О сокровенном 8 страница. Умывшись у кельи, я сладко потянулся

Умывшись у кельи, я сладко потянулся. На паутинке ко мне спустилась гусеница и замерла в моём осмыслении. - Толи я вишу, толи гусеница? - мелькнули мысли в моём всеобъятном существовании. Не замечая нас, в голубой простор, пролетела цветастая бабочка.

- Чтобы выйти из эволюции, нужна эволюция, - понял я.

У гусеницы взгляд такой,

На сколько лист её большой.

Она, лишь бабочкою став,

В полёте землю увидав,

Свою осмыслит слепоту,

Объемля мира красоту.

Она, вцепившись в свой листок,

Не ведает, что мотылёк –

Одна из лучших форм её,

Что смерть червя – ещё не всё.

Зачем же смертный человек

Так возлюбил свой тленный век?

Он мог подобным Богу стать.

Не ползать, а летать! Летать!

Днём я созерцал мир времени, пространства и форм, а ночью погружался в темноту, в неведение, в изначальную природу Духа, имеющую вневременной бесформенный характер. Беседы с Аввакумом вдохновляли меня на новые духовные поиски. Всё больше и больше я осознавал, «что знаю то, что ничего не знаю!»

В ладошки Осени я ткнулся, как дитя.

Мой рай земной – в горах, в тиши лесной,

Где Бог, раскинувшийся Морем,

В покое и сиянии слепящем,

Одну волну пригнал к моим ногам,

В которой золотился лучик Солнца.

Сквозь Храм лесной пройдя поляны-залы

С туманами над зеркалом озер,

Она ко мне вся пламенная вышла

И тронула, как радость и печаль.

Я духоносную её телесность

Очами сердца созерцал блаженно

И чуял жизнь и смерть, как вдох и выдох,

И в Женское начало проникал –

В любовь и нежность –

В глубину Вселенной.

Как одуванчик, с солнечной душой

Маячу светлячком во мраке ночи,

Сжимаемый телесным жутким сном…

Я – Зеркало! Я – глуп и неразумен.

И тем лишь рад, что отражаю Небо

И светлый лик в меня взглянувшей тайны.

Ищу себя в других, а их – в себе,

Роднюсь с природой Бога в этом мире.

А домик мой в горах, в лесной тиши,

Где хруст ветвей в костре и запах листьев.

И осень дней моих, и шепот звезд, и… Вечность

Сколько интересных людей побывало у старца, за то время, которое я провёл у него. Приходили, и верующие, и учёные, и простые люди по зову сердца. Приходили за советами и ради сердечного общения. Аввакум каждому уделял внимание. Здесь, на твёрдом основании горы, случайные недоразумения теряли всякие взаимные упрёки, и человеческие отношения становились глубоко искренними, с углублением дружеских связей. Много раз побывал у отшельника и мой сын Александр. Сын подружился с послушником Боряткой. Жизнь в келье в основном проходила в молениях, духовных поисках и размышлениях. Я частенько взбирался на ближайшие вершины. Наблюдал за животным миром и лесным разнотравьем, за дыханием жизни. В это время написал поэмы «Тропинка в рай», «Истина в простом». Мои стихи складывались в папку. О том, что их, когда либо, напечатают, я и предположить не мог.

Осенью, по благословению Аввакума, я вернулся в Куринскую. Старец понимал, что я не готов для жизни отшельника, хотя продолжал подготавливать меня к затворничеству. Поэту нужна публика, для того, чтоб делиться своими переживаниями, своими творениями, с тем, кто это тоже жаждет прочувствовать. В Куринской я читал свои стихи детям в школах. Их было две, и меня приглашали на литературные вечера в обе школы. Показывать подросткам тропинку в рай, стало моим призванием. Так же я исполнял свои стихи под гитару в Хадыженске, Туапсе, в Апшеронске. Несколько раз меня приглашали, из ростовского союза писателей, выступить на Шолоховских вечерах в станице Вёшенской. В общем, жизнь моя была поэтически насыщенной. К тому же в Ростов я приезжал, чтобы проведать маму, а так же моих друзей - замужнюю пару, добрую и приветливую Любу, и романтика Сергея. Люба, как я уже писал ранее, в то время была директором библиотеки и приглашала меня, в те невероятные, олигархические, уголовные времена на поэтические вечера, чтоб уставший от нахлынувшей жути и преступности народ, мог хоть немного приобщиться к чему-то светлому и прекрасному. Я делал всё от меня зависящее. Показывал свои видеофильмы о природе и пел под гитару песни. С Сергеем продолжали путешествовать по замечательным местам ростовской области.

Однажды, когда я приехал в Ростов, один из моих друзей, привёл ко мне незнакомого мужчину. Его звали Владимир. Он посмотрел мой фильм «Тропинка в рай» и после этого решил познакомиться со мной. Мы много с ним разговаривали. По убеждениям Владимир был коммунист, хотя верующим в Бога. Он предложил мне напечатать мои стихи. Володя в то время работал на одного предпринимателя, денежный доход которого потихоньку прибавлялся. В эту затею мне мало верилось. Зачем человеку, бизнесмену, не знающему меня, и не читавшему моих стихов, понадобиться меня публиковать? Но через какое-то время Владимир пришёл ко мне с этим предпринимателем, которого звали Юрием. Юрий и его жена Елена прочитали мои стихи, и согласились их опубликовать за их счёт. Поистине дела Господни неисповедимы. Юрий и Елена оказались христианами. В дальнейшем они напечатали три моих сборника стихов и несколько раз приезжали ко мне в Куринскую. Владимир тоже купил себе хату в станице чуть поодаль моего участка. Как то, мы попытались втроём отправиться к отшельнику.

А между тем, ночь зажигала свечи,

Лицом луны смотрела в гладь озер.

Журчал ручей. Смягчал людские речи,

Свой колорит вливая в разговор.

Лес будто спал, чуть шевеля ветвями

Во тьме, таящей миллионы глаз.

Под склоном море слилось с небесами.

Прозрений клад хранил в горах Кавказ...

Дремучий край, отшельников обитель!

До кельи, к старцу – двое суток путь.

Троим друзьям был нужен небожитель,

Они познать хотели жизни суть.

До цели оставалось им немного,

Но над обрывом глупо в ночь идти.

Вот у костра и вспомнили про Бога –

Кто не желал бы счастье обрести?!

Владимир был горяч в своих сужденьях.

Родившийся с душою бунтаря,

Весь в революционных устремленьях,

Он в пламя дров подбросил, говоря:

– Помечтал двадцатый век, погрезил!

От господ избавиться не смог!

Новый вор кусок себе отрезал,

Поделив Россию, как пирог.

Зло людское управляет властью,

На колени ставит свой народ!

Вновь богатство приведет к несчастью

Хамоватых щеголей – господ.

Тяжко видеть горе и страданье

Брошенных на произвол людей!

Александр, ты избрал скитанье,

Что ты хочешь от судьбы своей?

Почему ушел ты от народа?

Разве ты вокруг не видишь бед?

Иль тебе не дорога свобода?

Как поэт, пролить ты должен свет!

Посмотри, нас делают рабами!

Напиши про это! Напиши!

Можно мир перевернуть словами!

Что ж ты пропадаешь здесь, в глуши?

Владимир на друзей взглянул, в надежде

Увидеть в них патриотизма след,

Но те сидели мирно, как и прежде, –

С войной им не хотелось новых бед.

К тому же Юрий был предприниматель

И в городе открыл свой магазин.

Он был в душе романтик и мечтатель,

Хоть вел себя порой, как господин.

Он часто путешествовал по свету,

Чтоб как-то радость жизни ощутить.

(В погоне за деньгами счастья нету.

Ну, а без денег вовсе плохо жить).

Что Юрий в муках честно заработал,

Естественно, терять он не хотел.

Засасывают деньги, как болото:

Таков безжалостный мирской удел.

Глава 17

В общем, из Ростова, ко мне на Кавказ перебралось двенадцать семей. Многие побывали у Аввакума. Через небольшой промежуток времени, ко мне в станицу приехали и поселились на моей улице Сергей с Любаней. Живя в Куринской, я продолжал писать стихи и навещать отшельника. Помню, организовал кружок по обучению игры на гитаре. Думал ко мне придут в основном станичные мальчишки, но на обучение пришли восемь девушек и всего два парня. Получилось так, что многие станичные девчата в меня влюбились. Я же смотрел на них, как на прекрасные разновидные соцветия. Иногда приходя домой, я видел калитку всю украшенную цветами, это делали мои поклонницы. Но обретать снова земную семью, у меня не было желания. Когда ты пророс всем существом своим в космические дали, повторять уже имеющийся опыт семейного уюта, мне не хотелось. Подходило время собирать плоды, а не снова сеять. Семейный опыт пошёл мне впрок. Я ощутил себя ответственным мужем-отцом. Все женщины стали моими. Если ты созреваешь, как мужчина-отец, все живые существа вокруг становятся твоими детьми. К тому же Аввакум не советовал мне жениться. А между тем, соблазнов с девичьей стороны было много. Помню я ходил вдоль берега реки Пшиш, снимал природу на видеокамеру. Ко мне подошла девчонка, одна из учащихся в моей группе по игре на гитаре. Красивая девушка долго ходила рядом со мной, наблюдая, как я снимаю природу. Потом вдруг сказала: «А хотите я вам себя покажу?» Не думая ни о чём плохом, я дал согласие. Девушка расстегнула платье и стала снимать лифчик. Я еле удержал потерявшую рассудок влюблённую от полной отдачи себя в мои руки. Мне стало жалко её. На такое может пойти только полностью тебе доверившаяся девушка. К тому же она была ещё девственница. Все её мечты и радости пока ещё находились в мире, в который она только ступала, но из которого я ушёл. Мои юношеские стихи обворожили её. Но я давно жил другими ценностями. Как я уже говорил ранее: с духовным развитием человека, меняется и его взгляд на окружающее бытие. Вселенная выглядит иначе, на каждой новой ступени духовной лестницы познаний. Вселенная действительно отличается по ходу восхождения. С каждым прозрением душа человеческая смотрит на себя новыми глазами, охватывая новые миры, незримые ранее. Мне только и оставалось с умилением и жалостью отвергнуть предложенную девичью любовь. Аввакум подготовил меня к тому, что по настоящему любящий человек выходит из времени и счёта. У него появляется любовь ко всем людям. Любя всех – вы любите каждого из них, любя одного, вы не обделяете любовью других. И действительно, я смотрел на женщин, как на восхитительные цветы. Мой эрос был направлен на соитие с Вселенной, с Софией, с упоёнными Богом глазами небес. Секс поблёк и отошёл на дальний план. Ласки леса, когда лепестки цветов и мелко кожистая листва гладили мои плечи, шею, лицо, ощущались мною ласками Софии. Я привык обнимать лесные дали кольцевыми маршрутами, окроплёнными золотой пыльцой млечного пути. Объятия умудряющей ночной полутьмы и окрыляющие зори прозрений постепенно стали для меня дороже женских ласк и обольщений. Мне хотелось погладить девушку по её вьющимся волосам, прижать к себе, выразить благодарность. Хотелось сказать что-то тёплое и нежное. Передо мною стаяла земная красавица. Но между нами разверзлась пропасть. Меня не связывало с нею ничего общего. Я стал жить в другом измерении.

Лишь в чащу лесную свернул я с дороги

В объятья листвы и цветов,

Твои золотисто-лучистые ноги

Скользнули сквозь ветви лесов.

Мечта моя ясная, с солнечным ликом,

Нежна и незрима, как свет.

В тобою показанном мире великом,

Увидел я твой силуэт.

Ты радугой чувства обнялась со мною,

Одевшись в цветочную пыль,

Омыла мне раны небесной слезою,

Постлав мне постелью ковыль.

Все тленные речи мои онемели.

Но вызвездил Духом я даль,

Со светлой мечтою обнявшись в постели,

Сняв с милой цветочную шаль.

Мне было за сорок, а ей семнадцать. Девчонка разрыдалась, в ответ на мою сдержанность. Обозвала меня - бесчувственным чурбаном. Потом добавила - А ещё такие стихи пишешь! После этого случая она мне ещё долго посылала свои стихи о любви. Я же отвечал ей игрой на гуслях чувств Царевны Осени. Ну, разве буйное весеннее цветение, яблочный розовый налив под сарафаном листвы, совместим с ускользающим по реке осенним перецветом. В общем, мне приходилось делать вид, что я действительно тупой и бесчувственный. Скольким женщинам, совершенно не желая того, мне пришлось, принести боль отказом на их влюблённость. Вслед за этим случаем, произошёл ещё более нелепый случай. Меня полюбили сразу две женщины – дочь и её мать. Я видел, как они буквально потеряли рассудок. Я водил группы отдыхающих к водопадам и к другим красивым местам Кавказа. Мать и дочь пытались пойти со мной отдельно от других людей и раздельно между собой, чтоб я уделял внимание только одной из них. Когда я ходил по горным тропам с дочерью, мать теряла румянец на лице. Когда ходил с матерью - дочь встречала нас опечаленной и грустной. Поняв, что я становлюсь объектом страдания, я надолго ушёл к Аввакуму. Зачем же повторять то, что мною было уже прожито и понято? Любящая женщина хочет от мужчины ребёнка и защиты. Хочет тёплого гнезда. Меня же, мирское семейное счастье перестало прельщать. Если ради поиска Бога, я потерял Ксению, то зачем я снова должен пойти на предательство и новую потерю. Я не смогу, всё данное мне Богом оставшееся время, уделять любимой и ощущать любимую единственной. Все женщины мира стали моими дочерями. Вот как с дочерями я с ними и общался. Не более. Мне не хотелось становиться чьим-то мужем и, тем самым обременять себя какими-то страстями, или быть зависимым от чьих-то капризов и прихотей. Бог в моём сердце занял первое место. Меня манили новые духовные открытия, которые превосходили все самые драгоценные земные радости и богатства. Раз, побывав в гостях у Бога, я снова и снова устремлялся в его обитель, которая никогда не сравнится с самым светлым и желанным мирским семейным очагом.

Стою в игривой ласке светотени,

Смотрю на лес простёршийся вдали.

Общаюсь сердцем с душами растений.

Жду созреваний благостей земли.

Природа в состоянии покоя.

Вершины гор в задумчивой мечте.

Присутствие Единого такое,

Что хочется молиться красоте!

Как музыка соцветий колыханье.

Поляны в сфере трепетных паров.

Обостренно духовное вниманье

Над белыми цветами облаков.

Здесь, где полёт орлиный подо мною,

Где километры ввысь простёрт гранит,

Живой основой смысла над землёю

Лучистый голос космоса разлит.

Небесные черпаю отраженья

Из родника родного языка,

Искрящиеся солнцем выраженья.

Наполнив рифмы запахом цветка,

Животворящим Духом оживляю

И в строки облекаю плоть свою!

Народы к пробужденью призываю!

Свечусь любовью! Радуюсь! Пою!

Представший перед вами добротою

В цветенье, свете, пенье трав и птиц,

Всех жаждущих пою живой водою,

Вмещаю жизнь без края и границ!

Из глубины лесного океана

Бежит волна качающихся трав.

И аромат азалий и шафрана,

Чтоб донести поклон мой из дубрав!

Всем моим существом, я мечтал, проникнут в Основание Бытия. Мне хотелось ощущать Дух в процессе творения, и я всё больше и больше стал ощущать Его. Пришло время, когда я инстинктивно начал понимать что истинно, а что ложно. Меня перестало страшить одиночество. Ведь как было подмечено кем то ранее: «Настоящий поэт это тот, кто не боится одиночества» «Одиночество удел Богов». Как обретая Вселенную и любовь Бога, можно быть одиноким? Как мужчине, ощутившему себя отцом, обретшему землю, населённую миллиардами детей, можно быть одиноким? Другое чувство теребит душу – сострадание и забота. Грустно видеть одиночество двух не понимающих друг друга половинок, или групповое одиночество не пробудившихся людей. Многие живут в семьях, но безумно одиноки. Отсюда и блуд, который только усугубляет и без того не лёгкую жизнь. Да, тяжелы тропы прозрения.

За горным склоном созерцаю мир.

Он в суете, страдании, тревоге.

Там хаос – разодетый в ложь кумир.

И в этой лжи народ забыл о Боге.

Когда и почему скользнуло в смерть

Бессмертье человеческой природы?

Избрав себе слепую круговерть,

В иллюзиях скитаются народы.

Угаснувшие, ходят взад-вперед,

В плену триумфов, маленьких и жалких.

В плену красот лекарственных – сей род,

В аду страстей невыносимо жарких.

Я видел ощущений миллион,

Еще не чувства, а посев желаний.

Драконом многоглавым вился он,

Готовя людям тысячи страданий.

Уменьшат годы славу наших тел.

Состарят красоту восходы солнца.

Как жалок человеческий удел,

Плененный блеском золота червонца.

Глава 18

Я снова у старца Аввакума. Опять объединённые молитвы, приоткрывающие двери в Вечность. Опять тёплые обогащающие беседы, к которым присоединяются послушники Юрий, Владимир, Боря, и разный, приходящий к отшельнику народ – монахи, батюшки, отшельники из других краёв, богобоязненные простолюдины. У многих возникали вопросы – как жить праведно? Многие бизнесмены оставили свои доходные места и переехали в Куринскую на постоянное жительство, чтобы общаться с Аввакумом. В станицу, поближе к старцу, перебирались люди из Москвы, Петрограда, Владивостока, Иркутска, Новосибирска. Аввакум сплачивал вокруг себя и беженцев, бегущих в Россию из Таджикистана, Казахстана. Приезжали к нему православные из заграницы и верующие иностранцы. И, все поднимались к его келье. Со многими сердечными людьми пришлось и мне поговорить о Боге и Вечности. В то время я сделал по благословению старца фильмы «Тропинка в Рай» и «Истина в Простом». Эти фильмы распространились по всей России. Также свои видео работы я отправлял к друзьям, уехавшим за границу. Одного из друзей мои фильмы вернули из Америки, где он успел обрести место жительства. Это был один из моих телохранителей, описываемых в этой книге ранее. Когда американцы увидели красоту Кавказа, они сказали ему: «Что ты здесь делаешь? У тебя такая красивая родина!»

- И правда, что я тут делаю? – подумал мой давний друг юности, проживший в Америке пятнадцать лет. - Намаялся, настрадался в погоне за богатой жизнью. Хватит! -

Взял билет на самолёт и вернулся домой в Россию. А главное стал верующим человеком. Мы не раз общались с ним о Боге и духовных тропах.

Даются для прозрения невзгоды.

Я б стал без них пузатым слизняком.

И не обрёл бы счастья и свободы,

Когда бы прожил сытым дураком.

Что мир – игра, уверен в том картёжник.

Нет, мир – тюрьма, ответит арестант.

Мир – это цвет, вам объяснит художник.

Мир – это звук, исправит музыкант.

Нет абсолютных истин на планете,

Одна для Будды зрима Пустотой,

Христос нам открывает Правду в Свете,

Я Истину назвал бы – Красотой.

Её зовёт Любовью Магдалина.

Исток один. Мы в нём отражены.

Природа многоликая – Едина!

Но кто Её познал до глубины?

Ищите и обрящете спасенье!

Пусть станет вера поиском Отца!

Быть жаждущим должно уединенье.

Нет у тропы познания конца.

Погубит зло себя своим успехом.

Любовь, как жизнь продолжится вовек.

Реальное не обернётся эхом,

Когда восходить к Духу человек!

Глава 19

Неумолимо быстро и незаметно летело время. Мне казалось, что только вчера я переехал из Ростова на Кавказ, а вот уже пролетело десять лет. Я по прежнему жил в Куринской. Зимой навещал маму и сына в Ростове, весной по необходимости поднимался в горы к Старцу Аввакуму. Выполнял его просьбы – разносил письма от него сёстрам и братьям, помогал по его просьбе, наколоть дрова какой ни будь старой вдове, или старику, развозил по церквям сделанные Аввакумом кресты. Продолжал творить свои видео фильмы и писать стихи. Помогали мне в этом женское духовное начало София, и духовное мужское начало Христос, между которыми старец Аввакум стал посредником. Он обобщал все новые народившиеся во мне чувства. В моих ранних стихах я описывал Софию, стоящую как бы за спиной. Она, как красота едва пробуждалась во мне. Я ведь от Софии, от Христа произошёл, а не от обезьяны. Но во мне их божественности ещё не было. Я только, только её открывал. Только начинал ощущать своё родство с Отцом Небесным. Станица Куринская стала для меня дверьми в духовный мир, переходом от красивого к прекрасному, от форм к Духу.

Я понял, что Святая сущность Софии и Христа и есть обнажённость моего сердца и души. По утрам в пробуждении души природы, я замечал, как пробуждается и моя душа, ведь я и есть её бытие.

С природою о разном я говорю в тиши.

Ведь и во мне, как в каждом есть часть её души.

В Куринской я был посвящён в поэты. И уже не я жил, как одиночный человек, а Природа во мне. Не я говорил, а Отец Небесный через меня. Слияние Красоты и Природы во мне воплотились. - Я есть! – воскликнуло сердце. Душа - это Нравственность. Сердце – Красота.

В станице я увидел всё разнообразие фрагментов природы, её частей. Я, как бы, был посвящён и допущен в её Храм. Тёмный овраг мне говорил о своей прохладной грусти. Он, как бы отражал мою и мировую грусть всех людей. Я увидел королевство зеркал – во что и в кого смотришься, то тебе и отражается. От сюда и родились строки в моих стихах:

Я зеркало. Я глуп и неразумен.

И тем лишь рад, что отражаю небо,

И светлый лик в меня взглянувшей тайны…

Теперь мне предстояло соединить в себе всё многообразие ликов Софии, находившие во мне своё отражение. Моя душа приветливо улыбалась этим частям Богини Любви, частям её пока ещё туманной души. Тем самым шлифовались грани моего сердца. И вот в горах, наступил новый этап моего познания – этап панорамы, идеальной целостности. Всё разнообразие жизни объединилось в образ, как в проекцию единства моей души. Я, как бы, обрёл Единство Всего Живого. Обрыв мне говорит о высоте и полноте окружающей меня реальности. Бежит ручей по израненной скале – это скала плачет и я вместе с ней. С кровавым закатом и я истекаю кровью, ибо и я с Иисусом на кресте распят. Были мелькания реальности, а теперь Природа разными символами, чувствами, образами, во всех оттенках печали, радости, красоты, нежности, звоном и щебетом общается со мной. Деревья, как девочки манят меня своими изгибами, и всё чаще ко мне из природы выходит образ Софии. Выходит Сама Красота в Духе. Не отдельные духи, а связь духов, единство, целое, идеальное. И плачет, и щебечет, и поёт, и смеётся. Вот Он – Бог Незримый! Не глазки Софии я вижу в синем небе, не изгибы её тела в берёзках, не улыбку её в утренней зорьке, а всю её – целиком. Она выходит ко мне из земной красоты. И я, как поэт, стал фиксировать эти мгновения духовной панорамы. Стихами я увековечиваю мгновения, оживляю их, придаю им образ. Фиксирую свои встречи с красотой. Вот так из варвара я иду к святости. Иду к богам и открываю их людям. Все когда-то познают радость любви, ибо она в каждом из нас.

Вот во имя чего я ушёл в Природу. Это и стало моим фактом посвящения, моим пробуждением. Ведь самое страшное то, что во сне я не существовал. Всё проносилось словно грёзы. Теперь же в город я возвращаюсь с ангельским чином и своим творчеством призываю всех проснуться. Мы по нашим мелким неприятностям судим о зле. Но настоящее зло предстаёт в наших радостях. Благими намерениями тропа в ад выстлана. Все идут в пробу греховной жизни, но так в пробах и остаются.

Простые люди в миру только взаимодействуют. – Возьми подарок, а мне отдай себя. Или – Вот я коснулся тебя. Тебе хорошо? Или – Какое на тебе красивое платье! Ты поняла, что я хороший? С поэтом же народ вступает в чувственные, сердечные отношения. Поэты пробуждают людские души. Настоящий поэт – это мистик. Чем гениальней поэт, тем у него больше ступеней медитаций.

Первая ступень, - это отключение от всего мира, от всего внешнего, от факторов руководящих поэтом.

Вторая ступень, - это отключение рассудка, отключение контроля внутренней деятельности, выход из под контроля сознания.

Третья ступень, - это автоматизм поэтической словесности - стихи во мне, внутри меня. Когда льётся без мыслей, откуда-то с небес.

Четвёртое – идеальное чувство – ты сам становишься красотой, Богом, Я Есть Истина! Бог во мне!

Пятое - это «Ничто». О первых четырёх ступенях можно сказать, а о пятой невозможно. В этом - Ничто и есть Бог. Это погружение в себя. Не ты единичный, тебя нет. Это не есть слово, это скорее излучение, как бы пламеннозвучность, Святой Благовест, Любящий. Это – Любовь. Ты есть Любовь. Наверное так. Только любящий имеет право на Святой Благовест. Любящий – это отрешённый от зла, приобщённый сердцем к добру. Имеющий в себе Бога, с настоянием направленным на Истину, со словом, образом, образом за образом. Его стихи становятся исповедями. Ведь от поэта ждут правды, красоты, любви. Он рассказывает братьям о целостности жизни, которую они видят пока ещё только в фрагментах. Обычные люди видят свою жизнь частями, без обобщения этих частей в один целый образ. И этот образ дарит людям состоявшийся поэт. Самая светлая и чистая сторона поэтического откровения, это Духовная сторона. Но до этого уровня, мало кто восходит. Лишь тот, кто взошёл к пониманию окружающего духовного, внимает тому, что ему вещает Бог.

Незаметно вырос мой сын и живущий с отшельниками Борятка. Но, к сожалению старца, став совершеннолетним, Борис не продолжил отшельничью жизнь. Как то, спустившись с гор на церковный праздник, во время посещения церкви, он влюбился в одну девушку из христианской семьи. Она тоже полюбила молодого послушника. Борис покинул Аввакума и женился на своей избраннице. У многих христиан живущих в Куринской этот поступок вызвал сожаление и печаль. Особенно переживала мама Бориса и Аввакум. Все ожидали от послушника необычной, одухотворённой жизни. Да и я не мог понять, как после стольких лет жития со старцем, буквально выросшим под его духовной опекой, можно так просто, взять и вернуться в мир скорбей. Но Боря об этом не знал. Он только начал познавать выбранную им мирскую дорогу. Скоро у бывшего послушника родились дети. Все потихоньку успокоились. Борятка прижился в Куринской. Работать он любил. Аввакум приучил его к труду. Потом с женой и детишками Боря переехал в город. Да, все идут за опытом жизни в толпу одиночества, все идут в пробы.

Помню, я как то шёл по станице вдоль дороги. Вдруг остановился автомобиль и из него вышел паренёк. Он подошёл ко мне. Стал христосоваться. Видно было, что он мне очень рад. Лишь по ходу завязавшегося разговора, после того, как парень назвал меня Непушкин, я понял, что это Борятка. Действительно, я его не узнал. Он был коротко пострижен. От его длинных по пояс русых волос, на голове виднелся лишь ёжик. Лицо заострилось, приняло мужественные черты. По нему было видно, что парень уже испытал на себе первые удары мирской жизни. В глазах искрилась прячущаяся грусть.

В те же годы мой сын принёс мне много беспокойств. Вначале, в Ростове, он влюбился в девушку. Но в отличие от девушки Бориса, она была не христианкой. Как и я, он писал стихи. Посвящал своей любимой поэмы. Девушка с моим сыном приезжала в Куринскую. Со стороны они казались идеальной парой. Но через какое-то время избранница Александра ему изменила. Помню, как он украдкой, чтоб не видела моя мама и я, рыдал всю ночь. Я за него очень переживал, и у меня на нервной почве обострилась старая болезнь – эрозивный гастрит. Из Ростова я возвратился в Куринскую больной и опечаленный. К моему большому сожалению, я узнал, что и Аввакум чувствует себя плохо. Долгие годы аскетической жизни, трудности и лишения давали о себе знать.

Глава 20

Поздоровавшись с моим горным приютом, со старенькой хатой и фруктовым садом, быстро снарядившись крупяными запасами и хлебом, я отправился к старцу.

К вечеру добрался до дорогих моему сердцу высокогорных сосновых лесов. Казалось, ничто не изменилось вокруг жития Аввакума. Разве что деревья стали выше, да тропинки заросли. Со стола стоящего возле кельи отшельника, как и много лет назад, склёвывали пшено лесные птицы. Стрекотали кузнечики.

Из дверей кельи мне на встречу вышел Аввакум. Казалось он, как и прежде, бодрый и спокойный. Глаза всё еще блестели юным задором. Мы тепло похристосовались.

Поужинав, мы снова разговорились. Беседы со старцем всегда приносили мне незабываемые минуты радости. В этот раз, идя к Аввакуму, я взял диктофон, чтоб незаметно записать его речи. Но диктофон не включился.

- Отче, обратился я к старцу, - я слышал, что вы плохо себя чувствуете?

-Да, уже не по юношески! – улыбнулся мне в ответ Аввакум.

– В безграничном ощущении земной свободы стало появляться чувство беспомощности. Приходит моё время перехода в другой мир.

- Нет, отче, вам ещё рано уходить от нас – прервал я Аввакума, – вы ещё о многом не рассказали братьям, ищущим духовных познаний.

Старец посмотрел в моё сердце любящими глазами.

– Помыслы и наставления человека находящегося даже на высоком уровне духовного развития порой эгоистичны, особенно когда он думает, что достиг высоких истинных познаний. Какими-бы небыли его помыслы, он рассуждает со своей ступени, на которую сумел взойти. Но он не может одухотворить и изменить множество других людей без их воли, живущих на более низких ступенях той же лестницы, с их маленькими радостями и печалями, которые на данном этапе развития, являются для них самыми желанными и дорогими. Чтоб познать духовную жизнь, они должны сами к ней устремиться и подняться выше над обычным бытом. Человек любящий выпить, находясь в компании друзей, выпьет за здравие своего собутыльника, и будет этим счастлив, но он не захочет услышать наставление от Духа Святого.

Дата добавления: 2015-08-20