Еврейская техника

Да, так вот одно у евреев преимущество общего характера: мы превеликие между собой ссорщики, они же всегда найдут путь к соглашению.

Другое преимущество евреев — специальное и касается специально газетного дела. При всей нашей колоссальной сварливости (мадам Ксантиппа, наверное, была из русских) мы все же кое-что сумели соорудить и здесь, в эмиграции. Преимущественно, правда, всякие «каво» или «мэзонетт», то есть места, где искусство помогает есть, а вино помогает искусству. Но все же это нам удалось — безусловно. И евреи даже не пробуют тут конкурировать: этого сложного ликера, этой смеси из утонченных чувств в стиле ame slave * с потрясительными эффектами улюлюкающей «наурской» им не состряпать.

* Славянская душа (фр)

Но разве это все? Разве не удались нам всякие театрики вроде «Летучей Мыши»? А русский балет? А русская опера Кузнецовой-Массенэ? А казацкие хоры? Ведь все это, действительно, можно сказать, торжество русского гения. Тургенев в минуты сомнений хватался за могучий русский язык, что, впрочем, не ново, ибо гораздо раньше Ивана Сергеевича было известно, что русский язык до Киева доведет; а я, когда мне очень уж коломутно, моркотно и все на свете обрыдло (да простят мне князья Волконские: я стою за силу и выразительность русского языка; чистоту же, то есть застывшесть, считаю уместной только для языков мертвых, как латынь), я хочу слушать казачьи хоры: неужели люди, которые так поют про свою родину, не заслуживают ее иметь? Ну, и многое другое... Перечислять некогда, но все же можно признать, что на кое-что и мы пригодны. Ну вот вам, например, три русских maisons* — Tallien, Irfe и Yteb, которые конкурируют с прославленными парижскими домами, как Patou, Chanel и Worth. Это что-нибудь да стоит. Да и «Общевоинский Союз» вещь не из последних, о которой история скажет когда-нибудь свое нелицеприятное слово.

А вот в газетном деле — мы пас. И не только потому, что мы ссорщики, а потому, что какие-то мы в этой области менее способные.

Вот, например, возьмем опять эти самые «Последние Новости» или газету «Сегодня». Надо признать: кроме всего прочего, эти издания технически хорошо ведутся. Есть что читать. Как русские сервируют прекрасное меню в своих тонных кабаках, так евреи постигли искусство сервировать интересную газету. Был период, когда эта еврейская газетная кухня отзывалась Одессой-мамой, но с той поры сделаны значительные успехи; и сейчас вам преподносится газетный лист, выдерживающий придирчивую критику.

Я веду эти наблюдения давно; и задолго до революции сделал много «сердца горестных замет». Русские могут превосходно писать; и в еврейских газетах русские перья строчат много и охотно (благо, и платят щедро, что никогда не мешает); но быть метр-д-отелями газет мы плохо умеем. Это какое-то специально евреям удающееся искусство. Деньги — деньгами, но дайте же когда-нибудь и уменью, как говорил Суворов. Постигнутая техника, по-моему, одна из важнейших причин, почему газетный мир захватывается еврейством.

И это очень, очень серьезно. Ибо не так дело выходит, как оно некоторым представляется. Иные говорят: «Ну, что за беда; пусть евреи этим занимаются, если им это удается; для русских же они стараются».

Нет, так рассуждать нельзя. Если бы дело шло о кабаках, изящных или нет, тогда, действительно, безразлично, кто этим занимается: русские или евреи. Пусть делает тот, кто к этому больше таланта имеет.

Но газета — не каво. Газета есть неизменная подруга политической жизни. Кто владеет печатью, тот, конечно, не всегда еще владеет умами. Но тот, кто владеет умами, наверное, владеет газетой. Иначе его «владение» распространяется на небольшой круг людей, на котором при массовых замашках нашей эпохи (национализм, патриотизм, фашизм, социализм, коммунизм, интернационализм) трудно что-нибудь построить. Поэтому, не имея своей, независимой от евреев, печати, русские отдают политическое влияние целиком в еврейские руки. Сие же обстоятельство весьма опасно, как мы видели, — и для евреев, и для русских. Для русских оно плохо тем, что получается резкая однобокость в освещении текущей жизни; страстная предвзятость в одном направлении; и, наконец, полная беззащитность русских; невозможно пропищать что-нибудь в свою пользу при столкновениях русско-еврейских, каковые столкновения в разных видах и формах неизбежны при совместной жизни. Такое положение, естественно, будет вызывать все большее раздражение в душе Великого Немого, каким явится русский народ без русской печати. Раздражение это, не имея возможности вылиться в «парламентские формы», в конце концов выльется в «формы непарламентские».

Русский народ — большой ругатель. Нечего скрывать правду: ужасно это неэстетично — до тошноты, но ведь факт, что непечатная ругань стоном стоит в воздухе на пространстве шестой части суши. При большевиках это явление весьма усилилось, но и раньше процветало, и притом во всех классах населения: в чем, в чем, а в этом интеллигенция «не разошлась с народом». Это, конечно, невкусно и отбивает аппетит к чисто русским национальным особенностям, но... но audiatur et altera pars *.

* Следует выслушать и другую сторону (лат.).

Посмотрим на вопрос и с другой точки зрения: сколько кулаков не опустилось только потому, что раздражение вырвалось скрежещущим «матом», сверкнуло ракетой и потухло, как она. Ругань есть громоотвод в жизни — немудрой, бытовой. В процессах же более сложных и «возвышенных» таким громоотводом является печать.

Разумеется, печать может быть и средством поджигающим, науськивающим. Но при разумном правительстве каждый знает: «болтай, болтай, но рукам воли не давай». Положение такого правительства неизмеримо, однако легче, когда национальности поставлены в условия «поединка с равным оружием». В противном случае всегда является мысль: «что же им делать, если не драться, коли слова человеческого сказать не дают?!»

Но, скажут: а парламент? Но что такое парламент без печати? Ведь никто не читает речей по подлинным стенограммам. Читают только то, что пропускает печать; и в том освещении, как она эти речи преподносит. Оратор может быть семи пядей во лбу, но если «черта оседлости» (ложа печати в Государственной Думе) не захочет, «страна» узнает о нем только то, что он негодяй или маньяк. А самые выборы? Разве можно вести выборы без печати?

Впрочем, доказывать важность печати просто смешно. Но если законно и справедливо, чтобы евреи имели печать, обслуживающую их еврейские интересы, то неужели на это не имеют права русские?

Между тем происходит некий весьма ловкий подмен. Есть специально еврейские издания, например, была в эмиграции «Еврейская Трибуна» и существует сейчас «Рассвет». Их мало кто читает. Есть, с другой стороны, издания, которые специализируются на русских кликушествах, — их товар тоже не ходкий. А кроме того, есть большая печать, которую читают все. Эта большая печать называет себя русской. Действительно, она пишется по-русски. Но ведь и «Рассвет» пользуется русским языком. Да и каким ему пользоваться? Жаргоном? Но ведь это тоже не еврейский язык, а испорченный немецкий Еврейского же языка и большинство евреев не знают, забыли. И вот эта большая печать, которая пишется по-русски и называет себя русской, в действительности — не русская. По существу дела она находится под сильнейшим еврейским влиянием и русские дела трактует «постольку-поскольку». О, конечно, это делается сейчас очень тонко, комар носа не подточит. Но тем хуже. Это не меняет существа дела. При «осложнениях», то есть в самые ответственные минуты, подоплека вылезает, как шило из мешка.

Сие ненормально, противоестественно, вредно и опасно. Какие еще прилагательные и наречия употребить? Кажись, и так дело ясно.

* * *

Для русских и для евреев надо, чтобы была независимая от евреев русская печать. Но сказать «надо» еще мало: надо указать, что для этого «надо» — надо.

Во-первых, необходимо меньше ссориться. Я мечтал бы быть современным Катоном и впопад и невпопад твердить своим соотечественникам: ceterum censeo disp-utandum non esse!

Когда я слышу, как иные русские высокопарно говорят о своей любви к России и тут же «кроют» друг друга с неизжитой злобой, мне смешно и грустно. России служить в одиночку трудно; надо служить скопом; но если мы отталкиваемся друг от друга, что же мы можем сделать? Хоть поучение Владимира Мономаха детям будем читать на сон грядущий...

Если я сегодня ни с одним русским не поссорился, ни про какого друга-приятеля не пустил гулять оскорбляющее, хотя и меткое «bon mot» *, то я уже в этот день что-то сделал для России, хотя и не пустозвонил «о любви к отечесгву» — вообще и в частности, то есть за завтраком и за обедом.

*Острое словцо (фр)

Если же я оказал какому-нибудь русскому un coup de main, а тем паче дружно проработал с ним месяц в каком-нибудь деле, то я — герой! Из таких героев будет соткана будущая Россия. Ее восстановят из праха те, кто вспомнит забытое русское искусство работать артелями; под руководством не большевиков, конечно, но большаков, то есть старших.

«Се заповедь новую даю вам: да любите друг друга»... Мы еще не доросли до заповеди Спасителя, ибо мы еще не христиане, а в лучшем случае — «оглашенные». В качестве таковых с нас довольно будет меньшего требования: не будем грызться!

Но для «отбудования» независимой русской печати этого еще мало. Нужно еще два условия.

Дата добавления: 2015-08-20