Эпоха реформ и провинциальная печать

С воцарением Александра II в его окружении стало постепенно складываться убеждение о вреде крайнего стеснения мысли и всякой инициативы, господствовавших в предшествующее царство­вание. Министр народного просвещения Е.П.Ковалевский в 1859 году вне­с в Государственный совет проект нового закона о цензуре, но он был оттуда возвращен на доработку. Работа по реформированию законодательства о печати возобновляется в 1861 году, а на следующий год при Министерстве народного просвещения для этого учреждается Особая комиссия. 10 марта 1862 года Сенату был дан именной указ, в котором, в частности, подчеркивалось:

«Не подвергать вовсе рассмотрению цензуры все издания правительствующих учреждений и «Губернские ведомости», предоставив начальствам сих учреждений и губернаторам поручать цензурирование оных лицам по своему выбору».

В январе 1863 года цензура перешла в ведение МВД, где происходило обсуждение нового цензурного закона. В мае того же года был составлен обширный проект Устава о книгопечатании, утверждены тринадцать временных правил по цензуре, в частности:

«3. При рассмотрении сочинений и статей о несовершенстве существующих у нас постановлений дозволять к печатанию только специальные ученые рассуждения, написанные тоном приличным предмету и притом касающиеся таких постановлений, недостатки которых обнаружились уже на опыте.

4. В рассуждениях о недостатках и злоупотреблениях администрации не допускать печатания имен лиц и собственного названия мест и учреждений.

5. Рассуждения, указанные в предыдущих двух пунктах, дозволять только в книгах, заключающих не менее десяти печатных листов, и в тех периодических изданиях, на которые подписная цена с пересылкою не менее семи рублей в год…

7. Не допускать к печати статьи: а) в которых возбуждается неприязнь и ненависть одного сословия к другому и б) в которых заключаются оскорбительные насмешки над целыми сословиями или должностями государственной и общественной службы»[77] (в принципе повторялись основные положения циркуляра по цензурному ведомству от 8 марта 1860 года[78]).

В сентябре 1865 года были введены в действие указ Сенату «О даровании некоторых облегчений и удобств отечест­венной печати» и мнение Государственного совета «О некоторых переменах и дополнениях в действующих ныне цензурных постановлениях». Перемены и дополнения заключались в следующем: во-первых, в Петербурге и Москве от предварительной цензуры освобождались газеты и журналы; во-вторых, от предварительной цензуры освобождались правительственные и научные ака­демические и университетские издания. В случае нарушения автором или издателем закона возбуждалось судебное преследование, а периодическая печать еще и подвергалась административному взысканию. Вся цензура была поделена на внутреннюю (светскую и духовную) и иностранную. Действие нового закона распространялось только на светскую внутреннюю цензуру, а остальные продолжали руководствоваться цензур­ным уставом 1828 года. Цензура разделялась на предварительную и карательную. Последняя применялась по отношению к изданиям, освобожденным от предварительной цензуры.

Временные правила о печати не представляли собой нового цензурного устава, а лишь реорганизовали Главное управление по делам печати, вве­ли систему судебного преследования по делам печати и поставили печать в еще большую зависимость от власти министра внутренних дел. Именно от него стало зависеть разрешение новых периодических изданий. Он же мог выносить и предостережения органам печати (второе предостережение при­останавливало печатный орган на срок не свыше шести месяцев, а после третьего деятельность могла быть прекращена, но с санкции Сената). В июне 1867 года устанавливаются новые прави­ла, по которым публикация в периодической печати разрешалась исключи­тельно губернатором. Печать по-прежнему зависела не столько от действующего законодательства, сколько от «усмотрения» цензурных органов и произвола администрации. Карательная политика в отношении печати со­стояла в предостережениях, временных приостановках изданий, судебных преследованиях и уничтожении книг, признанных «особо вредными». Только за 1866–1868 годы было проведено 13 судебных процессов по делам печати, а за 1865–1880 годы было дано 177 предостережений и сделано 52 приоста­новки[79].

Великие реформы 1860-х годов в значительной степени изменили ритм жизни российской провинции. Важнейшим фактором стал рост числа мелких предприятий вследствие освобождения крепостных крестьян и развития товарно-денежных отношений.

Это было время бурного железнодорожного строительства. В 1864 году магистраль связала Москву с Рязанью, тремя-четырьмя го­дами позже железная дорога из Москвы пришла в Тулу, Воронеж, Орел, Курск, соединила Орел и Смоленск. В 1870 - 1871 годах была закончена постройка сразу нескольких дорог: Орловско-Грязской, Грязе-Царицынской и Козловско-Ростовской. Губернские города Центра России в итоге получили не только устой­чивое транспортное сообщение между собой, но и выход на Волгу, Северный Кавказ, на Украину и в Прибалтику. Еще ранее, в 1852 го­ду шоссе связало Орел и Курск, в 1855 - Курск и Харьков. Одновре­менно развивались средства связи: к 1859 году телеграфную связь получили все губернские центры по линии от Москвы до Харькова.

Прокладка железных дорог ускорила развитие городов, привела к заметному увеличению численности рабочих, технической интелли­генции. Усилилось, стало повседневным и будничным, всепроникающим взаимное влияние столиц и важнейших губернских центров империи. Известный русский философ Василий Розанов, проживший в тот период около десятка лет в Орловской губернии - он был учителем в Брянс­ке и Ельце, - обратил внимание на особенность общественной жизни:

«С проведение железных дорог и «окончательной централизаци­ей» все стеклось в один мозг, в столицы, оставив тело страны бесчувственным и бездыханным. Настал какой-то «окончательный па­па» и «окончательная кокотка» и «окончательный министр», «оконча­тельный философ» [...] Вы никак не можете изолироваться от Петербур­га и продолжаете, в сущности, жить в нем, но только как бы на очень отдаленной улице и мало посещаете центры его»[80].

Важную роль в активизации местного самоуправления и общест­венной жизни в целом сыграли учрежденные в 1864 году земства. Они поддержали давно наметившееся стремление провинции к распростра­нению грамотности и поднятию культурного уровня, многое сделали для становления негосударственной прессы.

Однако в целом, несмотря на положительные сдвиги, Централь­ная Россия в этот период испытывал ряд депрессивных моментов в своем развитии. Это было обусловлено в основном тем, что обширный регион оставался малопривлекателен для вложения капиталов, а зна­чит, и менее перспективен для более динамичного роста экономики. Здесь не было боль­ших запасов полезных ископаемых, которые для того уровня развития производительных сил могли бы определить крупное производство. Регион был расположен между Московским промышленным районом и Донбассом и, таким образом, рассматривался в основном как постав­щик сельскохозяйственной продукции. Легкая промышленность прихо­дила в упадок из-за того, что эта отрасль получила развитие в Москве и близлежащих городах. Крайне невысокой была покупательная способность населения, что тормозило развитие рынка. Сельское хо­зяйство региона вступало в кризис в связи с перемещением центра земледелия страны на Юг и в Поволжье.

Последний фактор абсолютно точно координируется с уровнем насыщенности территорий частными газетами: на Юге и в Поволжье их было несравнимо больше, чем в Центральной России. Отсюда можно сделать вывод о противоречивости процесса развития местной прессы в данный период: с одной стороны, он характеризуется появлением ряда новых для традиционной типологии изданий, с другой стороны, круг этих изданий был невелик, значительно беднее того, что име­лось в регионах с более благоприятной динамикой развития.

В декабре 1860 года в одном из писем известный воронежский журналист и общественный деятель Михаил Де-Пуле писал профессору Харьковского университета Д.И.Каченовскому: «Право, пора будить провинцию и вырвать журнальную монополию из рук столичных антреп­ренеров»[81]. Схожие мысли звучали и у представи­телей столичной интеллигенции. Так, например, известный писатель и публицист И.С.Аксаков в 1861 - 1865 годы издавал газету «День». Он хотел сделать ее «голосом земства», провинции, открыл в ней отдел «Областные вести». И.С.Аксаков считал несправедливым такое положение, когда провинция питается изделиями «столичной журналь­ной стряпни»[82]. Она сама должна проснуться от застоя. Без развития местной жизни, утверждал он, не будет полно­ты всероссийской общественной жизни[83]. В пе­редовых статьях этой газеты Аксаков намечал программу действий для местной интеллигенции, ратовал за развитие областной литера­туры, близкой к «грунту».

Пореформенная эпоха вызвала к жизни целый ряд новых изданий - не только в столицах, но и в провинции. Мощными импульсами для развития местной печати стали такие правительственные либеральные решения, как снятие с газет ограничений на публикацию частных объявлений и рекламы (1863 год), введение Временных правил о пе­чати (1865 год), поощрявших возникновение частных изданий. Как подчеркивает Б.И.Есин, «технический прогресс облегчал их органи­зацию и выпуск: увеличилось производство бумаги, появились мощные печатные машины, телеграф во много раз ускорил поступление инфор­мации... Газеты, принадлежавшие частным лицам, возникают не толь­ко в столицах, но и в губернских городах России»[84]. В Орле в это время, помимо казенной типографии, появился ряд частных по­лиграфических предприятий (М.П.Гаврилова, И.Григорьева, И.А.Коро­лева, А.П.Матвеева, И.С.Чичикаслова, князя Н.Н.Оболенского и др.)[85].

Однако, как уже отмечалось выше, процесс развития провинци­альной прессы имел весьма противоречивый характер. Один из публицистов тех лет - Н.Ветвицкий (псевдоним А.И.Аристова) - пытался найти причины типичного для русской провинции застоя «Губернских ведомостей». В статье «Что нужно для русской истории в нас­тоящее время» он писал:

«Причина появившейся «пустоты и бессодержательности» многих номеров ранее интересной газеты проистекает оттого, что редакции поневоле приходится писать «о приехавших и уехавших», хроника дня буквально подавила остальные отделы газеты. Другая причина оску­дения исторического раздела губернских ведомостей заключена в том, что «местному начальству выгоднее держать при себе человека скорбного главою», поэтому на должность редактора «части неофици­альной» губернатор обычно утверждает гимназических учителей, «у которых часто бывает более 20 уроков в неделю, официальных и частных», и они не в состоянии вести редакторскую обязанность строго и добросовестно.

Дельнее были бы молодые преподаватели семинарий: не развле­каемые постоянными занятиями, воспитывавшиеся с детства в сель­ской жизни среди народа, привыкшие к труду серьезному, они могли бы с пользою вести это дело. Кроме того, наставник семинарии мо­жет через своих воспитанников собрать множество исторических и этнографических материалов для разъяснения особенностей местной провинциальной жизни, для составления общей характеристики быто­вого русского облика».

«Губернские ведомости» - наиболее удачный во всех отношениях орган печати в российской провинции», - заключал Ветвицкий, - «им открыт вход, где сохраняются разные местные документы, и около них всегда может сосредоточиться несколько дельных голов, способ­ных разрабатывать предметы, относящиеся к задачам издания»[86].

Не случайно В.Г.Короленко с горечью вспоминал о той поре:

«Администрация того времени смотрела на провинциальную газе­ту как на праздную затею, совершенно излишнюю и, пожалуй, вред­ную... Поэтому добиться права на издание частной газеты в провин­ции в то время было невозможно. Первые отступления от этого пра­вила были сделаны в пользу торгово-промышленных интересов. Пот­ребность в отношении объявлений, биржевых и других справок предс­тавлялась реальной..., отказать в основании такого органа в про­мышленном городе было почти невозможно»[87].

Подытоживая собственный трудный опыт, издатель «Донского вестника» А.Карасев писал: «Застоем своим провинциальная печать обязана единственно несвободе. Действительно, чем занимается этот ребенок, который едва-едва может лепетать? Усиленным собиранием различных нужных и ненужных, верных и неверных известий, жалкими перепечатками, «тонкими намеками на то, чего не ведает никто», разными иносказаниями, даже сплетнями, недостойными печатного слова. И за это же ее обвиняют, упуская из виду то обстоятельст­во, что если бы эта печать имела возможность говорить о деле, то никогда на столбцах ее органов не появились бы эти убивающие ее элементы»[88].

Заметным явлением середины 1870-х годов была также полемика между приверженцами «центров» и поборниками «областничества». Отправной точкой этой широкой дискуссии можно считать статью из­вестного писателя, публициста и историка Д.Л.Мордовцева «Печать в провинции»[89] - своего рода отклик на критические оценки демократами официозной губернской прессы. По его мнению, «закон центральной силы, закон роста центров, закон роста больших городов» оказывает влияние на печать, которая сосредотачивается в крупных городах, а национальная и областная печать должна в таком случае играть скромную роль, заниматься исключительно местными вопросами. Сог­ласно закону централизации все идет от центров, как и все идет к центрам. Провинция же, по мнению Д.Л.Мордовцева, только отвлека­ет от столиц силы, которые могли бы сыграть важную роль в общест­венной жизни.

Статья Д.Мордовцева получила наибольший резонанс в силу ка­тегоричности высказываний и уязвимости аргументации, принадлежнос­ти самого автора в прошлом к числу активных деятелей местной прессы и в связи с общественным интересом к проблеме областни­чества после краха народнической тактики «хождения в народ». Ав­тор сделал вывод о бесперспективности местной прессы. Между тем, как подчеркивает исследователь истории журналистики А.И.Станько, «под влиянием общественного движения, выступлений демократической журналистики, пропаганды народников и благодаря участию полити­ческих ссыльных местная печать постепенно претерпевала изменения, формировались демократические издания»[90].

В то время «Донская газета» делилась с читателями своим ви­дением будущего нестоличной журналистики: «Для того чтобы про­винциальная пресса приобрела какое-нибудь значение и влияние на среду, в которой ей приходится проповедовать слово истины, она должна быть поставлена в те же условия, в каких находится столич­ная печать... Тогда провинция сделается узлом, где будут завязы­ваться все жизненные отношения, переходящие в область общегосу­дарственных интересов и политики»[91].

Многочисленные отклики местных газет и журналов содержали не только несогласие с мнением Д.Мордовцева, но и противопоставление провинциальной печати столичной, которая «неспособна правильно судить о потребностях провинции»[92]. Мордовцев отстаивал свою позицию, но спустя некоторое время в примечании к своему собранию сочинений (1889) признался, что «от многого, высказанного в этой статье теоретически... поло­жительно отказывается»[93].

В самом деле, к тому времени России уже давно были известны такие крупные и достаточно авторитетные региональные газеты, как, в частности, «Сибирь» (Иркутск), «Киевский телеграф» (Киев), «Азовский вестник» (Таганрог). И в центре России уже был предпри­нят ряд попыток осуществить издание таких газет и журналов, кото­рые были бы свободны от типичных болезней узкопровинциальной, ло­кальной русской прессы. Так еще в самом начале 1860-х годов в Во­ронеже книгопродавец Н.В.Гарденин собирался издавать «Провинци­альный вестник», а владелец типографии В.А.Гольдштейн - «Донские записки». Оба замысла не были осуществлены, но в 1868 году в Во­ронеже начала выходить крупная региональная газета «Дон» (подза­головок «Газета экономическая, юридическая и литературная»), в 1869 году - ежедневная газета «Воронежский телеграф».

СОЗДАНИЕ ГАЗЕТЫ «ОРЛОВСКИЙ ВЕСТНИК»

Орловская интеллигенция еще в самом начале пореформенной эпохи замыслила издавать прогрессивную литературно-политическую газету. Хотя практически одновременно все «Губернские ведомости» в городах Центральной России стали выходить не один раз в неделю, а чаще (в Орле с 1872 года - два раза в неделю), имевшиеся гу­бернские и епархиальные «Ведомости» уже не могли удовлетворить интерес динамично развивавшегося общества. Однозначно на это ука­зывал в своих воспоминаниях актер В.Н.Давыдов, живший в Орле в конце 1860-х годов: «Местная газета была скучнейшая и писала только об утоп­ленниках, об излечении почечуя, о бродягах. За несколько сезонов, которые я прослужил в Орле, газета ни строчки не написала о теат­ре»[94]. Далеко не со всем в этом категоричном отзыве можно согла­ситься с высоты минувших лет, но он довольно верно отражает отно­шение интеллигенции пореформенной эпохи к официозной провинциаль­ной прессе.

1860-е годы несли с собой массу новшеств. В октябре 1861 года к орловскому губернатору графу Н.В.Левашову обратился с прошением преподаватель Орловского Бахтина кадетского корпуса титулярный советник А.П.Фельдман. Он просил разрешения открыть первую в городе фотографию. Губернатор не возражал: фотоателье было открыто на Болховской улице. В 1864 году в Орле появился первый общественный банк, в последующие годы были открыты институт благородных девиц и реальное училище, биржа, начало работать губернское земское собрание, были сооружены водопровод и «постоянные» мосты через Оку и Орлик, заявило о себе музыкальное общество, была введена нумерация домов и т.д.

Эти годы можно было назвать весною жизни в провинции, эпохой расцвета духовных сил и общественных идеалов, временем горячего стремления к свету. Русских охватило лихорадочное движение вперед, молодежь мечтала о самообразовании и просвещении народа, хотела сделать счастливыми всех. Красноречивый пример - попытки провинциальных жителей заняться «самиздатом». Будущий председатель Думы С.А.Муромцев родился в 1850 году, детство проводил в селе Лазавка Новосильского уезда. В возрасте 9 – 10 лет мальчика увлекла игра – ежедневная газета, по образцу московских, получаемых отцом в деревне. На протяжении двух лет каждое утро на чайном столе, рядом с отцовским местом, лежал свежий номер, составленный вечером на основании собранных на кухне, в детской, в саду «сотрудниками редакции» (братьями и сестрами) сведений. Позднее по этой газете взрослые иногда наводили справки – кто из детей и когда заболел, что произошло в хозяйстве и т.д.[95]

В конце 1860-х годов в Орел приехал из Воронежа страстный последова­тель В.Г.Белинского, известный литератор Александр Николаевич Чу­динов (1843 – 1908), который прежде преподавал в Воронежской гимназии. А.Н.Чу­динов обратился к И.С.Тургеневу за поддержкой программы нового издания и с предложением сотрудничать в газете. Обращение заинте­ресовало земляка и встретило его поддержку. 5 января 1872 года он писал А.Н.Чудинову из Парижа: «Спешу заявить Вам, что охотно при­нимаю Ваше столь лестно для меня выраженное предложение. Не гово­рю уже о том, что каждому человеку свойственно сделать что-нибудь особенное для своего родного города; но задачи Вашей программы такого рода, что я не могу им не сочувствовать - и весьма был бы рад способствовать по мере сил к их осуществлению»[96].

Орловский губернатор Сергей Сергеевич Иванов ходатай­ствовал перед Министерством внутренних дел и Глав­ным управлением по делам печати о разрешении изда­ния в Орле газеты «Орловский вестник» преподава­телем Орловской Бахтина военной гимназии А.Н.Чудиновым, согласно его просьбе. В письме от 31 марта 1872 года на имя ис­правляющего должность начальника Главного Управ­ления по делам печати, бывшего Орловского губерна­тора М.Н.Лонгинова, обосновывая возможность вы­пуска данной газеты, С.С.Иванов выражал мнение, что хотя ее издание и «может здесь доставить некоторые не­приятности и заботы, но... она [газета] не может пред­ставить какие-либо важные затруднения...»[97] Касаясь предполагаемого Главным управлением по делам печати негативного влияния газеты на местную обще­ственную жизнь, губернатор писал, «что никакая про­винциальная газета не может издаваться без предвари­тельной цензуры» и поэтому «едва ли могли бы проскочить статьи с вредным направлением». Даже если бы газета оказалась в руках какой-либо местной партии и принимала участие в избирательных интригах, то «едва ли это, — замечал Иванов, — могло представить зат­руднения для администрации».

Губернатор заранее соглашался на исключение из программы издания тех пунктов, которые Управление «найдет представляющими какие-нибудь неудобства». Несмотря на такую позицию С.С.Иванова, 19 мая 1872 года М.Н.Лонгинов уведомил «господина началь­ника Орловской губернии» о том, что «господин ми­нистр внутренних дел не изволил разрешить означен­ное издание».

Тогда, видимо, в качестве запасного был использован вариант с регистрацией менее заметного издания. Инициаторами создания первой частной газеты в Орле официально стали братья бывшего редактора неофициальной части «Орловских губернских ведомостей» Александра Степановича Тарачкова (1819 - 1870) - Николай (воспитатель и преподаватель Орловского Бахтина кадетского корпуса) и Андрей (врач кадетского корпуса) Тарачковы. Еженедельная газета, первый номер которой вышел 12 января 1873 года, получила название «Орловский справочный листок»[98]. Среди ос­новных отделов значились торговый, хозяйственный, юридический, общественный, объявлений. Газете разрешалось помещать не только административные распоряжения о городском благоустройстве и земс­ких нововведениях, но и экономическую хронику, сведения о здраво­охранении и народном образовании, метеорологические данные. Стоимость подписки на газету (на 1875 года) – 2 рубля, с доставкой 2 рубля 60 коп., для иногородних – 2 рубля 70 коп.

Примечательная публикация «Орловского справочного листка» - «Программа выставки картин Товарищества художественных выставок» (Орловский справочный листок, 1873, 26 мая). В ней перечислены 32 работы 15-ти художников, которые планировалось представить на суд публики в Орле, в том числе «Тайная вечеря» Н.Н.Ге, «Майская ночь» И.Н.Крамского, «Уездное земское собрание в обеденное время» и «При осаде Севастополя» орловского уроженца Г.Г.Мясоедова, «Весна» А.К.Саврасова, «Полдень» И.И.Шишкина. Орел оказался в числе первых городов, где экспонировались работы передвижников, - выставка открылась в здании женской гимназии 2 июня 1873 года.

Видимо, у Н.С.Тарачкова было куда больше оснований, чем у других орловских обывателей, для открытия газеты. Ведь еще в 1862 году в Воронеже его сослуживец по Воронежскому кадетскому корпусу П.В.Малыхин начал издавать первую в регионе частную газету «Воро­нежский листок». Издателями, редакторами газет и журналов были многие давние знакомцы Н.Тарачкова. В Орле он издавал газету на собственные деньги, это занятие отнимало массу времени и средств: даже отказался от должности воспитателя, но совсем бросить свое любимое занятие в кадетском корпусе не мог, к тому же необходимо было дослуживать требующийся для пенсии срок. В декабре 1875 года право издания газеты перешло к известному орловскому общественно­му деятелю, почетному члену местного благотворительного общества князю Н.Н.Оболенскому[99], приобретшему газету у Н.С.Тарачкова за 300 рублей. На должность редактора был приглашен А.Н.Чудинов, который продолжал добиваться разрешения на издание местной полнокровной газеты.

В итоге министр внутренних дел разрешил «Орловскому справоч­ному листку» издаваться по расширенной программе. 14 марта 1876 года с 21-го номера газета «Орловский справочный листок» была пе­реименована в «Орловский вестник». Ее первые номера вместе с текстами публичных лекций, с которыми выступал А.Н.Чудинов в Ор­ле, он отправил И.С.Тургеневу. В мае 1876 года Тургенев ответил ему: «Позвольте поблагодарить Вас за высылку в Париж Вашей газе­ты: которую я читаю с большим интересом... а также и за несколько томов Ваших сочинений, которые получены мною сегодня утром. Не сомневаюсь в удовольствии, которое они мне доставят»[100].

Вскоре после отъезда И.С.Тургенева из Спасского-Лутовинова в июле 1876 года в «Орловском вестнике» появилось сообщение: «И.С.Тургенев окончил новый роман под заманчивым названием «Новь». Отрывок из этого романа будет напечатан в текущем году в нашей газете и затем целиком он появится в январской книжке «Вестника Европы» в будущем году». Эта информация основывалась на письме Тургенева к А.Н.Чудинову, который вскоре стал владельцем издания, выкупив его у Н.Н.Оболенского уже за две тысячи рублей. Сразу после этого - 24 октября 1876 года в «Орловском вестнике» была опубликована третья глава романа И.С.Тургенева «Новь». В сноске редактор пояснил, что автор дал согласие поместить публи­куемый отрывок предварительно в газете, «издающейся на месте его родины». Естественно, публикации новой газеты вызывали растущий интерес к ней орловцев. К концу 1876 года число подписчиков «Ор­ловского вестника» увеличилось со 154 до 714.

В числе авторов был и другой писатель-орловец - Н.С.Лесков. В «Орловском вестнике» были опубликованы первая глава «Мелочей архиерейской жизни» (1878, № 95; 1879, № 26, 27), «Леди Макбет Мценского уезда» (1882, № 203. 205, 207, 209, 211, 213), большая этнографическая статья, основанная на орловском материа­ле, - «Случай из русской демономании» (1880, № 58 – 60, 63, 68, 69, 71). Откликаясь на просьбу А.Н.Чудинова о присылке новых рассказов, Н.С.Лесков в феврале 1882 года написал: «Служить Вашему изданию я очень рад». Тогда же он предложил без всякого авторского вознаграждения опубликовать «Сказ о тульском косом Левше и стальной блохе» (опубликован в № 56, 58, 62, 64 в марте 1882 года). Письмо Лесков закончил такими словами: «Вы этим доставите удо­вольствие местным читателям Вашей газеты, которой я желаю всякого успеха и постараюсь чем могу ей прислужиться»[101]. «Левша» был опуб­ликован в четырех номерах газеты в марте-апреле того же года. К десятилетию со дня смерти И.С.Тургенева Н.С.Лесков напечатал в «Орловском вестнике» статью «Тургеневский бережок», где советовал поставить памятный знак писателю на берегу Оки (Орловский вестник, 1893, 26 авг., № 228).

Редакция газеты первоначально располагалась в доме А.Н.Чудинова на Борисоглебской улице (ныне ул. Салтыкова-Щедрина), газета печаталась в типографии Н.Н.Оболенского. В апреле 1877 года появилась собственная типография – она разместилась в деревянном доме на Зиновьевской улице[102]. Здесь 10 апреля был впервые отпечатан «Орловский вестник» - № 24 за 1877 год (газета печаталась в этой типографии до 1908 года). «Орловский вестник» выходил сначала по четвергам и воскресеньям, с 1878 года – по средам, пятницам и воскресеньям, с начала 1881 года – «через день, каждое четное число, кроме дней, следующих за праздничными», а с № 36 (1 апреля) 1881 года – «ежедневно, кроме послепраздничных дней».

В редакционной статье, посвященной предстоящему десятилетию введения новых судебных учреждений в Орловской губернии, подчеркивалось: «В среде лиц судебного ведомства, как мы слышали, возникла прекрасная мысль отпраздновать этот день, вместо обычного обеда по подписке, учреждением на вечные времена в местной классической гимназии, одной стипендии имени орловского судебного ведомства… Предположение г.г. (господ. – А.К.) служащих судебного ведомства заменить обычные приемы юбилейного празднования учреждением стипендии заслуживает полнейшего одобрения и подражания. Эти обычные торжественные обеды, обильные пития и яства, застольные речи и тосты, которыми общество привыкло чествовать всякие выдающиеся события и эпохи своей жизни, получили наконец в глазах всех такое почти банальное значение, что пора уже было подумать о замене их чем-нибудь более соответствующим и приличным важности минуты. Кроме того, подобные вакханалии, требующие нередко затраты довольно крупной суммы, представляют совершенно расточительное расходование денег, не оставляющее по себе никакого следа, а нередко и не доставляющее даже никакого удовольствия» (Орловский вестник, 1877, 20 нояб.).

«Орловский вестник» традиционно много внимания уделял вопросам культуры, жизни учебных заведений Орла. В частности, целый ряд публикаций в 1877 году был посвящен созданию в Орле отделения Российского музыкального общества, открытию музыкального училища, участию в этой деятельности почетного члена Орловского отделения общества Н.Г.Рубинштейна. «Орловский вестник» опубликовал правила приема в музыкальное училище, в типографии газеты был издан отдельной брошюрой устав Орловского музыкального общества.

Активно откликалась газета и на другие инициативы общественности. Вот, например, одна из заметок: «В местной семинарии на сырной неделе, во время неучебных дней, любителями из воспитанников будет дано несколько представлений. Руководство спектаклями и приготовление к ним принял на себя один из учителей, опытность и вкус которого могут, во всяком случае, сделать их занимательными и интересными. Приготовления к спектаклям делаются на широкую ногу: устраивается сцена, пишутся необходимые декорации, разрисовывается занавес и т. п. Предполагаются два спектакля — в среду и в пятницу, 3 и 5 февраля. Для первого спектакля выбраны «Счастливый день», сцены из жизни захолустья и «Трудно быть слугою у двух господ». На второй спектакль предположены «Ревизор», комедия Н.Гоголя, и какой-то водевиль. Во время антрактов и по окончании спектаклей хором воспитанников будет исполнено несколько русских песен, и некоторые воспитанники прочтут стихи и характерные сцены. Сбор со спектаклей предназначается в пользу бедных воспитанников семинарии» (Орловский вестник, 1882, 2 февр.).

Газета информировала читателей, например, о том, что в сентябрьскую уголовную сессию Орловского окружного суда «рассматривалось без участия присяжных заседателей уголовное, довольно интересное, дело. Обвинялся мещанин Ф.К.Коренев в основании скита в г. Орле. Было опрошено несколько свидетелей, подтвердивших, что, действительно, в доме обвиняемого собирались для богомоления люди секты староверов. Сам обвиняемый отрицал, что он свой дом нарочно выстроил для этой цели, а-де выстроил его под фабрику; когда-то же в том доме, где помещалась молельня, по некоторым обстоятельствам ей оставаться более было нельзя, то по просьбе своих единоверцев он позволил поместить ее в своем доме. Что, действительно, этот дом сначала обвиняемым предназначался под фабричное заведение, было подтверждено судебным следствием. Судом обвиняемый Коренев был оправдан» (Орловский вестник, 1882, 28 сент.).

Провинциальное издание предпринимало попытки подняться над узколокальными губернскими интересами. Ре­дакция имела библиотеку, которая насчитывала более 3000 томов книг, получала большинство издававшихся в России общедоступных журналов и газет (45 ежедневных, 32 еженедельных и 39 ежемесячных периодических изданий). Газета расп­ространялась не только во всех уездах Орловской губернии, но и за ее пределами: подписка (7 рублей в год) принималась в Курске, Липецке, Москве, Пе­тербурге, Варшаве. Однако самыми серьезными трудностями в становлении газеты были не масштабы российских пространств, не технические проблемы, а прежде всего цензурные препоны. Как уже указывалось, вве­денные в 1862 году временные правила по цензуре предпи­сывали: «При рассмотрении сочинений и статей о несовершенстве су­ществующих у нас постановлений дозволять к печати только специ­альные ученые рассуждения, написанные тоном, приличным примером, и притом касающиеся таких постановлений, недостатки которых обна­ружились уже на опыте. В рассуждениях о недостатках и злоупотреб­лениях администрации не допускать печатания имен лиц и собствен­ного названия мест и учреждений»[103]. Хотя в последующие годы эти правила неоднократно менялись, дополнялись, в итоге они оставляли чиновникам достаточную свободу действий в отношении прессы.

Не случайно в одной из первых легально изданных в России книг о положении печати содержался гневный упрек властям: «Система административных взысканий открывает цензурным властям возможность налагать кары не за злоупотребления печатным словом, а за такие деяния, которые, будучи вполне законными, могут казаться нежелательными, неприятными, неудобными лицам, учреждениям, даже группам населения, пользующимся в данное время влиянием или властью. При таком режиме на печать изливается много гнева, она становится объектом многочисленных мероприятий устрашающего свойства, и трепет перед возможной карою действительно делается первым законом ее жизни. Тем самым умаляется и ее значение в жизни страны. Но может ли жить и развиваться, крепнуть и расти великий народ, если его уста, которыми он должен выражать свои помыслы, свои желания и нужды, наглухо закрыты и запечатаны семью печатями?»[104]

В Орле как курьез воспринимали отношения, сложившиеся между редактором «Орловского вестника» Чу­диновым и местной властью. И.П.Белоконский рассказывал об этой истории:

«Корова советника губернского правления, цензурировавшего газету, обыкновенно паслась в саду владельца газеты, но как толь­ко цензор начинал «пошаливать» со столбцами «Орловского вестни­ка», бедное животное подвергалось остракизму впредь до умирения ее хозяина. Орловские обыватели так уж и знали: если, заглянув в дырочку забора, они видели в саду редактора цензорскую корову, то, значит, мир царил в редакции...

У газеты имелись четыре цензора - два советника правления, вице-губернатор и губернатор. За одного из советников цензуриро­вала его дочь. Редакции приходилось считаться и с этим обстоя­тельством, так как у дочери были самостоятельные вкусы»[105].

В 1885 году газета перешла в руки Надежды Алексеевны Семеновой, сотрудничавшей до этого в редакции. Она же стала и владелицей дома в Зиновьевском переулке, где размещались контора и типография газеты. Некоторое время А.Н.Чудинов еще продолжал редактировать «Орловский вестник» (последний раз газета за его подписью вышла 3 июля 1886 года). В 1888 году он переехал из Орла в Петербург, здесь основал историко-литературный журнал «Пантеон литературы», а в 1891 году – общедоступную «Семейную библиотеку».

То, что во главе редакции оказалась представительница прек­расного пола, не случайно. А.Н.Чудинов был явно неравнодушен к «женскому вопросу»: в марте 1871 года он прочел в Орле цикл публичных лекций на тему «Очерк истории русской женщины в последовательном развитии ее литератур­ных типов». Особая страница в истории первых лет «Орловского вестника» - судьба Раисы Витальевны Радонежской. Дочь священника села Радутино Трубчевского уезда Орловской губернии, она училась в сельской школе, сама преподавала в одном из сел. Наперекор отцовской воле юная «семидесятница» бежала в Орел, чтобы учиться дальше и стать учителем. Деятельное участие в ее судьбе принял А.Н.Чудинов. Он не только помог Радонежской определиться в Николаевскую гимназию в Орле, но и напечатал в «Орловском вестнике» ее самобытное произведение «Картины народной жизни. Записки сельской учительницы» (Орловский вестник, 1877, № 58, 59, 62, 70, 72, 73, 76, 78, 80, 81, 86, 87, 90, 92; 1878, № 29, 32, 39, 43, 45).

Отвечая на критику некоторых подписчиков «Орловского вестника», Радонежская писала: «Не осуждайте же и не упрекайте меня. Не смейтесь над безобразием и мрачностью картин: это картины жизни, это грязь действительности. И я клянусь, что здесь нет ни одного выдуманного факта, ни одной личности, рожденной воображением. Я не сочиняла. Я обмакивала свои кисти в грязь, разведенную слезами, и писала с натуры»[106].

Окончив в 1880 году в числе первых учениц гимназию, Радонежская стала учительницей в Черниговской губернии. Училище, где она преподавала, было лучшим в уезде – для своих подопечных Радонежская сама выработала программу обучения. Опубликована повесть «Отец Иван и отец Стефан» в «Вестнике Европы» (1881), причем гонорар целиком был потрачен на ремонт школьного здания. Однако вскоре Радонежскую уволили за «предосудительный образ мыслей». В 1884 году она покончила жизнь самоубийством…

Елецкой корреспонденткой А.Н.Чудинова была Елена Алферова. Она, в частности, по его поручению собирала на родине Д.И.Писарева воспоминания о литературном критике.

Редакторство Надежды Семеновой - особая страница в истории орловской журналистики. Она родилась в Вологде, рано осиротела, в девятнадцать лет она вышла замуж за ссыльнопоселенца из Ельца Бо­риса Шелехова. Молодожены вскоре переехали из Вологды в Орел. На­дежда получила хорошее приданое от бабушки и поэтому на новом месте смогла по прошествии четырех лет купить собственный дом в Зиновьевском переулке заодно с располагавшейся в нем газетой «Ор­ловский вестник» и типографией. Выбор именно этого дома, по-види­мому, был не случаен: Надежда Семенова, еще в Вологде серьезно интересовавшаяся литературой, с первых орловских дней стала внеш­татной сотрудницей «Орловского вестника».

По воспоминаниям И.П.Белоконского, редакция была «семейным предприятием» Семеновой и Шелехова. В своей мемуарной книге «В годы бесправия» И.П.Белоконский подчеркивал, какое контрастное впечатление произвела на него первая встреча с владельцами газеты в 1886 году. О Семеновой он написал: «Вошла молодая, симпатичная, пухленькая блондинка, фактическая владелица газеты госпожа Семе­нова». О Шелехове: «Это был низенький, черненький и необыкновенно нервный человек. Он все ерзал на стуле, мял руками бумажки, сту­чал по столу карандашом и беседовал со мною, потупив глаза, слов­но бы конфузился смотреть на меня»[107].

Н.А.Семенова сумела ввести ряд новых отделов, а главное, привлечь к работе талантливых литераторов и журналистов - в первую очередь, будущего лауреата Нобелевской премии И.А.Бунина.

И.А.БУНИН - СОТРУДНИК «ОРЛОВСКОГО ВЕСТНИКА»

В состав редакции «Орловского вестника» входили известные журналисты: Щегловитов, Самсонов, Потапенко, Кручинин, Соколов. Однако в силу разных обс­тоятельств газете требовались свежие, молодые силы (к тому же, по всей видимости, именно такие авторы, которые готовы были браться за любое дело, не рассчитывая на крупное вознаграждение). Живший в провинциальной глуши юный Бунин давно привлек внимание издате­лей «Орловского вестника». Он уже был немного известен тем, что посылал свои стихи и рассказы в столичные журналы «Родина» (здесь - первая его публикация), «Книжки Недели», «Литературные обозре­ния». Печатал в «Орловском вестнике» с осени 1888 года корреспон­денции, стихи, рассказы («Кажется, не было писателя, который так убого начинал, как я!» - с грустью вспоминал позднее Бунин).

Вхождение юного Бунина в мир профессиональной журналистики произошло довольно буднично. Он приехал в Елец к ростовщице - нужно было отвезти проценты за заложенные ризы с образов. Зашел и к писателю-самоучке Егору Ивановичу Назарову, с которым познако­мился не так давно. Без сомнения, Назаров[108] был авторитетом для Бу­нина: стихи и рассказы этого приказчика публиковались в «Русском курьере», «Сыне Отечества», «Гражданине» и, конечно же, в «Ор­ловском вестнике». Так как Назарова в тот час не было дома, зна­комцы встретились на бирже, где Егор Иванович ошеломил Бунина: издательница «Орловского вестника» Надежда Семенова уже трижды заходила к Назарову. Она просила, чтобы тот подействовал на Буни­на - молодому елецкому автору предлагали стать помощником редак­тора в ее газете. Муж Семеновой Борис Шелехов тоже говорил об этом с Назаровым. Бунин был обескуражен, в письме брату он писал: «Шелехов и Семенова знают отлично, что я нигде почти не был, зна­ют, что я так молод, но думают, что я для них вполне годен. Шеле­хов слишком занят и типографией и корректурой, и корреспонденция­ми и т.п., так что ему некогда перерабатывать даже различные све­дения из жизни Орла. Поэтому он думает, что я буду хорошим помощ­ником, буду писать фельетоны, журнальные заметки и т.п. Семенова читала в «Родине» мое журнальное обозрение и восхищается моим уменьем владеть пером. [...] При редакции прекрасная библиотека, получают буквально все журналы. Подумай, какая прелесть!»[109]

В конце февраля или в начале марта 1889 года по пути к брату Юлию в Харьков Иван Бунин в первый раз заехал в редакцию «Орловского вест­ника». Приведем обширный отрывок из романа «Жизнь Арсеньева» - так рассказывал сам Бунин о том, какой увидел редакцию (в книге газета имеет название «Голос»):

«Я знал улицу, где была редакция «Го­лоса», спросил, далеко ли она, у встречного:

— Вон там, в двух шагах, — сказал он мне, и я вдруг почувствовал сердцебие­ние: сейчас буду в редакции!

Простота этой редакции была, однако, истинно провинциальная. За площадью шли сплошные сады, тихие тенистые ули­цы, совсем утонувшие в них и заросшие густой травой. В такой же улице, в боль­шом саду, стоял и тот длинный серый дом, где помещалась редакция. Я подошел, увидал полуоткрытую прямо на улицу дверь, дернул за ручку звонка... Он задре­безжал где-то вдали, но не произвел ни­какого действия: дом казался необитае­мым, как, впрочем, и все вокруг: тишина, сады, милое светлое утро губернского степного города... Я опять позвонил, по­дождал еще и, наконец, решил войти. Длинные сени вели куда-то вглубь. Я по­шёл туда и увидал большой, низкий и не­обыкновенно грязный зал, весь загромож­денный какими-то машинами, затоптанный и усеянный рваными сальными бумагами. Машины были все в движении, мерно ро­котали, взад и вперед катая какие-то темно-свинцовые доски под черными валами и валиками, мерно поднимая и опуская ка­кие-то решетки, лист за листом отклады­вая большие бумажные листы, с исподу еще белые, а сверху уже покрытые как бы зернью черной блестящей икры, и от всех этих машин, рокот и шум которых сливал­ся порой с перекрикивающимися голоса­ми печатников и наборщиков, веяло паху­чим ветром, крепкой и приятной вонью свежей краски, бумаги, свинца, керосина и масл — всем тем, что тотчас же стало для меня (и уже навсегда) таким особенным.

— Редакция? — сердито крикнул кто-то мне из этого ветра, шума и рокота. — Тут типография! Эй, проводи в редакцию!

И под ноги мне кинулся откуда-то гряз­ный, с круглой, густо заросшей свинцовым ежом головой мальчишка:

— Сюда пожалуйте!

И я, волнуясь, поспешил за ним назад в сени и через минуту уже сидел в боль­шой приемной редактора, который оказал­ся очень хорошенькой и маленькой моло­дой женщиной, а лотом в столовой, со­всем по-домашнему, за кофеем. Меня то и дело угощали и все расспрашивали, ска­зали несколько лестных слов о моих сти­хах, напечатанных в столичных ежемесяч­никах, звали сотрудничать в «Голосе»... Я краснел, благодарил и неловко улыбался, сдерживая почти восторженное удоволь­ствие от такого неожиданно-чудесного знакомства, несколько дрожащими рука­ми брал какие-то печенья, быстро и сладко таявшие во рту... Кончилось все это тем, что хозяйка вдруг приостановилась, услы­шав за дверью оживленные голоса, засме­ялась и сказала:

— А вот и мои заспавшиеся красавицы! Я сейчас познакомлю вас с двумя очаро­вательными созданиями, моей кузиной Ликой и ее подругой Сашенькой Оболен­ской...

И тотчас же вслед за тем в столовую вошли две девушки в цветисто-расшитых русских нарядах с разноцветными бусами и лентами, с широкими рукавами, до локтя открывавшими их молодые круглые руки...»[110].

Семенова дала Ивану Бунину небольшой аванс, оставила ужинать, пред­ложила переночевать в редакции. На этом, собственно, первый визит закончился. Из Харькова Бунин добрался до Крыма, Севастополя. Снова приехал в редакцию уже летом, впечатления от большой поезд­ки стали темой многих разговоров с новыми знакомцами за чаем в редакции. В ноябре Бунин снова был в «Орловском вестнике», снова взял небольшой аванс для поездки в Харьков к брату.

В «Автобиографической заметке» Бунин писал: «С осени (1889. - А.К.) стал работать при «Орловском вестнике», то бросая работу и уезжая домой в Харьков, то опять возвращаясь к ней, и был всем, чем придется - и корректором, и переводчиком, и театральным кри­тиком»[111]. Его публикации - самых разных жанров и на самые актуаль­ные темы, требовавшие порой весьма серьезной аналитической рабо­ты.

С 1 февраля 1890 года «Орловский вестник» начал ежедневно выходить на четырех полосах. Примерно половину первой полосы и всю четвертую занимала реклама. Постоянными разделами газеты были «Корреспонденции», «Короткие письма», «Заметки» (комментарии о событиях в стране и губернии), «Сообщения газет» (перепечатки), «За границей», «Литература и печать», «Наука и искусство», «Су­дебные дела», «Происшествия». В «Орловском вестнике» И.А.Бунин печатал рассказы, стихи, корреспонденции, передовые статьи, лите­ратурно-критические статьи, заметки, очерки, театральные рецен­зии. Это были рубрики «Письма и известия», «Печать и литература», «Провинциальная хроника», «Судебные дела», «Земство» и т.д., причем многое публиковалось без подписи. Впос­ледствии он писал: «Восемнадцатилетним мальчиком я был уже факти­чески редактором «Орловского вестника», где я писал передовицы о постановлениях Святейшего Синода, о вдовьих домах и быках-произ­водителях, а мне надо было учиться и учиться по целым дням»[112].

Однако на деле Бунина вряд ли можно было считать редакцион­ным работником в классическом понимании этих слов. Принятая тогда система оплаты журналистского труда прежде всего за конкретные публикации, а не за отбывание времени в штате редакции, привлека­ла в первую очередь авторов с мест. По всей видимости, и Бунин в основном писал у себя дома, посылая в редакцию готовые ма­териалы. Этим можно объяснить обилие его публикаций под рубрикой «Из Ельца». Например, в его статье «Елецкие библиотеки и их чита­тели» (Орловский вестник, 1890, 7 июня) встречаем довольно критические строки: «По­говорите, например, с гимназистами и гимназистками старших клас­сов, спросите их, как они проводят время, что читают из серьезных книг, знают ли, наконец, содержание последних книжек наиболее по­пулярных журналов... и вы получите ответы, которые заставят прий­ти к очень грустным выводам. Оказывается, они проводят время за уроками и за плеваньем в потолок, знают очень смутно о Гаршине, Чехове, Короленко». Еще более резкая критика содержится в статье «Начальное народное образование в Ельце» (Орловский вестник, 1891, 5 июня).

Молодой Бунин, который вел раздел «Литература и печать», писал серьезные литературно-критические статьи, историко-литературные материалы - по сути, это были уже работы зрелого писателя: «Памяти Тараса Григорьевича Шевченко» (Орловский вестник, 1891, 26 февр.), «К будущей биографии Н.В.Успенского» (Орловский вестник, 1890, 31 мая). Чтобы вернее написать об Успенском, Иван Бунин ездил к его тестю, священнику, и матушка дала ценный материал о судьбе своего зятя. А знание характерных проблем писательской среды позволило Бунину на страницах «Орловского вестника» сделать такой вывод о судьбах писателей в России:

«Старою, но в то же время постоянно юною историей стала пе­чальная участь многих русских писателей. Судьба Никитина, Решет­никова, Помяловского, Надсона, Левитова и подобных им несчастлив­цев, которым словно на роду написано «что-то роковое», всякому из­вестна. Одни из них были подавлены нищетой, другие - с чуткою до болезненности душою - не вынесли окружающей их обстановки...».

В «Орловском вестнике» была напечатана развернутая заметка Ивана Бунина о Лескове: «Несколько времени тому назад вышел последний том полного собрания сочинений Н. С. Лескова, изданного в десяти томах. Это издание — приятное литературное явление. Г. Лесков занимает видное место среди современных беллетристов. Его оригинальный литературный талант хорошо знаком читающим людям, так как г. Лесков — один из любимых авторов нашей публики. Не все, ко­нечно, его произведения одинаковы, но скучного он ничего не написал: напротив, во многих его творениях ключом бьет юмор... В заключение заметим, что г. Лес­ков— наш земляк; он... воспитывался в гимназии в Орле, где отец его служил советником губернского правления. В сочинениях его нередко встречаются и герои из Орловского края...» (Орловский вестник, 1890, 24 нояб.).

Характерен для понимания ситуации в провинциальной прессе тех лет комментарий, опубликованный в «Орловском вестнике» 29 мая 1891 года. На тексте в газетной подшивке характерная пометка карандашом: «Бун.» (это, впрочем, не исключает, что автором комментария мог быть старший брат писателя Юлий Бунин):

«Положение современной литера­туры и печати вообще незавидно. Толки об упадке литературы даже на­доели, и немудрено, — это заметно всякому мало-мальски образованно­му человеку. То же самое можно ска­зать и о печати — преимущественно о столичной периодической. Разви­ваясь количественно, она в значи­тельной степени изменилась качест­венно. Столичные газеты вообще, за редкими исключениями, не пред­ставляют теперь руководящих орга­нов с твердыми, определенными взглядами и с серьезным, искренним тоном статей и фельетонов.

Такое положение было вызвано прежде всего общим настроением наших дней, а затем и другими не менее важными условиями, которые явились неизбежным его следстви­ем. Но обо всем этом так много было говорено, что мы не считаем нужным распространяться, а перейдем пря­мо к тому утешительному явлению, которое теперь уже можно отметить смелой рукой. Развивается и качест­венно и количественно печать про­винциальная. Заметны свежие и но­вые течения мысли, слышны уж не прежние песни. В этом теперь не приходится и сомневаться.

Укажем для примера на недавно издающуюся в Киеве еженедельную газету, с очень оригинальным загла­вием — «По морю и суше». В одном из номеров этой газеты мы встретили такую свежую и здравую статейку, которой должна была позавидовать любая столичная газета. В статье го­ворится «о русской периодической печати» и делается сравнение сто­личных изданий с провинциальными. Признавая несомненное развитие последней, в статье читаем: «прислу­шиваясь к литературным голосам провинции, мы наглядно убеждаем­ся, что областные выразители обще­ственного мнения, за редкими пе­чальными и обидными исключения­ми» - служат идеям мирного преуспеяния, презирая отсталость и нетерпимость, встречающиеся в иных статьях «Гражданина», «Мос­ковских ведомостей», «Южного края», «Новороссийского телегра­фа» и в др.

Отрадно слушать честные, смелые и трезвые речи наших собратьев в приволжских и среднерусских горо­дах, на юге, на Кавказе и в Сибири».

Соглашаясь вполне с такой мыс­лью, не можем не отметить еще того явления, что даже некоторые «Гу­бернские ведомости», издания, быв­шие прежде чисто официальными и сухими до крайности, за последнее время значительно расширяют свою деятельность и придают интерес и живость статьям своих неофициаль­ных отделов; можно сказать даже более — во многих городах они не только успешно конкурируют с изда­ющимися в тех же городах неофици­альными газетами, но даже приобре­тают большее значение. Для приме­ра укажем на «Черниговские губернские ведомости», в последнее время «Курские» и «Тамбовские» и, особенно, «Харьковские». Сравни­вая последние с «Южным краем», указанная нами выше киевская газе­та справедливо замечает: «рядом с частным «Южным краем», одним из типичнейших мракобесцев провин­ции, мы видим прекрасную, проник­нутую земским духом и гуманной терпимостью официальную газету «Харьковские губернские ведомо­сти».

В самом деле, прибавим мы от се­бя, этой газете нельзя не пожелать полного успеха: просто удивитель­но, насколько быстро она преврати­лась из листа официальных известий и объявлений в одну из самых серь­езных, сдержанных и интересных провинциальных газет.

Правда, неблагоприятных усло­вий, действующих пагубно на столич­ные газеты, немало и у провинциальных, но только они носят иной харак­тер. Публика и читатели, конечно, и не подозревают, какие трудности приходится испытывать каждому издателю и редактору провинциальной газеты. Свежие силы в провинции есть, но их еще немного, приобрести хорошего сотрудника или особенно корреспондента — все еще довольно трудно, почему к провинциальным газетам нельзя применять такую строгую оценку, какую, например, делают, с высоты своего величия — должно быть, наблюдая свои, какие-то призрачные выгоды, — некоторые столичные газеты; эти последние иногда стараются даже самыми непозволительными средствами подорвать кредит того или другого провинциального издания. «Большая и лучшая часть русской областной печати, — говорит киевская газета, — бесспорно принадлежит к прогрессивному направлению. Если она иногда несколько стеснена в об­суждении окружающих явлений, то по общим теоретическим вопросам высказывается довольно свободно, энергично полемизируя с темными силами столичной прессы, которая возводит на нее вздорные напрасли­ны и навязывает ей глупейшие про­екты собственного измышления». Совершенно верно! Лучшим доказа­тельством последнего может служить хотя бы наш случай с «Московскими ведомостями». В феврале нынешне­го года в маленькой заметке нашем газеты было сказано несколько слов о том, что Комитет грамотности устроил подписку в память М.Е.Салты­кова с тем, чтобы на собранные деньги накупить книг и учебных пособие для бедных учеников некоторых школ. Мы тогда выразили только скромную надежду на то, что собранный комитетом капитал наверно будет увеличиваться. «Московские ведомости» с обычным усердием и своеобразной силой в слоге сейчас же обвинили «Орловский вестник» в неблагонадежности, в «передовых чувствах», как они изволили выразиться.

Мы промолчали тогда, а «Московские ведомости» по-прежнему продолжали находить в «Орловском вестнике» для себя интересное, перепечатывать и указывать на нас. Стало быть, нельзя не уделять должного внимания и провинции, и надеемся что когда-нибудь это «старое издание» бросит свою изношенную подкладку...

Но это не единичный случай: такие истории бывали не с одним «Орловским вестником», а между тем все провинциальные издания выходят с разрешения предварительно цензуры, — значит, ничего дурного противозаконного в них не бывает. И все-таки, провинциальная печать сумеет пережить ухищрения таких органов, — ей принадлежит светлое будущее, раз общество будет относиться чутко и внимательно к ее интересам. В последнем же также сомневаться невозможно» (Орловский вестник, 1891, 29 мая).

В «Орловском вестнике» был опубликован ряд произведений ху­дожественной прозы И.А.Бунина: «Первая любовь» (1890), «Федосеевна» (1891), «Мелкопоместные» (Орловский вестник, 1891, 27 окт., 29 нояб., 8 дек., 13 дек., 17 дек., 22 дек.), «Нефедка», «Два странника», «Дементьевна» (Орловский вестник, 1891, 17 февр.), «Судоржный» (Орловский вестник, 1891, 9 и 12 июня, рубрика «Божьи люди. Очерки из жизни обездоленных»), «Помещик Воргольский» (1892) и т.д. Перу Бунина принадлежат также статьи «Из орловской старины. Орловский театр в 20-х годах» (Орловский вестник, 1890, 11 окт.), «Театр гра­фа Каменского в Орле».

Бунин признавался брату в 1891 году: «Я сам думал, что не буду работать, буду лениться иногда. Вышло иначе: я работал, как никогда в жизни»[113]. И еще: «Кругом, напр., голова пошла, когда пришлось, напр., составлять статью о мукомольном деле (!), в котором я пони­маю столько же, сколько свинья в апельсинах; а потом «крестьянские кредиты», а потом «народные чтения», «садоводство» и т.д.»[114]

Но чем сильнее было стремление Бунина сделаться настоящим газетным волком, тем яснее обозначалось противоречие с рутиной и однообразием редакционной работы. Из-за самоубийства корректора Бунину пришлось замещать его, пока не нашли другого. В июле 1890 года он писал брату: «Главным же образом строчу «Литературу и пе­чать» - заметки говенные и маленькие, а за месяц все-таки набирается денег до 15, а иногда с фельетоном 20 рублей. Две копейки за строку. Впрочем, за последнее время стал писать меньше: надоело, опошлишься»[115].

Писатель очень рано почувствовал, как «тысячи самых мелких дневных забот заставляют теперь забыть на время то, что прежде помнилось постоянно». В апреле 1891 года он писал Варе Пащенко: «Ужасно чувствую себя «поэтом». Без шуток, даже удивляюсь. Всё - и веселое и грустное - отдается у меня в душе музыкой каких-то неоп­ределенных хороших стихов, чувствую какую-то твердую силу создать что-то настоящее»[116].

В душе Бунина нарастало кризисное состояние. Перипетии рома­на с Варей Пащенко, нищета, болезни... 1891 год был призывным. Не имея никаких льгот (даже не окончил четырех классов гимназии) Бу­нин должен был прослужить целых три года простым солдатом. Одна надежда оставалась на то, что признают негодным к строевой службе по состоянию здоровья. Не затухал постоянный конфликт с Шелехо­вым: тот ревновал Бунина к Семеновой, был раздражен его романом с Варей Пащенко.

Бунин пытался отвлечься от сонма проблем, отправляясь в по­ездки. Побывал на могиле Тараса Шевченко, в Смоленске, Витебске, Полоцке - ему нравились названия этих городов. Но когда из Ви­тебска приехал в Москву, не имея денег даже на ночевку, зашел в редакцию журнала «Русская мысль». Бунин еще не успел произнести ни слова, как сидевший за столом сотрудник закричал: «Если стихи, то у нас их на девять лет!..». И много лет спустя Бунин всегда прибавлял: «Почему именно на девять лет, а не на десять или во­семь?»

Волей-неволей приходилось возвращаться в Орел, где его печа­тали, платили гонорар. И даже более того - в 1891 году в качестве бесплатного приложения к «Орловскому вестнику» была издана первая книга Ивана Бунина «Стихотворения 1887 - 1891». Однако выход сборника, увы, не стал событием для русской литературы. Более то­го, вскоре в газете «Новое время» появился желчный отзыв критика В.П.Буренина: «Еще одна чесночная головка появилась в русской ли­тературе». В то же время журнал «Север» доволь­но благосклонно оценил первую книгу поэта: «Маленькая книжка, где помещено всего 39 стихотворений, вполне дает понятие о его даро­вании, так как г. Бунин несомненно даровитый поэт. Это поэт при­роды, тихой деревенской жизни, тенистых аллей, пахучих лугов. [...] Книжка издана изящно и, как мы слышали, разослана в виде приложения к газете «Орловский вестник». Последнее, кажется, но­вовведение в нашей журналистике и весьма удачное»[117].

В июле 1891 года Семенова пригласила Бунина поехать в ка­честве корреспондента газеты на французскую выставку, открывшуюся в Москве еще в конце апреля. Издательница хотела немного развеять сотрудника, дать возможность заработать корреспонденциями с выс­тавки. Они были в Кремле, на колокольне Ивана Великого, в летнем саду «Эрмитаж», в Румянцевской библиотеке, на Воробьевых горах. Бунин опубликовал в «Орловском вестнике» большую серию репортажей с выставки (Орловский вестник, 1891, 1 авг., 2 авг., 4 авг., 7 авг., 8 авг., 9 авг.) вызывавшей живой интерес у российской публики. Приме­чательно, что сам автор именно тогда заочно познакомился со стра­ной, которая спустя десятилетия надолго станет его пристанищем.

В ноябре 1891 года Бунин был освобожден от воинской повин­ности, зачислен в резерв военного времени. Еще в феврале у Семе­новой возникла авантюрная идея о том, как Бунину стать владельцем газеты в соседнем губернском центре Смоленске[118]. До нее дошли вести о том, что право на издание газеты продается за 1200 рублей. И она стала уговаривать Бунина поехать в Смоленск, узнать об этом подробнее и попробовать найти двух компаньонов, чтобы разделить требуемую сумму на троих. В одном из писем своему брату Юлию Бу­нин даже приводит фразу Семеновой по этому поводу: «Я, - говорит она, - знаю, что дела «Смоленского вестника» не особенно плохи, так что Вы могли бы в скором времени отделаться от компаньонов...»[119]

Бунин сокрушенно восклицал: «Только где же я могу достать эти 400 - 600 рублей?»[120]. Куда более реальным выглядел вариант просто устроиться на работу. В марте 1892 года Иван Бунин писал из Пол­тавы редактору «Смоленского вестника» Е.П.Поливановой:

«Многоуважаемая Екатерина Павловна!

Я получил из Орла известие, что в редакции «Смоленского вестника» открывается место секретаря, на которое Вы любезно сог­лашаетесь рекомендовать меня.[...] Могу сказать о себе, что имею о нем (о газетном деле - А.К.) некоторое представление, занимаясь довольно долго в редакции «Орловского в<естника>», где исполнял разнообразные обязанности, писал передовые статьи, сдавал беллет­ристический и другой материал, знаю корректорское дело, - приходи­лось читать последнюю корректуру, - о чем может засвидетельство­вать редактор этой газеты Н.А.Семенова»[121].

Весной 1892 года Бунин возвращается из Полтавы в Орел, нас­тупает примирение с Шелеховым. Снова начинается работа в редак­ции, к тому же Бунин ожидает обещанной должности в управлении Ор­ловско-Витебской железной дороги. Но несчастный роман, мысли о самоубийстве привели к серьезной болезни, пришлось отлеживаться в деревне.

В это время Надежда Семенова окончательно порвала с Шелехо­вым, стала полноправной хозяйкой «Орловского вестника» и, как следствие, пригласила другого редактора. Бунин поступил на работу в управление дороги, но вскоре надерзил на замечание начальника и, бросив службу, уехал в Полтаву к брату. На этом закончилось работа Бунина в «Орловском вестнике», если не считать того, что в 1896 году в двадцати пяти номерах газеты (с № 114 по 252, со 2 мая по 24 сентября) был напечатан его пере­вод поэмы Г.Лонгфелло «Песнь о Гайавате», причем в конце года она была выпущена отдельным изданием в типографии «Орловского вестника».

Впоследствии Бунин свои рассказы и статьи того времени счи­тал крайне слабыми. Но в «Орловском вестнике» он научился рабо­тать, хорошо узнал типографское дело. Несмотря на все тяготы этих лет, несмотря на глубокий душевный кризис, на всю жизнь сохранил светлое воспоминание об Орле, о редакции, о большинстве окружав­ших его людей. Не случайно он писал брату в июле 1890 год: «Я до сих пор еще в Орле. Занимаюсь в редакции (я, - знаешь ведь, по-мальчишески люблю эту обстановку)»[122]. В самой редакции спустя годы почти не осталось тех, кто знал Бунина. Но здесь называли его имя непременно с гордостью, он стал легендой газеты, носившей простое название «Орловский вестник».

«Когда я вспоминаю о родине, - признавался полвека спустя писатель, - передо мной прежде всего встает Орел, затем Москва, великий город на Неве, а за ними вся Россия». И не думайте, добавлял он при этом, «что я славословлю Орел оттого, что стар, что влачу долгие годы на чужбине, что мне близок этот город по воспоминаниям юношеских лет. И то правда, в Орле вышла первая книга моих стихотворений, там я печатал в орловской губернской газете перевод «Песни о Гайавате». Там постиг Родину, проникся ее красотою, там любил, там слагал о ней стихи…»[123]

Таблица 2

Дата добавления: 2015-08-26