Воздушные замки 16 страница

Смеясь, Жулия, может быть, вспоминала про себя слова сестры, прозвучавшие так горько: «Нас всех троих обидели… ты смертельно боишься подойти к мужчине... вот она, правда, о дочерях Монтана...»

Сейчас никто не мог ей бросить подобного упрека. Нет, она не боялась приблизиться к мужчине, она смотрела ему прямо в глаза.

Глава 3

Шику всерьез задумал писать книгу об Отавиу Монтана. По-человечески он был очень симпатичен ему, но вместе с тем как журналиста Шику интересовало и время, которое будущий герой считал своим, и его прошлое. Шику хотелось разгадать тайну его прошлого, он хотел знать, что так потрясло мягкого, обаятельного Отавиу, погрузив его на столько лет в летаргический сон.

Для начала он пошел в архив, который есть в каждой уважающей себя газете, и хотя «Коррейу Кариока» была газетой малопочтенной, архив у нее был. Шику попросил подобрать ему все публикации Отавиу, а также все, что есть относительно деятельности молодого и старого Монтана.

Сотрудник архива рассыпался в обещаниях, но как только за Шику закрылась дверь, тут же позвонил самому Сан-Марино и доложил, что журналист Шику Мота интересуется семьей Монтана. Он прекрасно помнил летучку, на которой шеф говорил о том, что не желает никакой утечки информации по поводу прошлого его названого брата, и наложил на эту информацию запрет.

— Не отказывайте, но тяните, — распорядился Сан-Марино и взял Мота на заметку. Этот молодой человек в последнее время довольно часто попадался ему на дороге, и, стало быть, нужно не упускать его из поля зрения.

Снова зазвонил телефон, и Сан-Марино поднял трубку. На этот раз звонок был уж совсем неприятным. Звонил главный рекламодатель и спонсор газеты, он был вне себя: в колонке «Светская хроника» опубликовали фотографию его молодой жены в объятиях какого-то актера с телевидения. Мало этого. Фотографию сопровождал крайне недвусмысленный комментарий.

— Фигейреду! Мы дружим уже столько лет! — запел Сан-Марино. — Это недоразумение! Чистейшей воды недоразумение! Кто-то из идиотов в редакции, не иначе! Он будет наказан за клевету, и мы сообщим нашим читателям о наказании, чтобы впредь было неповадно клеветать на самую достойную из семей!

Однако Фигейреду бросил трубку, не пожелав слушать никаких оправданий. Лихость какого-то репортеришки могла обойтись Сан-Марино в несколько миллионов долларов. Удивительно ли, что он пришел в ярость и жаждал крови? Хозяин немедленно вызвал к себе Вагнера.

— Придурка, автора заметки, выгнать в шею, - распорядился он. — На первой полосе опубликовать семейный портрет Фигейреду и рассказать с восхищением, какая крепкая и замечательная семья у этого козла! Все ясно?

Вагнеру было все ясно, но он хотел возразить кое-что, объяснить, попросить... Антониу не дал ему вымолвить и слова, он грозно взглянул на своего главного редактора, и тот с почтительным поклоном ретировался.

Посидев несколько минут за своим столом, он вызвал к себе Жака Делона. Жак был журналистом старой школы, всегда одет с иголочки, надушен, изысканно остроумен и любезен. Глядя на его благоухающие седины и безукоризненные воротники, каждый принял бы его за английского лорда или французского аристократа.

— Я... э-э-э... насчет материала в отделе «Светской хроники» в последнем номере, — начал Вагнер.

— Получился отличный материал, — сразу же оживился Жак, и глаза его озорно заблестели. — Ничего не скажешь, сенсационный репортаж, гвоздь номера! Эта девица работала раньше в кабаре, но ей удалось подцепить Сириу Фигейреду, она забеременела, и они поженились. Но это ее ничуть не остепенило, она по-прежнему любит молоденьких мальчиков. Разница только в том, что теперь платят за удовольствие не ей, а она деньгами мужа. Недаром я веду столько лет эту рубрику, Вагнер! Ты оценил, как прозрачно и деликатно я намекнул на самые разные обстоятельства? Да, ничего не скажешь, этот материал получился.

— И ты тоже за него получил, — меланхолично продолжал Вагнер.

— Неужели премию? — расхохотался Жак самодовольно.

— Скорее нагоняй, а точнее, выгоняй, — так же меланхолично сообщил Вагнер.

— Не понял, — проговорил Жак, разом потерян всю свою веселость и игривость, — повтори еще раз.

— Сеньор Сан-Марино просит тебя оставить нашу газету сегодня же, — справился, наконец, с решением шефа Вагнер.

Делон вдруг стал ловить открытым ртом воздух.

— Я сердечник, я сердечник, - жалко повторял он. — Моя колонка — это моя жизнь. Материал вышел такой остроумный.

— Ты перестарался, Жак, — мрачно сообщил Вагнер, — и уволен. Но это ничего, главное, дышать, дыши глубже, дыши глубже...

— У меня двое племянников, я плачу за их учебу в университете, — прибавил он с жалкой улыбкой, которая так не вязалась с его выхоленным лицом и благородными сединами. Вагнер! Помоги мне! Сан-Марино не может быть таким жестоким! Всю свою жизнь, весь свой талант я отдал этой газете, и теперь...

Рано иди поздно, все люди уходят, - поставил точку Вагнер. — Сан-Марино принял решение и не желает его обсуждать. Я лучше всех знаю, чего ты стоишь, Жак, старина, но ничем не могу тебе помочь!

Когда Делон вернулся в редакцию, на нем лица не было. Коллеги обступили его с веселыми вопросами, пытаясь свести на нет шутками и подначками разнос, который, судя по виду Делона, устроило ему начальство.

— Меня уволили, — наконец нашел в себе силы выговорить Жак. — Моя жизнь кончена!

Услышав такое сообщение, даже самые языкастые репортеры примолкли. Остаться без работы во времена, когда она на вес золота да еще в возрасте Делона, тут было о чем задуматься!

- Я думаю, имеет смысл поговорить с Вагнером, - решил Шику. — А ты, пожалуйста, возьми себя и руки, а то, не дай Бог, тебя хватит удар и помогать будет некому.

- Спасибо тебе, моя жизнь в твоих руках, - лепетал Делон, с восторгом глядя на своего молодого коллегу.

Шику незамедлительно отправился к Вагнеру, но вышел от него довольно скоро. Вагнер очень доходчиво объяснил, что не он хозяин газеты и, стало быть, ничем помочь Делону не может.

— Я пытался, поверь, но он меня и слушать стал, - сказал Вагнер. — Делон уволен, с этой данностью мы все должны смириться.

Смириться? Вот еще! Если они позволят сегодня скушать Делона, завтра скушают их всех по очереди.

— Мне посоветовали принять увольнение Делона как должное и смириться, но мне показалось, что нам нужно объединиться, друзья, и объявить Сан-Марино, что, если он не берет назад Делона, мы уходим все! объявил Шику редакции, которая ждала с нетерпением решения начальства.

Нужно отдать должное коллегам Делона — никто из них не колебался. Предложение показалось им отчасти веселой шуткой, отчасти шалостью. Все они были молодыми, полными сил людьми, и безработица пугала их куда меньше, чем Делона. Они готовы были поставить на карту свое благополучие ради товарищества и вместе с тем не сомневались, что даже если их уволят отсюда, то они очень скоро найдут себе работу. Словом, забастовка была объявлена, вся редакция сидела на местах, но не работала

Узнав о неповиновении, более того, о возмутительном бунте, Сан-Марино рявкнул:

— Уволить всех!

Зезе и Ана Паула побледнели: женщинам с работой труднее, чем мужчинам. Они все же рассчитывали на победу, а не на поражение.

Шику ринулся разговаривать с шефом.

— Вы совершите величайшую глупость, уволив всю редакцию, — заговорил он, испепеляя Сан-Марино гневным взглядом, — во-первых, вы понесете колоссальные убытки, если «Коррейу Кариока» не появится завтра во всех киосках. Во-вторых, убытки станут еще больше, пока вы будете набирать новый персонал и приучать его к нашему читателю.

Сан-Марино с любопытством смотрел на молодого человека, он был явно неглуп, энергичен, напорист.

— И что же ты предлагаешь? — поинтересовался он.

— Я был зачинщиком этой забастовки, поэтому самое правильное уволить меня, оставив остальных на своих местах, — сказал Шику.

«И дать тебе возможность собирать обо мне информацию? — усмехнулся Сан-Марино. — Безденежьем подтолкнуть тебя к написанию книги? Ну, уж нет, голубчик!»

— Я давно за тобой слежу, Шику Мота, — с благожелательной улыбкой сказал Антониу, — и должен сказать, что ты мне нравишься. Ты не только талантливый, но и смелый, а это всегда вызывает уважение. Словом, я не хочу тебя увольнять, у меня на тебя другие планы.

Шику опешил. Он искренне приготовился уйти и даже был рад этому. Мнение Сан-Марино ему слегка польстило, но с другой стороны, он не был таким уж дураком, чтобы принять его за чистую монету.

— Какие планы? — поинтересовался он.

— Разнообразные, — обтекаемо ответил шеф. — Например, года через два наш друг сеньор Вагнер уйдет на пенсию, и я подумываю о том, кто заменит его на посту главного редактора. А пока мне кажется, что твоя зарплата не соответствует твоим способностям и талантам.

Как умного человека, радужные перспективы, нарисованные Сан-Марино, не столько порадовали, сколько насторожили Шику.

— Увольнять вы меня не хотите, хотите повысить мне зарплату, если я вас правильно понял.

Сан-Марино кивнул, давая понять, что Шику его понял правильно.

— Так скажите прямо, что вам, собственно надо? — задал Шику тоже совершенно впрямую вопрос.

Сан-Марино еще раз подумал про себя, что парень очень и очень неглуп и с ним лучше сразу играть в открытую, у таких открытая игра пробуждает доверие.

— Отавиу Монтана, — сказал он.

— При чем тут Отавиу? — спросил Шику. Он искренне не понял, что имеет в виду шеф.

— Мы оба в нем заинтересованы, — мягко продолжил, Сан-Марино. — Мне он почти что брат, мы вместе выросли, и я привязан к нему даже больше, чем к брату, у тебя профессиональный интерес, ты собираешь о нем материалы, хочешь писать книгу...

Шику чуть было не присвистнул от удивления: ну и ну! Быстро, однако, становятся известными даже твои не слишком явные планы, стоит только сходить в архив! Нужно будет в дальнейшем иметь это в виду!

— Да, вполне возможно, но это всего лишь идея, за ней пока не стоит ничего конкретного.

— Я надеюсь, — тут Антониу со значением посмотрел на Шику, — что она так и останется идеей. Иначе ты навредишь моему брату. Могут возникнуть щекотливые темы, которые будут ему неприятны. Словом, скажи, сколько бы ты хотел получать в месяц.

— Вы хотите меня купить? — с той же прямотой поинтересовался Шику.

— Я хочу купить спокойствие своего брата, — сказал Сан-Марино. — Разве это плохо?

— А я хочу купить спокойствие редакции. Откажитесь о мысли уволить всех, и мы будем квиты!

Сан-Марино пристально посмотрел на Шику, и тот выдержал его взгляд.

— Включая Жака Делона, — прибавил он.

— Хорошо, — медленно сказал Сан-Марино, — забудем об этом инциденте. Зарплату я тебе все-таки прибавлю, но она будет на порядок меньше по сравнению с тем, чем могла бы быть.

— Я согласен, — кивнул Шику.

— Надеюсь, что ты меня не разочаруешь — с нажимом сказал Сан-Марино, а Шику пожал плечами.

Редакция торжествовала победу и готова была увенчать победителя Шику лавровым венком. Счастливее всех был Жак Делон, он не надеялся на счастливый исход затеянного предприятия и после того, как оно увенчалось успехом, он почувствовал себя перед Шику в неоплатном долгу.

— Ты всегда можешь рассчитывать на меня, — повторял он и тряс ему руку. — Знай, что я всегда приду тебе на помощь.

Только один Раул понимал, что дело не так-то просто, и хотел знать, что происходило за закрытыми дверями кабинета Сан-Марино.

— Он попытался меня купить, — ответил Шику.

— И ты согласился быть купленным, — с некоторым разочарованием протянул Раул.

— В некотором роде, признал Шику. — Цена была предложена неплохая. Как видишь, все остались на месте.

Раул с интересом посмотрел на друга.

— Я бы сказал, что это хорошая цена, но только за что?

— За Отавиу Монтана. Шеф не хочет, чтобы я копался в его прошлом, — ответил Шику.

— И ты больше не будешь в нем копаться? — с сомнением спросил Раул.

— Наоборот! — с энтузиазмом воскликнул Шику, - Вот сейчас у меня и возник к нему подлинный интерес! Но копаться я буду за большую зарплату!

Приятели переглянулись и расхохотались

Глава 32

Сан-Марино был доволен произведенной сделкой. Ему хотелось приручить Шику, а если тот не приручится, то иметь возможность бросить на него тень. А Боб, узнав о его поступке, пришел в настоящий восторг:

— Вот что значит всерьез войти в роль! — воскликнул он. — Вот это я понимаю! Всегда приятнее чувствовать себя великодушным львом, чем злобной крысой. Вы войдете в историю бразильской прессы как истинный миротворец! Редакция должна быть безмерно вам благодарна за ваше великодушие и щедрость. Человек, понимающий нужды рабочего класса, более того, умеющий соответствовать им!

Сан-Марино почувствовал себя польщенным.

— Надеюсь, это принесет мне лишние голоса, — мечтательно произнес он. — На одном престиже не разбогатеешь.

Но после разговора с Бобом он пришел в прекраснейшее расположение духа и решил продолжить свою избирательную кампанию, сделав сюрприз своей жене, у которой был на днях день рождения, и младшему сыну Тьягу.

Он позвонил по телефону, отдал распоряжение и с довольной улыбкой снова уселся за стол. Гонсала была изумлена, когда два дюжих молодца внесли в дверь и поставили в гостиной перевитое алыми лентами пианино.

— Что это? Откуда?

Вложенная карточка гласила, что любящий муж радует жену и младшего сына. От радости Гонсала смеялась как ребенок. Она немедленно уселась за пианино, начала играть то одно, то другое, прерывая игру восторженным смехом.

Могла ли она надеяться, что исполнится ее мечта? Что Сан-Марино, который запретил ей слушать ее любимые пластинки, который изводил Тьягу, запрещая ему мечтать о профессии музыканта, вдруг настолько переменится, что сам подарит ей пианино?!

Не меньше матери изумлялся и младший сын, когда увидел стоящее посреди гостиной черное элегантное пианино. Он тут же сел рядом с Гонсалой, и они, наслаждаясь звучанием нового инструмента, стали играть в четыре руки.

Мать с сыном так понимали друг друга, что совместная игра была для них несказанным удовольствием. Они смотрели друг на друга и улыбались, хотя улыбка Тьягу была грустной. Гонсала понимала, почему и не спрашивала ни о чем.

В свой день рождения, подняв за ужином крахмальную салфетку, Гонсала обнаружила вишневую коробочку, в которой лежало кольцо с бриллиантами. Подарок был царским, она надела кольцо и взглядом поблагодарила мужа.

- Оно тебе нравится? — спросил он.

— Очень, — ответила она.

Воцарившийся мир в семье радовал сердце Гонсалы. Она уже перестала надеяться, что такое возможно, и вдруг!

Своей радостью она поделилась с Флорой.

— Думаю, что покоем в доме я обязана Бобу Ласерде, — Смеясь, сказала она. Антониу мало-помалу становится отцом народа и, проникаясь своим отцовством, стал лучше относиться к собственному сыну.

— Если это будет единственный успех Боба в этой кампании, я буду считать, что он многого добился, — тонко улыбнувшись, ответила Флора, мягко разминая спину и плечи Гонсалы.

Флоре было приятно упоминание о Бобе, она соскучилась по нему. Похоже, он был тем самым мужчиной, с которым она хотела бы быть. Вот только нужно было, чтобы он поверил не только в свои возможности как организатора, но и в то, что его можно полюбить просто ни за что.

— Интересно, — задумчиво проговорила Гонсала, опершись на руку и повернув голову к Флоре, почему все заботы достаются только нам, женщинам? Мы заботимся о доме, о детях, о собственной внешности. Мужчины лысеют, толстеют и считают, что по-прежнему привлекательны. Разве это справедливо?

— Бог с ней, со справедливостью, — ответила Флора. - Несмотря на все свои заботы, ты сохранила молодость, жизненный тонус, добрую расположенность к людям, сохранила свои надежды, свои иллюзии. Разве этого мало?

— Ну, кое, с какими иллюзиями я бы хотела расстаться - вздохнула Гонсала и, подложив руки под подбородок, стала смотреть вперед.

— С какими, например? — поинтересовалась Флора.

— С иллюзией, что я что-то могу сделать для счастья моих детей, — серьезно ответила Гонсала.

Гонсалу заботили оба ее сына, но Тьягу гораздо меньше, чем Арналду. Даже если любовь Тьягу будет несчастливой, она обогатит его, потому что он любит, а любовь всегда созидательна. А вот Арналду... Похоже, он не знает, что такое любовь...

Арналду после нескольких отказов Бетти всерьез разозлился и перестал звонить, дожидаясь се звонка.

Бетти забеспокоилась.

— Если из-за твоей хваленой тактики я потеряю Арналду, — сказала она Раулу, — я сама не знаю, что сделаю!

— Тактика самая правильная, — успокоил ее Раул, — Я же говорю, исходя из собственного опыта.

Бетти подождала еще день или два и позвонила сама.

— Мне жаль, что я тогда не смогла пойти с тобой, — сообщила она с большой теплотой в голосе, — если бы не роды у моей подруги, а она так одинока, но сегодня я совершенно свободна, и мы могли бы...

— В следующий раз, — ответил довольный Арналду, — у меня сегодня переговоры со швейцарцами.

Он даже дал Ирасеме, очень симпатиной девушке-служанке, которую тоже не обходил своим вниманием, поручение:

— Всегда говори Бетти Монтана, что я на переговорах. И называй какую-нибудь престижную страну, вот как я, например, поняла?

Ирасема кивнула, рассмеявшись.

— Ну, ты мне за это заплатишь, — сердито сказала Бетти, получив очередной отказ и повесив трубку.

— Спинка уже подпеклась, — сказал довольный Арналду, тоже повесив трубку, — повернись теперь животиком!

Но, в конце концов, они всерьез соскучились друг по другу, и тогда обоим стало не до тактик, вот тут-то они договорились о встрече, решив пойти на большой ежегодный праздник, который устраивался в Рио.

Ах, как готовилась к этой встрече Бетти! Какое соблазнительное платье она надела, на первый взгляд такое скромненькое, изящное, но при определенных ракурсах позволяющее видеть кое-что из ее прелестей. Она как раз любовалась собой в этом чудесном платье, когда ей позвонил Раул и попросил выручить его.

— Один снимок, и ты свободна, — умолял он. — Понимаешь, модель подвела, а мне сдавать буклет. Ну что тебе стоит, Бетти?

В самом деле, она сейчас прекрасно выглядела, так что, почему бы ей не появиться на буклете? Раул столько раз выручал се, выручит и она его на этот раз.

- Только имей в виду, я иду с Арналду на праздник, — предупредила она, — не задерживай меня.

— Да что ты! Ты меня знаешь!

Но когда она пришла, Раул объяснил, что зазвал ее всем с другой целью.

— Какой это еще целью? — Подозрительно и возмущенно спросила Бетти.

Дело в тон, принялся объяснять Раул, что с минуты на минуту к нему должна приехать с визитом одна дама. Ему очень не хотелось оставаться с ней наедине. Бетти насмешливо хмыкнула.

— Если у меня в студии будет рабочая обстановка, она очень скоро уйдет, так что побудь немножко, выручи

— Ты с ума сошел! — закричала Бетти. Через полчаса за мной заедет Арналду, чтобы ехать на праздник!

— Мы управимся не за полчаса, а за четверть, — пообещал Раул и пошел открывать дверь, потому что раздался звонок.

Бетти торопливо нырнула в спальню. Ее прелестное платье мало подходило для рабочей обстановки, поэтому она быстренько натянула на себя рубашку Раула, его белые джинсы, очки, подколола волосы, и, взглянув на себя в зеркало, очень себе понравилась: настоящий синий чулок и зануда, которая только и думает, что о разметках, слайдах и качестве снимков.

Для толстухи ее появление было полнейшей неожиданностью, но она очень мило справилась со своим изумлением и что-то там такое защебетала.

Раул недвусмысленно давал понять, что им еще предстоит всерьез поработать, что время не ждет и т.д. Но толстуха, казалось, ничего не слышала, она продолжала щебетать, о чем-то расспрашивала Бетти, та машинально отвечала, а сама сидела как на иголках, она прямо-таки чувствовала, что Арналду уже подходит к дому. Вот он поднялся на крыльцо. Вот вошел в холл. Вот Онейди подает ему чашку кофе...

Толстуха болтала без умолку. Раул время от времени вставлял замечания, Бетти молилась про себя, чтобы Арналду ее дождался.

Но он не дождался, он просто не мог дождаться, потому что, когда толстуха наконец-то собралась уходить, Бетти окончательно поняла, что и на этот раз она продинамила Арналду. Можно себе представить, в каком он ушел расположении духа! Он больше никогда ей не позвонит. А она? Что она скажет в свое оправдание?

— Этого, Раул, я тебе никогда не прощу! — проговорила она со слезами. — Никогда!

— А я твой должник, — растерянно проговорил Раул. — Я тебе очень признателен за этот вечер! Не сердись. Ты меня еще благодарить будешь за то, что мы с тобой прокатили Арналду. Теперь он у тебя с руки будет, есть, с твоей маленькой беленькой хорошенькой ручки.

Раул поцеловал хорошенькую ручку, но Бетти осталась безутешной.

Она подождала звонка, но Арналду не позвонил ей, тогда она сама взяла трубку и набрала номер.

— Привет! Я звоню, чтобы извиниться. Мне очень жаль, я очень хотела пойти вчера с тобой, — проговорила она самым ангельским голоском, на который только была способна.

— Могу себе представить, — хмыкнул Арналду.

— Я так рада, что ты не сердишься, — продолжала все тем же ангельским голоском Бетти. — Я никак не могла оставить свою подругу, ну просто никак...

— Да ладно, не переживай! — великодушно отпустил ее вину Арналду.

— Когда мы сможем увидеться? Если хочешь, сегодня. Я не занята.

— Да когда-нибудь пересечемся, — небрежно бросил Арналду заготовленную еще с вечера фразу. — Пока, Бетти! А то я уже опаздываю!

Положив трубку, Бетти сидела, и, по-кошачьи сузив глаза, сосредоточенно смотрела перед собой. «Ну, Раул, - мысленно говорила она, - ты мне за все заплатишь, за все!»

А в ее памяти всплывали слова, произнесенные голосом Раула: «Он будет есть с твоей маленькой белой ручки.… В бабниках я разбираюсь... Стоит посмотреть в их сторону такой милашке, они от нее ни за что не отцепятся!»

- Не отцепляйся, Арналду, не отцепляйся, - жалобно говорила Бетти.

Глава 33

Сели молилась. Она молилась день и ночь, прося простить ей все ее грехи и избавить от наваждения. Но лицо Тьягу стояло перед ней, а его умоляющие глаза не давали ей покоя.

— Я хочу только дружить с тобой. Почему ты меня избегаешь? — словно бы говорили они.

— Нет, не дружить, не дружить, — возражала она и тут же чувствовала на своих губах поцелуй, и, открещиваясь от него, вновь принималась шептать молитву.

В комнату Сели входила Онейди с подносом. Для этой милой кроткой девочки она всегда готовила что-нибудь вкусненькое — то кокосовую кашу, то банановый коктейль. Ей хотелось видеть Сели здоровой и веселой, а вовсе не печальной и унылой, какой она находила ее всякий раз.

Завтрак и обед всерьез осложняли жизнь Сели. Она очень привязалась к Онейди и совсем не хотела ее огорчать, но есть она не могла, она постилась, наказывая и укрощая свою непослушную плоть. Объяснить все это Онейди — значило придать слишком много значения отношениям с Тьягу, значит, признаться вслух, что он совсем небезразличен ей. Нет, Сели предпочитала молчать, читать про себя молитвы и находить тех, кто с удовольствием полакомиться вкусной стряпней Онейди.

Сели подружилась с маленьким мальчуганом, который добывал себе пропитание нищенством. Он охотно прибегал в погожие дни к решетке сада и съедал все, что предлагала ему девушка. А в непогоду Сели скармливала свою еду бродячим собакам или кошкам, выбросить ее она не могла, не было греха страшнее, чем выбросить на помойку кусок хлеба.

Бетти была слишком занята своей жизнью, своими проблемами, чтобы заниматься еще и младшей сестрой. В лучшем случае она посмеивалась над чудачкой, которая отказывается от жизни.

Жулия видела, что с сестрой что-то творится, но не считала себя вправе вмешиваться, хотя время от времени и давала советы. Но на асе советы Сели отвечала, опустив глаза:

— Я хочу быть монашкой и живу по-монастырски, молюсь и пощусь, нам так положено.

Бетти в таких случаях пренебрежительно фыркала, давая понять, что эту дурь желательно бы выбить из головы, а Жулия замолкала, не находя в себе сил возражать, чтобы не ранить еще больше и без того страдающую сестричку.

Гораздо проще для Жулии было разговаривать с Тьягу. Он то и дело заглядывал к ним, но Сели не хотела его видеть, и он, проникшись доверием к Жулии, полюбил разговаривать с ней.

Поначалу желая порадовать Сели, он приносил пленки, компакт-диски, но Сели не брала подарков и закрывала дверь.

Когда Жулия попыталась замолвить словечко за Тьягу, Сели сурово сказала:

— Мне он не нравится, я имею право на свое мнение? И я не понимаю, почему вы все должны вмешиваться в мою жизнь?

Жулия замолчала. Но при случае сказала Тьягу:

— Сели решила уйти в монастырь, но настоятельница неслучайно отправила ее пожить с нами. Она не возражает против того, чтобы перевести Сели в обычную школу, так что двери еще не закрыты. Пытайся Тьягу, и я всем помогу тебе!

Черные глаза юноши благодарно блеснули. Чем бы о ни занимался, он думал о Сели. Играл на пианино и представлял себе, как она его слушает. Ему хотелось познакомить ее со всеми своими любимыми музы произведениями, ввести в тот мир, в котором жил он сам потому-то он и приносил ей компакт-диски.

Ему хотелось читать с ней одни и те же книги, любить одни и те же стихи, видеть мир и радоваться ему.

— Неужели это так плохо, Сержинью? — спрашивал он своего друга, делясь с ним своими планами и мечтами, - я хочу ей только добра, только счастья! Ты не можешь себе представить, что я чувствую, когда вижу девушку, которую люблю.

— А ты уверен, что любишь ее? — с сомнением спросил закадычный друг. — Нравиться — одно, а любить — совсем другое. Она же уйдет в монастырь! И что ты будешь делать?

— Не знаю, — с тоской ответил Тьягу. Я и сам все время думаю об этом, она такая мягкая, такая ласковая. Она у меня все время перед глазами.

— Я думаю, что ты любишь ее всерьез, — уважительно вздохнул Сержинью. — Я бы и сам хотел полюбить так, как ты.

Тьягу советовался и с Жуаной, пытаясь понять, что происходит с Сели и что ей может понравиться.

— Вы обе девушки одного возраста, тебе легче понять ее, — говорил он доверчиво, не понимая, что причиняет сердцу бедной Жуаны боль. — Посоветуй, как мне себя вести, чтобы Сели захотелось быть со мной.

Но что могла посоветовать ему Жуана? Она была несказанно рада тому, что Тьягу идет с ней рядом, и ей хотелось бы, чтобы говорили они совсем не о Сели, а о них двоих. Дорогу им преградил хорошенький белый котенок.

— Ах, какая прелесть! — растроганно проговорила Жуана, залюбовавшись тупым носиком и большими глазками маленького перса.

— Вот что я подарю Сели! — радостно объявил Тьягу, подхватив котенка на руки.

Как потом мучилась Жуана, ругая себя за то, что не попросила котенка себе в подарок.

— Почему я его отдала? Почему? — корила она себя. Из-за своих отношений с Тьягу Жуана стала лучше понимать чувства матери. Вот и она страдает точно так же из-за Атилы, и ей становилось очень жалко свою дорогую мамочку.

Атила пропал, и Жанета нигде не могла отыскать его. Квартира, которую он показывал ей как свою, оказалась выставленной на продажу агентством по недвижимости, а никакого другого адреса у Жанеты не было. Когда, пропустил несколько дней из-за того, что никак не могла привести свои нервы в порядок, Жанета вернулась в школу танцев, Жизела сказала, что все у них в порядке, появилось два новых ученика, и они внесли плату вперед, остальные ученики ходят исправно, кроме одного — Атилы, он вдобавок взял из кассы триста реалов и исчез, не вернув долга.

— Этот долг я ему простила, — устало сказала Жанета и, надев на лицо дежурную улыбку, пошла заниматься.

Она кружилась как заведенная, стараясь усталостью отогнать от себя неотвязные мысли, а мысли были об одном: где разыскать Атилу? Жанета думала, что он уже нашел себе другую, смотрит ей в глаза, говорит ласковые слова, ласкает, и от одного этого ей хотелось горько плакать.

Неизвестно, стало ли бы ей легче, если бы она увидела, как несчастный Атила сидит у стойки бара и опрокидывает один стакан за другим, не в силах справиться со свалившимся на него несчастьем — он не притворялся, не лгал, когда говорил слова любви Жанете, он, в самом деле, любил ее. Любовь, наконец, поймала в ловушку того, кто так долго и безнаказанно пользовался ею в корыстных целях. Для обманщика настал наконец час расплаты, и он был вдвойне горек, потому что не оставлял ему никаких надежд.

Мать и дочь, Жанета и Жуана, теперь частенько сидели, обнявшись. Одна думала об Атиле, другая - о Тьягу.

А Тьягу по-прежнему думал только о Сели и был счастлив, что увидит ее, шагая поутру с корзинкой в направлении ее дома.

Онейди удивилась, увидев нежданного посетителя, но то показал ей жителя корзины, и она с улыбкой закивала, показывая рукой на дверь комнаты Сели.

Сели стояла на молитве, глаза ее были полны слез. Она просила, чтобы добрый Иисус ответил на ее горячую молитву, и вдруг прямо перед ней появился пушистый белый котенок, который косился на нее, смешно перебирая своими толстыми лапками.

Дата добавления: 2015-08-27