Медитация первая: эгоизм и альтруизм

Не спрашивайте себя, что нужно этому миру, — лучше спросите себя, что воскресит вас из мертвых. А затем пойдите и сделайте это. Потому что больше всего миру нужны люди, воскресшие из мертвых.

Гарольд Уитмен^[81]

Педагогика — это мое призвание. Я обучаю руководителей фирм, студентов колледжа и трудных подростков из африканских гетто. Я занимаюсь преподаванием, потому что это делает меня счастливым, потому что это является для меня источником нынешних и будущих благ, наслаждения и смысла. Я занимаюсь преподаванием, потому что я этого хочу (поскольку я люблю это занятие), а не потому, что я обязан это делать (из некоего абстрактного чувства долга по отношению к другим).
Иными словами, я отнюдь не альтруист. Основная причина, по которой я чем-то вообще занимаюсь — будь то приятное времяпрепровождение с друзьями или благотворительная деятельность, — то, что это делает меня счастливым. Всеобщий эквивалент — и в теории, и на практике — это конечная цель, к которой устремлены все мои помыслы и поступки.
От одной только мысли о том, что в своих действиях мы должны руководствоваться личной выгодой, заботой о собственном счастье, многим людям наверняка сделается не по себе. Ощущаемая ими неловкость проистекает из убеждения — будь то высказанного вслух или молчаливо подразумеваемого, — что долг — это основа всякой морали.
Как утверждает влиятельный немецкий философ восемнадцатого столетия Иммануил Кант, для того чтобы поступок имел моральную ценность, он должен быть совершен из чувства долга. Если же мы действуем из эгоистических соображений, тогда наш поступок никоим образом не может быть нравственным. Согласно Канту, если человек помогает другим, потому что хочет это делать, — поскольку он счастлив, когда совершает добрые дела, — какое бы хорошее дело он ни делал, его поступки не имеют никакой ценности с точки зрения морали.
Почти все философии и религии, которые, подобно учению Канта, отстаивают принцип самопожертвования как основу этики, исходят из абсолютно беспочвенного предположения, будто любой поступок, совершенный из эгоистических соображений, неизбежно приводит к ущемлению интересов других и что если мы не будем бороться со своими эгоистическими наклонностями, то неизбежно будем причинять страдания другим и игнорировать их потребности.
Однако подобное мировоззрение не допускает самой мысли о том, что мы вовсе не обязаны делать выбор между желанием помочь другим и желанием помочь самим себе. Эти варианты вовсе не являются взаимоисключающими. В действительности, как поясняет философ Ралф Уолдо Эмерсон, «одно из самых трогательных утешений в этой жизни — то, что ни один человек не может искренне попытаться помочь другому, не помогая при этом самому себе». Помощь себе и помощь другим неразрывно переплетены: чем больше мы помогаем другим, тем счастливее становимся, а чем счастливее становимся, тем охотнее помогаем другим.

Вспомните, когда вы кому-то помогали. Попытайтесь воскресить в себе чувства, которые испытывали тогда.

Когда мы заботимся о счастье других, это является для нас источником смысла и наслаждения, вот почему помощь людям — одна из необходимых составляющих счастливой жизни. Разумеется, очень важно не упустить из виду тот факт, что помогать другим и жить ради счастья других — это совершенно разные вещи. Если мы отодвигаем на второй план заботу о собственном счастье, мы причиняем самим себе вред и соответственно наносим ущерб своей природной склонности помогать другим. Несчастному человеку труднее быть великодушным и щедрым по отношению к другим людям, — а это прямой путь к еще более глубокой несчастности.
Исследование, проведенное Барбарой Фредриксон^[82], наводит на мысль о том, что положительные эмоции расширяют объем нашего внимания. Когда мы счастливы, нам проще отбросить свой узкий, обращенный вовнутрь эгоистичный взгляд на вещи и сосредоточиться на потребностях и желаниях других. Этот факт хорошо иллюстрирует исследование, проведенное Элис Изен^[83] и Дженнифер Джордж^[84], — нам проще помогать другим, когда мы чувствуем себя счастливыми людьми.
Наше счастье зачастую безмерно возрастает, когда наши действия становятся для нас источником смысла и наслаждения, а к тому же еще приносят пользу другим. Когда мы стоим перед выбором, как нам поступить, необходимо первым делом задать себе вопрос, что именно станет источником счастья для нам самих независимо от того, много ли счастья оно принесет другим. Затем необходимо задать себе вопрос, не получится ли так, что своими предполагаемыми действиями мы отберем у кого-то саму возможность быть счастливым, — ведь в этом случае наше собственное счастье неизбежно окажется под угрозой. Инстинктивное сопереживание, которое живет у нас в душе, наше врожденное чувство справедливости неизбежно заставляют нас дорого платить в пересчете на всеобщий эквивалент, когда мы причиняем людям боль.
Для тех, кто подчиняется этике долга, обретение смысла и вместе с тем нравственная жизнь немыслимы без самопожертвования. Самопожертвование, по определению, не может доставлять наслаждения (иначе оно не было бы самопожертвованием). Следовательно, этика долга противопоставляет наслаждение смыслу.
Счастье не имеет ничего общего с самопожертвованием, с компромиссом между нынешним и будущим благом, между смыслом и наслаждением, между помощью самому себе и помощью другим. Счастье немыслимо без синтеза, без такой организации жизни, в которой все элементы, необходимые для счастья, пребывают в гармонии.

Дата добавления: 2015-08-17