Глава 6. Наступила ночь, когда Мария-Тереза взялась за ручку антипригарной сковороды и

Наступила ночь, когда Мария-Тереза взялась за ручку антипригарной сковороды и скользнула лопаточкой по краям идеально-круглого блина. Его уже можно было переворачивать, узор из маленьких пузырьков впечатался в кремовую поверхность.

– Ты готов? – спросила она.

Ее сын улыбнулся со своей высокой наблюдательной табуретки по другую сторону стола.

– На счет три, хорошо?

– Ага.

Их голоса хором просчитали три, два… один. Потом, с поворотом запястья, она подбросила блин в воздух и поймала его четко по центру сковородки.

– У тебя получилось! – воскликнул Робби, когда от сковороды поднялось шипение.

Мария-Тереза улыбнулась, чувствуя при этом жгучую грусть. От одобрения семилетних детей захватывало дух, они заставляли почувствовать себя волшебником в самых обыденных ситуациях. Эх, если бы только она заслуживала похвалы в чем-то большем.

– Принеси, пожалуйста, сироп, – попросила она.

Робби соскользнул с табуретки и поплелся к холодильнику, шаркая тапочками. На нем была футболка «Человек-Паук», джинсы и ветровка «Человек-Паук». На его кровати постелены простыни и покрывала «Человек-Паук», а лампа, под светом которой он читал комиксы «Человек-Паук», была со стеклянным колпаком под стать «паучьему» интерьеру. Его предыдущей манией был «Губка Боб», но в прошлом октябре, когда он готовился похоронить в веках свои шесть лет, он заявил, что повзрослел, и что с этого времени подарки должны содержать эмблему паука.

Хорошо. Будет сделано.

Робби открыл холодильник и подхватил пластиковую бутылку. – Нам всегда приходится столько заниматься грамматикой, как сегодня?

– Правильно будет «придется», и да, это необходимо.

– Мы не можем заниматься больше математикой?

– Нет.

– По крайней мере, я получить блины на ужин. – Когда Мария-Тереза взглянула на него, Робби улыбнулся. – Получаю блины.

– Спасибо.

Робби запрыгнул на стул и переключил канал на телевизоре, стоящем рядом с тостером. Маленький Сони разрешалось включать в перерывах между обучением, а Большой, который стоял в гостиной, можно было включать по субботам и воскресеньям, во второй половине дня, после ужина и до того, как лечь спать.

Переложив блин на тарелку, она принялась жарить второй, зачерпнув «Бисквик» черпаком. Кухня была слишком маленькой для обеденного стола, поэтому они обедали на кухонном, спрятав под него табуретки, и каждый раз накрывая на участке «Формайка».

– Готов для номера два?

– Да!

Они с Робби снова просчитали до трех, и когда она проделала очередного «Летящего Валленду» с блином... ее маленький прелестный ангелочек улыбнулся так, будто она была его светилом.

Мария-Тереза поставила перед ним тарелку и села за салат, который приготовила себе чуть ранее. Пока они ужинали, женщина взглянула на стопку писем на столе, которые не требовалось открывать, чтобы понять, что внутри лежали предъявленные счета. Два письма были из «тяжелой артиллерии»: ей нужно платить частному сыщику, нашедшему Робби, и адвокатской конторе, которую она наняла, чтобы развестись, обоим адресатам - по плану погашения долгов, потому что 127 тысяч долларов – не та сумма, на которую она могла бы выписать чек. Естественно, план погашения подразумевал заинтересованность сторон, и в отличие от кредитных карт, дефолт не был вариантом. Она не могла положиться на удачу, что детектив или те юристы не захотят найти ее. Но пока она платит вовремя, не было причин для обнародования ее текущего местоположения.

И она всегда посылала денежные переводы, с манхэттенским адресом.

За восемнадцать месяцев она расплатилась со своими долгами на три четверти, но, по крайней мере, Робби был в безопасности и с ней, а это главное.

– Ты – лучше нее.

Мария-Тереза встрепенулась.

– Что, прости?

– Эта официантка только что уронила всю еду с подноса. – Робби указал на маленький экран. – Ты так никогда не сделаешь.

Мария-Тереза посмотрела на рекламу, где у женщины, работающей в закусочной, все шло из рук плохо. Ее волосы были ужасно завиты, униформа облита слоем кетчупа, а бирку с фамилией перекосило.

– Мам, ты – лучшая официантка. И повар.

Внезапно, изображение сменилось, и на этот раз Незадачливая Официантка в розовом банном халате лежала на белом диване, погрузив свои гудящие от усталости ноги в ванночку для массажа. На ее лице сияло чистое блаженство, и сам продукт, очевидно, снимал боль с ноющих ступней.

– Спасибо, малыш, – хрипло сказала Мария-Тереза.

Реклама перешла на «Заказывайте уже сейчас», восьмизначный номер появился под ценой в 49,99$, когда комментатор воскликнул, «Но подождите! Если вы позвоните прямо сейчас, то продукт обойдется вам всего в 29,99$!» Когда красная черта пробежала под новой ценой, он спросил, «Ну разве это не дешево?» и снова появилась счастливая, расслабленная официантка и воскликнула, «Да, это так!»

– Пошли, – Мария-Тереза нарушила тишину. – Время для купания.

Робби соскользнул с табуретки и положил тарелку в посудомоечную машину. – Ты знаешь, мне уже не нужна помощь. Я и сам могу вымыться.

– Знаю. – Боже, он так быстро растет. – Просто хочу убедиться, что ты…

–...я уже взрослый, ты много раз говорила.

Когда Робби побежал вверх по лестнице, Мария-Тереза выключила ТВ и пошла к раковине, чтобы вымыть чашку и сковороду. Думая об этой рекламе, она чертовски жалела, что не работает простой официанткой… тогда для снятия стресса потребовалась бы простая ванночка, которую нужно включить в розетку.

Тогда, это был бы истинный рай.

***

Три попытки были прелестны.

В конце концов, Джим проснулся на больничной койке. Он валялся на белых простынях, тонкое белое покрывало было натянуто до груди, и маленькие поручни подпирали его по бокам. Комната также отвечала всем требованиям – стены в мягких тонах, уборная в углу, прикрепленное к потолку ТВ, которое было включено в беззвучном режиме.

Конечно, катетер в руке был бесплатным бонусом.

Ему просто приснился сон. Эта дрянь про четырех аристократичных психов с крыльями, замок и все остальное оказалась просто странным сном. Спасибо тебе, Боже.

Внезапно аристократический голос Найджела зазвучал в голове так четко, что казался не просто отголоском сна: Семь смертных грехов. И в их власти семь душ. Семь людей на перепутье, с выбором, который они должны сделать. Ты входишь в их жизни и влияешь на их дорогу. Если они выберут праведность вместо греха, мы выиграем.

Джим сделал глубокий вдох и посмотрел на окно с закрытыми газовыми шторами. На улице темно. Идеально для ночного кошмара. Но, как сильно он бы хотел согласиться с «это был всего лишь сон» видением, хрень была настолько живой, отчетливой… и по бредовой присказке у мужиков могли расти волосы на ладонях, если те часто рукоблудствовали, но чтобы трава?

К тому же, он не особо часто обхаживал собственноручно свои «угодья». Особенно не после прошлой ночи, благодаря той брюнетке. Э-ге-гей.

Проблема в том, что если это – новая реальность, параллельная вселенная, где все – разгул фантазии Саймона Ковелла и Тима Ганна, если он примет на себя некую миссию… с чего он начнет…

– Ты очнулся.

Джим поднял взгляд. В футе от его кровати стоял никто иной, как Вин ДиПьетро, великий и ужасный главный подрядчик… оказавшийся дружком женщины, которую Джим имел… ага.

– Как ты себя чувствуешь?

На парне все еще был черный костюм, в котором он приехал с женщиной, тот же кроваво-красный галстук. С темными волосами, зачесанными назад, и легким налетом щетины на жестком лице, он выглядел именно тем, кем являлся на самом деле: богатой шишкой.

Конечно же, невозможно, чтобы Вин ДиПьетро стал его первым заданием.

– Алло? – помахал рукой ДиПьетро. – Ты здесь?

Нет, подумал Джим. Он не мог оказаться первым. Это выйдет за все рамки его чувства долга. В рекламе на экране ТВ, висящего за плечом парня, внезапно показали цену в 49,99$... нет, 29,99$. Под ней – маленькая красная стрелка, которая… учитывая местоположения Вина, указывала прямо на его голову.

– Черт, нет, – прошептал Джим. Тот самый парень?

На экране какая-то женщина в розовом банном халате улыбнулась в камеру и произнесла: «Да, это так!»

ДиПьетро нахмурился и навис над кроватью.

– Тебе нужна медсестра?

Не, ему бы бутылку пива. Или даже шесть.

– Я в норме. – Джим снова потер глаза и, учуяв запах свежей травы, ему захотелось ругаться до потери голоса.

– Слушай, – сказал ДиПьетро, – Я предполагаю, что у тебя нет медицинской страховки, поэтому возьму на себя все расходы. Если тебе нужно взять пару дней и передохнуть, я не стану урезать твою зарплату. Звучит неплохо?

Джим позволил рукам плюхнуться на кровать и был рад обнаружить, что трава исчезла как по волшебству. ДиПьетро, с другой стороны, никуда не денется, пока, по крайней мере, у него оставалось чувство, что Джим может засудить его. Было так, вашу мать, очевидно, что сейчас парень стоял у его койки, предлагая свою безлимитную кредитную карту, не потому что беспокоился о здоровье Джима. Просто не хотел, чтобы профсоюз возбудил дело против его корпорации.

А черт с ним. На уме Джима был не несчастный случай. Он мог думать лишь о том, что произошло прошлой ночью в его грузовике. ДиПьетро был именно таким человеком, на которого вешались Голубые Платья, но холод в его взгляде означал, что он также принадлежал к тем, кто мог найти дефекты даже в абсолютно красивой женщине. Бог знает, этот сукин сын видел недостатки на стройке везде, где только можно, начиная с того, как залили цемент фундамента, до очистки земель от деревьев и положения шляпок гвоздей в обшивке дома.

Не удивительно, что она нашла другого.

И если Джиму нужно установить, в каком из семи смертных грехов виновен ДиПьетро, то не придется долго ломать голову: Жадность была отчеканена не только на дизайнерском гардеробе мужчины, но и на его машине, его женщине, вкусе к недвижимости. Этот парень любил деньги.

– Слушай, я позову медсестру…

– Нет. – Джим оторвался от подушек. – Не люблю медсестер.

Или докторов. Или собак. А также ангелов… святых… или кем там была та четверка.

– Ну, тогда, – спокойно ответил ДиПьетро, – что я могу сделать для тебя?

– Ничего. – Благодаря тому, как судьба ухватила Джима за яйца, вопрос был в том, что Джим мог сделать для своего «босса».

Что изменит его жизнь к лучшему? Может, просто уговорить его сделать крупное пожертвование на бесплатную столовую? Этого будет достаточно? О, мать его, или ему придется заставить этого одетого в шелк, гоняющего на М6 ублюдка и женоненавистника отказаться от материальных благ и прописать его задницу в монахи?

Минуточку… перепутье. ДиПьетро должен стоять на каком-то перепутье. Но как Джиму узнать, что это?

– Уверен, что тебе не нужна медсестра?

В тот момент, когда расстройство довело его до грани аневризмы, изображения на ТВ сменились и на экране появились два шеф-повара. Ага, и кто бы мог подумать. Тот, что с темными волосами, выглядел точь-в-точь как Колин, а блондин рядом с ним щеголял с таким же деловитым видом, как и Найджел. Парочка наклонилась к камере с укрытым крышкой серебряным подносом, и когда крышку убрали, взору предстала тарелка с крошечной причудливой едой.

Черт подери, подумал Джим, уставившись на экран. Не заставляйте меня делать это. Мать вашу…

Лицо ДиПьетро показалось в поле зрения Джима.

– Что я могу сделать для тебя?

Как по сигналу, повара на экране ухмыльнулись, все такие «Вот те на!».

– Думаю, я… я хочу поужинать с тобой.

– Поужинать? – брови ДиПьетро взлетели вверх. – Типа… ужин?

Джим поборол желание показать поварам средний палец.

– Да… но не в смысле ужин, а ужин. Просто еда. Ужин.

– Вот оно что.

– Ага. – Джим передвинул ноги так, чтобы они свесились через край койки. – Именно.

Потянувшись к катетеру в руке, он содрал липучку и выдернул иглу из вены. Когда физиологический раствор или что там намешали в мешочке у кровати полился на пол, он скользнул рукой под простынь, выдирая катетер из члена. Следующими шли электрические датчики на груди, затем он перекатился на бок, выключая контрольную аппаратуру.

– Ужин, – сказал он хрипло. – Вот, чего я хочу.

Ну, вот ориентир того, что он должен делать с парнем. Будем надеяться, список «о, а это мысль» придет к нему за едой.

Когда он встал на ноги, весь мир закружился, и ему пришлось прислониться к стене для поддержания равновесия. Через пару глубоких вдохов, он, пошатываясь, побрел в ванную… и понял, что больничная сорочка развязалась, когда услышал ДиПьетровское «хрена себе!» на выдохе.

Очевидно, парень получил полный обзор того, что украшало спину Джима.

Задержавшись у двери, Джим оглянулся через плечо.

– «Хрена себе!» – так богатые люди говорят «да»?

Когда их глаза встретились, подозрительный взгляд ДиПьетро сузился еще сильнее.

– За каким чертом ты хочешь со мной поужинать?

– Потому что нам нужно с чего-то начать. Мне подойдет сегодня вечером. В восемь.

Когда в ответ последовала лишь напряженная тишина, Джим слегка улыбнулся.

– Чтобы помочь тебе с выбором, добавлю: либо ужин, либо я обращусь в профсоюз с жалобой на тебя, да так, что твою чековую книжку обдерут до корки. Выбирать тебе, мне сойдет любой исход.

***

За свою жизнь Вин ДиПьетро повидал много сукиных сынов, но этот Джим Херон попал в самый верх списка. И дело не в откровенной угрозе. Или двух сотнях фунтов в этой крупной туше. И даже не в манере общения.

Настоящая проблема крылась в глазах парня: каждый раз, когда незнакомец смотрит на тебя так, будто знает всю подноготную, начинаешь задаваться вопросом, чего он добивается. Собирал ли он о тебе информацию? Знал ли он о твоих скелетах в шкафу? Какую угрозу он представляет для тебя?

И… ужин? Этот парень мог выжать из него бабла, но он хотел лишь мяса с двойным овощным гарниром?

Если только настоящие требования не начнутся после больницы.

– Ужин в восемь, – сказал Вин.

– И потому, что я – парень честный, позволю тебе выбрать место.

Ну, черт, так намного лучше. Если предстоят проблемы, людишки на заднем плане – не та приправа, в которой нуждался Вин.

– Мой дюплекс в Коммодоре. Знаешь это здание? – Глаза Херона метнулись к окну рядом с кроватью, и затем вернулись к нему.

– Какой этаж?

– Двадцать восьмой. Я скажу швейцару, чтобы пустил тебя.

– Тогда увидимся вечером.

Херон отвернулся, снова сверкнув своей спиной.

Взглянув второй раз на черное тату, покрывавшее каждый дюйм обнаженной кожи, Вин проглотил очередное проклятье. С мускулистой спины, посреди кладбищенских просторов, на него смотрела смерть с косой, капюшон укрывал ее лицо, а ее глаза сияли в тени капюшона. Она держала косу костлявой рукой, и все ее тело подалось вперед, протянув свободную руку так, будто в любой момент она схватит твою душу. От нее бросало в дрожь, и внизу, казалось, велся какой-то подсчет: под подолом мантии располагались два ряда маленьких штрихов, сгруппированных по пять.

Сосчитав их, можно без проблем дойти до сотни. Дверь в ванную захлопнулась в тот момент, когда в палату влетела медсестра, ее обувь на каучуковой подошве скрипела по полу.

– Что… где он?

– Он снял с себя оборудование. Думаю, сейчас он отольет, а затем уедет.

– Он не может этого сделать.

– Удачи вам переубедить его.

Вин вышел из палаты и направился к приемной. Заглянув внутрь, он посигналил двум рабочим, которые настояли на том, чтобы поболтаться здесь, пока Херон не придет в себя. У того, что слева, было полно пирсинга, а также аура крутого парня, который получал удовольствие от боли. Второй парень был здоровым, с длинной темной косой, перекинутой через плечо в кожаной куртке.

– Он готов ехать домой.

Проколотый поднялся на ноги.

– Доктора уже выписывают его?

– Доктора тут не причем. Он сам так решил. – Вин кивнул в сторону коридора. – Он в палате шесть-шестьдесят-шесть. И его нужно подкинуть домой.

– Мы этим займемся, – сказал Проколотый, его серебристый взгляд был серьезным. – Мы отвезем его, куда нужно.

Попрощавшись с парочкой, Вин двинулся к лифту, чтобы спуститься на первый этаж. Войдя в кабину, Вин достал свой Блэкберри и позвонил Девине, чтобы предупредить ее, что на ужин у них ожидается гость. Наткнувшись на голосовую почту, он оставил короткое и лаконичное сообщение, стараясь не задаваться вопросом, чем, черт возьми, она занимается в этот момент.

Или кем, если быть точным.

На полпути вниз лифт с шумом остановился и раскрылись двери, чтобы впустить двоих мужчин. Когда спуск возобновился, мужчины обменялись одобрительными возгласами, будто только что удачно закончили разговор и закрепляли сей факт. Они оба были одеты в брюки и свитера, а тот, что слева, лысел на макушке, каштановые волосы выпадали так, будто боялись находиться на вершине горы….

Вин моргнул. Затем еще раз.

Над лысеющим мужчиной нависла тень, мерцающая меняющаяся аура цвета карандашного грифеля консистенции плавящегося асфальта.

Невозможно… о, Боже, нет… после стольких лет покоя, оно не могло вернуться.

Сжав руки в кулаки, Вин закрыл глаза, прогоняя видение из своего мозга, прекращая ему доступ к нейронам. Он не видел этого. А если и видел, то нечто иное, например, игру света от ламп над головой.

Эта чертовщина не вернулась. Он избавился от нее. Это не вернулось.

Он приоткрыл одно веко и взглянул на парня… и его будто в живот ударили: просвечивающая тень была очевидна, как одежда на мужчине, осязаема, как человек стоящий рядом с ним.

Все верно, Вин видел мертвых. Перед их смертью.

Когда двойные двери открыли выход в вестибюль и мужчины вышли, Вин низко опустил голову и пошел к двери так быстро, как мог. Он показывал хорошее время, убегая от той своей стороны, которую никогда не понимал, с которой не хотел иметь ничего общего, и внезапно врезался в белый халат, несущий целую стопку документов. Когда бумаги и светло-коричневые папки разлетелись в стороны, словно испуганные птицы, Вин помог женщине удержаться на ногах, а затем бросился ей на помощь, убирая весь беспорядок.

Лысеющий мужчина, который стоял перед ним в лифте, сделал тоже самое.

Глаза Вина уперлись в парня, отказываясь двигаться с места. Дым исходил из левой стороны его груди… из определенной области.

– Сходи к доктору, – услышал Вин свой голос. – Сходи к нему прямо сейчас. Болезнь засела в твоих легких.

Прежде чем они принялись спрашивать, что за чушь он несет, Вин подскочил на ноги и выскочил из здания, сердце билось в горле, дыхание было равным.

Когда он добрался до машины, его руки тряслись, и хорошо, что можно было сесть в «БМВ» и завести его без использования ключей.

Сжав рулевое колесо, он замотал головой влево и вправо.

Он думал, что оставил всю эту странную чепуху позади. Он думал, что прочно оставил в прошлом это дерьмо со вторым зрением. Он сделал, что ему велели, и пускай даже он не верил в свои действия, они, казалось, работали в течение почти двадцати лет.

О, черт… он не мог вернуться к тому, что было раньше.

Просто не мог.

Дата добавления: 2015-08-20