приложил трубку к уху и приготовился слушать. Сосредоточив все внимание на телефоне, Макс не заметил, как из-за угла вынырнул прапорщик Кантемиров.
Ну, зато он-то Макарова заприметил сразу. Вид суворовца, в три погибели согнувшегося под лестницей, немедленно навел Философа на определенные мысли. «Курит, мерзавец, - решил Кантемиров, - Прямо в здании! Совсем обнаглели!»
Чтобы поймать нарушителя на месте преступления, он на цыпочках подошел к нему. Макс по-прежнему ничего не замечал. И в тот момент, когда на том конце наконец ответили, чья-то рука тяжело легла на его плечо. Макс испуганно оглянулся, все еще крепко сжимая аппарат в руке. Кантемиров, не увидев сигареты, даже расстроился поначалу, подумав, что стареет и теряет сноровку. Однако в следующий момент на глаза ему попался телефон. Прапорщик моментально принял стойку.
- Суворовец Макаров, ты разве не знаешь, что использование мобильных телефонов на территории училища запрещено? Или как?
Макс не нашелся, что сказать. Из трубки раздавалось сердитое «алле» Полины. Услышав это, Философ, вопросительно подняв брови, полюбопытствовал:
- Неужели не хочешь ответить?
Все еще растерянно озираясь, Макс молчал. Эх, не догадался сразу на «отбой» нажать. Ну что ж, сам виноват. Одним резким движением Кантемиров выхватил телефон у него из рук, и не успел парень и слова сказать, как прапорщик приставил трубку к уху и ответил сам, иронично посматривая на испуганное лицо суворовца:
- Алло, прапорщик Кантемиров слушает.
Неизвестно, что ожидал услышать Кантемиров, но уж точно не то, что услышал. Узнав наконец имя своего тайного поклонника, Полина сперва опешила, но довольно быстро взяла себя в руки. Холодно и сдержанно она высказала прапорщику все, что думает о нем и о его дурацких шутках. И настоятельно попросила впредь ее больше не беспокоить. А затем со спокойной душой отключилась.
Кантемиров так и остался стоять с вытаращенными глазами и телефоном в руке. По виду прапорщика Макс догадался, что его сейчас будут бить. И больно. Хотя, с другой стороны, кто просил Философа вмешиваться в его личные переговоры? Макс уже собирался было занять оборонительную позицию, когда Кантемиров выключил телефон, прекратив таким образом особенно громкое в тишине пиканье, и задумчиво повертел мобильник в руках.
- Неужели та, на кого я подумал? – тихо поинтересовался он, смотря то на аппарат, то на Макарова, - Наша общая знакомая?
Мгновенно оценив ситуацию, Макс понял, что в этой игре шансов у него нет. Счет разгромный. Поэтому он обреченно кивнул. Но не забыл при этом придать себе вид кающегося грешника. Что-то вроде «не кидайте в меня камни».
- Значит так, Ромео, - медленно проговорил прапорщик, равнодушно игнорируя то, что перед ним стояло само воплощение скорби. Такой выход пропал! – Завтра мы с тобой пойдем к Полине Сергеевне отмывать мое честное имя.
Тут Макс уже не на шутку испугался.
- Товарищ прапорщик, пожалуйста, - он умоляюще сложил руки на груди, - Не выдавайте!
Кантемиров почесал за ухом трубкой, которую все еще держал в руках.
- А как же мое честное имя? – «С другой стороны, не выдавать же парня? Молодость, - хмыкнул прапорщик про себя, - Тоже мне, невесту нашел!»
Не зная, что и ответить, Макс повторил, не спуская молящих глаз с Философа:
- Ну, товарищ прапорщик…
- Хорошо, - решительно сказал Кантемиров, - Но телефон останется у меня. Суворовцу иметь мобильную связь не положено, - и добавил: -Будет очень надо – придешь, я тебе его на время дам.
Макс радостно кивнул. В этот момент он испытывал неподдельную любовь к прапорщику Кантемирову.

Дата добавления: 2015-09-04