От шестнадцати до восемнадцати тараканов. Необратимые осложнения.

К этой категории благополучно относится (о, ужас, трепещущий на крыльях ночи!) мой молодой человек. Иногда мне кажется, что у него самое настоящее раздвоение личности. Он может быть примерным и скромным мальчиком Антоном Тропининым, чьи серые глаза спрятаны за стеклами огромных очков, а отличная спортивная фигура скрывается за простой, широкого покроя одеждой. Антоша - обладателем хороших манер, нежных пальцев и доброй искренней улыбки, которая заставляет улыбаться и меня.

Однако большую часть своей жизни этот парень называет себя Кеем. Кей - самое настоящее альтер-эго Антона (или Антон - альтер-эго Кея?) и его полная противоположность. Он - фронтмен известной рок-группы "На краю", красивый, холодный и невоспитанный тип с платиновыми волосами, кучей пирсингов, тату, а также с замашками повелителя планеты Земля. Я до сих пор удивляюсь, как на его голове еще не выросла корона. Но, кажется, это уже совсем скоро произойдет.

Я называю этого человека Кейтоном, люблю его, изредка хочу убить особенно жестоким способом, терплю идиотские выходки и жду его возращения из заграничного огромного турне".

Я покачала головой, сохраняя запись, но делая ее скрытой, чтобы другие пользователи сайта или случайные прохожие не смогли случайно прочитать ее. Никто не должен знать, что великий Кей из "НК" встречается с кем-либо. "Это для твоего блага, Катя. Вам необходимо держать отношения в тайне, это обаятельное условие. Иначе можешь пострадать и ты, и репутация группы", - говорил не раз менеджер "На краю" Андрей Коварин, импозантный, представительный мужчина не без чувства стиля и с цепкой деловой хваткой, который, если честно, до сих пор кажется мне едва ли не эталонным представителем мужского пола, что очень раздражает Кея. Стоит мне только упомянуть Андрей, как Антон начинает беситься, хотя и виду не показывает, а небрежно так бросает что-то вроде: "Прости, детка, тебе не светит быть с таким, как наш старик".

- Почему это? - имела как-то раз неосторожность спросить я, когда мы были в студии, где, собственно, Андрея, одновременно разговаривающего по двум мобильникам, и встретили. Я проводила его восхищенным взглядом и легкой улыбкой, за что тут же была удостоена прищуренного и не самого доброго сероглазого взгляда, а также сжатия до легкой боли своих пальцев, которые покоились в ладони Кея. Он, будучи несчастным собственником, предпочитал держать меня при себе, и не только в зоне своей видимости, но и так, чтобы иметь возможность прикасаться ко мне: обнимать или держать за руку. Особенно если рядом с нами находились другие представители мужского пола. Видимо, моего Антона это как-то успокаивало, а меня, если быть честной, пленяло. Ревность, если она, конечно, подается в умеренных дозировках, - это крутая штука. Особенно если тот, кто ревнует - человек с весьма скверным самовлюбленным характером, но очень ранимым сердцем.

- Ну, почему? - повторила я тогда, стараясь не улыбнуться. Иногда я специально подначивала Кея - совсем чуть-чуть, чтобы он не расслаблялся.

- Потому что, - блондин внимательно посмотрел на меня сверху вниз, - я не собираюсь становиться таким, как он.

- В смысле?

- В прямом, Катя, - он осторожно убрал с моей щеки выпавшую ресничку и добавил не без проскальзывающего в спокойном, чуть хрипловатом голосе чисто мужского самодовольства. - Понимаешь ли, я твой единственный и неповторимый. И тебе придется терпеть меня таким, какой я есть. Клоном старика я становиться не буду. Так что уймись.

- Я не детка! И хватит называть Андрея стариком! Ему еще только тридцать пять.

- Тихо, дурочка, - обнял меня Кей, прижав спиной к своей груди, а я откинула голову ему на плечо и закрыла глаза. Странное дело, но каждый раз, когда Антон обнимает меня, моя голова кружится, а виски словно сдавливает прозрачными руками неведомая сила, исходящая от обладающего поистине животным магнетизмом музыканта. Даже воздух вокруг нас становился другим, вязким, горячим, насмешливо касающимся кожи даже под одеждой.

- Нашла, кого защищать. Если бы ты знала, сколько у него было женщин и предвидела, сколько будет, ты бы считала его не эталоном, а уродом, малышка.

Тогда с этими словами он развернул меня к себе и снова обнял.

Вспомнив руки Кейтона, в которых больше всего ценилась мною надежность, исходящая наподобие мужского одеколона откуда-то с его широких запястий, я прикрыла глаза и тяжело вздохнула. Почти час я неподвижно просидела на стуле, дыша воспоминаниями недавнего прошлого, не понимая, как все это произошло именно со мной, а не с кем-то другим. Ведь то, что случилось со мной, походило больше на сюжет фильма или книги, а не на равнодушную, надо заметить реальность. Кстати, раньше я всегда негативно воспринимала слово "равнодушный" до тех самых пор, как Кей перед самым отъездом не сказал мне, что считает это слово совершенно нейтральным. По его мнению, безучастность действительности не было чем-то абстрактно плохим, напротив, оно давало возможность человеку так, как ему хочется. Равнодушие жизни давало людям выбор.

"Твоя жизнь - это череда только твоих решений, и ты вольна распоряжаться ею так, как ты того желаешь, моя Катя. Это твоя свобода. Это твоя жизнь. И это все только твое", - шепнул мне Кей ранним утром, когда мы засыпали его квартире, лежа в одной кровати. Это было три дня назад, Ви следующим вечером мой музыкант должен был улетать вместе со своей группой. Нам оставалось совсем немного времени, чтобы побыть вместе, и я была благодарна времени, которое, словно решив поддержать нас двоих, текло не так быстро, как могло бы.

С того момента, как Кей нашел меня на даче у Валерия, прошло около месяца. Больше оставаться в городе Антон не мог, как бы он этого не хотел, финальный концерт в столице вот-вот дожжен был состояться, да и пора было "На краю" отправляться в Германию для записи нового альбома, о котором уже невероятно много говорили как журналисты, так и пользователи Интернета. Все, от самых бешенных и преданных фанатов до резко негативно настроенных критиков, ждали от группы Кея отличных результатов, часто называя ее "пробной ласточкой русской рок-сцены на западном фронте". И хотя он не говорил мне этого, я точно знала, что лидер "НК" не может позволить себе расслабиться и готов упорно работать над собой: своим вокалом, музыкой, текстами песен, и над другими: Филипп неделю назад, все на той же студии, на которой мне приходилось часто бывать из-за Кея, жаловался, что лидер их общей группы как-то посуровел, чересчур серьезно стал относиться к репетициям и даже как-то едва не подрался с опоздавшим синеволосым раздолбаем Келлой, непонятно где проводившим ночь. Он сидел напротив меня, с гитарой в руке, настраивая на гитаре струны, и рассказывал обо всем, что вершил в его присутствии Антон. Тот хмурился, но молчал, демонстративно изучая наушники и изредка кидая в нашу сторону нелюбезные взгляды.

- Кей слегка озверел, Катя, - продолжал Фил. - Печально, но факт.

Рэн, присутствовавший при этом разговоре, захохотал и заявил, нагло лыбясь, что во всем виноваты женщины.

- Какие? - дернуло спросить меня у него, на что черноволосый гитарист тут же хитро подмигнул и ответил:

- Всякие хорошие девочки. Не дают мальчи... - тут Рэн поймал на себе задумчиво-предупредительный взгляд Кея, сидевшего как раз между мною и ним, и добавил поспешно, - э-э-э покоя не дают. Вот Тоха и злится на всех. Все у него виноваты!

Тоха любезно попросил друга заткнуться и не распахивать свою пасть по поводу и без, а после увел меня на крышу, где, смерив тяжелым взглядом, попросил больше не слушать придурков. Чтобы закрепить мое согласие, беловолосый посадил меня на широкие перила, встал напротив и не смог не сделать свою любимую штуку под названием поцелуй. С момента встречи у Бабы-Яги он постоянно приучал меня к себе с помощью прикосновений, и, надо сказать, у него это здорово получалось.

Я опять тяжело вздохнула, запустив пальцы в распущенные волосы.

Мне вспомнилось, как в ту ночь, когда Кей говорил мне слова о жизни и о свободе, я положила голову ему на плечо, а он обнял меня и медленно, как будто бы запоминая тактильные ощущения, поглаживал по волосам, изредка проводя ладонью по моей щеке и касаясь ими губ. Тогда я, как маленькая акула, пыталась поймать его пальцы зубами, а Антон неизменно успевал их убирать, понимая, что я с ним так играю, но при этом не смеясь - беловолосый даже не улыбнулся ни разу, а был серьезен и задумчив. Вообще я почти даже привыкла к перепадам его настроения, когда от блаженного спокойствия он мог резко впасть в гнев, и так же быстро успокоиться, а потом в какой-то момент поняла, что при мне он всегда старается сдерживаться, и если и злиться - то не на меня. А еще я с радостью поняла, что он старается. Старается быть лучше и нежнее, учится быть более понимающим, хотя его этика порою не поддается никакой критики, и стремится сделать мне приятное. Нет, Кей не сделался рядом со мной своим хорошим альтер-эго - милым и добрым он делается редко, когда мы остаемся вдвоем, потому что видимо до сих пор он не может никому показать эту сторону своего сложного характера. Но и выходками зарвавшейся рок-стар он больше меня не нервирует. Хотя, конечно, может позвонить и сказать: "Через десять минут я буду около тебя, собирайся", но это скорее связано с тем, что у Тропинина очень плотный график репетиций и всего прочего, что сопровождает жизнь музыканта, а каждую свободную минуту он хочет провести со мной. Сам в этом признался нехотя. Антон до сих пор не хочет, чтобы какие-либо, как он полагает, его недостатки, были кому бы то ни было известны. Ему удобнее казаться милым подонком.

А, может быть, ты просто ищешь ему оправдания и продолжаешь любить таким, какой он есть: плохой или хороший, добрый или злой, вежливый или невыносимый? Боже, какая я умная! Да я скоро рядом с нашим звездным блондинчиком стану профессором.

До тех пор, пока Кей не уехал, мы не расставались, наверное, больше суток, чувствуя медленное, но верное приближение горечи разлуки и слыша ее тяжелую грузную поступь. Сначала я и он находились у меня дома, где Томас торжественно вручил Антону, между прочим, искреннему почитателю его художественного таланта, свою свеженаписаную картину с невероятным названием "Излучающий ваши мысли".

На черном прямоугольном холсте был изображен огромный прозрачный ледяной куб с нежным голубоватым свечением посредине, и сквозь него можно было разглядеть неясный мужской силуэт, чье лицо было повернуто в профиль.

Вокруг куба в самых разных живописных позах расположились карикатурные, но четко прорисованные человечки. Некоторые явно чему-то радовались, пели и плясали, один даже салютовал открытой бутылкой, а его сосед бесстыже целовал полураздетую женщину, а вот некоторые человечки были разозлены, хмуры и грустны, некоторые из них только что распрощались с жизнью или корчились в предсмертных муках, и, если честно, смотрелось это жутковато. Но, впрочем, папе всегда удавались всякие гадости! Нет, куб получился классным, реалистичным и похожим на какой-то драгоценный камень, но общая зловещая нотка вокруг него прямо-таки зашкаливала. Я даже плечами тогда передарнула.

- Это тебе, сынок, пусть будет негласным напоминанием, - проговорил тогда, расчувствовавшись, Томас, хлопая Антона по плечу, но не уточняя, напоминанием чего может стать какой-то куб. Эдгар, после всего случившегося как-то не очень хорошо относящийся к моему молодому человек, состроил кислую мину, Нелли, умиленно взирающая на своего кумира, сложила ладошки у груди и завздыхала, а Алексей, ведущий себя рядом с Кеем предельно корректно и приветливо (он все еще надеялся на то, что я выйду за Тропинина, и стану богатой женщиной) тоже похлопал его на всякий случай по спине и заявил как бы между делом, но с намеком:

- А родственникам наш художник картинки малюет через раз. Только дай ему повод нарисовать очередной шедевр-р-р. Да?

- Балда, - огрызнулся его старший брат. - Видишь, я со своим вторым сынком разговариваю, не лезь. Ну как, Антон, тебе моя новая работа?

- Она мне нравится, - внимательно изучал холст с непонятными рисуночками Кей, а я заглядывала через его плечо и никак не могла понять: то ли действительно блондин разбирается в том, что хотел сказать при помощи своей мазни Томас, или же только делает вид?

Через пару часов мы с Антоном покинули нашу квартиру и бесцельно поехали кататься на его машине по пригороду. После своих любимых сумасшедших гонок он отвез меня в тихий, но уютный ресторан, где мы просидели до самого вечера, разговаривая о всякой ерунде, а после я поволокла его гулять по улицам. Если честно, я хотела встретить вместе с Кеем закат - это ведь очень романтично, да? - но, не смотря на то, что погода была теплой и осадков не предвиделось, небо вдруг заволокло серыми дурацкими низкими тучками, и никакого заката мы не увидели - лишь его далекие обидные отблески. Многие, наверное, вообще решили, что небо над городом повисло некрасивое, по-октябрьски мрачное, а не по-летнему задорное, с пасмурными облаками, похожими на мокрую грязную вату, выброшенную кем-то в мусорное ведро, но я все равно смотрела на него в минуты гипотетического заката, не отпуская руку Антона, фотографирующего то меня, то горизонт.

После почти целую ночь мы все так же вдвоем гуляли по городу, взявшись за руки, вновь разговаривали и целовались, что стало невероятно привычно, мучали на пару фотоаппарат Тропинина, а после приехали в его квартиру, которая, как и всегда пустовала в своем хай-тек одиночестве и, кажется, даже обрадовалась нашему появлению. Она привыкла к моему частному появлению в своих просторных комнатах и даже, кажется, немо приветствовала. Да и мне самой нравилось бывать здесь, в обители тишины, строгих линий, стекла и метала. Тропинин-старший приехал со своей длительной командировки, но почти тут же уехал прочь, хотя со мной успел познакомиться, и, хотя я боялась нашей встречи, думая, что если отец Антона хоть чем-то напоминает его дорогую мамочку, женщину безмерно вежливую и добродушную, то мне придется ой как не сладко. Однако Олег Иванович Тропинин оказался человеком неплохим, и, хоть и очень занятым, но приветливым и веселым. Мы обещались не более часа, сидя в гостиной их дома за чашечкой кофе, но за это время я довольно четко осознала, что этот русоволосый и не слишком похожий на Антона мужчина в строгом деловом костюме с обаятельной улыбкой, не скрывающей белоснежных зубов, мне понравился. С Олегом Ивановичем у Антона были отношения куда лучше, чем с Аллой Георгиевной, и присутствие отца его несколько не напрягало, скорее даже радовало. Правда, как только Олег Иванович как бы невзначай спросил сына, не виделся ли тот с братом, как тот напрягся и коротко ответил, что нет, не виделся, и желания у него такого не возникает, после чего покинул на пару минут комнату. Его отец покачал головой и сам себе сказал:

- Алла, Алла, молодец. Умудрилась рассорить мальчишек, - после чего он спохватился и повернулся ко мне, сделав изящный комплемент:

- Катенька, а вы очень милая. Не спорите - я прекрасно чувствую милых и хороших девушек.

Услышав это, я поблагодарила Тропинина-старшего, но в душе хмыкнула. Видимо, умение чуять хороших девушек, передалось Антошику от своего папы.

- Давно знакомы с Антоном, кстати? - продолжал Олег Иванович, с любопытством рассматривая меня.

- С первого курса, но общаться мы стали только этой весной, - ответила я.

- Знаете, а вы мне чем-то напомнили Аллу... мать Антона, - вдруг прищурился мужчина спустя пару минут десять разговора, все так же глядя на меня.

- Чем? - даже испугалась я. Ни фига себе сравнение! На мамочку Кея я не желаю быть похожей ни на йоту!

- Судя по испугу в вашем голосе, вы с ней уже встречались, - тут же сделал правильный вывод Олег Иванович. - Нет, не характером и не нравом, Кат. У Аллы в юности были точно такие же волосы, как и у вас, - он вдруг улыбнулся, и где-то на краешке его губ промелькнула давно забытая мечтательность, которая, впрочем, почти тут же пропала, как будто бы ее, превратившуюся в лесную лань, настигли голодные волки, и переломили острыми зубами шею.

- Такие же как у меня? - недоверчиво спросила я, опуская взгляд на плечи, на которые мои темные волосы, собственно, и падали.

- Ну, цвет был, конечно, другой, - продолжал Тропинин, потирая подбородок. - Натуральный цвет волос и Аллы, и Антона, и Кирилла - вы ведь не знакомы еще с братом Антона? - очень редкий: светлый, холодный, пепельный. Невероятно красивый. А вот прически у вас просто идентичные.

Я провела рукой по своей слегка отросшей челке, несмело улыбнувшись, а он рассмеялся.

- Веселимся? - появился за нашими спинами Кей.

- Надеюсь, Катя, - нагнулся ко мне Олег Иванович, - у вас получится его переубедить вернуть волосам естественный оттенок. А то он у нас, как куколка с белоснежными локонами.

- Невероятная шутка, - заметил мой молодой человек, садясь рядом со мной на кожаный диван и закидывая ногу на ногу.

- Научись уже воспринимать шутки о себе, - по-доброму посоветовал ему папа, после чего умело увел разговор в другую сторону, дабы сын не нервничал больше из-за явно неприятной ему темы.

Вот засада. Я уже скучаю. И почему целых два года Кея почти не будет рядом со мной?

Дата добавления: 2015-08-17