Я раз шла в театр

Но завлечь к себе самый дорогой товар - то есть женщин из образованных, более высших слоев общества, - было несравненно труднее и оказывалось доступно только для дорогих домов терпимости. Что только не делали их хозяйки, чтобы удовлетворить запросы сексуальных гурманов - доходило даже до прямых обманов и похищений девушек, особенно из удаленных от Москвы городов. Особенно популярна в этом смысле была Прибалтика - рижские немки, польки из самой Польши и Литвы, еврейки из местечек «черты оседлости» составляли значительную часть обитательниц таких заведений. И мало кому удавалось вырваться. Но все-таки исключения бывали. Схему обманов такого рода, (кстати очень актуальная проблема в наше время) иллюстрирует следующий случай, действительно произошедший в одном из публичных домов Москвы в прошлом веке.

«Ваше Сиятельство, со слезами умоляю, сжальтесь над несчастным положением дряхлого старца, прикажите дочь мою Викторию, издержками Абакумовой в город Вильно доставить, а с нее, за обман неопытной девицы и тайный, без ведома моего вывоз, поступить, Ваше Сиятельство, по справедливой начальнической своей воле», - с таким прошением к московскому генерал-губернатору Закревскому обратился виленский мещанин Иосиф Францкевич.Обман неопытной девицы заключался в том, что ей предложили в Москве место гувернантки, но на самом деле привезли в публичный дом. Впрочем, свои злоключения лучше всего описала сама Виктория Францкевич в прошении о помощи на имя того же Закревского:

«Живя с малолетства в городе Вильно, я раз в мае месяце шла в театр и встретила неизвестную мне женщину, которая попросила меня остановиться, так как ей будто бы мое лицо знакомо. Не подозревая в ней никаких хитростей, я остановилась и спросила: «Что ей угодно?». Она начала изъясняться на польском диалекте, что она московская помещица с большим достатком, разъезжает по разным городам и остановилась в Вильно затем, что этот город ей понравился. Потом сказала, что видела меня в Варшаве, что для меня неудивительно, ибо я там бывала. Потом прошептала, что ей нужно поговорить со мной по секрету и продолжала так: что родилась она в Польше, вышла замуж за русского чиновника и временного московского купца Абакумова, а приехала в Польшу затем, чтобы сыскать и взять с собой для обучения ее детей по-польски гувернантку из девиц-полячек. Как я ей понравилась, то она предложила мне - не угодно ли отправиться с ней в Москву, где она имеет свои дома. Уверяла, что будет нескучно, буду иметь во всем волю, жалованья обещала на первый случай 15 рублей серебром в месяц, и вот с каким договором - если мне понравиться, то могу жить сколько угодно, а если напротив - то она обязана отправить меня на свой счет на место родины. Впрочем, уверяла, что живя у нее во всякой роскоши, забуду и Польшу.

Быв в этот день огорчена мачехой моей, с которой я жила, возымела желание побывать в России, дала честное слово с ней уехать, и спросила, где она остановилась в Вильно. Поэтому она пригласила меня в свою квартиру, которую я нашла в богатейшем доме, чем и уверилась я в ее богатстве и справедливости всего вышесказанного. По выхлопотании мне билета на ее счет, мы чрез три дня тправились в тарантасе на почтовых. При самом отъезде Абакумова предложила мне несколько денег и почти насильно вручила мне два кредитных билета по 25 рублей серебром. Приехав в Москву, мы остановились в каком-то доме, где пробыв сутки, я просила ее дозволить увидеть детей ее, но она сказала, что мы еще не в ее доме, - на перепутье - для отдыха у сестры.Прожив еще с неделю, я, не видя ни мужа ее, купца, ни детей ее, для коих приехала, стала сомневаться, и опять решилась спросить о том. Но она в этот раз отозвалась, что муж ее уехал в Петербург, а дети отправлены на дачу. На вопрос же мой, что за шум, бывающий постоянно в соседних комнатах, она ответила, что тут живут богатые люди, которые каждодневно веселятся. При этом она пригласила меня посмотреть танца и слушать музыку. Но подозревая ее, так как это несогласно было с договорами в Вильно, я на сие не решилась. Тогда она, дабы я перестала подозревать, вывозила меня из квартиры и знакомила с городом. Но я все-таки полагала себя обманутой. Так и случилось.

Эта хитрая женщина стала наконец приглашать в свою комнату прилично одетых людей, называя их посетителями, заставляла меня рядиться, рекомендовала за вновь прибывшую из Польши гостью, и просила меня обходиться с ними как можно более вежливо. Догадавшись в чем заключались ее, Абакумовой, убеждения, я старалась всячески каждому из подходивших нагрубить, дабы отстранить их. Я впала в отчаяние и сделалась больна, и в сем положении заперлась в спальне, где слышала разговоры этой мерзкой женщины с несколькими девицами, касающиеся развратной жизни. После сего девицы, входя ко мне, приглашали идти вместе с ними в общую гостиную залу, а как я все отказывалась с презрением, то однажды, наверное, по приказанию хозяйки, одна из девиц, придя ко мне, сказала, что хозяйка приказала идти в залу к посетителям. Недаром же она меня будет кормить и платить жалованье по 15 рублей серебром в месяц. И эта девушка, слыша от меня одни только укоризны и несогласия, изругала меня неприличными словами, ударила стаканом по голове и ушла. Это было 12 июля в 3 часа ночи. 13 числа, утром, пришел в квартиру доктор, и услыхав мой плач, так как в это время я была заперта, захотел видеть меня. Я ему все рассказала, а он обещал доложить о сем какому-то полковнику и меня известить в этот же день, но обманул. 14 числа, утром, Абакумова куда-то уехала, оставив меня незапертой. Тогда я нашла случай к побегу из ее квартиры. Скрывшись от нее, я тотчас же подала прошение господину обер-полицмейстеру и просила о принятии мер к охранению моего имущества, оставшегося у нее.

Оставшись в одном летнем платье и без денег, я хотя и наняла себе комнату, но только надеясь на возврат денег».

Хотя девушке удалось спастись из цепких лап сутенерши и даже поднять шум по поводу ее похищения, Абакумовой удалось выйти сухой из воды. Сначала она якобы заболела, а потом, явно договорившись с местной полицией, в свою очередь обвинила бедняжку в клевете, так как та будто бы «добровольно изъявила согласие к развратной жизни в Москве» и к тому же еще и задолжала своей хозяйке 200 рублей. Частный пристав честно отработал взятку, указав в рапорте, что девушка «действительно вела распутную жизнь и подвергалась еженедльному медицинскому осмотру». В итоге дело замяли, когда Виктория Францкевич в августе, наконец, уехала домой в Вильно.

Дата добавления: 2015-08-17