Свами Абхишиктананда - Гуру и ученик 2 страница

М. П. Пандит из Ашрама Ауробиндо говорил:

«В древнейших Упанишадах есть описание того, кто осознал божественное Я, но не потерялся в нём; он — атмакрида (тот, кто играет с истинным Я), атмамитхуна (спутник истинного Я), атмананда (тот, кто наслаждается истинным Я). Куда он ни взглянет — глядя на ребёнка, растение, цветок или животное — он видит только истинное Я; он живёт и наслаждается в истинном Я, атмарати. Свами Джнянананда буквально сошёл со страниц Упанишад. Его

жизнь — иллюстрация этих глубоких истин, которые оставались бы пустыми фразами, если бы не было просветлённых личностей, воплощавших эти насыщенные концепции»³⁷.

Слова Шри Джнянананды всегда содержали отзвуки утверждений Упанишад, поэтому важно, что книга содержит множество цитат из них. Абхишиктананда уже был знаком с ними, а его гуру только усилил его интерес. Французский монах пишет:

«Я был благословлён встречами с Раманой и Джнянанандой <...> именно у их стоп я понял что-то из Упанишад»³⁸.

Также он отмечает универсальную интуицию Упанишад:

«Базис, на котором возникли Упанишады, несравненно более универсален, нежели библейский или даже евангельский, так как Иисус был исторической личностью и вне этой вневременной Личности христианство невозможно. Но риши Упанишад, равно как и Будда, не утверждают своей личностности, не ставят себя в исторический контекст. Открытие Будды есть открытие каждого человека; открытие риши доступно каждому, кто действительно хочет посвятить себя внутреннему поиску и обрести свободу»³⁹.

Послание Упанишад актуально и сесодня:

«Эпоха Упанишад очень близка к нашей. Как и сейчас, это было время вопрошания, когда

ценность внешних обрядов, мифов и даже богословских рассуждений, не основанных на интуиции и опыте, была поставлена под сомнение»⁴⁰.

«Размышления об Упанишадах заставляют меня ещё более остро прочувствовать, какую трансформацию должна пережить Церковь и прочие религии. Век религий прошёл»⁴¹.

Подчёркивая важность гуру даршаны, Абхишиктананда говорит:

«Встреча с гуру — главная встреча, решающий поворот в жизни человека»⁴².

Подтверждение тому — его собственный опыт. Спустя несколько лет после встречи со Шри Джнянанандой Абхишиктананда покинул Шантиванам Ашрам, отправился на Север и обосновался в построенной им на берегу Ганги хижине в Уттаркаши. Привлечённый уединением Гималаев, он погрузился в медитацию на Упанишады. В его эссе о санньясе и Упанишадах чувствуется глубокое влияние Шри Джнянананды и его наставлений.

15 августа 1973 г. Абхишиктананда отметил 25-летие своего пребывания в Индии. Он пишет:

«Какое благословение, что я сделал этот шаг, даже и не зная, что будет ждать меня здесь. Меня ждало удивительное открытие, что ахам асми („Я есть“) — такое простое и удивительное! <...> Этад ваи тад — „То, просто То“... и больше никого, чтобы это выразить»⁴³. «Обнаружив это „Я есть", испепеляющее, уничтожающее, вы больше не можете сказать: „Бог есть“ — ибо кто тот, кто смеет говорить о Боге? Такова великая милость Индии, являющей нам „Я есть“ в сердце Евангелия. Пусть опустошающая радость „Я есть“ наполнит твою душу»'¹'¹.

Он отмечает, что Бытие есть чистое сознание и бесконечное блаженство:

«Я и вправду верю, что откровение ахам (,,Я“) — возможно, центральная идея Упанишад, ключ ко всему, познание которого открывает путь ко всем прочим „знаниям¹¹. Ни Бога, ни Иисуса, ничего невозможно познать за пределами этого до ужаса фундаментального ахам,

„Я есть“. Лишь в нём все истинные учения обретают ценность»⁴⁵.

«Лишь в этом открытии „Я есть“ можно встретить Христа не в виде воспоминаний и красивых богословских идей, а в Его собственной тайне, которая есть ты сам»⁴⁶.

«Христос, Которого я готов представлять, — это просто „Я есть“ в глубине моего сердца, которое, может явиться и в танцующем Шиве, и в любвеобильном Кришне! А Царство — именно это открытие <...> Пробуждение — это абсолютный взрыв. После него ни одна Церковь не сможет узнать ни своего Христа, ни себя саму»⁴⁷.

Абхишиктананда был полностью открыт милости гуру. С великой преданностью он «упивался» своим гуру: глазами и ушами, внимательно наблюдая за каждым мигом и с верой запоминая каждое его слово. Он говорит:

«Мой Джнянананда абсолютно истинен. Я не провожу его через призму собственных представлений»'¹⁸.

«Эта книга полностью отличается от прочих и представляет подлинный индийский опыт без всяких сравнений и оценок»⁴⁹.

«Из всего, что я написал, Гуру и ученик — единственное, что останется на плаву»⁵⁰.

Благодаря совершенной прозрачности и большой актуальности её содержания в наши дни, книга Гуру и ученик остаётся одним из лучших духовных документов XX в.

Предисловие автора

И

нтерес, с которым западный человек обращается сегодня к Востоку, — один из главных поводов для надежды во времена кризиса, охватившего современный мир. Поистине, жителю Запада есть что почерпнуть в восточных духовности и культуре, прошедших совершенно иной путь развития, нежели его собственные. Возможно, именно они помогут ему заглянуть внутрь себя и обнаружить свою подлинную идентичность, которой ему так не хватает, которая постоянно ускользает от него и которая способна раскрыться лишь в самых глубинах его существа.

Это, однако, не означает, что абсолютно любая встреча с Востоком позволит западному человеку открыть свои подлинные глубины. Ещё большей ошибкой было бы полагать, что такой контакт станет панацеей от всех болезней современного общества. Следует отметить, что Восток и Запад взаимно дополняют друг друга и могут обмениваться опытом в самых различных сферах, причём этот обмен

принесёт пользу только в том случае, если будет осуществляться на должном уровне, способном дать Востоку возможность проявить его подлинную природу. Несбалансированный подход к данной проблеме может привести к серьёзным негативным последствиям с обеих сторон: стоит только подумать о хаосе, который вызовет внедрение западных технологий, какими бы прекрасными они ни были, в среду, не готовую к их принятию. Диалог не сможет оказать благотворного влияния в полной мере, если не будет осуществляться в контексте встречи сердец на глубочайшем уровне нашего существа. Лишь на этом уровне, свойственном каждому человеку, с одной стороны, и общему для всех — с другой, представители разных культур могут встретиться и понять друг друга: в этом случае они не только раскроют собственную идентичность, но и примут удивительное разнообразие индивидуумов и культур, благодаря которой каждый обнаружит в другом возможности роста и преодоления собственной ограниченности.

К сожалению, представители Запада, приезжая на Восток в поисках его тайн, слишком часто выбирают неверный путь: даже сегодня, пусть всё реже и реже, иностранцы продолжают относиться к восточной цивилизации с чувством национального и культурного превосходства^г>'. Безусловно, это наследие колониальных времён делает невозможной истинную встречу умов и диалог между ними.

Даже когда иностранец склоняется перед стопами Востока с видом смирения и искреннего поиска, зачастую он занимает чрезмерно пассивную позицию, ожидая, а то и требуя немедленного ответа на свои чаяния, причём ответ этот должен непременно соответствовать его собственному мировосприятию и категориям его мысли.

Именно такой неверно понятый и неверно предпринимаемый поиск толкает столько молодых (и не очень) людей «на путь в Катманду»"’² в надежде на встречу со святыми и гуру Ришикеша, Варанаси и других мест паломничества. Увы, он редко увенчивается успехом, как правило, приводя лишь к разочарованиям и фрустрации, и тогда эти неудачники начинают грубо обвинять Индию в том, что она не оправдала их ожиданий.

Большинство подобных искателей забывают, что прежде всего необходимо освободить ум от всего ненужного и бесполезного, а затем открыть его настоящим глубинам. Только тогда они смогут услышать послание Индии, звучащее отовсюду в этой стране: из её храмов, святых мест и от истинно духовных людей, которых в ней предостаточно, что бы о них ни говорили. Но сначала следует научиться слушать и узнавать подлинных духовных учителей. Истина заключается в том, что существуют благоприятные и неблагоприятные формы пассивности. Первая из них открыта для восприятия и слушания, словно хорошо настроенный радиоприёмник, способный мгновенно поймать волну и свободный от помех. Однако, к сожалению, гораздо более распространена вторая, отказывающаяся от любых попыток ассимиляции и неспособная освободить ум от забот и предрассудков. Но если вы не готовы растворить ставни, как же вы можете надеяться, что солнце проникнет в вашу комнату?

-к /V V?

Некоторые люди, интеллектуалы, требуют идей. Со времён Платона и, в особенности, Аристотеля над Средиземноморьем господствует ei5o<;⁵³, т. е. мысли и концепции. Эти люди познают мир лишь при помощи концепций, которые они разработали для описания его предметов и явлений. Вместе с тем и психоанализ, и современная духовная наука доказывают, что любые концепции, какими бы абстрактными они ни были, равно как и их определения, неизбежно оказываются под влиянием базовых структур нашего мышления: наших архетипов, привычных нам речевых оборотов, то есть всего того, что мы унаследовали от окружающей нас среды, вне которой, разумеется, никто не может жить и расти ни в личностном, ни в духовном смысле.

Благословение Индии заключается как раз в том, что она помогает нам на глубочайшем уровне осознать эту обусловленность, эти «узы сердца»⁵⁴, как говорят Упанишады. Осознать, отбросив весь процесс рассуждения, эту «тень», все обсуждения Необусловленного, пребывающего в самом сердце каждого из нас.

Разумеется, когда речь заходит о «расщеплении волосков», индийская логика ни в чём не уступает средневековой схоластике: спекулятивные споры между различными школами Индии ничуть не менее значительны по сравнению с дискуссиями европейских теологов. Однако если мы присмотримся, то обнаружим, что все эти рассуждения не затрагивают главного, и конфликт идей подобен волнам, играющим на поверхности океана, основой же его являются глубины, находящиеся за пределами любых обсуждений, слов или чего бы то ни было ещё, и именно они суть базис всего остального. Индия никогда не отсекала пуповину, связующую опыт глубин, единый и единственный, с многообразием форм и их отражением на разных уровнях ума.

Пока жители Запада не перестанут требовать от Индии идей, все их ожидания обречены на разочарование. В Индии, точно так же, как и на Западе, идей более чем достаточно. В течение последних трёх тысяч лет индийские философы анализировали тайну своего внутреннего опыта в свете писаний и традиции, но все их идеи, как бы сильно они ни отличались от идей западных философов, остаются продуктом того же самого уровня ума. Они суть не более чем введение в тайну — в этом и заключается секрет наставлений гуру. Концептуальные структуры не могут ни содержать в себе Истину, ни объять её, как полагают представители Запада. Тот, кто останавливается на уровне идей, теряет само послание. Истина не может быть объектом ни обладания, ни использования.

Подлинное послание Востока — будь то веданта, буддизм или даосизм — находится на совершенно ином уровне. Чтобы сделать возможным диалог и общение между различными духовными мирами, сосуществующими на земле, жизненно необходимо осознать этот факт. Кажется, сейчас как раз и настало подходящее для этого время, и это наиболее ценный аспект нашего коирои⁵⁵. Точно так же, как христианство в течение двух тысяч лет развивалось в ограниченном пространстве средиземноморской культуры, с одной стороны, влияя на неё, а с другой — подвергаясь её влиянию, культурный и духовный мир Дальнего Востока развивался в изоляции. Наконец настал тот час, когда и христианство, и восточная мудрость должны выйти за пределы своих культурных рамок, и уже не в лице людей, обратившихся в другую религию, но на гораздо более полном и глубоком уровне. Им придётся принять тот факт, что универсализация или глобализация процесса повлияет на формы, в которых их интуиция проявлялась в рамках конкретных и ограниченных культур.

Истинное послание Индии, как уже было сказано, заключается в освобождении человечества от «уз сердца», от ложных представлений о себе, заставляющих нас за наше истинное Я принимать ту или иную форму проявления личности на уровне ума или социума. Дар Индии миру — это прежде всего возможность открыть глубокую и невыразимую тайну нашего бытия, тайну единого и недвойственного Я, проявленного в то же время во всём многообразии разумных существ.

Но опять-таки, как только Индия говорит об этом, западный ум начинает спекулировать на том, что собой представляет это Я и каков смысл Пустоты, Несущего или Полноты, к которым постоянно обращаются Писания. Но если Полноту можно постичь, она уже не есть Полнота, точно так же и Не-Сущее или Пустота не имеют ничего общего с абстрактными рассуждениями, пытающимися их описать.

Точно так же и Я, о котором можно размышлять, уже не есть истинное Я, ибо, если есть кто-то, кто думает о нём, что же остаётся от неповторимого, недвойственного Существа?

Западный человек, однако, не готов принять поражение: он пытается зацепиться за мысль о «не- мысли» о Пустоте. Он продолжает рассуждать и пытается понять. Он не может заставить свой ум просто быть, он не готов просто созерцать, принять в себе то, что просто есть. Он находит себе оправдание, обращаясь к спекуляциям восточных комментаторов, забывая, что для них подобные рассуждения были лишь подготовкой к пробуждению, попыткой зародить в душе желание освобождения, спасения, мумукшутвы, единственной, в конечном итоге, значимой вещи в мире. Он подобен человеку, который отказывается дышать до тех пор, пока не расщепит воздух на кислород и водород, или геометру, который не способен увидеть круг во всей его совершенной простоте и будет всё время пытаться создать из него более сложные многоугольники.

Именно поэтому исследования западных специалистов в области, скажем, ведантической мудрости, как правило, разочаровывают читателя. Какими бы высоконаучными и теоретически выверенными ни были их рассуждения, они практически неизбежно остаются на академическом и спекулятивном уровне. В них всегда чего-то не хватает, чего-то, что зачастую весьма трудно определить. И именно это «что-то» как раз таки и может открыть дорогу к источнику, из которого всё проистекает.

В Индии не существует никакого знания, оторванного от спасительного знания. Но это спасение через знание не есть некая форма гнозиса: оно состоит в возвращении души к своим собственным глубинам через аскетическую практику. Как следствие, послание Индии не может быть верно понято тем, кто в глубине сердца не лелеет жажду освобождения, мумукшутву, ибо она и есть единственный путь к обретению истинного знания.

Другой крайности, по отношению к неисправимым интеллектуалам, подвержены те, кто приезжает в Индию в поисках «духовного опыта». В силу в большей или меньшей степени вымышленных историй или даже подлинных, но неверно истолкованных фактов они уповают на то, что где-то за поворотом встретят гуру, который взглядом или, прикосновением приведёт их в состояние экстаза. Они стремятся к так называемым мистическим видениям и звуковым эффектам, или, говоря более прозаическим языком, к трансу, который позволит им забыть о реальном мире, ставшем для них тяжкой ношей, а также с удовлетворением получить право называть себя «духовными людьми»⁵⁶.

Индия не испытывает недостатка в личностях, обладающих способностями, а то и реальными силами паранормального происхождения, и обладание этими «сиддхи» играет немаловажную роль в привлекательности некоторых известных гуру, не говоря уже о мошенниках, использующих подобные явления ради приобретения богатства и славы.

Однако величайшие учителя вновь и вновь напоминают нам, что всё это вторично и не имеет ничего общего с подлинным духовным опытом. Конечно, некоторые гуру используют свои способности для стимуляции постепенного духовного роста учеников, но даже в этом случае необходимо предпринять все усилия, чтобы не дать ученику перепутать эту «приманку» с реальностью и разрушить свою духовную жизнь. Случается также, что психологические особенности некоторых людей заставляют их такими феноменами отвечать на глубинный опыт, особенно когда их ум слишком слаб, чтобы выдержать подобный шок. Но никогда не следует забывать, что в этих явлениях нет ничего духовного: они могут стать следствием не только некоторых видов пранаямы или йогической концентрации, но и употребления наркотиков или умственного потрясения.

Грустно видеть, что столько людей проявляют нездоровый интерес к таким феноменам, более того, пытаются создать систему, взяв за образец духовного прогресса подобный опыт, который на самом деле носит лишь исключительный характер. Способности даже самых выдающихся и самых подлинных мистиков всегда соотносятся с их личностной и индивидуальной обусловленностью и лишь некоторые из их общих черт могут носить универсальный характер. Тот, кто хочет заниматься сравнительным анализом разнообразных форм духовного опыта, проявившегося в различных культурах, никогда не должен упускать из виду этот факт.

Опыт Я невозможно ни выразить словами, ни сделать объектом эксперимента. Этот всеобъемлющий опыт достигает самих основ существа, или, иными словами, исходит из этих основ, раскрывает эти основы и преображает всё существо, затронутое у самого его источника.

Тот, кто испытал этот опыт, свидетельствует, что он всегда с ним, и он рассматривает всё, что ранее пытался выразить или осознать, в его свете. Кажется, что «я», которое он обычно осознавал, исчезло. Отныне его Я исходит из тех глубин существа, в которые не может проникнуть никакая идея и которым невозможно дать никакого определения. Ограниченное и интровертное эго сгорело в его безжалостном пламени. Не осталось в нём больше места ни для единого атома самости и эгоцентризма.

Именно поэтому джняни не изолирует себя от людей и не пытается убежать от семьи или общественных обязанностей под предлогом необходимости внутреннего одиночества, хотя и может периодически погружаться в неизбежное молчание, как это делал Рамана Махарши, дабы приспособить свой ум к всеохватному потоку света. В то же время не будет джняни погружаться и в труды, в карму под предлогом того, что он делится своим опытом с человечеством. Будучи свободным и в высшей степени безразличным, он позволит Духу вести его согласно Его воле. Зачастую западного человека привлекают обыкновенные подделки под бхакти или джняну.

Его либо завораживают чистые абстракции или идеи высшего опыта, либо захватывают «практики», создающие иллюзию того, что он достиг каких-то «высот». Как следствие, он живёт в псевдодуховной атмосфере, которая лишь способствует росту его эго (о чём он даже не подозревает!) под видом высокопарных разговоров о Пустоте и Не-Сущем. С высоты своего аристократического «просветления» он жёстко критикует тех, кто, по его мнению, остаётся на низком уровне мифов и ритуалов, не осознавая, что сам он также одержим мифом, ещё более отдаляющим его от Истины, чем мифы, которые он выявляет в других.

Джняна и бхакти не являются «состояниями ума»: на глубинном уровне они суть опыт Полноты. Пока они затрагивают лишь одну сторону человеческой природы — к примеру, разум и эмоции, — мы можем быть уверены, что человек ещё очень далёк от реального опыта. Для Индии духовный опыт невозможно отделить от фундаментального обращения и мумукшутвы, желания спасения, неизбежно приводящего нас во внутренний центр нашего существа, интегрирующего наше бытие через выбор вечного, питья, и подчинение всей деятельности тела поиску освобождения, мокше. Более того, опыт Я идентичен спасению, т.е. собственно высшей цели. Это экзистенциальное освобождение не имеет ничего общего с чисто интеллектуальным знанием классического гностицизма или с ритуальными посвящениями греческих мистерий. Оно представляет собой соединение личности с её собственными глубинами, возвращение к «источнику своего происхождения», как говорил Рамана Махарши, в полной свободе и открытости Духу.

Ближайший эквивалент этому опыту освобождения, который мы можем найти в западной духовной традиции, — 1Д£тауо1а^г’⁷, обращение, занимающее центральное положение в послании Евангелия.

В обоих случаях мы имеем дело с опытом полноты, в котором человек пробуждается к самому себе и вновь обращается к точке происхождения в глубине своего существа, достигая затем самых пределов своей личности. Евангельское обращение, как и ве- дантический опыт, вырывают человека из всех уз, которые связывают его изнутри и снаружи. Поисти- не, этот опыт Духа, в котором христианин освобождается от своей эгоцентрической обусловленности, направляет его взор внутрь, к Отцу, изначальному Источнику, и вовне, к братьям-людям. Таким образом, он открывается во всей своей полноте через единственное и одновременно двустороннее преодоление себя вместе с Иисусом, полностью послушным Отцу и в готовности, подобно Иисусу, отдать свою жизнь за других.

Многие пытаются противопоставить индийскую мудрость христианству на основании того, что первая есть джняна, созерцание, а вторая — карма, добрые дела. Однажды Виноба Бхаве⁵⁸ в своей речи в Тамил-Наду призвал сочетать мудрость, джняну веданты, любовь, бхакти тамильских мистиков и добрые дела, карму Евангелия. В реальности джняна, бхакти и карма суть лишь пути, марга, которые должны в обязательном порядке вести к чему-то, находящемуся за их пределами. Тот, кто превращает путь в самоцель, никогда не закончит своего путешествия. Существует множество путей, соответствующих различным типам темперамента и призвания. Однако тот, кто гордится, что идёт путём джняны, двигается в противоположном от высшей цели направлении. Кроме того, ни один из путей не возможен без других, и прогресс на пути кармы — это основа подлинного прогресса на пути бхакти или джняны, точка, в которой глубокая мудрость евангельского пути становится более очевидной. Джняна, бхакти и карма могут быть эффективны лишь тогда, когда становятся отражением на уровне мысли, эмоций и действия света, уже осветившего глубины человеческого существа. Вдохновение для них исходит из этих глубин, все они принадлежат к царству знаков, знаки же должны вести за пределы самих себя — такова их природа.

Возникает вопрос: если фундаментальный христианский и подлинный ведантический опыт имеют столько точек соприкосновения, почему же их формулировки так разнятся и кажутся во многом несовместимыми даже с учётом интеллектуальных и культурных контекстов, которыми они обусловлены?

Данного краткого предисловия недостаточно для обсуждения этого вопроса. Но нельзя ли предположить, что сама эта проблема, исходящая из гипотезы (унаследованной от греков) о том, что любую дилемму можно разрешить на уровне рассуждений, ложна?

Совершенно понятно, что на уровне идей, на спекулятивном уровне этот спор не может быть разрешён. Опыт Иисуса, лежащий в основе любого подлинного христианского опыта, точно так же, как и опыт индийских джняни, носит экзистенциальный характер. Возможно, мысль и вправду способна передать отблески этого опыта и указать бодрствующему человеку, жаждущему спасения, направление для личного пути к нему и участия в нём. Однако ни одна концепция не может определить и, тем более, пере

дать этот опыт. Если же оба они невыразимы, какая же мысль может сравнить и оценить их?

Чтобы лучше понять этот факт, мы можем обратиться к коанам⁵⁹ традиции дзен, парадоксам, о которых начинающий последователь должен размышлять в течение месяцев и даже лет, чтобы однажды осознать, что разрешить их невозможно и что отсутствие решения и открывает ответ на главный вопрос. Опять-таки решение не лежит в плоскости логического заключения о том, что решения нет: таким путём мы ничего не достигнем, а лишь нагрузим ум новыми идеями, в то время как наша цель — освободить ум от всей обусловленности. Однажды происходит прорыв к сердцу всех вещей, и его невозможно выразить словами. В то утро, когда ученик приходит к учителю с сияющим взглядом, учитель понимает, что произошло, они оба улыбаются, и это всё...

Зачастую высокомерное отвержение христианства во имя так называемой более высокой истины Востока — это доказательство полного отсутствия опыта и в христианском, и в ведантическом контексте. Любой, кто осмеливается осуждать и проклинать, ещё не достиг глубин. Для джняни не существует аджня- ни. Единственными людьми, которых Иисус жёстко критиковал, были лицемеры, которые утверждали, что знают ответы на все вопросы!

Естественно, ум, привыкший, что за ним всегда последнее слово, протестует. Простая вода безвкусна для того, кто неспособен наслаждаться ароматом абсолютной чистоты. Он называет её без-вкусной потому, что может выносить суждения лишь по сравнению с чем-то неподлинным. «Имеющий уши да услышит»⁶⁰, сказал Иисус. И пусть тот, кто не разумеет, просит Господа открыть его уши, как учит псалмопевец. И да откроется его сердце Духу!

***

Мы бы хотели представить послание Шри Джня- нананды на фоне вышеизложенных размышлений. Истинность и чистота этого послания делают его особенно своевременным.

В жизни Шри Джнянананды, как и в жизни Шри Раманы Махарши, нет и следа от чего бы то ни было экстраординарного⁶¹. Он не демонстрировал никаких экстазов или сиддхи, не давал эзотерических наставлений, не выдвигал претензий на миссию (всё это часто свойственно так называемым гуру и вследствие неконтролируемого желания управлять другими и подпитывать собственное эго сводит на нет их, во многих случаях изначально искренние, духовные дары). Не вводит Джнянананда своих учеников и в самадхи: у него вообще нет ничего общего ни с какой дешёвой духовностью. Путь, который он предлагает, — это путь полного отречения, в результате которого для эго не остаётся никакой возможности проявить себя. Любой, кто сомневается в этом, должен попытаться встать на этот путь дхъяны, которому учит Джнянананда!

Шри Джнянананда не действует посредством различных «состояний ума», навязываемых ученику в качестве помощи в деле погружения во внутреннюю тайну. Он сразу переходит к главному, следуя пути столь же тернистому, как, скажем, восхождение на гору Кармель⁶². Общаясь с учениками, он не прибегает ни к каким инструментам: его наставления обращаются к самому источнику учителя, к источнику духа. Разумеется, этого невозможно почувствовать — человек может ощутить лишь то умиротворение, которое исходит от него и преображает тех, кто готов принять его.

Он учит веданте во всей её чистоте. В этом рассказе Странник⁶³ не пытается скрыть шокирующие детали или смягчить парадоксы, ибо именно эти парадоксы могут вывести нас из духовной летаргии и, открыв ум внимательного читателя к новым для него вещам, привести его туда, где ждёт его Дух.

Любой, кто однажды открыл обитель Духа в своих собственных глубинах, не может оставаться нечувствительным к присутствию этого же единого Духа во всём мире, могущественно и мирно ведомого им к финальному свершению во Христе, в точке Омега всей Вселенной⁶⁴. Возможно, таким образом христиане услышат (и прежде всего от мудрецов Индии и их традиции) призыв того же самого Духа, посылаемый всему миру, а в особенности ученикам Господа Иисуса, — призыв, всегда скорее внутренний, направленный в глубины Сердца Иисуса, в лоно Отца.

Гъянсу⁶⁵,1970 г., праздник Пятидесятницы

над самадхи, он простирался перед ним на земле в поклонении и смирении.

Внутри святилища жрецы проводили свои обряды, не обращая внимания ни на пение детей, ни на передвижения паломников, ведь в поклонении, как и в жизни, каждый играет собственную роль, и эти роли не должны смешиваться. Они беспрерывно возливали на лингам подношения в виде воды, молока, очищенного масла и кокосового сока. После каждого возлияния они омывали и вытирали священный камень. Во время воспевания ста восьми имён Шивы они предлагали ему лепестки лотоса, затем украшали его цветами и шёлковыми платочками. Они освящали и подносили ему найведьям, шарики из рисовой муки, которые затем раздавались как прасад. В самом конце, среди облаков дыма благовоний, они очерчивали круги в воздухе горящими масляными лампами.

В этот самый момент ритм пения замедлялся и все, повинуясь призывному возгласу, вставали и в почтении складывали ладони у груди. Звучал священный слог ОМ и сложенные руки поднимались сначала к лицу, а затем над головой. Вскоре все лежали ниц, распростёршись в символическом жесте, который в Индии выражает внутренний опыт трансцендентности Божества и полную преданность Тому, Чью тайну мы осознаём.

Одновременно кто-то из жрецов предлагал финальное арати в виде зажжённой камфарной лампы. Он повторял традиционные мантры, но звук их тонул в звоне колокольчика, который жрец держал в левой руке, а также в грохоте храмового гонга, вибрировавшего под гранитными сводами.

Затем он выходил из святилища, держа в руках медный поднос, на котором догорало пламя. Все со-

Начало

В

то утро⁶⁶ Странник по своему обыкновению отправился в ашрам послушать пение Вед.

Он занял своё обычное место позади стены храма среди группы паломников, приходивших медитировать к самадхи Шри Раманы утром и вечером. Экстатические песнопения в сочетании с ритмом помогали им погрузиться в более глубокое созерцательное молчание.

Дата добавления: 2015-08-27