Максим Макаров «КАДЕТСТВО. 2 страница

4.

Рано утром сонный голос дневального взорвал сон Макса хуже любого будильника:
- Взвод, подъем!
Что за бред… в такую рань? Натянув одеяло на голову, Макс спросонья услышал другой голос, убедивши парня еще раньше, чем с него рывком сорвали одеяло, что это не бред.
- Почему третий взвод еще не построен? У вас сорок пять секунд. Пошевеливайтесь! Помните: чем дольше подъем, тем короче завтрак, - майор Василюк шел вдоль казармы.
Курсанты, натыкаясь друг на друга и не сразу попадая в штанины, суетились возле кроватей. «Надо будет выяснить, засчитывают ли учебу в Суворовском как службу в армии», - мрачно думал Макс, растягивая покрывало и пытаясь не столкнуться с Перепечко, который, загородив собой проход, что-то запихивал в тумбочку.
Нет, Макс определенно видел нечто подобное и раньше. Но только в кино. В старой американской комедии. Кажется, она называлась «Майор Пейн». Военные там не знали, что делать с одним агрессивным темнокожим майором, и отправили его воспитывать детей в какую-то частную школу. Здорово придумали, правда? А он там над ребятишками измывался с утра до ночи. Пытался из детей солдат сделать.
Но американским ребятишкам все же проще было, зло хмыкнул про себя Макс. У тех всего-навсего один майор, а здесь целое училище. И все норовят из тебя солдафона сделать по своему образу и подобию. Чуть ли не в уши заглядывают. Как же, будущий офицер – и вдруг с грязными ушами!
Порядочки! Одна надежда: может, хоть с учебой в этой конторе особых заморочек не будет. Надо же выбирать: либо автомат, либо книга.
Однако Макаров жестоко просчитался и понял это достаточно быстро.
Первый учебный день в Суворовском училище заставил притихнуть даже самых бойких и говорливых. Все предыдущие годы, проведенные в обычной школе, показались им долгим подготовительным классом. Впрочем, и сами педагоги первым делом советовали курсантам забыть все, чему их учили раньше. Что было лишнее, потому как само забывалось уже после первого урока. Преподавательница алгебры и геометрии, прозванная кадетами БМП – аббревиатура, которая расшифровывалась как «Белова-малость-пришибленная», - несмотря на внешнее соответствие идеальному представлению об идеальном учителе математики (кстати, она в каком-то там году была признана «Учителем года») щедрой рукой раздавала двойки направо и налево. Математичке было около сорока, ходила она всегда твердой походкой, гордо выпрямив спину, и взволновать ее, похоже, могло только неправильно выведенное на доске уравнение. Тогда БМП заливалась краской, хватала указку, слегка прихрамывая на левую ногу, подлетала к доске и начинала объяснять все заново. В таких случаях ее речь начиналась неизменно: «Но как же так! Ведь все просто».
В первый же день БМП вот так просто выставила в журнал одиннадцать двоек, причем половину из них – за «принципиальное несоответствие языковым и практическим навыкам».
Но если бы она одна была такая!
Учитель химии, которого называли просто химик, устроил кадетам небольшую гимнастику, входя и выходя из класса до тех пор, пока ребята не встали при появлении преподавателя так слаженно, что сборной России по синхронному плаванию впору было удавиться от зависти. В остальном этот полноватый, круглолицый человечек вызывал безграничную симпатию: за целый урок поставил всего каких-то жалких две двойки.
Однако все прочие преподаватели просто ни в какое сравнение не шли с учителем русского языка и литературы. Курсанты уже и раньше слышали о Палочке. Однако на все их вопросы старики лишь ухмылялись в ответ. Видимо, не желали «сосам» удовольствие от первого знакомства портить. Фанатично преданный своему предмету, сухощавый и длинный Палочка, однако, получил прозвище вовсе не за внешний вид. Он имел особую методу, благодаря которой кадеты постепенно начинали не только знать его предмет, но и восторженно его любить. Дело в том, что любой намек на незнание урока или попытка вступить с педагогом в спор оборачивались в журнале аккуратной палочкой, которую впоследствии курсант мог исправить на четверку или единицу, в зависимости от того, входило ли в его намерения и дальше обучаться в стенах Суворовского училища. За урок Палочка был способен нарисовать бесконечное число своих «фирменных» значков, причем нередко одному и тому же кадету.
В третьем взводе отличился Перепечко, получивший сразу пять палочек. Уныло и растерянно плелся он теперь за Максом в столовую. Впрочем, настроение Степы разделяли и остальные кадеты.
В столовой уже обедали суворовцы из других взводов. Молча рассевшись, ребята взялись за ложки. Макс, прежде чем приступить к еде, недоверчиво оглядел свою тарелку, потом, бросив взгляд на содержимое тарелок соседей, осторожно взял ложку, зачерпнул немного супа, попробовал его и тут же выплюнул обратно.
- Что за дерьмо? – он встал, отодвигая тарелку, - Приятного отравления всем.
Но не успел парень сделать и шага, как к нему, тяжело ступая, подошел прапорщик Кантемиров (он же Философ). Мужиковатый, невысокий, но крепкий, с продолговатым, темным от быстро пробивающейся щетины лицом.
- Фамилия, курсант?
- Макаров, - нехотя ответил Макс.
- Суворовец Макаров, сесть и продолжить прием пищи, - не терпящим возражения тоном приказал прапорщик.
Макс не пошевелился, стараясь при этом не опускать глаз под тяжелым и пристальным взглядом Философа.
- Сесть, я сказал, - повторил Кантемиров, распаляясь.
- Я только команду лежать знаю. Могу ее в казарме показать.
Пальцы прапорщика сжали шею Макса. Легкий непринужденный напор – и вот уже Макс обнаружил себя сидящим за столом.
- Пока курсант Макаров будет есть испорченный им же суп, я напомню остальным суворовцам правила выживания в нашем училище…
… Кантемиров, повернувшись лицом к ошарашенно притихшим кадетам, сурово следил за тем, чтобы Макс не пронес мимо рта ни одной ложки…
… - … ты, - Философ обернулся к Максу, - ушами не хлопай, а с аппетитом ешь свой суп.
Макс чуть не убил Кантемирова взглядом, но бросить ложку не решился.
На выходе из столовой Макарова догнал Перепечко. Макс, красный от злости, целенаправленно шел куда-то.
- А ты чего сегодня вечером делать будешь? – пытаясь поддержать Макарова, как можно небрежнее спросил Печка.
- В кино пойду, - зло огрызнулся Макс.
- А что, можно? – удивился Перепечко.
Макаров медленно повернул голову.
- Ну, если не через центральный вход, то можно. Так все здесь делают, - добавил он ехидно.
Но Печка принял его слова за чистую монету и призадумался.
- Да ну? А меня с собой возьмешь?
- Собирайся, - решительно кивнул Макс.

КАДЕТСТВО. Книга первая ВЫБОР».

Глава четвертая.

3.

Пропавшими суворовцами были самовольно перелезшие через забор Макаров и Перепечко. Они как раз досматривали фильм, когда в училище поднялась тревога.
Труднее всего было перебросить Перепечко через ограду. Максу пришлось даже приволочь скамейку, так как он не был уверен, что выдержит на себе вес Степана. но даже со скамейкой неповоротливое тело Перепечко явно не желало быть переброшенным, потому что цеплялось за все подряд, отчего сам Степа издавал странные звуки. Их можно было определить как беседу двух куриц.
Но, несмотря на сопротивление своего тела, Перепечко был настроен весьма решительно. Очень уж хотелось ему в кино попасть. Правда, время от времени он опасливо спрашивал Макса:
- А нас точно потом не заругают?
- Да не заругают, только говори тише, - уверял его Макс, отводя взгляд.
В остальном побег удался на удивление просто. Когда с горем пополам они оказались на улице, Макс услышал посторонние звуки с противоположной стороны забора и быстро зажал Степе рот, который тот как раз намеревался открыть. Печка пытался было сопротивляться, но не сильно, а потом и вовсе покорился. Пару секунд они простояли, не двигаясь. Затем Макс, убедившись, что опасность миновала, опустил руки, но на всякий случай шепотом произнес:
- Вот и всё! А ты боялся! – он самодовольно усмехнулся, - Пошли, Печка, к искусству приобщаться.
И они шустро потрусили по направлению к кинотеатру.
И вот ничего не подозревающий Перепечко радостно уплетал за обе щеки попкорн и, широко распахнув глаза, не отрывал их от экрана.
Сидящий рядом с ним Макс смотрел сквозь экран. Он никак не мог успокоиться после инцидента в столовой. Так его еще никогда не унижали. Да что этот прапор о себе возомнил? И, главное, как на этого козла управу найти?
- Максим, - прошепелявил Перепечко набитым попкорном ртом, - Я чего-то конец не понял.
На экране уже шли титры, в кинотеатре включили свет.
- Чего тут непонятного? Все умерли, - ответил Макс, вставая.
Перепечко удивился:
- Так это разве не комедия была?
Но Макаров ничего ему не ответил.
Всю обратную дорогу он мысленно просчитывал свои шансы на избавление от этой каторги. Неужели его и за самоволку не выгонят? Должны выгнать, успокаивал он сам себя. Это серьезное нарушение дисциплины. Макс даже руки потер в предвкушении своего триумфального возвращения домой.
Но тут взгляд его случайно упал на Перепечко. Оп-па! Так ведь это значит, что и Печку тоже попрут домой – сено вилами тягать. Зачем он вообще толстяка за собой потащил?
А Перепечко, все еще пребывая в блаженном неведении относительно нависшей над ним угрозы, переживал совсем по другому поводу.
- Обратно мы опять через забор полезем? – Степа неуверенно помолчал, - Может, лучше на КПП пойти? Дежурному все объясним, и дело в шляпе. Что он не человек, что ли?
Макс сочувственно вздохнул. Вот святая невинность!
- Пойдем, как я скажу. А я скажу – через забор.
Но у забора их уже ждали. Макс предполагал нечто подобное, поэтому не сильно удивился. А вот на Печку было жалко смотреть.
Кантемиров и Василюк аж подскочили при появлении ребят. Прапорщик сделал было шаг навстречу, но остановился и в сердцах шлепнул себя по ноге.
- Явились, летчики-залетчики. Нет, товарищ майор, у меня слов, - кивнул он Василюку, - одни эмоции.
Майор смотрел только на Макса. Смотрел долго, не мигая. От этого взгляда Максу стало не по себе.
- Где вы были, суворовцы? – спросил он наконец.
Перепечко хотел было ответить, но Макаров опередил его и поспешно сказал:
- Это я, товарищ майор, пригласил суворовца Перепечко в кино.
Кантемиров коротко хохотнул:
- А барышня Перепечко не смог отказать кавалеру.
Василюк обернулся к прапорщику:
- Проводи суворовца Перепечко в казарму.
Печка неуверенно смотрел на Макса и не двинулся с места, пока тот не подтолкнул его:
- Иди, давай. Быстро.
Когда Кантемиров и Перепечко ушли, Василюк потер затылок и, не глядя на Макса, произнес:
- Пойдем, курсант Макаров, прогуляемся.
Они вышли на территорию училища. Вялый сентябрьский вечер взъерошил коротко стриженные волосы Макса. Пахло листьями и костром. Почему костром, неожиданно удивился Макс.
Шли они неспешно. Василюк не торопился начинать разговор. В училище еще горело несколько окон, остальные, в том числе и те, за которыми спал третий взвод, темнели и выглядели неприветливо и неуютно – совсем не так, как днем.
- Я, Макаров, многое понимаю, - в конце концов заговорил майор, - И что учиться ты здесь не хочешь, и что во сне видишь, как мы тебя выгоняем. Все понимаю, - он кивнул, - Другое мне непонятно. – Василюк остановился и впервые за то время, что ребята вернулись, посмотрел Максу прямо в глаза, - Не понимаю я, какую же это надо душонку подленькую иметь, чтобы товарища своего так подставить?
Какого угодно поворота событий ожидал Макс, но только не такого. От слов майора у него что-то вдруг опустилось внутри, как на самолете при посадке, и его словно жаром обдало. Перед глазами возник образ Печки, карабкающегося через забор. Макс невольно смутился. Одно дело, когда у тебя самого в глубине души мелькают сомнения – правильно ли ты поступил, и совсем другое, когда посторонний человек вдруг про это говорит. Особенно Макса задело замечание командира про «подленькую душонку».
- Да, может, ты и имеешь право злиться на весь мир. Допустим, - продолжил тем временем майор, - ты не самостоятельно выбрал этот путь, - он покачал головой, - Но ведь с Перепечко-то все иначе обстоит. Его родные в деревне, наверное, до сих пор поступление сына празднуют. А тут, нате-пожалуйста, вот он, ваш сын с вещами, забирайте, - Василюк скривился как от боли или сильного отвращения. Отвращения к Максу.
- Нет, - испугался Макс, - Не надо Перепечко с вещами. Он же не виноват!
- Покинул самовольно территорию училища – значит, виноват, - отрезал майор.
Макс преградил путь командиру.
- Нет, не виноват! Это я его… обманом, - голос у парня дрогнул.
- А обманывать, суворовец Макаров, нехорошо, - неожиданно совсем другим тоном – слишком по-военному – сказал Василюк, - Наряд вне очереди. И Перепечко это тоже касается.
Не веря своим ушам, Макс переспросил:
- Так меня не выгоняют?
- Я два раза не повторяю, суворовец. Идите в казарму.

4.

В казарме было тихо, но едва Макс переступил порог, как понял, что никто не спит.
- Эй, Макар, - раздался громкий шепот Сухомлина, - что было-то?
Макс прошел к своей кровати. Перепечко приподнялся на локте и взволнованно спросил:
- Тебя выгоняют?
- Дождешься от них, - недовольно, но не злобно пробурчал Макс.
- Нет, а все-таки, что было-то? – не унимался Сухомлин.
Макаров обернулся и увидел, что почти весь взвод настороженно наблюдает за ним.
- Наряды раздавали. Нам с Печкой достались вне очереди, - краем глаза Макс заметил, как Перепечко облегченно опустился на подушку.
Утром после подъема в казарму пришел майор Василюк. Суворовцы, построившись, следили, как он неторопливо проходит мимо. Наконец, остановившись, Василюк громко произнес:
- Суворовец Макаров, выйти из строя.
Среди ребят волной прошел гул и сразу утих. Все-таки выгоняют!
Макс сделал шаг вперед и замер, глядя мимо майора, который тем временем продолжал:
- Я долго думал и решил. Решил назначить вице-сержантом третьего взвода суворовца Макарова, - Василюк почти улыбался. По крайней мере, глаза его смеялись. – Поздравляю, Макаров.
Слово «опешить» не до конца верно определяло те эмоции, которые испытал при этом Макс. Он резко повернул голову к майору и, не подумав, выпалил:
- За что?
Проигнорировав вопрос (да и вообще не глядя на Макса), Василюк продолжил:
- Есть у меня еще и другая хорошая новость. Последние дни показали, что пока далеко не все до конца осознали, куда они попали. В связи с этим объявляю специальные занятия на плацу и спортплощадке, а именно – усиленный курс физподготовки и строевого шага.
Суворовцы непонимающе переглянулись. Тогда Василюк повернулся к Максу, повышая голос с каждым словом:
- Вице-сержант, почему третий взвод еще в казарме?
- Трудный вопрос, товарищ майор, - ответил Макс.
- На спортплощадку, быстро! – почти выкрикнул Василюк.
Через три минуты (не больше) третий взвод в полном составе, еще бодро и легкомысленно расходуя силы, бежал первый круг под подбадривающие окрики майора Василюка.

КАДЕТСТВО. Книга первая ВЫБОР».

Глава пятая.

1.

Едва только дверь открылась и в класс бочком прошел преподаватель географии Илья Карлович, как суворовцы, стараясь не кряхтеть, бойко, хотя и довольно шумно, вскочили. Среди них не было ни одного, кто бы крепко спал и не стонал в последние две ночи. После спортивной выволочки их мышцы, не привыкшие к таким нагрузкам, едва ли не скрипели. Но особенно ныли икры ног, которые приняли на себя основной удар строевой подготовки.
Макс, который был уверен, что после пятнадцатиминутного «тяни носок, суворовец Макаров» не сможет и стоять, тем не менее даже относительно громко доложил:
- Товарищ преподаватель! Третий взвод к уроку географии готов. Отсутствующих нет! Вице-сержант взвода – суворовец Макаров.
Не обращая внимания на застывшие в муке лица кадетов, географ рассеянно прошел к своему столу, положил на него журнал, из которого немедленно выпало несколько листочков и улетело под стол. Нагнувшись, географ полез за ними.
Ребята внимательно следили за его передвижениями.
- Это его Василюк подговорил, точно вам говорю, - прошептал соседу Сухомлин, - Решили измором брать.
Наконец, Илья Карлович вынырнул из-под стола. Все так же не глядя в класс, аккуратненько сложил листочки в папочку, неспешно уселся и только тогда поднял голову. На лице географа отразилось полнейшее недоумение. Взвод неподвижно стоял и выжидательно на него пялился (уроки химии явно не прошли даром). Потом взгляд Илья Карловича просиял, и он быстро-быстро замахал руками:
- Вольно-вольно. Сегодня мы начнем, - «мы» географ произносил в нос, что делало его речь несколько жеманной, - с того…
- Что забудем все, что знали из географии раньше, - прошептал Андрей Синицыну, припоминая предыдущие уроки, - и, прежде всего то, что Земля круглая…

4.

… все, оставшиеся в училище после раздачи увольнительных, выстроились в шеренгу.
Дождавшись, пока не стало так тихо, что эхо от стука его собственных сапог слышалось в коридоре, Философ начал:
- Для тех, кто не понял, повторяю. Согласно уставу, в прикроватной тумбочке хранятся туалетные принадлежности, носовые платки, подворотнички, предметы для чистки одежды и обуви, а также книги, уставы, фотоальбомы, письменные принадлежности.
Кантемиров сделал паузу, выразительно посмотрев на гору продуктов из тумбочки Перепечко.
- Суворовец Перепечко, выйти из строя.
Степа весь красный и мокрый от пота, сделал шаг вперед. В этот момент он был похож на большого зайца в норке, возле которой притаилась стая волков. Вроде еще и не съели, но уже облизываются.
- К чему из вышеперечисленного мы можем отнести вот это? – Кантемиров кивнул на месячный запас еды.
- Ну как же, - под нос себе пробормотал Макаров, но услышали почему-то все, - колбаса – это личное оружие суворовца Перепечко.
Недобро зыркнув на Макса, прапорщик продолжил:
- Но еще хуже, что суворовец Перепечко взял из столовой хлеб, который выдается поровну на весь взвод. Как я могу назвать человека, который украл хлеб у кого-то из своих товарищей?
- Крыса, - негромко подсказал кто-то.
- Сами святые? – обернулся Кантемиров.
Все молчали. Убедившись, что желающих вступить с ним в дискуссию нет, прапорщик подвел итог:
- В общем так, летчики-залетчики, завтра все весело убираем территорию. Внепланово, так сказать.
Когда прапорщик вышел, Печка все еще стоял посреди казармы и ловил на себе недовольные взгляды кадетов.

5.

Вечером после отбоя Синицыну не спалось. Заложив руки за голову, он смотрел в потолок. В тишине слышно было, как приглушенно всхлипывает на своей кровати Перепечко. После шмона Печку все игнорировали. Его старательно избегали, словно он заразный какой. Поначалу Степа пытался разговорить ребят, а потом махнул рукой и провел остаток дня в печальном одиночестве, уныло решая задачи по алгебре.
Макаров, правда, бойкота не поддержал. Но Макаров не в счет. Он и сам какой-то ушибленный. Выделывается постоянно. Другого бы в первый же день за такие фокусы турнули, а этого вице-сержантом сделали. Хотя говорят, что он блатной. Наверняка блатной. Таких не выгоняют.
А вот с Перепечко они зря так. Прав был прапорщик – сами не святые. Просто попался именно Перепечко…

«КАДЕТСТВО. Книга первая ВЫБОР».

Глава шестая.

1.

Не успели побывавшие в увольнении кадеты вернуться в расположение взвода, как слух о субботней проверке мигом облетел всех и стал основным предметом разговора. Суворовец Петрович (с такой фамилией и прозвища не надо) растерянно открыл сумку. На кровать посыпались апельсины, конфеты, выпал пакет с домашними пирожками и еще что-то упакованное в фольгу, по силуэту напоминающее курицу.
- И что же теперь со всем этим делать? – Петрович развел руками.
Ребята переглянулись: у каждого в сумке имелся примерно такой же, заботливо упакованный запас.
Макс после того, как казарма вновь наполнилась галдежом (по которому он, к собственному удивлению, успел соскучиться), вдруг неожиданно почувствовал прилив хорошего настроения и быстро среагировал:
- Как что делать? Активно есть. Вон и Печка поможет.
Перепечко, которого суворовцы по-прежнему сторонились, насупился. Краска ровно залила его необъятные щеки.
Остальные примолкли и только украдкой посматривали друг на друга. И тут Синицын, взяв стул, выставил его посредине казармы и громко произнес:
- А ведь Макар дело говорит. Ну-ка, счастливчики, раскошеливайтесь на хавчик. Печка, чего ты стоишь? – обернулся он к Перепечко. Тот радостно встрепенулся, - Помоги Сухому продукты выложить. Его, судя по всему, на фронт собирали.
Суворовцы расслабились и с шумом бросились устраивать стол. Довольный Макс незаметно вышел из казармы, пробормотав под нос:
- И был у них пир на весь мир…
Уже на следующее утро кадеты убедились, что поступили накануне крайне предусмотрительно. Едва они умылись, как раздался крик дневального:
- Третий взвод, строиться!
Майор Василюк, серьезный, даже почти суровый, обстоятельно рассматривал ребят. Те смутно догадывались о причине столь пристального к ним внимания командира, но каждый, на всякий случай, припоминал, не совершил ли он за последнее врем чего-нибудь предосудительного.
- Мальчики, - начал Василюк торжественно, - Я вижу, вы так и не поняли до сих пор, что школа осталась позади, - он повысил голос: - Вы находитесь в Суворовском училище! И здесь всё, я подчеркиваю, всё происходит только по команде офицера и в соответствии с Уставом. Слово командира, прапорщика, преподавателя – закон.
«Как на параде, - следя за майором, думал Макс, - Кричали мальчики «ура» и в воздух кепочки бросали».
Василюк тем временем продолжал:
- Особое ваше внимание я хочу обратить на внешний вид суворовца и состояние его прикроватной тумбочки.
Макс успел уловить ритмику речи командира и ни капельки не удивился, когда тот произнес следующие слова на подъеме:
- За неопрятность или наличие в тумбочках посторонних вещей вас будут наказывать. И наказывать строго. Понятно? – Василюк по очереди оглядел каждого. Удостоверился, что кадеты почти не дышат, - Теперь об увольнительных, - резко сменил он тему… - … На прошлой неделе часть суворовцев первого курса была лишена увольнительных в город. И больше всего – из нашего третьего взвода! Это при том, что все вы знаете, насколько велика опасность вылететь из училища, - Василюк оставил торжественный тон, - Перебор в двадцать человек – шутка сказать! – он поднял правую руку, как будто собирался отдать честь, и снова опустил ее, - Я не хочу, чтобы в списке на отчисление были мои суворовцы.
- Хм, а я бы в него записался, - очень тихо пробормотал Макс, но майор услышал.
- Суворовец Макаров только что вызвался убирать туалеты…

2.

И началась очередная учебная неделя. Неделя, от которой Макс не ожидал ничего нового. Завтра будет так же, как вчера, другими словами. Сценарий написан, роли распределены. Действие открывают вопли дежурного, а под занавес звучит команда «отбой». И так три года! Кошмар. Хоть зарубки на кровати делай. Лучше бы родители отправили его в исправительную колонию. Может, хоть слесарничать бы научился. А что? Слесарь первого разряда Максим Макаров. Звучит, а? Папочку точно удар хватил бы.
Хорошо, пацаны не все полные уроды оказались. У некоторых даже намек на чувство юмора есть. Только им по этой части с Философом не сравниться. Как загонит на спортплощадку, так обхохочешься. Да и командир от него не отстает. Вон, зачем-то вице-сержантом Макса сделал. По системе Макаренко, наверное, воспитывает. Символично, по крайней мере: Макаров, воспитанный по системе Макаренко.
«Да уж, - думал Макс, - Определенно бы лучше – в колонию».
Однако вскоре произошло событие, которое резко изменило его настроение.
Макс хорошо запомнил тот самый урок, когда впервые появилась Полина. По расписанию у них был новый предмет – этика и эстетика. Отвешивая реверансы, кадеты толпились у входа, пропуская друг друга вперед.
- Только после вас, господин Трофимов, - согнувшись в три погибели и подобострастно улыбаясь, умолял Сухомлин.
- Нет-нет, господин Сухомлин, я не могу себе позволить подобной дерзости. Тем более в присутствии дамы, - отвесив витиеватый поклон, возразил Трофимов.
- А кто за даму, интересно? – полюбопытствовал Андрей.
Он стоял рядом и с интересом наблюдал за ребятами, не участвуя в общей забаве.
- Как? – изумился Трофим, - Неужели вас оставили равнодушным безусловные прелести барышни Перепечко?
Ребята расхохотались. И Перепечко тоже, присев даже в реверансе, правда, чуть не грохнувшись при этом на пол. Вернее, он, безусловно, упал бы, если бы не Макс, поймавший его за шиворот в последний момент.
- А ну, разойдись! Пропустите вице-сержанта вперед, летчики-залетчики! – копируя прапорщика Кантемирова, скомандовал Макс, отодвинув Степу к стенке.
Мальчики, не сговариваясь, встали на цыпочки и, высоко поднимая колени, попятились.
- Конечно-конечно, господин вице-сержант. Простите, что замешкались, - от лица всех подобострастным голосом извинился Сухомлин.
Макс первым вошел в класс, а за ним, все еще изображая китайские церемонии, последовали остальные.
Они еще не угомонились, когда дверь открылась и вошла Полина. Невысокая, хрупкая, что особенно подчеркивал ее просторный наряд, с чуть вьющимися на концах темно-русыми волосами и очень бледным, но удивительно красивым лицом. Правда, если приглядеться, черты его были не совсем правильные: рот слишком маленький, подбородок острый, а миндалевидные глаза на первый взгляд казались грустными. Но стоило Полине улыбнуться, как становилось ясно, что на самом деле они вовсе не грустные, а совсем даже наоборот – озорные. А еще Полина была очень молода – от силы лет на пять-семь старше ребят.
При ее появлении суворовцы на автомате подскочили, и едва бросив на новую преподавательницу взгляд, издали звук, похожий на присвист. Тогда Полина и улыбнулась в первый раз. Вернее, хотела улыбнуться, однако вовремя себя сдержала. В результате ее губы лишь чуть-чуть дрогнули, а в глазах замер не вырвавшийся наружу смех.
Сухомлин тем временем доложил:
- Товарищ преподаватель! Третий взвод к уроку эстетики готов…
Но Полина остановила его жестом.
- Хорошо, - у нее оказался мелодичный, чуть звенящий, как колокольчик, голос, - Присаживайтесь.
Макс очнулся только тогда, когда понял, что взвод уже давно уселся, а он по-прежнему стоит и задумчиво смотрит на Полину.
Она мягко улыбнулась и вежливо поинтересовалась:
- Вы что-то хотите спросить, суворовец?..
- Вице-сержант Макаров, - представился Макс, принципиально проигнорировав громкое «о-о», которое пронеслось по классу, - Можно просто Максим, - добавил он, чинно склонив голову.
Полина кивнула:
- Хорошо, суворовец Макаров, можете садиться, - и не дождавшись, пока курсант выполнит ее просьбу, обратилась к остальным: - Мы с вами сегодня… - Преподавательница шла по проходу. Суворовцы, не скрывая восхищения, поворачивали головы, когда она проходила мимо них, - Приступаем к изучению очень важных предметов – эстетики и этики. Мы, надеюсь, научимся разбираться в музыке, живописи, а также освоим искусство танца. – Тут Полина обернулась и обнаружила, что Макс, над которым уже начали подсмеиваться, все еще стоит и, кажется, не думает садиться.
- Суворовец Макаров? У вас, видимо, все-таки есть ко мне вопросы?
- Есть, - кивнул Макс и вдруг спросил: - Как вас зовут?
- Простите, - Полина смутилась, - я не успела представиться. Меня зовут Ольховская Полина Сергеевна.
- А я думал – Этикетка, - довольно громко поделился своими соображениями Трофимов.
Раздались жидкие смешки.
Приподняв бровь, Полина медленно ответила:
- Прекрасная тема для первого занятия, - она опустила ресницы, - Только что суворовец нагрубил женщине. И если этот суворовец мужчина, он сейчас же встанет и извинится.
Трофимов подчинился, хотя и нехотя:
- Покорнейше прошу меня извинить.
- Зарабатывая таким образом очки у своих товарищей, - все так же, не повышая голоса, сказала Полина, - вы оскорбляете прежде всего себя. Садитесь.
Наконец, тоже сев, Макс склонил голову. Интересный экземпляр. Вроде и не кричит, а здорово Трофимова на место поставила. Чем-то отдаленно она напомнила Максу мать, которая вот так же умела осадить отца, не отвлекаясь при этом от маникюра. И в то же время было в Полине нечто такое, что он никак не мог от нее оторваться, а потому снова и снова украдкой смотрел на преподавательницу. Странно, но пялиться на учителя в открытую, что было бы, наверное, естественно, Макс не решался.
Рассказывая о своем предмете, Полина не сидела за столом, а легко передвигалась по классу, обращаясь, казалось, то к одному, то к другому суворовцу. При этом ее длинная юбка успокаивающе шелестела, рассеивая в воздухе слабый цветочный аромат духов.
Но иногда она останавливалась, сжимала руки в кулачки, прижимала их к груди и, прикрыв глаза, задумывалась на пару-тройку секунд. Собиралась с мыслями. Затем отмирала, глубоко вздохнув, опускала руки и продолжала. В этот момент Полина больше всего была похожа на гимназистку начала двадцатого века, отвечающую урок перед профессором. Но уже в следующий миг она снова превращалась в учителя, который всем сердцем желает разделить груз своих знаний с учениками.
После урока, пропустив мимо нестройно покидающих класс суворовцев, Макс дождался, пока Полина останется одна, и несмело (что его самого в другое время немало позабавило бы) подошел к ее столу, где преподавательница дописывала что-то в журнале.
- Полина Сергеевна, разрешите? – начал он.
Полина подняла голову и застыла с немым вопросом в глазах:
- Да, суворовец?
Уже немного освоившись в новой для себя роли и осмелев, Макс продолжил:
- Я хотел бы записаться к вам на дополнительные занятия. Боюсь, не смогу самостоятельно освоить предмет.
Полина, видимо, сразу поняла, к чему он затеял этот разговор, потому что тут же улыбнулась, но, как и в первый раз, лишь уголками губ:
- К вашему сожалению, суворовец Макаров, я не даю дополнительных занятий. Поэтому вам все-таки придется попробовать разобраться с материалом во время урока.
Но Макс уже вошел в раж:
- А телефон ваш я могу попросить? Вдруг у меня возникнут вопросы по домашнему заданию?
- На все ваши вопросы я с удовольствием отвечу до, во время и даже после уроков, - и она многозначительно на него посмотрела: мол, все ясно? – Еще что-то? – Полина улыбнулась – на этот раз открыто – и вновь склонила голову к журналу.
Вот и поговорили. Чувствуя себя полным придурком, Макс поплелся к выходу. В коридоре нетерпеливо топтался Перепечко, который, несмотря на последние события, что-то жевал, при этом, правда, настороженно оглядываясь, нет ли поблизости офицеров.
- Ну, где ты там? – обиженно спросил он, завидя Макса.
- Там, - эхом повторил Макс. Остановился, задумался и резко повернулся на каблуках, - Так, Печка, настало, пожалуй, время, обзавестись мне здесь мобильным телефоном.
- Но ведь нельзя? – высказал сомнение Перепечко.
Однако Макс только отмахнулся:
- Кому-то, может, и нельзя… а кому-то очень даже можно.
И он быстро, не задерживаясь, чтобы посмотреть, идет ли за ним Перепечко, двинулся вперед.
А Перепечко не отставал. Он, проглатывая на ходу нелегально добытую пищу, семенил сзади.
- И как же ты, интересно, мобильный телефон достанешь? – нервничал Степа, безуспешно стараясь подстроиться под широкий шаг Макарова.
Обернувшись на ходу, Макс голосом Остапа Бендера произнес:
- Телефоны, дорогой Киса, не достают. Их вежливо просят. Вперед, заседание продолжается.

Дата добавления: 2015-09-04