Читайте также: |
|
- В современном мире, дона Жудити, стерты все границы. Например, заявление какого-нибудь провинциального политика может привести к тому, что рухнет лондонская биржа или придет в упадок экономика Китая. Поэтому деловой человек должен вкладывать свой капитал сразу в несколько отраслей.
— В какие же отрасли вкладываете свой капитал вы?
- Фондовая биржа, акции, недвижимость. Лошади, наконец! Почему бы и нет!
— Ставить на лошадей? На скачках? – изумленно вскинула брови Жудити.
— Нет-нет! Я имел в виду коневодство! У меня породистые лошади. Это моя гордость. Если хотите, на днях могу показать вам свои конюшни.
Жудити не привлекло это предложение. Она перешла к следующему пункту допроса:
— А где вы живете, сеньор Атила?
— Большую часть времени я провожу за границей. Недавно приехал из Канады, нужно было самому посмотреть, как там идут дела. А здесь я ‚приобрел чудесный дом. К сожалению, в нем сейчас идет ремонт. Знаете ли, дона Жудити, я очень требователен к отделке, очень требователен!
— А где находится этот дом?
— В престижном районе, вблизи моря! Жанета там была, ей очень понравилось! Как только закончится ремонт, буду счастлив увидеть и вас в моем доме!..
Его многословие и восторженные интонации утомили Жудити. Она поняла, что расспрашивать его дальше бессмысленно: у этого сеньора найдется ответ на любой ее вопрос.
По окончании смотрин Жудити не смогла сказать дочери что-либо определенное об Атиле.
— Говорит он складно, и улыбка у него приятная, А что за человек — с первого раза не поймешь. Поживем — увидим.
Жанета расценила эти слова матери как своеобразное благословение на дальнейшие отношения с Атилой.
В отличие от Жанеты, Атила трезво оценивал происходящее и понимал, что был не слишком убедителен в разговоре с Жудити. Сегодня она проявила благодушие, не стала копать глубже. А завтра? Стоит ей подробнее расспросить дочь и узнать хотя бы то, что Атила ни разу не дарил Жанете подарков не водил ее в ресторан, и этого будет достаточно. Не только дона Жудити, но любой нормальный человек, за исключением фантастически наивной Жанеты, сразу же поймет, что Атила либо редчайший жмот, либо нищий мошенник.
Такие опасения и привели Атилу на ипподром, где у него был знакомый маклер по прозвищу Крокодил.
— Помоги, дружище, — обратился к нему Атила, — подскажи верную лошадку!
— Что я слышу? — удивился тот. — Раньше ты ориентировался в лошадках не хуже меня. А потом куда-то пропал. Где сейчас обретаешься, кого потрошишь? Богатую вдову?
— Нет, увы! Если бы все было так, я бы не обратился к тебе с просьбой. Есть одна женщина, она меня зацепила, понимаешь? По-настоящему, всерьез. А я гуляю с ней по городу и не могу купить даже поганый хот-дог. Это же никуда не годится!
— Ладно, выручу тебя, подскажу верняк. Ставь на Чокнутого Красавца. Этот чудак вечно приходил в хвосте, а сегодня придет первым! Не сомневайся! Куш будет огромным.
Крокодил не обманулся в своем прогнозе, и Атила вышел с ипподрома если не богачом, то вполне состоятельным сеньором.
Глава 17
Желание начать новую жизнь постепенно возвращалось к Гонсале, и однажды она решила, что продолжит учебу в университете, прерванную много лет назад из-за рождения Арналду. Конечно, учиться в таком возрасте — нелепо и смешно, Антониу первым посмеется над Гонсалой. Но это можно делать и втайне от него, а также от всех домашних и прислуги. Зачем становиться объектом для насмешек, если можно этого избежать!
Собравшись поехать в университет, Гонсала отказалась от услуг шофера, села за руль сама. Она давно уже не водила машину и это было для нее тоже новое, приятное ощущение. Гонсала вдруг почувствовала себя абсолютно свободной и самодостаточной.
В университете, правда, это ощущение развеялось, сменившись растерянностью, неуверенностью. Обилие факультетов и курсов с мудреными названиями ошеломило Гонсалу. Поэтому она ограничилась тем, что набрала кучу проспектов, надеясь внимательно прочитать их дома и уже, потом определиться с выбором.
Возвращаться так скоро домой Гонсале не хотелось, она свернула на набережную и поехала вдоль водной глади, простиравшейся до самого горизонта и таявшей в призрачно-туманной дымке.
Набережная в это время суток выглядела почти пустынно. Всего лишь несколько одиноких прохожих медленно прогуливались у самой воды, находясь на большом расстоянии друг от друга.
В одном из этих прохожих Гонсала узнала Отавиу Монтана и, выйдя из машины, окликнула его. Отавиу в ответ улыбнулся, но вид у него был смущенный, потерянный.
— Ты не узнаешь меня? — догадалась Гонсала.
— Узнаю улыбку и доброту. Но, если честно, не припомню, откуда я тебя знаю.
Я Гонсала, жена Сан-Марино.
— Гонсала! Ну, конечно же! — радостно воскликнул Отавиу. — Я чувствовал, что мы знакомы. Ты была очень добра ко мне.
- Ты прекрасно выглядишь, у тебя здоровый вид! — заметила она.
— Внешность обманчива. Как видишь, память подставляет мне подножку.
— А прошлое ты вспомнил?
— Нет, к сожалению. Пока нет, я вот смотрел на море и вспоминал стихи — тоже, кстати, не помню, чьи: «Между мною и любимой — тьма вздымается сейчас, океан неодолимый магией соединяет нас».
— Как красиво, Отавиу! — восхищенно произнесла Гонсала.
— Я думал о Еве, моей жене, — Пояснил он. - Наверное, она сейчас по ту сторону океана. Если бы она была по эту сторону, то давно бы приехала.
— Ну да, конечно!
— Как странно, я читаю на память стихи, а вот кто ты вспомнить не смог... Подожди-ка! — раскрыв свою тетрадку и найдя нужную страницу, Отавиу прочитал вслух — Гонсала, жена Антониу Сан-Марино. Двое сыновей. Арналду старший, Тьягу — младший. Любезно пригласили меня на ужин, чтобы отметить мое выздоровление. Подавали прекрасный мантовый мусс. Нотабене: Не забыть попросить рецепт. Видишь, я все про тебя знаю!
Его по-детски непосредственная запись и такое же поведение тронули Гонсалу до глубины души. У нее даже слезы навернулись на глаза — от сочувствия к этому взрослому мужчине, похожему на ребенка.
— Я обязательно спрошу рецепт мусса у Ирасемы! — пообещала она. — Хочешь, поедем к нам прямо сейчас, а потом я отвезу тебя домой.
— Нет, я устал, — признался Отавиу. — Подбрось меня лучше сразу до моего дома, а там мы сможем попить с тобой кофейку. Знаешь, сейчас появились такие машины, которые делают очень крепкий кофе, экспрессо называется.
Гонсала приняла его приглашение, и Отавиу был очень горд тем, что сам смог приготовить для нее экспрессо.
— Говорят, я раньше был хорошим поваром, имел собственный ресторан — сказал он, усаживаясь за столом напротив Гонсалы. — Мне и сейчас нравится, но эти современные кухонные машины постоянно сбивают меня с толку. Вообще меня поражает нынешний ритм жизни. Все куда-то спешат, бегут... Вы все живете экспрессо! А каждого в конце ждет только одно — смерть!
— Это верно, — печально покивала головой Гонсала.
— А ты любишь готовить? — спросил ее Отавиу.
— Раньше любила. А в последнее время уже и не знаю, что я люблю, чего хочу, и вообще — кто я такая... Извини! Сама не понимаю, как у меня это сорвалось!
— Ничего-ничего, я же твой друг, — напомнил ей Отавиу, — И твои ощущения мне хорошо знакомы. Выходит, ты тоже была вне времени, как я?
— В некотором смысле. Мне кажется, я проснулась совсем недавно. Как ты!
— В таком случае у нас одна цель — узнать, кто мы, — вполне серьезно произнес Отавиу, и Гонсала охотно его поддержала.
Пока они пили кофе и беседовали, домой вернулась Жулия.
Гонсала внутренне сжалась, но лишь на мгновение, потому что Жулия заговорила с такой же искренностью и непосредственностью, как и ее отец:
— Очень рада вас видеть! Как здорово, что вы к нам приехали! Я хочу лично поблагодарить вас за дом, и вообще за все, что вы для нас сделали.
— Я не имею никакого отношения к тому дому. Это все Сан-Марино...
У Вас благородный муж. Отказаться от такого дома! Я обязательно заплачу вам за него, как только буду в состоянии!
— Не беспокойся, — улыбнулась Гонсала, проникаясь все большей симпатией к Жулии. — дом все равно пустовал. И потом, это же дом вашей Семьи!
— Да, ваш муж говорил мне, что он так и не решился продать этот дом или сдать внаем. Ему все казалось, что в один прекрасный день туда вернется мой отец. Это огромное счастье — иметь таких друзей, как вы!
Тьягу больше не мог оставаться один на один со своими тяжкими душевными переживаниями и решил открыться давнему школьному другу, Сержинью.
Произошло это как-то само собой, Тьягу и не от себя, что способен на такую откровенность. Сержинью пришел к нему с новым диском, они молча слушали музыку, как вдруг Тьягу прорвало: он заговорил о своей любви к Сели, о ее намерении стать монахиней, о той нестерпимой боли, которую носил в душе.
Сержинью отнесся к откровениям друга с большим сочувствием, утешал его, как мог, говорил, что Сели еще может передумать, а когда увидел слезы в глазах Тьягу, то просто подошел к нему и обнял как брата.
— Перестань, не надо так переживать, говорил он, а Тьягу отворачивался, пряча от него глаза, полные слез.
В этот момент дверь распахнулась, и в комнату сына вошел Антониу.
— Что здесь происходит?! — закричал он в ярости. — Какой позор! Какая мерзость — мой сын обнимается с мужчиной!
Слезы на глазах Тьягу мгновенно просохли. Обернувшись к отцу, он заговорил с ним так, как говорят со слепыми:
— Папа, это Сержинью, мой школьный друг. Ты его знаешь, мы учимся с ним в одной группе. Никаких мужчин здесь нет.
— Я и сам это вижу. Спасибо, что поправил меня. Вы оба не Мужчины!
- Папа, ты не имеешь права так оскорблять меня, а тем более Сержинью!
— Твой Сержинью пусть уматывает отсюда и забудет дорогу в наш дом! А с тобой я отдельно разберусь.
Сгорая от стыда, Тьягу обратился к другу:
— Я очень сожалею, Сержинью. Мой отец не в себе.
— Не расстраивайся, я пойду домой, — Сказал тот. Увидимся завтра.
— На этот раз ты перешел все границы! — бросил Тьягу отцу, и Антониу еще больше разозлился
— Да кто ты такой, чтобы меня упрекать? Я сил не жалею, стараюсь обеспечить твое будущее, а ты!.. Если все это будет продолжаться, клянусь, я изобью тебя!
— Браво, сеньор Сан-Марино! — язвительно усмехнулся Тьягу. — Избив меня, вы поступите как настоящий мужчина, который все решает кулаками!
Антониу стоило больших усилий сдержаться и не ударить сына. Громко хлопнув дверью, он ушел в свой кабинет, где попытался успокоиться. Ему очень хотелось пойти к Гонсале и высказать ей все, чего она заслуживала. Ведь это плоды ее воспитания: «Мальчик любит музыку, у него тонкая душевная организация!» Сюсюкала с ним всю жизнь, вот и досюсюкалась — парень вырос голубым. Но ссориться с Гонсалой сейчас нельзя. А с Тьягу надо что-то делать! Причем тут нужен какой-то радикальный Метод. Арналду не раз пытался затащить этого девственника к своим шлюшкам, но Тьягу всегда отказывался. А однажды прямо сказал, что Арналду действует по заданию отца, и это была истинная правда. С головой у него, слава Богу, все в порядке, его не проведешь.
Так и не придумав ничего радикального, Антониу решил просто ужесточить контроль за Тьягу. Если потребуется, то и слежку установить. Надо же, в конце концов, точно знать, где, как и с кем, его сын проводит время!
Чувствуя, что уже полностью совладал с собой, Сан-Марино вышел из кабинета.
В гостиной Ирасема диктовала Гонсале какой-то рецепт.
Антониу стал издали наблюдать за женой, пытаясь понять, в каком она сегодня расположении духа, и что-то в ее облике показалось ему странным, не таким, как всегда. Прическу она, что ли, изменила?
— Ты где пропадала целый день, в парикмахерской? - спросил он Гонсалу, когда кухарка ушла. — Я рад этому. Ты правильно делаешь, что пытаешься как-то развлечься.
— Да, мне тоже надоело сидеть дома и оплакивать свою неудавшуюся жизнь. Я ездила к Отавиу!
— Невероятно! Зачем?!
— Это вышло случайно. Я проезжала мимо, встретила Отавиу, потом мы долго с ним говорили... Я и с Жулией пообщалась!
— Гонсала, этого не стоило делать! — испугался Сан-Марино.
— Не беспокойся, я не устраивала там скандала. Жулия действительно не имеет никакого отношения к твоим тайным помыслам. Как человек открытый и порядочный, она и в самом деле думает, что ты подарил им дом в порыве щедрости!
— Так оно и есть, Гонсала. Я хотел им помочь.
— Они счастливы и собираются переезжать туда уже в ближайшее время. Я так рада за них!
— Ну вот, я знал, что ты меня поймешь! — подхватил Антониу, но Гонсала заговорила совсем в другом ключе:
— Должна тебе сказать, мне очень понравилась Жулия. Но больше всего меня тронул Отавиу. Такого необычного мужчину я еще не встречала. Он беззащитный как ребенок. И очень любит тебя, Антониу. Верит в тебя как в родного брата!
— Ну конечно, мы же выросли вместе...
— Антониу, я не позволю тебе причинить вред этому человеку и ею семье!
Да я же им помогаю!
— Ты неискренен в своей добродетели. Одному Богу известно, что тобой движет на самом деле.
— Твои опасения напрасны, Гонсала. А вот я должен тебя кое о чем предупредить! Ты все-таки держись подальше от этого семейства. Не езди к ним одна. Это может быть опасно.
Антониу сделал многозначительную паузу, подчеркивал важность момента, но Гонсала не усмотрела в его словах ничего, кроме каких-то неведомых ей интриг, и спросила с укором:
— Что ты опять выдумываешь? Для кого это может быть опасным?
— Для тебя! — огорошил ее своим ответом Сан-Марино. — Поверь, я не просто так говорю. Дело в том, что ты мало знаешь о прошлом Отавиу. А я не могу тебе все рассказать, потому что обещал хранить его тайну. Однако у меня есть основания для серьезного беспокойства.
— Не верю! — твердо заявила Гонсала. — Отавиу и мухи не обидит!
— Да, тот Отавиу, которого ты знаешь, возможно, и не обидит! Но это ненастоящий Отавиу. Я тебя очень прошу: будь осмотрительна! Разве тебе не известно, что Отавиу подозревали в убийстве собственного отца?
Антониу выложил свой главный козырь, но и это не помогло ему настроить Гонсалу против Отавиу.
— Я никогда не поверю в эту чушь, сказала она. — И тебе не позволю распространять грязные слухи! Ты уподобляешься той бульварной газетенке, которая когда-то запустила эту мерзкую утку.
— Как же ты несправедлива ко мне! — покачал головой Антониу. — Да я костьми лег, чтобы тот материал не попал в другие издания! Или ты забыла, чего мне это стоило?
— Тогда зачем было предупреждать меня об опасности? — задала встречный вопрос Гонсала. — Почему ты так оберегаешь меня от Отавиу, если уверен в его невиновности? Боишься, что я подружусь с Жулией?
— Боже мой! Гонсала! Тебе всюду мерещится подвох!
— Двадцать пять лет рядом с тобой дают мне для этого основания! Уж я-то прекрасно знаю: из корыстных побуждений ты вполне способен опорочить Отавиу, этого замечательного, беззащитного человека!
Ссора, которой всячески стремился избежать Сан-Марино, становилась неотвратимой после такого выпада Гонсалы. Но Сан-Марино и теперь пытался удержать ситуацию под контролем, поэтому пустил в ход последнее средство, а если говорить точнее — запрещенный прием:
— Он убил Григориу!
Гонсала остолбенела, услышав такое заявление из уст мужа, а Сан-Марино вдруг сам испугался того, что сейчас сделал. Ведь Гонсала — с ее неуравновешенностью и бесхитростностью — непредсказуема. Она может не поверить ему, и тогда... Нет, устроить ему очную ставку с Отавиу она, конечно, не отважится. Зато может прямо сказать Отавиу и Жулии, что Сан-Марино только притворяется другом их семьи! С нее станется!
Напуганный этими мыслями, он принялся спешно исправлять допущенный промах:
— Я не хотел тебе этого говорить, но ты меня вынудила. Он убил своего отца! В припадке безумия убил моего крестного. У них были серьезные разногласия, они постоянно ругались. А Отавиу — страшный человек! Это сейчас он превратился в ангела. А тогда много пил и в приступах ярости был неуправляем!
— Я не верю! — стояла на своем Гонсала.
— Я бы тоже хотел, чтобы это было неправдой, — С печалью в голосе произнес Сан-Марино. — Ты только представь, что я испытал, потеряв самого дорогого мне человека, которого жестоко убили, задушили подушкой! Но я при этом еще и должен был скрывать имя убийцы, лжесвидетельствовать, утверждая, что крестный умер естественной смертью, а присутствие там Отавиу в тот момент было случайным совпадением.
— Но почему ты мне прежде этого не рассказывал? — все еще с недоверием спросила Гонсала.
— Потому что я поклялся молчать! Я не мог выдать человека, которого любил как родного брата... Отавиу за свое преступление дорого заплатил: даже в тюрьме он не был бы так оторван от мира, как пребывая все эти годы в летаргии. Поэтому я хочу теперь только одного: чтобы он жил нормальной жизнью и никогда не вспоминал о той давней трагедии. Поэтому я помогаю его семье. Я вовсе не такой изверг, каким ты меня считаешь, я всей душой переживаю за нашу семью, за тебя, хоть ты в это и не веришь. Клянусь, я и впредь буду делать все, чтобы правда о смерти крестного никогда не вышла наружу. Ради счастья наших детей!
Свой исполненный пафоса монолог Сан-Марино закончил на победной ноте, поскольку чувствовал, что Гонсала, наконец, ему поверила. В ее глазах он увидел боль и раскаяние.
Теперь Сан-Марино мог перевести дух и расслабиться в ожидании той минуты, Когда Гонсала припадет к нему и, плача, будет просить прощения за то, что посмела усомниться в его благородстве и великодушии.
Желанная минута наступила очень скоро, и все было точно так, как предвидел Сан-Марино. Гонсала плакала у него на груди, а он торжествовал свою победу над ней, над обстоятельствами, над судьбой и чувствовал себя всемогущим, неодолимым.
Однако торжествовать ему пришлось недолго. Тьягу, по- своему истолковавший слезы матери, бросился к ней со словами:
— Мамочка, не плачь! Он не заслуживает твоих слез! Все, что он тут наговорил тебе, — неправда! Не верь ему!
Сан-Марино оторопел: неужели Тьягу все это время был в гостиной и слышал их диалог? Гонсала очнулась первой и спросила встревожено:
— Почему ты так думаешь, сынок? Почему отцу нельзя верить?
— А кому же, как не мне, знать, что там было на самом деле? Отец считает меня геем, потому что понятия не имеет о мужской дружбе!
— Я убью тебя, гадкий мальчишка! Потрясая кулаками, закричал Сан-Марино. — Вот оно, твое воспитание, Гонсала!..
Дальше последовали взаимные упреки, обвинения. Тьягу дерзил отцу, Гонсала защищала сына, Антониу демонстрировал жесткий мужской подход к проблемам воспитания
Разумеется, к соглашению они не пришли, и Гонсала подвела печальный итог:
— Я, было, поверила в твое бескорыстие и доброту, радовалась, что ты защищаешь нас, помогаешь Отавиу, но... Какая же я дура! Разве такой человек, как ты, может переживать за других?..
Глава 18
Семейство Монтана осматривало свой старый фамильный дом. Отавиу был здесь впервые после выхода из больницы и очень волновался.
Я ничего тут не узнаю, — говорил он растерянно. — Бассейн? У вас не было бассейна! До шестьдесят восьмого года точно не было! А сад? Это какие-то другие деревья. Старые, неприветливые. И цветов почти не видно. Раньше на этом месте был огромный цветник...
— Здесь никто не жил много лет, неудивительно, что и сад пришел в запустение, — пояснял Алекс. — Но дом очень хорошо сохранился. Нужен только небольшой косметический ремонт.
Они вошли внутрь дома, и тут воспоминания лавиной хлынули на Отавиу.
— Да, это наш дом! — повторял он. — Я узнаю его! Здесь всегда стояло фортепьяно, мама играла, а мы с Саном возились у ее ног на ковре. Я это помню очень четко!
— Ты тоже играл на фортепьяно, — вставил Алекс. — Не помнишь? В ресторане, в Арарасе. Конечно, только для избранных, для особых клиентов.
— Я тоже помню тебя за фортепьяно, — сказала Жулия. — Ты часто играл, когда я была маленькой.
— И я это помню, — добавила Бетти. — Ты играл, а мама пела!
— Ева будет рада сюда вернуться, — вновь заговорил Отавиу. — Здесь мы обручились, в этой гостиной. Почему нет Евы, Жулия?
— Мама уехала, помнишь?
— Да-да, помню... Я уже многое помню. Спальни — наверху! Большие, просторные! Нам здесь будет очень хорошо!
— Я хочу отдельную спальню. Лучшую во всем доме! — тотчас же воскликнула Бетти. — И двуспальную кровать! Умоляю!
— А вы знаете, какая здесь роскошная кухня? — поделилась своей радостью Онейди.
— Ваши кухни и всякие там подсобки меня вообще не интересуют! — грубо оборвала ее Бетти.
— Только в кранах нет воды, — продолжила свое Онейди, уже обращаясь только к Алексу.
— Да, здесь проржавели трубы, — пояснил тот, — и Сан-Марино распорядился полностью их заменить.
— Мне вовеки не расплатиться с Саном, — сказал Отавиу. — Он столько для нас сделал!
Все поднялись наверх и, чихая от пыли, накопившей здесь за долгие годы, стали осматривать спальни. Бетти искала самую большую и не могла ее найти.
— Но я же помню: туг где-то была такая огромная комната! Я поселюсь в ней. Алекс, дай мне ключи, одна дверь почему-то заперта.
— Я думаю, нам не стоит открывать ее сегодня, - тихо почти шепотом, произнес Алекс.
— Почему? - недовольным тоном спросила Бетти и услышала ответ из уст подошедшего в этот момент Отавиу:
- Это спальня моего отца. Он ведь здесь умер, Алекс?
— Да, здесь.
— Я помню! Он ненавидел больницы! И значит, умер дома, здесь...
От волнения Отавиу стал тяжело дышать, ему явно не хватало воздуха, и Алекс даже попытался увести его подальше от комнаты покойного Григориу. Но Бетти уже подобрала нужный ключ, и дверь со скрипом отворилась.
— Вот она, самая большая спальня! — обрадовалась Бетти. — Папа, пойдем, посмотришь мою комнату. Я здесь буду жить!
Отавиу сделал шаг по направлению к комнате отца, но у самого порога вдруг покачнулся и, чтобы не упасть, вцепился руками в дверной косяк.
Алекс тотчас же подхватил его, увел в сторону. Онейди тем временем распахнула окно.
— Сеньор Отавиу, вам нужно выйти на свежий воздух. Здесь душно и много пыли.
— Да, у меня закружилась голова, — еле слышно вымолвил Отавиу. — Я не буду туда заходить... Не сегодня... Прости, папа, не сегодня...
Он говорил глухо, почти шепотом, преодолевая вырывавшиеся из груди хрипы. Его бил озноб, а на лбу выступила испарина.
Алекс подхватил его под руки и потащил к машине.
Лидия, приехавшая к Отавиу спустя час, нашла своего пациента уже вполне оправившимся от внезапного недомогания. Сам он объяснял причину приступа духотой и слишком мощным потоком воспоминаний.
— Ты вспомнил что-то особенно важное для тебя? — осторожно спросила Лидия.
— Не знаю. Возможно, тогда и помнил, а потом опять забыл. Моя память иногда не выдерживает нагрузки, отключается.
Лидия приехала не только осмотреть Отавиу, но и попрощаться с ним. Ее пригласили поработать в группе известного невропатолога из Ливерпуля — доктора Швейдера, и теперь она уезжала в Англию, оставляя Отавиу на попечение Сисейру.
Эта новость опечалила Отавиу: Сисейру был для него обычным врачом, а Лидия — спасительницей, другом и советчиком.
— Мне будет очень недоставать тебя, — признался он.
— Через год я вернусь, а ты к тому времени уже окончательно выздоровеешь, — приободрила его Лидия.
Ночью Отавиу вновь мучили кошмары: ему снилось, что он убивает своего отца.
Завтракать ему пришлось в одиночестве, и это его тоже огорчило.
— Почему меня все бросили? Ева, дочери... Где они, Алекс?
— Тебя никто не бросал. Просто Жулия вчера вечером уехала в командировку, по своим журналистским делам. А Бетти здесь, дома! Только она была в ночном клубе и теперь отсыпается.
— Скажи, ходить в ночной клуб — это не опасно для девушки?
- Не более опасно, чем ходить в ресторан. Отавиу, ты не волнуйся, Бетти – взрослая девушка, она уже была замужем.
- Да, я помню. Она похожа на мать. Ева тоже любит бывать в ресторанах. Я очень по ней скучаю, Алекс!
- Сегодня прекрасная погода, - вклинилась в разговор Онейди, пытаясь увести Отавиу подальше от опасной темы. – Судя по всему, день будет нежарким.
- Это хорошо, - легко пошел у нее на поводу Отавиу. – Значит, если не ожидается жары, то я сегодня же прогуляюсь пешком в редакцию «Коррейу Кариока». Мне хочется поблагодарить Сан-Марино за то, что он уступил нам дом, и вообще поговорить с ним.
- Я отвезу тебя туда на машине, - сказал Алекс.
- Нет, я пойду пешком, один. Мне хочется прогуляться. А если я устану, то возьму такси. Перестаньте относиться ко мне как к ребенку! Я хорошо знаю эти места. Не заблужусь.
В редакцию он добрался благополучно и спросил у Анны Паулы, где находится кабинет Сана.
- Сана? – удивилась та. – У нас нет такого сотрудника.
- Мне нужен Антониу Сан-Марино, - поправился Отавиу. – Это же его газета?
- Да. Как ему вас представить?
- Отавиу Монтана.
Ана Паула проводила Отавиу в кабинет Сан-Марино и сразу же оповестила коллег о том, какой необычный гость пожаловал к ним в редакцию.
- Дину, не упускай шанса, бери у него интервью! А где Раул? Надо же сделать снимки! – суетилась она, пока Дину не растолковал ей, что ее хлопоты напрасны:
- Отавиу Монтана – для нас закрытая тема. Это приказ шефа!
- Вагнера?
- Нет, бери выше — Сан-Марино! Он запретил нам публиковать информацию о том, что Монтана вышел из летаргии.
Сан-Марино тем временем испытал легкий шок при виде Отавиу. 3ачем он пришел? Что-то вспомнил? Собирается устроить скандал?
На все эти непрозвучавшие вопросы Отавиу ответил сразу же:
— Здравствуй, Сан! Я пришел поблагодарить тебя за все, что ты для ‚нас делаешь! За дом, за ремонт, который ты взял на себя. Знаешь, мы были там на днях. Я многое там вспомнил из нашего детства.
Только из детства? — уточнил Сан-Марино.
— Нет, еще вспомнил помолвку, Еву...
— Ты, может, выпьешь чего-нибудь? Кофе, сока, воды?
— Спасибо. С удовольствием выпью что-нибудь со льдом. Знаешь, я долго сидел я думал, не попроситься ли к тебе на работу, но, войдя в редакцию, совсем растерялся. На машинках уже никто не печатает, все уставлено компьютерами, а я даже боюсь к ним подходить. Слишком многое изменилось...
— Это естественно. Прошло много лет. Но когда ты поправишься окончательно, я дам тебе любую должность и почту за честь работать вместо с сыном моего дорогого крестного!
— Как раз о нем я и хотел с тобой поговорить! - оживился Отавиу. — Хотел, а потом забыл, дырявая голова! Скажи, он ведь умер дома? В своей постели?
— Да, - выдавил из себя Сан-Марино, внутренне похолодев.
— Я ведь был там недавно, только не смог войти в его комнату — мне вдруг стало плохо.
- Плохо? Может, ты что-то вспомнил? - вновь насторожился Сан-Марино.
— Увы, ничего! — развел руками Отавиу. — Хотел у тебя спросить, как умер отец.
— У него был рак легких, я же тебе говорил.
— Извини, я пока еще многое забываю из того, что мне говорят. Может, в отцовском доме память моя быстрее восстановится? Я на это надеюсь.
— Я тоже, Отавиу. Если это произойдет, я хочу узнать первым, — сказал Сан-Марино.
Они еще какое-то время поговорили о дочерях Отавиу, и, прежде всего о Жулии, а затем Сан-Марино проводил гостя до двери, предложив ему отправиться домой на редакционной машине.
Отавиу от машины отказался и пошел пешком. Пройдя несколько шагов по тротуару, он увидел перед собой Алекса.
— Ты что, следил за мной?
— Нет, просто проходил мимо, случайно, — ответил Алекс. — Тут есть один магазин...
— Друг мой, — прервал его Отавиу, — я хоть и лишился памяти, но дураком никогда не был. Идем домой!
На следующий день Отавиу попросил Алекса отвезти его на кладбище, к могиле отца. И как тот ни пытался переключить его на другую тему, как ни отговаривал его, Отавиу стоял на своем.
— Я все время думаю об отце. Он мне снится. Со мной случился приступ, когда я подошел к дверям его комнаты. Это же все неспроста! Наверное, я все еще не до конца осознаю, что отец мертв. Может, потому, что это произошло без меня?
— Да, возможно, — согласно кивал Алекс.
— Но когда-то же я должен это осознать, если уж не могу это вспомнить?
— Ты обязательно все вспомнишь. Вот скоро мы переедем в ваш прежний дом. Знаешь, я был там, ремонт уже подходит к концу. Хочешь, поедем вместе посмотрим?
— Нет, мы поедем на кладбище! Мне нужно знать хотя бы, где он лежит сейчас. Отвези меня к нему, пожалуйста!
Алекс больше всего боялся, что там, на кладбище, Отавиу ненароком увидит могилу Евы, но этого, к счастью, не произошло. Все мысли Отавиу были сосредоточены лишь на отце, он даже у могилы матери не задержался, только спросил, увидев ее имя, высеченное на гранитной плите:
— Мама?.. Она тоже здесь?
— Да, они похоронены вместе, — ответил Алекс, загораживая своей плотной фигурой расположенную чуть в стороне могилу Евы.
— А вот и он, мой отец! — воскликнул Отавиу. — Да, все так, Григориу Монтана... Здесь все написано...
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 49 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
ВОЗДУШНЫЕ ЗАМКИ 7 страница | | | ВОЗДУШНЫЕ ЗАМКИ 9 страница |