КТО У КОГО ШУБУ УКРАЛ

Чужой среди своих

«Если о тебе вдруг написали во всех газетах – значит, ты умер»,– любит повторять один известный литератор из плеяды необласканных прессой персон

Загородный дом был любимым местом отдыха всей семьи.

Иван ДЫХОВИЧНЫЙ – из той же плеяды. Он был неудобным, слишком прямолинейным, категоричным, каким-то неприглаженным. Белая ворона в наш век всеобъемлющей политкорректности. Сегодня «Атмосфера» публикует последнее интервью режиссера – хлесткое, как пощечина, и честное, как глоток свежего воздуха.

Одной из самых больших авантюр в своей жизни Дыховичный считал то, что он стал артистом. Ведь на самом деле в актеры он никогда не стремился. Мечтой Ивана был исторический факультет МГУ.

Иван ДЫХОВИЧНЫЙ: «Я никогда не хотел быть актером. Поступал на истфак МГУ, получил все пятерки, но меня не взяли, потому что, видите ли, не было двух лет стажа. Сейчас никто не понимает, что это такое. Я чувствовал себя оскорбленным, догадывался, что за этим стоит: у меня в университете не было никакой поддержки – ни отца, ни знакомых, ни родственников».

И тогда вы пошли в театральный?

Иван: «Когда в МГУ завершились экзамены, все институты, кроме театральных, уже закончили прием абитуриентов. Помню, я шел по Художественному проезду и вошел в подъезд Щукинского театрального училища. Решил попробовать свои силы. Просто так, ни на что не надеясь. Читал приемной комиссии какие-то стихи Мандельштама, рассказ Леонида Андреева. Мне сказали, что у меня нет никаких способностей, и я не прошел первый тур. Я удивился, мне казалось, что я читал не хуже, чем те, кто шел вместе со мной. Умудрился снова записаться на первый тур, и как-то меня пропустили. Оказалось, проблема была не в том, как я читал...»

А в чем же?

Иван: «После первого курса ректор объявил, что с моей внешностью нечего делать на русской сцене, и добавил, что может отдать свою правую руку за то, что я никогда не стану актером. Где сейчас его правая рука?.. В конце концов я блестяще окончил училище. Меня приглашали во все театры, какие только были, но пошел я к Райкину. А уже потом перешел на «Таганку» и стал работать в оркестре».

В каком смысле?

Иван: «Ну я же не побежал на «Таганку» в тот момент, когда меня туда звали, а пошел, когда сам захотел. За это мне четыре месяца пришлось посидеть в оркестре, якобы я играл на гитаре. Потом заболел артист, меня за один день ввели в какой-то спектакль. Постепенно я стал играть все больше и... наступила тупиковая ситуация: я не любил выходить кланяться после спектакля, не любил аплодисментов, сам успех меня дико раздражал».

КТО У КОГО ШУБУ УКРАЛ

Устав от пристального внимания толпы, Дыховичный решил бросить сцену. Это был пик его театральной карьеры, но в какой-то момент Иван осознал: настоящее его призвание – кино. Решил поступать на Высшие режиссерские курсы. Но его снова не захотели брать – не было рекомендаций от студий.

Иван: «Однажды Токарева попала на мой спектакль «Мастер и Маргарита» и была так впечатлена, что решила за меня похлопотать. В результате меня все-таки допустили до экзаменов. Тогда курс набирали Рязанов, Данелия и Михалков. Вдруг Никита, с которым мы были отлично знакомы, попросил меня сделать актерский этюд. Данелия говорит: «Никита Сергеевич, побойтесь бога! Зачем Дыховичному делать этюд?» Действительно, зачем? Я был тогда ведущим актером города Москвы. Но Михалков настаивал: «Он поступает, пусть сделает этюд». Я ответил: «Не вопрос. Сделаю».

Я попал в группу к Рязанову. Он смотрел мои работы и приходил в полное недоумение – ему все это было чуждо. Однако у него была очень милая жена, которая говорила: «Не расстраивайся, у Вани работы очень хорошие. Просто другие». А Рязанов расстраивался ужасно, думал, что из меня ничего не получится. Когда обучение подошло к концу, возник вопрос аттестации. Пятерка давала право на постановку, четверка ставила вопрос серьезной работы в кино под сомнение, а тройка лишала права на постановку: быть вторым режиссером – максимум, на что можно было рассчитывать после такой оценки. На комиссию по аттестации был прислан небезызвестный человек, автор картины «Москва слезам не верит» Владимир Меньшов. Он был тогда в страшном фаворе, получил «Оскара», был обласкан начальством. Меньшову дали установку от Госкино меня «зарезать», я наверху уже был проклят за то, что в картине по Бабелю проститутка спрашивает героя: «Ты еврей?» А тот ничего не отвечает. Этого было достаточно, чтобы навесить на меня негативные ярлыки. Меньшов предварительно посмотрел мои работы и заявил: «Я предлагаю поставить Дыховичному тройку». Тут мои мастера Рязанов и Данелия возмутились: «Нет, так не годится. Он самый интересный режиссер на курсе». Меньшов свое: «Я не понимаю, кому адресовано его кино. Настаиваю на тройке». И тут вмешался Михалков. Его раздражало, почему вдруг явился Меньшов, когда он тут главный. И Михалков говорит: «Я согласен с Меньшовым, что Дыховичному надо поставить тройку, но тогда всем остальным мы поставим колы». Меньшову пришлось ретироваться, он понимал, что это означает – весь курс оставить без работы. Этого не допустило бы Госкино. Но в результате без работы остался я, мне не давали снимать. Но я был благодарен Никите за то, что он меня защитил. Хотя он сделал это вовсе не ради меня».

Тем не менее известно, что у вас по меньшей мере непростые отношения с Никитой Сергеевичем…

Иван: «Непростые. Это давняя история. Все гадают, что там у нас произошло, кто у кого шубу украл. Мы с Никитой знакомы с детства, но он несколько раз позволил себе сказать, что не знает, кто такой режиссер Дыховичный. Начиная лет с четырнадцати мы общались в одной компании. Туда входили Володя Грамматиков, Володя Романов, старший Данелия, Юсов… В те времена существовала проблема пространства, у всех были крошечные квартирки или их не было вовсе. У Михалковых же всегда имелись дачи и большие квартиры, мы там собирались, спорили, говорили».

О чем спорили?

Иван: «Андрон тогда только начинал путь в кино. Ему было трудно идти против семьи, потому что семья говорила: надо жить, не ссорясь с властью, потому что все это ложится пятном на царственную, благополучнейшую при всех режимах фамилию. Но Андрон был жестко настроен против культуры, связанной с династией Михалковых. Он был сыном, который принципиально перестал общаться с отцом, потому что занимал диаметрально противоположную позицию в искусстве.

А Никита не разделял его взглядов, боялся, что у него будут неприятности, но умел феноменально маневрировать и подстраиваться – в этом смысле он сын своего отца. У Никиты всегда имелись бесспорные способности и таланты, которые он мастерски использовал: был обаятельным, я бы сказал, слащаво-обаятельным, был блистательным актером и в жизни, и в кино. Первый раз нас разделила одна простая вещь. В пятнадцать лет у меня умер отец, и все ребята ко мне приехали, а Никита позвонил и сказал: «Старичок, у меня нет времени, я на съемках. Хочешь, заезжай ко мне во второй половине дня, я тебе выражу соболезнования». Это был первый сигнал – кто он и что».

Такое поведение Михалкова было для вас громом среди ясного неба?

Иван: «Не совсем. Ребята с детства считали его человеком сомнительным – он легко забывал о людях, легко предавал. Но его обаяние, шарм и сейчас действуют на окружающих, хотя на самом деле все видят его фальшь, ханжество, пресмыкание перед властью… Никита на бланке папы подписывал себе всякие прошения о билетах на самолет, в театр, в гостиницу. Он с детских лет был такой проныра. А после той истории с соболезнованиями наши пути разошлись».

Однако, насколько я понимаю, жизнь вас свела снова?

Иван: «Когда я познакомился со своей будущей женой Ольгой Полянской, то не знал, что за ней, оказывается, ухаживал Никита. Я никогда не спрашивал у девушек, кто у них был до меня.

У нас с Ольгой развивался роман, я пребывал в больших сомнениях и переживаниях, потому что знал, что она дочка члена Политбюро, ее отец был заместителем Косыгина. И вот Оля как-то упоминает, что ей все время звонит Никита Михалков, с которым они, оказывается, знакомы. Я понял, что мой бывший друг выстраивает какую-то свою линию. Никита делал все возможное, чтобы привлечь внимание Ольги. Я с улыбкой на это смотрел. Только один раз мы поговорили с ней на эту тему. Я сказал: «Единственное, чего бы мне не хотелось, чтобы у тебя были иллюзии, будто Михалков просто твой приятель».

И все-таки замуж Ольга вышла за вас…

Иван: «Когда мы с Олей поженились, Михалков на какое-то время исчез, но потом опять появился. Он стал приходить к нам домой, мы общались, а потом он неожиданно сделал Оле сногсшибательное предложение – позвал ее работать художником у него на картине. Она тогда была студенткой первого курса Текстильного института, по тем временам – это был 1971 год – устроиться работать художником в кино было практически невозможно, даже если ты окончил ВГИК и имел диплом. Предложение, разумеется, было сделано не ей, а ее папе. Оля была человеком чрезвычайно наивным, она решила, что Никите нравятся ее работы. Вскоре Никита сообщил, что Оля утверждена на ставку художника. «Да, кстати, – добавил он, – не могла бы ты достать нам «Кодак»? Она удивилась: «А каким образом я могу достать «Кодак»? А Никита ответил: «Перестань прикидываться». Когда Оля поняла, что он от нее хочет, она жутко оскорбилась и сказала, что ничем помочь не может».

Вы ревновали жену к Михалкову?

Иван: «Я не испытывал по отношению к Никите никакой ревности, я был уверен в наших с Олей отношениях. Но Никита никак не мог успокоиться, потому что в этой истории он проиграл. После этого он все время старался сказать что-нибудь неприятное или нелестное в мой адрес».

Дата добавления: 2015-08-27