Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава двенадцатая. Еще по дороге к лифту я вытащил из-за уха сигарету и, как только вышел из дома

Глава первая | Глава вторая | Глава третья | Глава четвертая | Глава пятая | Глава шестая | Глава седьмая | Глава восьмая | Глава девятая | Глава десятая |


Читайте также:
  1. ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
  2. Глава двенадцатая
  3. Глава двенадцатая
  4. ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
  5. Глава двенадцатая
  6. ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

 

Еще по дороге к лифту я вытащил из-за уха сигарету и, как только вышел из дома, закурил. Мартовский ветер овевал улицу. До встречи с Хайдом оставался еще целый час. Я брел вдоль Седьмой авеню и все пытался понять причину безотчетного страха, охватившего меня в лиственных дебрях гостиной Миллисент Крузмарк. Я понимал, что никакого чуда тут нет, просто фокусы, ловкость рук, профессиональные штучки. «Берегитесь незнакомцев!» Да это мне любая гадалка скажет за полцента. Дамочка провела меня как мальчишку. Я клюнул на загадочное выражение ее глаз и замогильный голос.

Пятьдесят вторая улица выглядела неважно. В двух кварталах к востоку, правда, жив был еще бар «Двадцать один» — напоминание об элегантной эпохе сухого закона, но стриптиз-клубы по большей части уже вытеснили клубы джазовые. Навсегда закрылась легендарная «Дверь». Опочил «Оникс». Теперь на всем Бродвее в одном только «Птичьем раю» поклоняются еще божественному бибопу. Из пяти десятков заведений, торговавших спиртным из-под полы на Пятьдесят второй, выжили только «Орешник» и заведение Джимми Райана.

Я брел на восток мимо китайских ресторанчиков и злых проституток с круглыми ледериновыми сумочками на молнии.

В «Орешнике» должно было играть трио Дона Ширли, но до начала представления было еще далеко, и в баре царили тишина и полумрак.

Я заказал виски и уселся так, чтобы видеть дверь. Когда один за другим опустели два стакана, в бар вошел человек с футляром от саксофона. Он был одет в коричневую замшевую ветровку поверх светло-бежевой вязаной водолазки. Его короткие темные волосы были обильно сдобрены сединой. Я помахал ему, и он подошел.

— Вы Верной Хайд?

— Он самый, — Хайд кривовато улыбнулся.

— Швартуйтесь. Пить будете?

— А то. — Он бережно положил футляр на стол и пододвинул себе стул.

— Значит, ты журналист? О чем пишешь?

— Да в основном для журналов. Интервью, биографии — все такое.

Подошла официантка. Хайд спросил бутылку «Хайнекена», и пока его несли, мы с ним немного поговорили ни о чем. Потом официантка вернулась, налила пиво в высокий бокал, Хайд сделал большой глоток и перешел к делу.

— Значит, про оркестр Паука пишешь? Тогда молодец: улицу выбрал правильно. Вся моя жизнь — здесь, на Пятьдесят второй.

— Знаешь, не хочу тебя обманывать. Оркестр я, конечно, упомяну, но в основном мне нужно узнать про Джонни Фаворита.

— Про Фаворита? — Улыбка Хайда исказилась и превратилась в злую гримасу. — Еще и писать про эту сволочь!

— Так вы не ладили?

— Да кому он нужен сейчас? Про него уж все давно забыли!

— Выходит, не все. Редактор в «Лук» хочет, чтобы была статья. А ты, я вижу, хорошо его помнишь. Что он был за человек?

— Подонок он был. Такую свинью Симпсону подложить, а?!

— Что же он такое сделал?

— Да то, что Паук его из грязи вытащил. Он же в пивной пел, в дыре какой-то!

— Знаю.

— Паук для него все делал. Он ведь не только зарплату, он еще и со сборов получал, не то что остальные. Уж кажется, не на что было жаловаться. А он взял и ушел! Ему по контракту еще четыре года оставалось. Ангажемент у нас был — дай-то бог! Все пришлось отменить из-за этого гада.

Я взял карандаш и блокнот и притворился, что записываю.

— А из оркестра никто с ним потом не общался?

— Это с покойничком-то?

— Как это?

— Да так. Бобик-то сдох. В войну еще.

— Да? А я слышал, он в клинике лежит…

— А может, и в клинике — пес его знает. Хотя я вроде помню, что он умер.

— Мне говорили, что он был суеверный человек. Это правда?

Хайд криво усмехнулся.

— Правда. По гадалкам ходил, в какие-то шары смотрел. Мы один раз на гастролях, знаешь, что сделали? В Синси, кажется… Так вот, сняли в гостинице шлюху, чтобы она ему сказала, что умеет по руке гадать. Так она ему взяла и триппер нагадала. Он потом от девок до конца гастролей шарахался.

— А у него же еще, кажется, подружка была из высшего общества. Она ведь тоже гадала?

— Да, что-то такое было. Правда, я ее не видел: мы с ним тогда не особенно пересекались.

— А когда он у вас пел, у вас в оркестре все были белые?

— Белей некуда. Хотя вроде один год был какой-то кубинец, на виброфоне играл.

Хайд допил пиво.

— Тогда вообще везде так было — черные отдельно, белые отдельно. У Эллингтона тоже сплошь черные лабали.

Я продолжал царапать карандашом в блокноте.

— Но после работы-то вы, наверное, встречались, играли?

При воспоминании об импровизированных концертах в прокуренных зальчиках едкая улыбка Хайда потеплела.

— Да, помню, когда приезжал ансамбль Бейси, мы с ними сходились и всю ночь играли…

— А Джонни участвовал?

— Нет. Он черных вообще не любил, а уж чтобы после концерта с ними играть… Черным место в лакейской, а Джонни будет жить в апартаментах на Парк-авеню — он это так понимал.

— Интересно, я думал, он дружил с Ножкой Свитом…

— Дружил? Ну если только тот ему ботинки чистил. Я же говорю: он негров ненавидел. Говорил даже, что Джорди Олд лучше играет, чем Лестер Янг. Представляешь?!

Я сказал, что это ни в какие ворота не лезет.

— Они якобы несчастье приносят.

— Тенор-саксофонисты?

— Да какие саксофонисты! Негры! Шарахался от них, как от черных кошек, честное слово.

— А с кем-нибудь в ансамбле он дружил?

— Да он вообще ни с кем не дружил. Так и напиши. Он был сам по себе, все в себе держал. Нет, пошутить, посмеяться — пожалуйста. Улыбался всегда. Это он умел: посмотришь, прямо душа компании. Только ведь это было так, видимость, чтобы в душу никто не лез.

— А на личном фронте?

— А черт его знает. Я его только на сцене видел или ночью в автобусе, когда он уезжал. Его лучше всех Паук знал. Тебе бы с ним поговорить.

— Да у меня телефон есть, я просто не дозвонился еще. Ну что, может, еще пива?

— Давай.

Мы сделали заказ и еще час травили побасенки о славном прошлом Пятьдесят второй улицы. О Джонни Фаворите мы больше не говорили.

 


Дата добавления: 2015-08-20; просмотров: 63 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Глава одиннадцатая| Глава тринадцатая

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.008 сек.)