Литературный регионализм: к определению содержания понятия

В.В. Дубровская

По преданию, не только люди, но и местности имеют своего гения (от gens – род, gigno ― рождать, производить). Genius loci – Гений места - определял родовую специфическую общность явлений, связанных местностью. Очевидно, что истоки регионализма берут свое начало в глубине веков и решение проблем регионального имеет как мифологический, так и социологический аспекты. Обращаясь к региональной литературе, мы решаем вопрос о принадлежности к ведению Гения места писателей, чьи связи с регионом, как правило, слишком разнообразны и изменчивы.

Обусловленность литературы в том числе и местностью сформулировал Вини-Пух, когда сказал, что не следует искать поэзию ― кричалки, а нужно «найти место, где они сами тебя найдут». В нашем случае место найдено и определено ― это регион, а именно Алтайский край. Вместе с тем регионом возможно считать и отдельный город, и район, и село, и Сибирь в целом[1]. Поэтому в каждом случае следует сразу определить, в связи с каким регионом упоминаются те или иные факты литературы.

Определив границы обзора, мы можем убедиться в том, что в поле наших интересов попадают литераторы, причастные к данному региону на самых разных основаниях: один здесь родился, другой ― жил, третий - активно интересовался этим краем, четвертый упомянул о нем или даже посвятил ему произведение целиком и т.п. Таким образом возникает необходимость обозначить хотя бы некоторые основа-ния, которые позволят отнести писателей и их произведения к сфере лите-ратурного регионализма.

Актуализация регионального компонента в культурных и образо-вательных программах не есть лишь дань местному патриотизму, но свидетельство кризиса «столицецентрич-ной» модели литературного процесса, согласно которой все достойные внимания артефакты концентрируются в столице и из неё же исхо-дят. Изменившаяся социальная оптика, позволяющая видеть не только Москву, но и то, что далеко от нее, актуализировала социологический подход к изучению литературы. Основополагающими в этом направле-нии признаны идеи Пьера Бурдье, однако следует упомянуть и труды П.Н. Сакулина, предложившего так называемое «горизонтальное» членение литературы, где литературные явления располагаются рядом, а не друг над другом, иерархически. Таким образом, ученый обосно-вывает проблему специфики и взаимодействия национальных литера-тур. Это так называемое первичное социальное членение. Регионализм относится к классам вторичного социального членения[2]. Основания, которые позволяют считать то или иное направление литературы региональным, могут быть достаточно определенными, что показали исследования, например, С. Рыженкова, который пишет: «...регионализм бо-лее связан с особой политикой производства и трансляции литератур-ной продукции, нежели с местом рождения и/или жительства авторов в том или ином регионе, и в случае отсутствия результатов такой поли-тики в продуктах творчества географическая привязка представляется случайной»[3]. Эта позиция представляется вполне обоснованной и как «методологическая площадка» вполне уместна и в решении вопроса, каких писателей и почему мы считаем носителями региональной специфики, или в какой мере писатели участвуют в региональных процессах, или как позиционирован тот или иной писатель в отношении регионального литературного поля.

Рассмотрим насколько примеров, где писатели, связанные так или иначе с Алтайским краем, могут быть квалифицированы как учас-тники регионального литературного процесса, или, если нельзя отве-тить на этот вопрос однозначно, то хотя бы какое место им следует отвести в кон-тексте литературы региона и на каких основаниях. Следует подчеркнуть, что выбор имён обусловлен только наглядностью ситуации и ничем больше. Кроме того, упомянуты только поэты по причине возможности более репрезентативного и в то же время относительно полного цитирования.

В 1964 году Л. Мерзликин закончил Литинститут в Москве, выпус-тил в столичном издательстве сборник стихов «Купава», приехал в Бар-наул с намерением вернуться в стольный град, как он выразился в при-сутствии автора этих строк, «на белом коне». По приезде на Алтай поэт опубликовал книжку стихов «Россия». В названиях и первой, и второй книги нет ничего, что указывало бы на региональную принадлежность автора. Скорее можно усмотреть здесь нарочитую контррегиональность: в «Купаве» есть отсылка к славянской мифологии в литературной аранжировке. Название второй книги подчеркивает не специфику региона, а включенность творчества поэта в общероссий-ский контекст. Среди названий последующих книг появилась явно от-меченная местным колоритом: «Облепиха-ягода».

В книжке «Россия» среди упоминаний как общероссийских так и региональных топосов (региональных реалий) есть упоминание Венско-го кладбища (стихотворение «На Венском кладбище»). Это стихотворе-ние, как рассказывал поэт, сначала называлось «На Ваганьковском кладбище». По цензурным соображениям пришлось убрать имя знаме-нитого русского некрополя. Леонид Мерзликин упоминает настолько геогра-фически далекий и во всех отношениях чуждый объект, что условность и безотносительность к жизни края данного заголовка сразу изо-бличает его (заголовка) эвфемистический характер. Это выглядит как венская дымовая завеса над отечественными ваганьковскими страстями:

Камень — гладко отшлифовано.

Камень — дадено сполна

Камень - правда замурована.

Камень — ложь воплощена.

И никто здесь не отмаялся

В этом сонмище могил,

И никто здесь не покаялся,

И никто здесь не простил.

Судьба Л. Мерзликина складывалась так, что он стал одной из вы-дающихся фигур литературы региона. Поэт регулярно издавал книж-ки, однако в краевой печати его стихи подвергались критике вместе со стихами других поэтов, где, по мнению властей, социальный опыт хлебороба, знаковой фигуры для Алтайского края, был «реализован» и «освещен» недостаточно[4].

Взаимоотношения с властью — существенный элемент литератур-ного регионализма, так как связан с возможностью трансляции творчества (изданием, публикацией). Власть выставляет свои требования, с которыми писатель вынужден считаться, даже если и не считает себя обязанным их беспрекословно выполнять. «Роман с властью» в регионе носит более очевидный и роковой характер, нежели в каком-либо другом месте.

Очевидной приметой регионализма является топонимика. В спра-вочнике «Писатели Алтая»[5] представлены краткие биографические све-дения о региональных писателях и помещено несколько наиболее ха-рактерных стихотворений или фрагментов прозы. Если у поэта были стихи с краевой топонимикой, то они здесь воспроизведены как знаки несомненной причастности региону. Вступительная статья М.И. Юдале-вича называется «3авороженные Алтаем». Среди считанных стихов Л. Мерзликина, В. Башунова, Л. Черкасова — конечно, присутствуют «Крутояры», «Знаменка», «Панфилово». Г. Панов, однофамилец села, спрятал топоним в «Маминых песнях»:

Я живу, товарищи, в Паново:

Далеко - -_

С балкона не видать. < …>

От Москвы не много и не мало

Тыщи три по шпалам на восток,

Однако с другой стороны, у И. Пантюхова в репрезентативной под-борке стихов в упомянутом справочнике нет реалий региона, зато есть Москва и Манхеттен как знаки идейного противостояния. Упоминание Москвы как идейного центра — характерная черта региональной поэ-зии известного времени и известной направленности.

Факт издания на родине обозначает принадлежность регионализ-му, но проблемы не исчерпывает. Так, Б. Капустин всю жизнь прожил в Барнауле, издал сборник стихов «Тайному другу» и «Е. Б. Ж.» («Если Буду Жив») в авторском альманахе «Август». С нераспроданным тиражом сборника на руках поэт и умер. Назва-ния его книжек — цитаты из М. Булгакова и Л. Толстого. Реалии ре-гиона Б. Капустина занимали мало. Социальный опыт жителей края не был предметом его поэтической рефлексии. Организованная сторона жизни литераторов города его не привлекала, вернее, он не давал себе труда соответствовать общим требованиям. Литература и литературн-ость стали для поэта и малой и большой родиной. Он не обнаружил «завороженности Алтаем» и не попал в справочный том, потому что не был членом союза писателей. Тем не менее поэзия Б. Капустина - это явление региональной литературы, ее маргинальная область, самая малоизвестная и, возможно, самая показатель-ная для уяснения существа регионализма. К маргиналам можно при-числить и В. Крючкова, и Г. Володина, и С. Яненко. Это поэты, которые, как и Б. Ка-пустин, «эмигрировали» в свои пространства, физически оставаясь в пределах края.

Вторая часть «Антологии алтайской поэзии» вышла в 2002 году и стала (ирония, или перст судьбы?) тринадцатым томом Библиотеки «Писатели Алтая», в который вошли названные и ещё многие другие поэты, «кто по разным причинам не являлся и не является пока что членами Союза писателей России». Редактор-составитель тома В.Л. Казаков в предисловии говорит о разных причинах, по которым поэты оказались вне организации, продолжая либо «гулять сами по себе», либо покидая пределы края. Как участник литературного процесса региона, «глубинки», по его терминологии, В.Л. Казаков указывает на отношения с властями как на одну из причин маргинального существования определённого круга авторов: «Большинству из них, проживающих в глубинке, где метод запретов на малейшее проявление самостоятельности, в том числе и в стихах, <…> был наиболее действенен, трудно было не “наступать на горло собственной песне”»[6]. Мы не обсуждаем вопрос, что для поэта губительнее, наступать или не наступать «на горло песне», речь идёт об обязательно всплывающей в контексте добросовестного разговора о региональной поэзии проблеме отношений с «метрополией».

Определяя суть поэта, М. Цветаева сказала: «Есть в мире лишние, добавочные, / Не вписанные в окоем». Региональная литература, как раз «вписанная в окоем» и в этом ее проблема, а также проблема писате-лей, связанных с этим местом.

Когда И. Жданов заканчивал обучение на родине в Барнаульском пединституте, на двух последних курсах он предпринял безуспешную попытку издать свои стихи в краевом издательстве. Его не напечатали, признав несомненные поэтические достоинства стихов. Редактор заме-тил, что произведения молодого тогда автора скорее будут приняты к изданию за рубежом, чем у нас. Так оно и вышло. Таким о6pазом И. Жданов не вписался в региональную политику производства и трансляции художественной продукции и явлением региональной ли-тературы не стал, что не помешало ему стать одним из ярчайших поэ-тов современности. Факт издания его альманахом «Август» тридцать лет спустя приблизил его к региональной литературной ситуации, но не ввел в число «писателей Алтая». Однако в 2002 году И. Жданов, чьи стихи к тому времени приводились уже в учебниках и исследовались литературоведами мирового масштаба, был представлен несколькими стихотворениями в «Антологии алтайской поэзии», в упомянутом тринадцатом томе.

В связи с историей И. Жданова следует остановиться и на тех писателях, что не являются участниками регионального литературного процесса, однако имеют к нему известное отношение, оказывают на него влияние. Это В. Шукшин, которого при жизни не смог-ли оценить на родине по достоинству; В. Золотухин, опубликовавший свои пер-вые литературные опыты в Барнауле; А. Еременко, изданный на родине альманахом «Август», и только поэтому упомянутый здесь.

Указанные авторы были опубликованы на Алтае уже состоявши-мися профессионалами. Они стали знаменитыми вдали от родных мест. Интерес к ним в рамках Алтайского региона — это интерес музей-ный, однако публикация произведений подобных авторов позволяет за-фиксировать своего рода феномен «возвращенной литературы» на региональной почве. Возвращение упомянутых мною авторов стало возможным после того, как в Барнауле сформировался и набрал силу собственный авангард, который укрепил позиции «другой» литературы, далекой от сформировавшихся внутри региона традиций и ставшей фактом регионального литературного процесса.

Названных выше прозаиков В. Шукшина и В. Золотухина, поэтов И. Жданова и А. Еременко нет оснований включать в круг писателей Алтая, но факт хотя бы однократной трансляции (публикации) в Барнауле, позволяет включить творчество этих авторов в круг проблем литературного регионализма. Возвращение тех, кого ког-да-то «край не уберег», весьма любопытный аспект регионализма: в глубине эта ситуация содержит миф о блудном сыне. Стихотворение «Блудный сын» есть у Л. Мерзликина, который вернулся на родину и, как оказалось, навсегда:

Блудным сыном древнего сказания,

Жертвою скитаний и дорог

Я пришел к тебе на покаяние,

Позабытый всеми уголок.

Историю блудного сына интерпретирует И. Жданов, который на-писал стихотворение «Возвращение», но не вернулся:

Знать бы, в каком краю поставлен дом

тот же, каким он был при роковом уходе,

можно было б к нему перенести тайком

то, что растратить нельзя в нежити и свободе.

Одному — лирическому герою Л. Мерзликина — есть куда вер-нуться, а для лирического героя И. Жданова это место утратило реаль-ные очертания, приметы, адрес. Гений этого места веет, где хочет.

Рассмотренные здесь, а также типологически сходные, приметы по-зволяют представить модель региональной литературы в виде трех вписанных друг в друга окружностей: внутренняя окружность — писа-тели, включенные в региональное внутреннее поле, агенты особой по-литики производства и трансляции литературы. Это, как правило, чле-ны местных писательских организаций различного типа, активные участники регионального литературного процесса. Второй круг образу-ют писатели-маргиналы. Окружность, которую предоставляет им дан-ная схема, большей длины, чем первая, но литераторов, образующих ее меньше, они отстоят дальше друг от друга, подчеркнуто одиноки, и как правило, не организованы. В то же время все они реально зависимы от объективных взаимоотношений сил, которые формируют региональное литературное поле. Третий круг — «блудные сыны», не участвующие в региональном литературном процессе постоянно, но хотя бы однократ-но изданные здесь, что дает основание упоминать их имена при обра-щении к вопросам литературного регионализма.

Разумеется, речь не идет о том, чтобы провести жесткий кастинг и расположить все имеющиеся в крае артефакты в том или ином кру-ге, но о том лишь, чтобы обосновать место писателя внутри или около литературного поля региона и мотивированно наполнить термин «pеги-ональная литература» соответствующим содержанием.

[1] Регион ― это обширный район, он может соответствовать нескольким областям страны или даже стран. Это также может быть отдельный район или, допустим, наша Колывань с ее фольклором. Границы региона необязательно совпадают с административно-территориальными границами

[2] Первичное — это деление на социальные языковые группы. В результате такого членения мы имеем возможность отдельно рассматривать русскую, алтайскую, немецкую литературу в пределах Алтайского края.

[3] Рыженков, С. Литературный регионализм: путь Саратова // Новое литературное обозрение. - 2000. - № 5 (41). - С. 256.

[4] Автор «Полемических заметок о некоторых акцентах в творчестве отдельных поэтов Алтая» пишет: «Итак, героем многих стихотворений становится этакая плачущая инфантильная личность. Лежа на сеновале, проливая слёзы на лугу, гоняясь за дичью, или, совершая прогулки, она пытается разглагольствовать о путях развития современной деревни, разводить глубокую философию на мелких местах.» (Майоров, Ю. Поэзия села и деревенщина в поэзии // Алтайская правда. – 1976. – 23 октября, №253. – С.3).

[5] Библиотека «Писатели Алтая»: В 15-ти т. / Сост. В.Б. Свинцов, М.И. Юдалевич - Барнаул: «Пикет», 1998. – Справочный том. - 464 с.

[6] Антология алтайской поэзии: Часть 2 // Библиотека «Писатели Алтая»: Т.13. - Барнаул: ОАО «Алтайский полиграфический комбинат», 2002. - С.4.

Дата добавления: 2015-08-20