Накануне образования киевской Руси

Теперь, когда мы выяснили истинную природу древних русов (германоязычные скандинавы), можно перейти к рассмотрению самого главного вопроса отечественной историографии, который формулируется так: почему, при каких обстоятельствах и как образовалось государство, которое мы сегодня называем Киевская Русь?

Жаркие споры на эту тему ведутся уже около двух с половиной столетий и сводятся в основном к препирательствам между так называемыми норманистами и антинорманистами, то есть между теми, кто доверяет свидетельству Нестора-летописца о создании первоначальной славянской государственности в Восточной Европе варяго-русами, и теми, кто по этническим и политическим соображениям это свидетельство начисто отрицает.

При этом норманисты продолжают искать и находить все новые и новые доказательства обоснованности своей позиции, а антинорманисты (я называю их панславистами) несмотря ни на что продолжают укреплять свою убежденность в том, что древнерусское государство было создано исключительно местными славянскими племенами мирных земледельцев, которые будто бы вначале решили объединиться в межплеменной союз, а уж потом этот союз сам по себе трансформировался в государство. И вот именно в этом и заключается органический порок позиции панславистов.

Дело в том, что историкам не известен ни один достоверно установленный факт самопроизвольного возникновения государств в результате лишь внутреннего саморазвития племен и межплеменных объединений.

По этому поводу видный украинский историк Омелян Прицак, автор известного труда “Происхождение Руси”, писал, что ни земледельческие, ни скотоводческие, ни охотничье-рыболовецкие объединения не испытывали никакой потребности в государственной форме жизни, так как на своем общинно-хозяйственном уровне являлись вполне самодостаточными.

Следовательно, возникновение государств нельзя рассматривать как результат их внутреннего саморазвития. Напротив, весь ход мировой истории свидетельствует, что государственная форма организации жизни всегда навязывалась этим сообществам извне. Такой же точки зрения придерживалась и историк Александра Яковлевна Ефименко, чье исследование происхождения Украины не имеет себе равных по глубине и объективности.

Она писала: “Государственная, политическая жизнь почти никогда не начинается спонтанно, без толчка извне. Чаще всего государства создаются при помощи завоеваний или вообще насилия, принуждения” (Ефименко А. Я. История Украины и ее народа. К., 1992, с. 20).

Есть ли у нас какие-нибудь веские основания предполагать, что Киевская Русь возникла не так, как все государства в мире, а как-то иначе? Естественно, нет, так как законы общественно-исторического развития универсальны. Полностью разделяя эту точку зрения, я тем не менее считаю, что в истории Киевской Руси есть свои особенности, которые можно назвать уникальными. Эти особенности, к великому сожалению, так и остались не замеченными и не описанными нашими профессиональными учеными. И это, увы, не простая случайность.

Отечественная историческая наука, рожденная в пылу непримиримой борьбы славянской группировки ученых Императорской Санкт-Петербургской академии наук против своих же коллег германского происхождения, по самой логике этой борьбы с самого начала встала на путь панславизма, отрицающего какую бы то ни было роль “инородцев” в возникновении Руси.

Безусловно, это было весьма патриотично, но с точки зрения объективности научных исследований эти господа лишили себя принципиальной возможности создать реальную и непротиворечивую схему поэтапного возникновения славяно-язычной Киевской Руси. Мало того, они лишили этой возможности и все последующие поколения историков, так как панславизм был провозглашен единственно верной точкой зрения в отечественной историографии.

В противоположность этой печальной реальности предлагаю возвыситься над застарелыми этническими предрассудками, делящими наших древних предков на своих (славян) и чужих (инородцев). Попробуем создать принципиально новую, максимально приближенную к историческим реалиям концепцию возникновения Киевской Руси. Пусть в этой концепции будет место всем племенам и народам — от скифов Геродота до славян Нестора. Естественно, концепция должна учитывать и выдающуюся роль варяго-русов в сплочении разноэтничных народов Восточной Европы в единое мощное государство.

Первые шаги к созданию этой концепции были уже сделаны в предыдущих выпусках рубрики “Наш край”. В частности, было показано, что древнерусская народность не была чисто славянской, а сформировалась из поэтапного смешения и ассимиляции таких народов, как киммерийцы, скифы, сарматы, готы, гунны, булгары и славяне. Косвенно это подтверждается эклектичным пантеоном языческих богов, поступивших, так сказать, в общий котел от всех указанных народов. Явные следы этого смешения есть и в словаре русского и украинского языков, в котором встречаются древнеиранские, старогерманские, тюркские и славянские слова. Впрочем, об этом поговорим позднее.

Итак, начнем с того, что попробуем выяснить, откуда взялись понятия “рус” и “русские”. Из множества версий разной степени достоверности я выбрал лишь одну, которая мне представляется единственно верной. Смысл ее заключается в следующем. Начиная с так называемого вендельского периода истории (550—800 гг.) и в особенности в эпоху викингов (800—1066 гг.) из Скандинавии, в силу внутренних этноисторических процессов, хлынули в Европу потоки хорошо вооруженных, отважных и искусных в военном деле ватаг грабителей в основном шведского происхождения. Этих предприимчивых и алчных молодцов называли викингами и варягами, а в русских летописях еще и находниками.

Плавая на быстроходных гребных судах с малой осадкой, они проникали по водным артериям даже в самые отдаленные от побережья земли, высаживались на берег и грабили местное население. Первыми жертвами скандинавских грабителей были соседние финские племена. Завидев причаливающие к берегу лодки и выскакивающих оттуда вооруженных чужаков, жители с криками “ Рутси! Рутси!” пытались спастись бегством. Со временем это финское ruotsi (гребцы) так прочно закрепилось за шведскими варягами, что даже сегодня в финском языке понятие “швед” обозначается словом ruotsalainen.

Постепенно, по мере расширения сферы деятельности варягов в Северной и Восточной Европе название “рутси” позаимствовали и другие племена, в том числе и славянские, факт этот очень хорошо иллюстрируется тем, что в “Повести временных лет”, несмотря на бесчисленные переписки, переделки и подчистки, в некоторых местах текста чудом уцелел термин “рустии”, представляющий собой древнюю переходную форму от финского “рутси” к славянскому “русские”.

В дальнейшем варяжские находники так привыкли к своей кличке, что уже сами называли себя русами и распространили это название в районы Каспийского, Азовского и Черного морей, где оно приняло еще одну параллельную форму— “рос”

Неуклонное расширение географии деятельности варяго-русских находников постепенно привело к тому, что количество награбленной или полученной в виде дани добычи стало превосходить собственные потребности. Возникла необходимость где-то сбывать материальные ценности — меха, слоновую кость, кожи, оружие, мед, воск и т. п. В те времена добротные меха северных животных более всего ценились в южных странах, где из-за теплого климата местные животные не имели качественного мехового покрова. Высоко ценилась и слоновая кость (бивни мамонтов), из которой искусные византийские и арабские ремесленники делали оправу оружия, дорогие безделушки и ювелирные изделия.

Варяго-русы стали искать и постепенно проторили торговый путь на юг и юго-восток. Путь этот был, естественно, водный, ибо, во-первых, по воде легче и безопаснее перевозить грузы, а во-вторых, варяги традиционно избегали сухопутных путей, предпочитая все свои мероприятия осуществлять на кораблях, за что, собственно, и были прозваны “гребцами” (русами).

Водный торговый путь начинался в видах Балтийского моря, проходил по рекам и волокам южного Приладожья до Волги, далее вниз по течению реки до того места, где ныне начинается Волго-Донской канал. Здесь путь раздваивался. Можно было плыть либо дальше в Каспии, либо по волоку свернуть в верховья Дона. Ну а по Дону— в Азовское и Черное моря и далее в Константинополь. Здесь был конечный пункт великого торгового пути.

Когда первые русские купцы стали появляться на побережье Азовского моря, они встретили ранее обосновавшихся здесь родственных скандинавским русам готов, тоже говорящих на старогерманском языке. Откуда они взялись? Цитирую строки из книги А. Я. Ефименко “История Украины и ее народа”. (К„ 1992, с. 20):

“По берегам Черного моря..., кое-где в Крыму и на Таманском полуострове сохранились остатки готов, вытесненных из наших степей гуннами. Эти готы плавали морем, промышляли торговлей и грабежами, а также служили в Константинополе (Царьграде) в качестве наемников в войсках греческих императоров”.

Таким образом, очевидно, что варяжские русы, найдя полностью родственную им среду (по языку и менталитету), самым естественным образом влились в нее и создали здесь свой опорный пункт, военноторговую факторию, или. говоря языком науки — дружинный центр. Выбор места расположения этого дружинного центра под названием Русия на одном из крупных островов в дельте р. Кубань (“остров русов”) был не случайным. Непроходимые топкие болота защищали Русию от всяких неожиданностей лучше, чем самые высокие крепостные стены, а выходить в море на судах можно было по многочисленным рукавам и протокам. Естественно, болота мало годились для сельскохозяйственных нужд, но русы, как мы знаем, сельским хозяйством не увлекались.

Курсируя по волжскому торговому пути, русские купцы пересекали территорию двух враждебных друг другу государств: Великой Булгария и Хазарского каганата. Поэтому русам приходилось постоянно иметь дело и с булгарами, и с хазарами: торговать с ними. наниматься на службу, участвовать в военных походах и т. д. Вследствие этого русы со временем настолько сжились с теми и другими, что даже внешне стали выглядеть, как настоящие тюрки — на выбритой голове они носили клок волос — оселедец (“свисающий” с тюркского), отрастили длинные вислые усы и оделись в широченные шаровары.

Необычный вид этих шаровар так поразил воображение арабского географа Ибн-Русте, что тот написал о русах: “Штаны носят широкие — сто локтей материи идет на каждые. Одевая такие штаны, собирают их около колена и привязывают к нему”. Пышности таких “штанов”, наверное, позавидовал бы даже Тарас Бульба!

О русах того дославянского периода сохранилось еще одно интересное свидетельство. В “Житии св. Стефана, епископа Сурожского” можно прочитать следующее: “Воинственный и сильный князь Новгорода русского... Бравлин... с многочисленным войском опустошил места от Корсуня до Керчи, с большой силой пришел к Сурожу..., сломал железные ворота, вошел в город с мечом в руке, вступил в св. Софию... и ограбил все” (Л. Н. Гумилев. Древняя Русь и Великая степь. М., 1992, с. 124).

Упомянутый здесь Новгород русский — это не тот, хорошо нам знакомый Новгород на р. Волхов, возникший позже, а так называемый Неаполь скифский (Новый город.), некогда размещавшийся на месте нынешнего Симферополя; Корсунь и Сурож — это Херсонес и Судак.

До сих пор ученые продолжают ломать голову над вопросом о личности этого загадочного русского князя, не упоминаемого больше ни в одном источнике. “Что за странное имя — Бравлин, ибо понимание его как эпитет “бранлив” (т. е. воинственен) натянуто и неубедительно”, — удивляется тот же Л. Н. Гумилев.

Было немало попыток “славянизировать” это странное имя, даже намекалось на то, что Бравлин был некто иной, как киевский князь Аскольд. Похоже на то, что нужно быть непрофессиональным историком, чтобы увидеть буквально очевидное: Бравлин — типично скандинавское имя, как это и положено русскому князю того периода. У меня нет справочника по скандинавским именам, да и вряд ли таковой вообще существует.

Но внедавно в который уже раз перечитанной книге шведского врача Акселя Мунте “Легенда о Сан-Микеле” фигурирует имя Ристин, сходное по форме с именем Бравлин. К тому же в памяти сохранилась фамилия игрока шведской сборной на первенстве мира по футболу в 1994 г. — Бролин. Между древним Бравлиным и современным Бролиным пролегла временная пропасть более чем в тысячу лет, но кто станет отрицать Принципиальное тождестви этих двух имен?

Однако главная “изюминка” описанного эпизода, ради которой я, собственно, и привел его здесь, заключается не в личности варяго-русского князя Бравлина, а в хронологии его похода на Сурож. Когда это было? Русский историк Н. Артамонов полагал, что в 755 году, а американский историк Г. Вернадский — что в 790 году. Однако, по большому счету не имеет ровно никакого значения, кто из двух известных историков более точен. Главное то, что эпизод с Бравлиным датируется второй половиной VIII века.

Вспомним: Аскольд появился в Киеве в первой половине, а князь Олег — в конце IX века. Разница в целое столетие! Получается ситуация, о которой в учебниках по отечественной истории ничего не говорится и о которой наши профессиональные историки писать не любят: за столетие до возникновения Киевской Руси в Причерноморье и в Крыму уже вовсю орудовали какие-то русские князья! И этот объективный факт нашей истории как нельзя лучше иллюстрирует всю беспочвенность фантазий тех, кто твердит, будто скандинавские варяги стали называться русами лишь оттого, что приезжали в славянскую Киевскую Русь и нанимались в дружину славянского же русского князя (Б. А. Рыбаков).

Во времена письменно засвидетельствованного русского князя Бравлина никакой Киевской Руси еще не было, в Среднем Поднепровье размешалось тюркоязычное государство Великая Булгария со столицей в городе Башту (будущем Киеве)

Дата добавления: 2015-08-26