S01E10 Loki

Моя мать очень любила музыку Билли Хейла. Она считала его чем-то вроде культового персонажа, отцом рок-н-ролла, который в то время зарождался в Штатах как чуть ли не культовый жанр. Да, у моей матери была довольно бурная молодость под стать стилю любимого музыкального направления, но в один момент все очень круто изменилось.

В далеком 1977 году в возрасте двадцати лет, Ив - так ее звали - узнала, что никогда не сможет иметь собственного ребенка, что ее женское тело, созданное для продолжения жизни, не способно произвести на свет ребенка. Честно, даже представить не могу, что это значило для нее. В те времена девочкам уже с младенчества прививали то, что они должны быть хорошими женами, добропорядочным хозяйками и в любом случае завести не менее двух детей. Ведь в этом и заключается обычное человеческое счастье, не так ли? Что же, мама тут же поставила на себе крест, посчитав собственное тело испорченным товаром, на которое никто даже и не взглянет, и решила посвятить себя служению людям. Не знаю с чем именно это связано, но она решила пойти в армию. Не помогать бездомным, животным или детям, а держать в руках оружие, переживать сложнейшие марш-броски и постоянно быть на пределе.

После первого года службы ее заметили – таким было рвение моей матери. Она была зла на себя и весь мир, что явно ей помогало в военном деле. В общем маме поступило предложение перейти на более высокий пост, работать под прикрытием и, как она хотела, служить американским семьям защитой, ведь женщины были довольно большой редкостью на данном поприще, а особенно с таким характером, как у моей матери.

Чего таить греха, в скором времени на маму начало заглядываться большинство ее коллег, которые, как ни странно, были мужчинами, но она была неприступна, как крепость. Приглашения на свидания, флирт, подарки – ничего из этого ее не интересовало. Она все так же, как танк, перла, не могу выразиться по-другому, к своей цели. И вот что самое странное – ее целью всегда была семья, но как только эта мечта с треском провалилась, жизнь все расставила по своим местам.

Человек, чье первое имя я ношу, как второе, покорил сердце моей матери. К тому времени ему было двадцать семь, статный, с хорошим заработком, в почетном звании для его годов и главное он души не чаял в женщине по имени Ив. Мама словно преобразилась. Я до сих пор смотрю на фотографии разницей в год и не могу поверить, что человек может настолько измениться. К ней вернулась ее врожденная нежность, доброта и открытость. Она вновь расцвела. Отец прекрасно знал об отсутствии репродуктивных способностей Ив, но был к этому готов. «Когда-нибудь мы возьмем хоть и чужого, но нуждающегося в нашей заботе ребенка, и все будет хорошо»,- повторял он ей. Но это «хорошо» наступило гораздо раньше, чем они ожидали.

Летом 80-ого года Ив поняла, что творится что-то невообразимое – «эти самые женские дни» не приходили, ее начало тошнить, она раздражалась от каждого запаха и стала невероятно сентиментальной даже для себя. Сложив один плюс один, моя мать поняла, что беременна. Врачи лишь растерянно терли лбы и говорили, что такое бывает. Редко, очень редко, но бывает. Когда беременность подтвердилась, моя мать проплакала от счастья чуть ли не больше суток. Гладя себя по еще плоскому животу, она уже тогда называла меня «Восьмым чудом света» и со всей любовью, что могло уместить в себе ее сердце, говорила со своим ребенком. Жаль, что к сознательной жизни подобные воспоминания не могут сохраниться, хотел бы я услышать ее первые слова мне. Отца данная новость повергла в некий шок, Ив даже не поняла рад он или нет, но и это тоже улеглось.

Отец строго настрого запретил моей матери появляться на работе, не смотря на ее отпирания, и чуть ли не запирал ее в их квартире в Мичигане. Дальше был переезд в Орегону, просмотры нового дома, более подходящего для семьи с маленьким ребенком, ремонт, обустройство своего «гнезда», и Ив напрочь забыла о работе. Напевая себе под нос песни своего любимого Билла Хейла, меняя мотив на более спокойный, мама занималась домашними делами и ждала. Ждала конца зимы 1981 года, ждала меня.

Примерная дата родов была назначена на конец февраля - первые числа марта, так что мама ни о чем не волнуясь посвящала свое время себе, работе с различными документами, которую она втайне брала на дом, ну и, конечно, мне. Она понятия не имела, какого я буду пола, так что просто завала своим «чудом» и, находясь в доме одна, постоянно о чем-то говорила. Ей нравилось ощущение того, что как бы ни хотелось остаться в одиночестве, этому не дано было случиться. Ребенка под сердцем все же никуда не денешь. Каждый раз, когда я начинал двигаться или толкаться внутри ее тела, время для Ив словно останавливалось. Будущая мать бросала все дела и отдавалась ощущениям того, что внутри нее растет и уже понемногу начинает проситься наружу маленький человек - ее продолжение, ее плоть и кровь. Помню, как по вечерам, когда мне было уже лет семь, она рассказывала про эти времена. Помню ее лицо, помню, с какой нежностью она рассказывала о каждом мгновении, которое мы провели, как единое целое.

Но я хочу рассказать не об этом. Каждый раз, оборачиваясь на свою жизнь, я вижу, что с самого первого дня на этом свете судьба вела со мной довольно интересную игру, везде оставляя какие-то знаки, совпадения и прочее.
Ранним утром 9-ого февраля отца вызвали на срочное задание чуть ли не на другой конец земного шара. Мать, соответственно, сразу же стала переживать на тему того, успеет ли он к родам, и что ей делать, если они будут преждевременными, да и отец сам совершенно не хотел улетать. Что же, любовь матери к рок-н-роллу сыграла свою роль в моей жизни. Пока Ив собирала вещи для моего отца, она услышала сообщение по утренним новостям, повергшее ее в шок: «Сегодня ночью скончался американский музыкант, певец и автор песен Билл Хейл». Гормоны тут же взяли верх над Ив, и она ударилась в слезы. Кумир ее молодости скончался. Задыхаясь от подступавшей истерики, она просто сидела на полу кухни и прятала лицо в ладонях, пока отец ее успокаивал, но у него ровным счетом ничего не выходило. «Ив, дорогая, тебе противопоказан стресс в таком положении,» - повторял он, но мама его не слышала.

Не знаю точно, что случилось, но, видимо, мне такой расклад не понравился. До сих пор не могу видеть горе матери, слишком уж тяжело мне даются ее слезы, благо видеть их мне доводилось лишь несколько раз. В общем, я решил лично утешить маму, либо просто отвлечь, и мне это очень даже удалось. Прошло немногим больше десяти минут после того, как Ив узнала о трагической новости, как у нее отошли воды. Проблема с отъездом отца тут же испарилась.

Роды были долгими, тяжелыми, но мы справились. Где-то между девятью и десятью часами вечера я уже лежал на руках у новоявленной матери и, как она сама выразилась, что-то кряхтел себе под нос, будто бы бубнил о том, как мне все это не нравится, и я хочу обратно. Да, я был сущим наказанием в младенчестве – постоянно плакал, кричал, просил внимания, но для мамы это все было пустяком. Главное, что у нее теперь был сын, которого она недолго думая назвала Локи. Я еще удивляюсь, почему не Билл, если честно, но мистер Хейл все равно прочно поселился в моей жизни. Если все нормальные дети засыпают под добрые колыбельные про волшебство, в котором фигурируют различные зверушки, как главные герои, то я соглашался на сон лишь под «Let`s twist again» специально замедленный моей матерью. Как бы, наверное, она огорчилась, если бы знала, что во времена юношества я, стоя на барной стойке на пару с Сиф в одном из пабов Ирландии, куда нас завела нелегкая, горланил ее во всю глотку.

Но опять же история заключается не в этом. У меня было довольно счастливое детство, меня любили, всячески холили и лелеяли, но, тем не менее, воспитывали, и если я начинал шкодить далеко не по-детски, то мне обычно не по-детски и влетало. Жизнь шла размеренным чередом, но ближе к четырем годам, я начал постоянно жаловаться на вечное отсутствие отца. Как ни крути – ребенку нужны оба родителя. Мама уверяла меня в том, что отец работает, что ему нужно содержать нас обоих, потому что после моего появления мать напрочь отказалась от какой-либо дальнейшей работы и все время посвящала мне. С ранних лет она учила меня письму и чтению, языкам и музыке, пластике и приемам по самозащите. В общем, свободного времени у меня практически не оставалось. Когда приезжал отец, он всегда рассказывал мне истории о том, как он победил всех «нехороших людей», и я заворожено смотрел на него, как на героя, но, когда мне стукнуло шесть, счастье взросления в полноценной семье для меня закончилось.

«Нехорошие люди» решили победить Бартоломея Лафейсона. Весенней ночью 87-ого года несколько человек пробралась к нам в дом, и в первый раз в своей жизни я услышал выстрелы. Громкий звук напугал меня, и я, как и любой другой ребенок, ударился в плач. До сих пор с содроганием вспоминаю, как кто-то незнакомый зашел в мою комнату и, вытащив меня из кровати, потащил вниз по лестнице. Было больно. Со мной никогда и никто так не обращался. Да, родители порой были строги, но никогда не применяли физические наказания, так как со мной всегда можно было договориться.

Дрожь пробивала все тело, и я никак не мог успокоиться. Единственная мысль, что крутилась у меня в голове – «Папа, спаси меня и маму», и он спас. В ту же ночь, как я в первый раз услышал выстрелы, я увидел кровь. Ее было много, слишком много для шестилетнего ребенка, а то, что случилось дальше, покрылось туманом шока.
Отец вкладывает в мои руки полностью разряженный «Браунинг», вешает на шею свой талисман – деревянный крест на таких же деревянных длинных бусах, просит маму успокоиться, они о чем-то ругаются, потом на скорую руку собирают вещи, накрывают «нехороших людей» отглаженными днем простынями, а после мама берет меня за руку, и мы уходим.

Я долго не понимал, почему мне нужно говорить судье о том, что те ссадины и синяки на теле нанес мой отец, но не посмел перечить матери и солгал. Отцу запретили находиться со мной и мамой в одном штате, и с тех пор я очень долго его не видел.

Детройт мне не нравился – слишком большой, слишком душный. Не нравилась квартира, не нравились улицы и высотные здания, не нравились люди, окружающие меня, но привычка дело тонкое, и я смирился. В средней школе мне повстречался Тони, прошло несколько лет, и появилась Сиф, а я начал потихоньку взрослеть и задавать маме кучу вопросов, на которые она упорно не хотела давать ответы. Шпионаж, какой бы он не был, дело невероятно опасное, сейчас я это понимаю, но тогда все казалось игрой.

Временами в нашу квартиру заходили люди, с которыми мать долго разговаривала на кухне, а я подслушивал. Они говорили о каких-то бумагах, счетах, поддельных документах, об угрозе со стороны так называемых «других», но мне это ровным счетом ничего не давало, тем не менее, я хотел во всем разобраться, как-то помочь и сделать так, чтобы моя семья была снова вместе, но сделал совершенно обратное.

В 16 лет я где-то на неделю сбежал из дома. Говорить о том, что произошло, не имеет особого смысла, но я нашел своего учителя. Еще не достигнув совершеннолетия, я знал о теневом правительстве, о спецслужбах, о людях, которые на самом деле хранят спокойствие обычных горожан, подставляют свое тело под пули и ничего не боятся. Я тоже хотел не бояться. Ребенок, выросший в семье двух первоклассных шпионов, не мог выбрать другого пути, и меня завербовали. Мать всячески противилась выбранному мной будущему, старалась переубедить, но все было тщетным. В итоге она смирилась, говоря о том, что я уже большой мальчик и не ей решать за меня.

К счастью, я никогда не был один. Отец Тони занимался какими-то сверхсекретными разработками, благодаря которым было спасено множество жизней американского, и не только, народа. Следовательно, сам Старк-младший не мог не пойти по его стопам, и мы оказались в одном месте, сразу же после окончания школы. Не знаю, чем именно занимался Тони, но я до сих пор с содроганием вспоминаю вечные тренировки всего чего только можно себе представить, начиная от стрельбы, заканчивая тем, как правильно симулировать тот или иной акцент.

Когда мне стукнуло 19, произошло еще одно нападение, но в этот раз защитником был я. О, Боже, эти вечные нападения… Но никто и никогда не даст мне гарантий на то, что я и близкие мне люди будут в полной безопасности. Лишив в первый раз человека жизни, я решил, что для матери, да и для меня, будет спокойней разойтись по разным континентам. Она, хоть и протестовала, проливала литрами слезы, говорила о том, что никогда не покинет свое чудо и будет со мной, что бы ни случилось, согласилась. Однако мы немного не успели, видимо, я явно кому-то мешал и уже успел насолить, тем не менее, семья Лафейсон всегда была умнее.
Закопав в глуши леса очередной труп, я каким-то чудом вымолил у Беннера, который по тем временам еще всего боялся, новые документы для моей матери и с помощью гениального до техники Старка, сделал так, что ее никогда и не было. Для Ив Лафейсон все было кончено. Ее больше не существовало, но зато где-то в одном из тихих городков Чехии появилась некая Наоми Уорф – обычная одинокая женщина «за сорок», устроившаяся в ресторане поваром и, к моему счастью, быстро нашедшая себе мужчину, которого я проверил на что только мог, включая анализы крови и семейное древо вплоть до 19-ого века. Да, мнительности мне всегда было не занимать.

Я скучал. Это чувство мучило меня изнутри – знать, что твои родители живы, любят тебя и ждут, но ты не можешь с ними видеться. Чертова опасность! При моем роде деятельности она повсюду, но я же сам выбрал для себя это, и винить тут совершенно некого. Дальше было множество мелких заданий, как локальных так и госназначения, позже была Франция, за ней последовала реабилитация, а потом начались эти странные вещи, словно кто-то хотел поменять весь строй жизни, создававшийся годами. Да, у меня была некая защита, неприкосновенность на территории большинства государств, но что-то было явно не чисто. Ребята из МИ-6 немного «пошуршали» на эту тему, и все встало на свои места. Враг, о котором нам даже ничего не рассказали, был устранен, и я, опираясь на пункты договора, не задавал лишних вопросов, хотя и было невероятно интересно.

Когда я узнал о гибели Джареда Лонга, мне стало немного не по себе. Сердечный приступ - твердили они, но где находится его могила, так и не сказали. У Лонга была такая же задача, как и у меня – копить в себе знания, сопоставлять факты, делать из этого всего выводы, отслеживать сотрудников с более низким уровнем доступа, добывать информацию в таких условиях, где никто на это не соглашался. Да, все это приходилось делать, но такие как я и Джаред не умирают от сердечного приступа. Нас расстреливают, травят, зарезают, избивают до смерти, заливают в бетон, отдают на растерзание тиграм, но только не своя смерть. Еще никому за две сотни лет не удавалось спокойно дожить свой срок, либо даже скончаться от болезни вроде рака или СПИДа, так что констатация того, что сердце Лонга не выдержало, было для меня чем-то нереальным. Тони, спокойно выполняющий свою работу в офисном здании, а не под свинцовым дождем, тут же обеспокоился столь странным положением вещей и начал думать о спасении своего закадычного друга, то есть - меня.

Все шпионы, так или иначе, одиночки. У нас есть связные, но они служат лишь на случай экстренного положения, либо для принятия и передачи информации, не больше. Отсюда в гениальную голову Старка закралась далеко не гениальная идея – найти мне телохранителя или попросту напарника. Я отпирался долго и громко, но после того, как меня избили, через полгода отравили, а еще через четыре месяца подрезали тормоза на машине, мне пришлось сдаться.

На вакансию занозы в заднице пришло около сотни предложений, из которых я выбрал сорок и пригласил на общее собеседование, уже зная, кого я выберу.
Моя организация научила меня многому, но большинство знаний я усвоил сам, и никто, клянусь головой, никто и никогда не сможет обойти меня в плане документооборота, ни одному человеку не удастся предстать передо мной с отличнейшей легендой на руках так, чтобы я ее не раскусил. Это априори невозможно. К чему я это все? А к тому, что у мистера Одинсона тоже была легенда – отлично слаженная, продуманная до мелочей легенда, но я раскрыл и ее, по крайней мере, тогда мне так казалось.

Дата добавления: 2015-08-27