Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава 6«Узнала я, как опадают лица,Как из-под век выглядывает страх». А.А.

Глава 5«Я пью за разоренный домЗа злую жизнь мою…» А.А. | Глава 6«Одна на скамье подсудимыхЯ скоро полвека сижу…» А.А. | Глава 7«Когда погребают эпоху,Надгробный псалом не звучит». А.А. | Глава 8«Мы живем, под собою не чуя страны». О.М. | Глава 9«Из каких ты вернулся странЧерез этот густой туман?» А.А. | Глава 10«За всю неправду, сказанную мною,За всю мою возвышенную ложь». А.А. | Глава 1«Птицы смерти в зените стоятКто идет выручать Ленинград?» А.А. | Глава 2«В ту ночь мы сошли друг от друга с ума». А.А. | Глава 3«Чтоб вас оплакивать, мне жизнь сохранена». А.А. | Глава 4«Никого нет в мире бесприютнейИ бездомнее, наверно, нет». А.А. |


Читайте также:
  1. Женщина взглянула на Штефана из-под полуопущенных ресниц и призывно облизнула губы розовым язычком.
  2. На рисунке схематически изображено, как электроны из светового источника Q проходят через экран с двумя щелями и попадают на фотопластинку. По условиям эксперимента
  3. Френсис Бэкон освятил причудливое бракосочетание средневековой Книги Природы и новой книги, вышедшей из-под печатного пресса

В сентябре 1946 года вышло постановление ЦК КПСС «О журналах «Звезда» и «Ленинград». Журналы клеймились за то, что предоставляют свои страницы двум идеологически вредным писателям — Зощенко и Ахматовой. Меньше чем через месяц Ахматова была исключена из Союза писателей, лишена продовольственных карточек, а ее книгу, находившуюся в печати, уничтожили.

По словам Ахматовой, многие писатели, намеревавшиеся по окончании войны вернуться в Россию, после этого постановления решение свое изменили. Таким образом, как полагала она, постыдное постановление стало началом холодной войны. В этом Ахматова была убеждена так же незыблемо, как и в том, что саму холодную войну вызвала ее встреча с Исайей Берлиным, которую она считала роковой, имеющей космическое значение. Не сомневалась Ахматова и в том, что все дальнейшие неприятности ее семьи также спровоцированы явлением Берлина. Это не мнительность — это особое поэтическое мировосприятие частных событий в сочленении с глобальными, космическими. Почти все ее личные поэтические драмы, ставшие предметом поэзии, связаны с высшими силами, управляющими Вселенной. Это укрупняет масштаб события, сводит в единоборстве человека и его судьбу, земное и божественное. Но иногда великая Ахматова все же переходила границу, преувеличивая свою роль в мировой истории.

Убежденность Ахматовой в причине гонений весьма сомнительна. Конечно, контакты с Берлиным не украсили «патриотический облик советской писательницы». Но основы холодной войны лежали далеко в стороне от лирической связи «двух одиночеств». Истинный смысл постановления крылся в стремлении урезонить поэтессу, получившую невероятную популярность в послевоенные годы. На выступлениях Ахматовой и Зощенко собирались толпы жаждущих. Ахматову, оказывается, не забыли не только «обломки прошлого» — ее стихи пришлись по душе новому поколению, не «западавшему» на ура-патриотические фальшивки. Такая популярность литераторов из интеллигенции вовсе не радовала ни их конкурентов из рядов «новой поэзии», ни идеологических наставников, ратовавших за приоритет пролетарского искусства над «отголосками постыдного прошлого».

Постановление, в сущности, означало «гражданскую смерть» — лишение пособий, возможности печататься, выступать, всяких иных привилегий и вывод из членов СП СССР.

К чести Ахматовой, надо сказать — она не была столь женственна, чтобы закатывать истерики в кабинетах начальников СП, падать духом, восставать против очевидного. Не была и столь наивной, чтобы обращаться в качестве защиты к гласу общественности или влиятельных знакомых. Презрение к власти и самоуважение ожесточали ее, а вместе с ними росло желание работать, несмотря на запреты и удушающую блокировку писательских возможностей. Дух противоречия, частенько мешавший приспосабливаться, оказался полезным оружием в «смирительные» времена. Заткнули рот? Так надо погромче «кричать» — в избытке бумага, жадна и восприимчива память. Анна Андреевна, как всегда в тяжелые моменты, переживала творческий подъем. В это время она с увлечением работала над своим центральным произведением — «Поэмой без героя», для которой собирала многое из того, что копилось в подвалах памяти. «Досье» на «кровавых палачей» все росло…

Муж Вали Срезневской, профессор-психиатр Военно-медицинской академии, погиб на фронте еще в 1942 году. А в 1946 году В. С. Срезневскую арестовали.

— Что случилось? — выспрашивала ошарашенная Анна Андреевна соседку Вали.

— А ничего. Пришли ночью, забрали. Все обыкновенно. Хорошо, дочку оставили. Она мне и сообщила: «Сказала мать что-то не то, вот кто-то и стукнул».

Анна задумалась: у кого узнавать про Валю, куда ее дело развернется?

Осудили Срезневскую на семь лет лагерей, все эти годы Анна через дочку передавала подруге деньги и посылки. Валерия Тюльпанова-Срезневская была одной из самых близких людей для Ахматовой. «На земле только три человека говорят мне «ты»: Валя, Ирка и младшая Акума» (Валя — В. Срезневская, Ирка — Ирина Пунина, младшая Акума — Анна Каминская), — утверждала Анна Андреевна.

 

С 1949 года Анна Андреевна активно втянулась в переводы — корейские поэты, Виктор Гюго, Рабиндранат Тагор, письма Рубенса… Раньше она отказывалась переводить, считая, что ничтожная подсобная работа отнимает время от собственных стихов и унижает достоинство поэта. Теперь переводить взялись самые уважаемые Ахматовой люди. Пришлось и ей «впрячься» в нелюбимое дело — оно давало и заработок, и относительно официальный статус. А в издательствах поклонницы поэзии Ахматовой старались принять ее работу и оплатить по высшему разряду.

После Постановления Ахматова оказалась в полнейшей изоляции — с теми, кто не отвернулся от нее, она сама старалась не встречаться, чтобы не повредить их репутации. Критика ополчилась на «чуждый элемент», что было даже смешно при волне народной любви, хлынувшей на опальную Ахматову. Жесткое Постановление почти причисляло ее к рангу «врагов народа» — читай — гонимых героев. Лишившись милости властей, она приобрела венец мученичества, пришедшийся Российской Музе как нельзя впору. К ней, гонимой, люди продолжали приходить, приносить продукты, а по почте любимой поэтессе присылали продуктовые карточки и письма с самыми теплыми словами.

 

Итак, Анна была обречена на молчание, жизнь впроголодь и нищенство. Ее ненависть уже перекипела после арестов сына, теперь она отливалась в тяжкие плиты — нетленные, на века. Но стихи не писались, Ахматова не торопила Музу. Та знала, когда приходить. Пока же дано было «приморской девчонке» время на то, чтобы заняться самообразованием.

Лев жил с матерью. Окончив ЛГУ, он поступил в аспирантуру Института востоковедения АН СССР по специальности история цивилизации хунну и древних монголов. Вскоре его из аспирантуры исключили — Ленинградский университет не место для детей врагов народа! Не ожидавший иного поворота научной карьеры, Лев устроился библиотекарем в Ленинградскую городскую психотерапевтическую больницу. Это дало ему возможность снабжать мать самыми ценными исследованиями. В 1948 году Льву Николаевичу все же удалось защитить кандидатскую диссертацию.

В августе 1949 года был снова арестован Николай Пунин, 6 ноября — Гумилев. Льва Николаевича увезли в Москву. Анна Андреевна каждый месяц ездила на Лубянку, затем к Лефортовской тюрьме. Вскоре стало известно, что совещанием МГБ Лев Гумилев приговорен к десяти годам ссылки. «В 1935-м — сидел за себя, в 1938-м — за папу, в 1949-м — за маму», — с горькой насмешкой констатировал он.

Пунину, так же приговоренному к лагерям на десять лет, но по обвинению в принадлежности к антисоветской группе, уже не суждено было выйти на волю. Он скончался в лагере от разрыва сердца. В 1953 году Акума, никем не оповещенная о беде, почуяла ее своим мистическим «шестым чувством». Именно в этот день она написала:

И сердце то уже не отзовется

На голос мой, ликуя и скорбя.

Все кончено, и песнь моя несется

В глухую ночь, где больше нет тебя.

Он так долго был рядом с Анной Андреевной и в радости и в горе, что его уход казался невероятным. Где бы и с кем бы она ни была, знала — где-то на этой земле есть человек, который всегда отзовется. Но Николай Николаевич подвел — ушел раньше, бросил, несмотря на предсказание цыганки, обещавшей Анне любовь «черноглазого красавца» до гроба. Как знать, возможно, последние мысли этого незаурядно преданного и доброго человека были устремлены к ней?

 

В июле 1950 года к Сталину поступила докладная записка министра Госбезопасности СССР В. С. Абакумова «О необходимости ареста поэтессы Ахматовой».

Что произошло в коверных и подковерных кремлевскоэмгабэшных играх? Пока не ясно. И вероятнее всего, останется загадкой навсегда. Возможно, Сталин понимал, что после скандала с «Доктором Живаго», отказа Пастернака от Нобелевской премии и преждевременной смерти писателя, вызвавшей международный резонанс, надо быть более аккуратными с людьми такого масштаба. Тем более что лояльность Ахматовой пока не давала повода к прямому обвинению. Правда, обвинения любого рода тогда стряпались без проблем — достаточно выбить свидетельские показания из близких, и поэтесса окажется резидентом любой вражеской разведки. Этим приемом решили не пользоваться. Напротив, председатель Союза писателей СССР К. Федин объяснил, что патриотические военные стихи Ахматовой, ее всенародная многолетняя популярность дают основание «вылепить из нее полноценного советского писателя».

Представим такой эпизод в узком кругу кремлевских книголюбов под председательством ведущего специалиста по языковедению И. В. Сталина:

— В нашем поэтическом цехе нужны сильные, хорошо зарекомендовавшие себя товарищи. Главное — способные вести себя достойно нашей общественной идеологии и морали и прислушиваться к мнению партии, — вкрадчиво, но твердо заметил Федин. — Товарищ Ахматова своими искренними обращениями к Иосифу Виссарионовичу по поводу смягчения участи сына показала свою веру в справедливость вождя… А этот Лев Гумилев — фанатик каких-то ископаемых племен, совершенно отрешенный от реальной жизни книжный червь. Недавно, практически после защиты кандидатской диссертации, был арестован и приговорен еще к десяти годам ИТР. Чего мы добьемся этим шагом, товарищи? Хотим нажить врага в лице его матери? Вместо того, чтобы дать запутавшейся женщине повод задуматься и мудро направить ее в ряды современных, я бы сказал — подлинно народных поэтов?

— И вы, Константин Александрович, как академик АН СССР, как первый секретарь и председатель правления Союза писателей СССР полагаете, что в ранг народного поэта страны может быть возведен человек, чей муж был расстрелян за руководство антигосударственным заговором? — ухмыльнулся Жданов. — Не слишком ли либерально для столь жесткой обстановки?

— Бывший муж! Что говорит в пользу Ахматовой, оформившей развод с идейно неустойчивым человеком, — заметил кто-то из задних рядов.

— Бывший или нет — не принципиально. У нас всегда кто-то бывший. Но дорожки выбирают разные. Нам пора обратить внимание на выращенных партией подлинно идеологических поэтов… — раздался голос литератора-партийца, — авторов типа Серафимовича, поэтов Демьяна Бедного, Кондрата Крапивы.

— Мне кажется, я доказал свою непримиримость к литературным подонкам в деле Пастернака. — Федин активно участвовал в травле Б. Л. Пастернака и был причастен к высылке А. И. Солженицына. — И прошу не забывать, что свои карточки в голодные годы люди приносили Ахматовой, а не Демьяну Бедному или Кондрату Крапиве.

— Да и не вам, смею заметить, уважаемый Константин Александрович!

…Прения готовы были разгореться, но стук трубки вождя установил тишину. Тогда прозвучал внушительный, почти ласковый голос:

— Я бы не стал пренебрегать народной любовью, а? Особенно когда речь идет о красивой женщине и патриоте. Как вы думаете, товарищи?

Сдержанные улыбки и аплодисменты поддержали мудрую мысль…

Возможно, все было совсем не так. Известно лишь, что Федин относился к давнишним, еще дореволюционным поклонникам Ахматовой. На каком-то банкете в двадцатые годы она даже сподобилась послать ему загадочный взгляд, означающий возможность продолжения знакомства. Известно так же, что Ахматова считала Сталина если не своим покровителем, то и не ярым врагом. Была уверена и с гордостью повторяла, что военный самолет, вывезший ее из окруженного Ленинграда, прислал сам Сталин.

В любом случае, с докладной Абакумова произошел перевертыш: «Казнить нельзя. Помиловать!» В январе 1951 года президиум Союза советских писателей восстановил Анну Ахматову в правах члена СП. Запрет с ее имени был снова снят. К тому же она повела себя очень правильно во время встречи с иностранной делегацией. Приехавшие из Оксфорда господа пожелали познакомиться с опальными Зощенко и Ахматовой. Анну Андреевну спросили, что она думает о Постановлении — и она, памятуя о том, что среди иностранцев и пасущих их чинов МГБ полно стукачей, бодро, не колеблясь, ответила: «С Постановлением согласна». Больше ей вопросов не задавали. Зощенко же начал что-то пространно объяснять — и этим навредил себе еще больше.


Дата добавления: 2015-09-04; просмотров: 50 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Глава 5«Ни отчаянья, ни стыдаНи теперь, ни потом, ни тогда». А.А.| Глава 7«Какая есть. Желаю вам другую,Получше. Больше счастьем не торгую…» А.А.

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.009 сек.)