Читайте также:
|
|
Бархатный сезон в разгаре... Наезжающие в Ялту бездельники, гуляя по окрестностям, упирались в ограду с надписью: «ЛИВАДИЯ. ИМЕНИЕ ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА».
– Сюда нельзя, – словно из-под земли появлялись охранники. – Требуется особое разрешение ялтинского градоначальника...
Вокруг Ливадийского дворца, под шум тополей и кипарисов, свежо и молодо звенели фонтаны – Мавританский, Венера, Нимфа... Ветер с моря доносил до помазанников божиих очаровательные ароматы экзотических растений, всхоленных в оранжереях. По вечерам над Ялтою разгоралось зарево электрических огней, туда спешили ночные пароходы, там люди фланировали по бульварам, танцевали на площадках, окруженных фонариками, ели и пили, поднимая бокалы за прекрасных дам. По-своему они были счастливы... Бархатный сезон в Ялте – это, конечно, чудо!
По воздушной перголе, увитой розами, гуляли царица и Вырубова с русско-татарскими разговорниками в руках.
– Я боюсь – бен коркаим, мы боимся – бизлер коркаимыс, – твердили они. – Бабочка – кобелек, баня – хамам, блоха – пире, я люблю – бен северым, пистолет – пыштоф...
А вдали шумела праздничная Ялта, там играли оркестры.
– Скажи, – спросила императрица, – тебе никогда не хочется вырваться из этой золотой клетки на волю?
– Иногда мне, правда, скушно, – созналась Вырубова.
Александра Федоровна окунула лицо в ворох прохладных роз. Ее рука забросила в кусты татарский разговорник.
– Мне тоже надоела эта... тюрьма!
Крайности всегда имеют тяготение одна к другой, как полюса магнитов. Парижский апаш читает роман из жизни маркизы, а сама маркиза читает роман из жизни апаша. Царям тоже иногда бывало любопытно подсмотреть недоступную им народную жизнь.
– Сана, – вдруг предложила Вырубова, – отсюда до Ялты извозчики берут полтинник. Оденемся попроще и будем вести себя как обычные гуляющие дамы... Ведь на лбу у нас не написано, что ты царица, а я твоя приближенная...
Взяли извозчика, покатили. Алиса оборачивалась:
– Как-то даже странно, что нас никто не охраняет.
– Странно или страшно?
– И то и другое. Ощущение небывалой остроты...
– Вот видишь, как все хорошо!
Извозчик спросил, куда их везти в Ялте.
– Высади возле «Континенталя».
– Но там дорого берут, – заволновалась царица.
– Ладно. Тогда возле «Мариино», там дешевле...
На открытой веранде «Мариино» они ели мороженое, потом с некоторой опаской вышли на Пушкинский бульвар. Ялта город странный: каждый приезжий – барин, каждый ялтинец – лакей барина. Подруги были в больших шляпах, тульи которых обвивала кисея. Обе в одинаковых платьях, с одинаковыми зонтиками, на которые опирались при ходьбе, как на тросточки.
– Как интересно, – говорила императрица, вся замирая. – Воображаю, как мне попадет от Ники, когда он узнает...
На лбу у них ничего написано не было, но все-таки, смею думать, что-то там все же было написано, потому что один молодящийся жуир наглейше заглянул под шляпу императрицы.
– Недурна, – сказал он и побежал за ней следом. – Мадам, приношу извинения за навязчивость, но желательно...
– Пойдем скорее, – сказала Анютке царица.
Ухажер не отставал:
– Мадам, всего один вечер. Три рубля вас устроят?
Вырубова едва поспевала за императрицей.
– Боже, за кого нас принимают!
Сбоку подскочил еще один пижон, беря Анютку под руку.
– Чур, а эта моя... обожаю многопудовых!
Назревал скандал. Вырубова не выдержала:
– Отстаньте! Вы разве не видите, кто перед вами?
– Видим... или вам пяти рублей мало?
Александра Федоровна истошно закричала:
– Полиция! Городово-ой, скорее сюда...
Не спеша приблизился чин – загорелый как черт.
– Чего надо? – спросил меланхолично.
– Я императрица, а эти вот нахалы...
Раздался хохот. Собиралась толпа любопытных.
– Пошли, – сказал городовой, хватая Алису за локоть.
– Я императрица... Как ты смеешь! – вырывалась она.
Другой рукой полицейский схватил и Вырубову:
– И ты тоже... в участке разберутся...
К счастью, в толпе оказался богатый крымский татарин Агыев, который не раз бывал в Ливадии, где продавал царю ковры.
– Бен коркаим! – крикнула ему царица по-татарски.
– Бизлер коркаимыс, – тоненько пропищала Вырубова...
Агыев решительно отбросил руку городового.
– Дурак! Или тебе в Сибирь захотелось?..
Пока они так общались с внешним миром, вся Ливадия перевернулась в поисках пропавших. Николай II был страшно бледен.
– Где вы пропадали? – набросился он на жену.
– Ники, какой ужас! Меня сейчас приняли за уличную даму, и знаешь, сколько мне предлагали?..
– Хорошо, что тебя не приняли за царицу, – в бешенстве отвечал Николай II. – А сколько тебе давали, я не желаю знать.
– Нет, ты все-таки знай, что давали три рубля.
– А за меня целых пять, – ехидно вставила Анютка.
* * *
– Представляю, – сказал Столыпин, завивая усы колечками, – как была оскорблена императрица, что за нее давали на два рубля меньше...
* * *
Бархатный сезон начался анекдотом – анекдотом и закончился.
24 октября в пьяную голову царю взбрело одеться в солдатскую форму при полной выкладке – со скаткой шинели, с брякающим котелком и с винтовкой, взятой «на плечо». В таком виде, сильно шатаясь, он продефилировал по Ялте и в пьяном солдате все узнали царя.
В дождливом Петербурге Столыпин, прослышав об этом казусе, был вне себя: «Какой позор! Теперь надо спасать этого комика...» Премьер срочно выехал в Крым, проведя в душном вагоне 39 часов долгого пути; в вагон к нему забрался журналист из влиятельной газеты «Волга» и ночью Столыпин, блуждая по ковровой дорожке, крепко сколачивал фразы интервью.
– Дайте мне, – диктовал он, – всего двадцать лет внутреннего и внешнего покоя, запятая, и наши дети уже не узнают темной отсталой России, восклицание. Абзац. Вполне мирным путем, запятая или тире, как вам удобнее, одним только русским хлебом мы способны раздавить всю Европу...
В Ливадии его ждал пристыженный пьянкой царь.
– Вам предстоит реабилитировать себя...
Николай II покорно подчинился. На него снова напялили солдатское обмундирование. Он, как бурлак в ярмо, просунул голову в шинельную скатку, вскинул винтовку «на плечо». Столыпин царя не щадил – в ранец ему заложили сто двадцать боевых патронов, а сбоку пояса привесили шанцевый инструмент и баклагу с водой.
– Не забудьте отдавать честь офицерам!
Николай II маршировал десять верст, после чего подставил себя под объективы фотоаппаратов. Для ликвидации скандала всему делу придали вид преднамеренности – будто бы царь-батюшка, в неизреченной заботе о нуждах солдатских, решил на себе испытать, какова солдатская лямка.
Этим повторным маневром (проделанным уже в трезвом состоянии) хотели возбудить патриотический восторг армии. Однако русский солдат царю не поверил. Историк пишет: «Солдат очень хорошо понял, что царь „дошел“. Но не до солдатской участи, а до той грани, за которой алкоголикам чудятся зеленые змии, пауки и другие гады!»
Дата добавления: 2015-08-26; просмотров: 38 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
ДУРАКАМ ВСЁ В РАДОСТЬ | | | ПРЕЛЮДИЯ К ШЕСТОЙ ЧАСТИ |