Глава 24. Открыв следующее письмо, я сразу же замечаю, что оно написано почерком мамы

Открыв следующее письмо, я сразу же замечаю, что оно написано почерком мамы, а не Лукаса. Хмурюсь и перелистываю страницу. Ничего нет. В горле образовывается ком, когда я понимаю, что это письмо последнее в тетради. И, очевидно, ему было слишком больно писать. Не уверена, могу ли прочитать его. Пока нет. Снова засовываю тетрадь под подушку и скатываюсь с кровати.

Мама и Джо на кухне. Мама подходит ко мне и слегка обнимает, а затем возвращается на свое место.

— Утром звонила мама Карсона.

— И?

— Он очнулся.

Сердце прыгает в груди. Он очнулся. Он правда очнулся. Я не могу в это поверить.

— Они сказали что-нибудь еще? Он в порядке? Он вообще разговаривает?

Джо смеется и отставляет свой кофе.

— Он спрашивал тебя.

Я прочищаю горло и сосредотачиваюсь на кофейной чашке Джо, чтобы удержать эмоции под контролем.

— Правда? — Я шмыгаю, и мама тянется и касается моей руки.

— Почему бы тебе не съесть что-нибудь, а потом я отвезу тебя в больницу? — спрашивает она. Она не произнесла ни слова, когда я вернулась домой прошлым вечером. Не кричала на меня, не наказала. Лишь обняла меня и сказала пойти поспать. Она меня любит. Теперь я это знаю. Как и то, что все это время именно я отталкивала ее.

Смотрю на нее и киваю. Это все, что я могу сделать, чтобы не расплакаться.

— Я не очень голодна. Можем поехать сейчас?

Мама вздыхает.

— Милая, ты не можешь не есть.

— Пожалуйста?

Она смотрит на Джо и кивает.

— Хорошо. Иди оденься, и мы поедем, как только будешь готова.

Пять минут у меня уходит на то, чтобы накинуть какую-то одежду и убрать волосы в небрежный пучок. Джо по пути к двери протягивает мне батончик гранолы. Через десять минут мы подъезжаем к больнице.

Карсон все еще находится в отделении интенсивной терапии. Мы идем по узкому коридору, и медсестра со вчерашней смены узнает меня.

— Вы здесь навестить Карсона?

— Да.

Я осматриваюсь в поисках его семьи, но никого не вижу.

Она улыбается.

— Его семья уехала поспать. Уверена, скоро они вернутся. Они едва покидали больницу после случившегося. Какая прелесть! Я отведу вас, милая.

Я смотрю на маму.

— Иди, — говорит она. — Я побуду здесь.

Медсестра показывает мне следовать за ней, и я машу маме. Так приятно, что она со мной. Мы обе через многое прошли. Слишком многое, если вы меня спросите. Может, благодаря тому, что это у нас общее, мы справимся. Должны справиться.

Мы останавливаемся напротив его палаты, и медсестра заглядывает внутрь. Я кручу перед собой руки. Я не должна так нервничать. Я же его знаю.

— Заходите. Он вас ждет.

Глубоко вдыхаю и захожу за штору.

Я думала, что он будет лежать, но он сидит на кровати, опираясь на несколько подушек. Его карие глаза находят мои, как только я захожу, и даже несмотря на то, что он очень бледен, его улыбка озаряет палату. Его грудь поднимается, и он будто выдыхает с облегчением.

— Ты в порядке, — говорит он.

Кажется, мое сердце вырвется из груди, и я бегу к его кровати. Когда оказываюсь рядом, он медленно приподнимает руку, и я беру ее, притягивая к своим губам.

— Ты в порядке, — шепчу я.

Он отпускает мою руку и хлопает по кровати рядом с собой.

— Садись.

— Но...

— Все в порядке. Я в порядке. Ну... — Он смотрит на ноги. — Типа в порядке, думаю.

Я осторожно забираюсь на кровать рядом с ним, избегая его ног. Опускаю голову к его груди и аккуратно обхватываю его руками. Он шмыгает, и я чувствую теплые слезы на своей щеке. Не знаю, мои они или его.

— Я так испугалась, — шепчу я. — Так сильно испугалась.

Он поглаживает мои волосы.

— Я тоже.

Мы сидим так долгое время, никто не говорит ни слова. Затем заходит медсестра, сменяет пакет с жидкостью, прикрепленный к его капельнице, и молча уходит. Я рада, что она дает нам время.

— Мне так жаль, Карсон.

— Ты ни в чем не виновата.

Я отодвигаюсь и сажусь, все еще держа его за руку.

— Болит? — Не знаю, почему спрашиваю, когда уверена, что болит.

Он пожимает плечами.

— Да не особо. — Я замечаю намек на улыбку. Не знаю, как он может шутить на эту тему, но все равно улыбаюсь.

— На тебя раньше набрасывались акулы?

— Не-а. Сознаюсь, это впервые. — Он старается все перевести в шутку, но я вижу боль в его глазах.

Сжимаю его руку.

— Насколько больно?

Он на секунду закрывает глаза.

— Прямо сейчас я ее не чувствую. Слишком много лекарств. Я удивлен, что вообще очнулся и разговариваю с тобой. — Он глубоко вдыхает. — Я знаю, что у меня нет ноги. Я знал это до того, как очнулся. Слышал, как разговаривали доктора, пока я спал.

Моя губа дрожит, и я стараюсь сдержать эмоции. Не знаю, что и сказать, поэтому сижу и смотрю на наши руки.

— Окли, — шепчет он. Я поднимаю голову и вижу серьезное выражение его лица. — Я буду в порядке, — говорит он. — Хорошо?

— Но...твоя нога. — Голос прерывается, и я зарываюсь лицом в его плечо. Почему такое происходит с людьми, которых я люблю? Я видела, как долго страдал Лукас, поэтому не могу видеть страдания Карсона. Потому что даже несмотря на то, что ситуация у Карсона другая — он, по крайней мере, знает, что будет жить — но потерять ногу? Не хочу видеть, как ему больно.

— Окли, — говорит Карсон.

Я поднимаю голову и снова встречаюсь с его взглядом.

— Я жив. Ты жива. Вот, что имеет значение. Я в другой раз выясню, что делать с ногой, а сейчас я благодарен, что мы все еще здесь. Вместе.

Он прав. Я стараюсь избавиться от мысли о том, что он не сможет ходить или заниматься серфингом. Это сложно, но у меня получается.

Карсон какое-то время молчит, а затем сжимает мою руку.

— Давай поговорим о чем-то...радостном.

Я киваю и спрашиваю его о том, что первое всплывает в моей голове.

— Где твоя семья?

Он улыбается.

— Я сказал им ненадолго съездить домой.

— Твой папа... — начинаю я.

— Я знаю.

Я удивленно поднимаю голову.

— Знаешь?

— Лани сказала мне, что ты слышала. Извини.

— Ох...

— Не волнуйся насчет него, ладно? Я об этом позабочусь. Как только он свыкнется с тем, что я занимаюсь чем-то еще в своей жизни, с ним все будет хорошо. Он просто хочет того, что, как он думает, лучше для меня. Он правда очень хороший, просто иногда немного чрезмерно контролирует. К сожалению, ты еще не видела его добрую сторону, но она есть.

Я нахожу по-странному ободряющим то, что он говорит о своей будущей жизни. Он будет в порядке. Я в этом уверена. Даже несмотря на то, что он лишился ноги, он все еще думает о своем будущем. А почему бы ему не думать? Я тоже должна.

Он зевает и откидывается на подушки.

— Я дам тебе отдохнуть. — Свешиваю ногу с кровати, но он крепко держит меня, когда я пытаюсь отодвинуться.

— Не уходи. Не сейчас. — На его лице читается боль. — Пожалуйста.

Я снова устраиваюсь на его кровати.

— Хорошо. Я не уйду, пока ты меня не заставишь.

— Тогда приготовься к веселым ночам со мной.

Я пододвигаюсь к нему, и он обнимает меня рукой — той, которая свободна от капельниц. Я прислоняюсь к его груди и улыбаюсь, когда слышу чудесное биение его сердца.

Закатываю глаза.

— Будто твои родители или медсестра позволят такое.

Он пожимает плечами.

— Я уверен, что позволят. Не похоже, что я могу тобой воспользоваться. Я слишком одурманен, чтобы что-то делать, кроме как лежать на кровати.

Из меня вырывается смешок, который похож на похрюкивание. Прикрываю рот и пристыженно закрываю глаза.

Карсон тоже смеется, хотя каждое движение, похоже, причиняет ему боль. Прекратив смеяться, он смотрит на меня.

— Это было мило. Ты должна делать это почаще.

Я приподнимаю бровь.

— Хрюкать?

— Очень притягательно.

— Лукас ненавидел, когда я так делала. Он говорил, что я как парень.

— Я не хрюкаю, и я парень.

— Замечательно. И кто тогда я?

Он посмеивается и подносит мою руку к губам, чтобы поцеловать.

— Это значит, что ты красивая. Хрюкаешь ты или нет.

— Так я чувствую себя немного лучше. Наверно.

Снова заходит медсестра и смотрит на нас.

— Мне нужно проверить рану Карсона. Вы, возможно, не захотите здесь остаться, когда я буду это делать, поэтому можете выйти ненадолго в приемный покой.

— Она может остаться, — говорит он.

Я сжимаю его руку, давая понять, что никуда не уйду.

— Да. Думаю, что останусь.

Дата добавления: 2015-08-27