Глава 5 2 страница

Центральной фигурой, прилагавшей усилия снова привязать южноафриканское золото к Лондону, стал сэр Генри Стракош, советник Банка Англии и близкий друг Монтегю Нормана, как и лорд Ротшильд. Стракош, известный проводник банковских интересов лондонского Сити, был также управляющим директором в «Юнион Корпорэйшн», ведущей горнодобывающей компании и главным инвестором в южноафриканскую золотодобычу. Смэтс пригласил Стракоша консультировать своё правительство по вопросам отношений Южной Африки с британским фунтом стерлингов.

Стракош, который позднее в 1930-х годах стал финансовым патроном Уинстона Черчилля, в ранние 1920 годы постоянно курсировал между Смэтсом в Претории и Монтегю Норманом в Лондоне, работая над удержанием страны и её финансовой системы строго в рамках имперской системы. (19) Как сам Стракош говорил об этом, его задачей было заставить Южную Африку «идти по возможности в ногу с Великобританией по дороге к эффективному золотому стандарту». (20)

Однако, этот поход Южной Африки по лондонской «дороге из желтых кирпичей» был внезапно прерван в 1924 году. В течение Первой мировой войны Южная Африка была вынуждена привязать свою валюту – ранд к британскому фунту стерлингов, что нанесло огромный экономический ущерб внутренней экономике страны. От этой привязки и наложения эмбарго на продажи золота вне Банка Англии пострадали крупнейшие компании, экспортирующие основной продукт Южной Африки – золото. Многие горные разработки оказались нерентабельными. Из-за привязки к фунту подскочила инфляция, так как инфляция в Англии стремительно выросла после Первой мировой войны. Жизненный уровень обычного южноафриканца резко упал в течение периода, когда золотой стандарт был отменен. Участились забастовки горнорабочих, требующих повышения оплаты труда.

В начале 1922 года, поскольку стоимость жизни росла, а цены на золото падали, владельцы шахт пригрозили нанимать вместо белых рабочих чернокожих, которые будут работать за меньшие деньги. В массе своей белые шахтеры призвали к всеобщей забастовке региона золотодобычи. Эта забастовка стала известна как Восстание Ранда и продолжалась три месяца. Смэтс объявил военное положение и применил жестокие военные репрессии, в результате которых погибли сотни шахтеров, а победивший Смэтс получил прозвище «кровавый человек». Успешно стравив между собой белых и черных, система апартеида прочно стала политикой правительства Южной Африки несмотря на то, что внутренняя оппозиция жёсткой привязки Южной Африки к стерлингу, ставшая злободневным политическим вопросом, стоила Смэтсу переизбрания в 1924 году.

Под таким растущим внутренним давлением южноафриканские шахты соглашались придерживаться своего соглашения с Банком Англии на эмбарго свободного экспорта золота только до 30 июня 1925 года, что поставило Лондон перед перспективой нехватки времени на подготовку возвращения стерлинга к золотому стандарту.

Возвращение к золотому довоенному паритету в 4,86 долларов США за фунт стерлингов в 1925 году означало серьёзную инфляцию в британской экономике. Это был политический взрыв, вылившийся в растущую безработицу, расширяющееся забастовочное движение и другие неприятности. Стерлинг на тот момент продавался с дисконтом 30% или 3,50 доллара за южноафриканский фунт. Отсрочка стала тактикой, чтобы удержать Южную Африку в фарватере до тех пор, пока британская экономика не окрепнет, чтобы вернуться к довоенному золотому стандарту.

Великобритания себе установила собственный крайний срок – 1931 год – для того, чтобы снять свои ограничения на свободную продажу золота согласно закону о Контроле над экспортом. Это дало бы достаточно времени, как тогда думали, чтобы подготовиться. По иронии судьбы, именно 1931-й стал годом, когда Англия отказалась от золотого стандарта, с которым слишком торопливо воссоединилось в 1925 году.

Во время проимперского правления Смэтса лондонская тактика отсрочек не составляла проблем. Но в июне 1924 года национальные выборы в Южной Африке резко изменили ситуацию. Пролондонское правительство Смэтса потерпело поражение, и к власти пришла коалиция Лейбористской и Национальной партий, возглавляемая бурским националистом, генералом Дж. Б. М. Герцогом. Герцог провёл кампанию против потери контроля над национальной экономикой и против экономического ущерба, нанесённого поддержкой Смэтсом британского стерлинга.

В самом начале его правления одним из первых действий Герцога стало создание комиссии для выработки рекомендаций правительству, должна ли Южная Африка порвать со стерлингом и восстановить южноафриканский фунт на независимой и обеспеченной золотом основе. Впервые у Банка Англии и Стракоша не спросили совета, прежде чем принять такое важное решение Южной Африки по золоту. Особенную тревогу у Лондона вызвала персона главы новой комиссии, на которой остановил свой выбор Герцог. Вместо того, чтобы выбрать кого-нибудь из Англии, новое правительство настаивало на специалисте из Соединённых Штатов, одном из ведущих золотых и денежно-кредитных экспертов Америки, профессоре Принстонского университета Эдвине Кеммерере. (21)

«Денежный доктор» и золотая схема Уолл-Стрит

Профессор экономики из Принстонского университета Кеммерер был всемирно известным пропагандистом золотого стандарта. Роль, которую он сыграл в 1903 году от имени Уолл-Стрит и американского правительства в приведении Филиппин к золотому стандарту, наградила его в международных финансовых кругах эпитетом «Денежный доктор». Он также без особой огласки консультировал влиятельную инвестиционную фирму с Уолл-Стрит – «Диллон, Рид и К°».

Именно Кеммерер был архитектором схемы Уолл-Стрит и Федерального резервного банка Нью-Йорка перевода всех стран с прежнего, ведомого британцами, золотого стандарта на новый золотой обменный стандарт под рукой США. По поводу своей работы – консультации в различных странах по вопросам послевоенной стабилизации их валют, Кеммерер однажды признавал:

«Страна, которая назначает американских финансовых советников и следует их советам в реорганизации своих финансов, вместе с тем, что американские инвесторы считают самыми успешными современными напрвле-ниями, увеличивает свои возможности обратиться к американскому инвестору и получить от него капитал на благоприятных услов-иях». (22) Стабилизационная схема Кеммерера (использование американского капитала «на благоприятных условиях», чтобы управлять мировой финансовой системой и занять в ней место предвоенного лондонского Сити) была краеугольным камнем послевоенной заявки Уолл-Стрит, поддерживаемой Вашингтоном, на роль Нью-Йорка как мирового финансового центра. Это было смело, но преждевременно, до реализации оставалось ещё на два десятилетия. В этом также крылась главная причина основной валютной политики Федеральной резервной системы, которая ускорила крах фондовой биржи в 1929 году и вызвала последующую цепную реакцию неплатежей по всей структуре зарубежных займов Уолл-Стрит, что привело к глобальной депрессии.

Работа Кеммерера уже успешно перевела Францию, Италию и Бельгию на новый золотовалютный стандарт, поддерживаемый в каждом случае большими синдицированными ссудами Уолл-Стрит, прежде всего «Дома Морганов». В 1924 году Кеммерер приехал в Германию как член Комитета Дауэса, чтобы спроектировать перестройку «Рейхсбанка» и стабилизировать рейхсмарку на новом золотом стандарте, поддерживаемом США. Кроме того, Кеммерер был ключевой фигурой в распространении к 1925 году американского золотого стандарта на Колумбию и Чили, что обеспечило переход лидирующей позиции в латиноамериканском финансовом и экономическом развитии от Великобритании к США.

В каждом случае применялся именно план валютной стабилизации Кеммерера. Это было обезоруживающе просто: Кеммерер с помощью своих превосходных связей на Уолл-Стрит, фактическим агентом которой он был, обещал данной стране большие валютные «стабилизационные» займы. В свою очередь, целевая страна должна согласиться на то условие, что их вновь устойчивая валюта должна быть обеспечена золотом. Естественно, Соединённые Штаты, как самый большой в мире держатель золотых запасов в центральном банке, были властелином в центре новой золотой дипломатии. (23)

Кеммерер даёт советы Южной Африке

Неудивительно, что тревожный набат раздался не только в Банке Англии, но также и в британском истеблишменте. Непредвиденная угроза стратегическим интересам Британской империи надвигалась из Южной Африки, в которой основную поддерживающую роль играл Герцог, совместно с некоторыми очень влиятельными кругами из США. Итоговый отчёт Кеммерера правительству Герцога ясно обозначил проблему:

«Южная Африка должна решить: объединяться ли определённо со стерлингом, надеясь, что стерлинг скоро возвратится к золотому обеспечению, но готовясь последовать за стерлингом туда, куда он может пойти? Или она выберет определённо пойти с золотом?» (24)

Ответ Кеммерера неизбежно рекомендовал Южной Африке возврат к золотому стандарту к 1 июля 1925 года вместе с Великобританией или без неё. Фактически, это означало последнее, поскольку Британия никоим образом не была достаточно экономически сильна, чтобы возобновить довоенный золотой стандарт.

Это означало бы де-факто управляемый американцами золотой стандарт. Кеммерер утверждал, что возврат к золотому обеспечению увеличит иностранные инвестиции в экономику Южной Африки, обуздает инфляцию в стране и будет выгодным для важной горнодобывающей промышленности. И всё это было правдой, как слишком хорошо понимал Лондон.

В январе 1925 года национальное правительство генерала Дж. Б. М. Герцога объявило, что оно полностью принимает рекомендации Кеммере-ра. В Лондоне это было расценено как казус белли, вызов со стороны выскочек-американцев, имеющий самые серьёзные последствия для будущей британской власти. Единственная проблема состояла в том, что Британия была не в том положении, чтобы с кем-либо вести войну, и меньше всего – с Соединёнными Штатами.

Более века положение лондонского Сити в качестве центра международных финансов зависело от управления мировой физической торговлей золотом через Лондон. Лондонский дом «Н. М. Ротшильд и сыновья» ежедневно устанавливал мировые цены на золото в своём банке, а Банк Англии держал большую часть мирового монетарного золота. Лондон был успешен, потому что он, во-первых, захватил обширную большую часть нового золота, обнаруженного в Калифорнии и Австралии после 1840-х годов, а позже в результате англо-бурской войны захватил обширные южноафриканские поставки из Витватерсранда.

Вследствие нехватки золота в Банке Англии британская экономика перенесла 23-летний резкий экономический спад, вошедший в английскую экономическую историю как Великая Депрессия с 1873 года до середины 1890-х. Депрессия закончилась только тогда, когда был обнаружен золотой потенциал Южной Африки. К 1925 году золотые рудники Южной Африки ежегодно производили полные 50% всего золота в мире с быстрым ростом производства каждый год.

Чтобы восстановить своё решающее влияние в мире после 1920 года, одна и единственная перспектива для Британии и Банка Англии состояла в возобновлении к своей выгоде своего довоенной роли в манипулировании золотыми слитками в мире. Как в своей игре в крикет, так и в сделках по золоту лондонских банков, торгующих слитками, британцы «жульничали по углам». Ведущий английский экономист, Пол Айнциг хорошо описал эту игру в «Экономическом журнале» Королевского Экономического общества в марте 1931 года:

«Пока золото фактически привозится перед продажей в Лондон, Банк Англии имеет преимущество по сравнению с другими потенциальными покупателями, поскольку, приобретая золото, последние должны оплачивать стоимость транспортировки, и т.д. из Лондона до своего центра, в то время как Банк Англии получает поставку бесплатно. Таким образом, пока стерлинг находится в соответствии с номиналом (с золотом), возможности состоят в том, что, пока золото идет в Банк Англии.., иностранные покупатели не смогут конкурировать с Банком... Благодаря этому преимуществу золотой запас Банка в нормальных условиях пополняется из недавно произведённого золота Ранда так, чтобы не было никакой необходимости с этой целью поднимать обменный курс с помощью высоких процентных ставок выше статьи золотого импорта. Следовательно, было бы желательно предотвратить изменение в системе транспортировки южноафриканского золота...». (25)

Большая часть истории Британской империи и британской международной дипломатии, особенно в период неоимпериализма с 1850-х годов по 1920-е прослеживается именно под этим девизом – недооцененные манипуляции потоками физического золота через лондонский слитковый рынок.

Прямые поставки южноафриканского золота в Нью-Йорк нанесли бы сокрушительный удар планам лондонского Сити и британских финансовых учреждений восстановить после Версаля своё господство. Американское вмешательство в дела Южной Африки через Кеммерера и Герцога не только наносило удар по Британии, но также угрожало изменить кредитную систему всего мира на условиях Уолл-Стрит.

Черчилль пытается заблокировать американский золотой стандарт Реакция Лондона на южноафриканские махинации Уолл-Стрит не заставила себя ждать. В конце 1924 года, чтобы упредить валютный мятеж американцев, министр финансов Уинстон Черчилль, чья карьера началась в Южной Африке во время Бурской войны, выпустил меморандум, призывавший к скорейшему возвращению Англии к золотому стандарту. Глава Банка Англии Монтегю Норман согласился.

Дополнительно ускоряющим фактором в Англии стал тот факт, что несколькими месяцами ранее американские банкиры во главе с партнёром Моргана Чарльзом Дауэсом и с помощью Кеммерера смогли стабилизировать валюту Германии после разрушительной Веймарской гиперинфляции 1922–1923 годов. В соответствии с Планом Дауэса, как отмечалось выше, Германия возвратилась к ведомому США золотому стандарту, чему также помог заём в 100 миллионов долларов от «Дж. П. Морган и К°» для поддержки новой рейхсмарки. Соединённые Штаты и Германия были теперь оба привязаны к одному и тому же золотому стандарту и близки к объединению с крупнейшим в мире производителем золота – Южной Африкой.

Британия оставалась за бортом.

Если бы Южная Африка присоединилась к американскому золотому стандарту, Лондон столкнулся бы с перспективой остаться в стороне от расцветающей мировой торговли. Особенно, если бы Германия восстановила континентальную европейскую торговлю, то Англия никогда бы уже не смогла вернуться к своему бывшему державному статусу. И Нью-Йорк остался бесспорным центром мировой финансовой власти – перемена, которую британский истеблишмент ещё не был готов принять.

28 апреля 1925 года министр финансов Уинстон Черчилль держал речь в Палате общин, в которой объявил полностью поддержанное Банком Англии решение правительства вернуться к золотому стандарту. Затем стерлинг был зафиксирован на том же номинальном уровне, на котором он был накануне Первой мировой войны в 1914 году – 4 доллара 86 центов за фунт.

Это соотношение было принято несмотря на тот факт, что британское индустриальное производство упало с 1914 года, несмотря на тот факт, что оно вытеснит подорожавший британский экспорт со столь отчаянно необходимых мировых рынков, и несмотря на огромный рост британского государственного долга, инфляции и обширный торговый дефицит, главным образом, с Америкой. Другими словами всё, что должно определять надлежащую ценность национальной валюты, было проигнорировано. Это было просто политическое, или более точно, геополитическое решение. Его успех зависел от способности Нормана Монтегю к выгоде Англии манипулировать Бенджамином Стронгом и его друзьями в нью-йоркском банковском деле, а также основными центральными банкирами Европы.

Черчилль и Монтегю Норман фиксировали стерлинг по завышенной цене и возобновляли привязку к золоту в отчаянной попытке вернуть лондонскому Сити его значение в качестве центра мировой финансовой системы, не взирая на вред, наносимый национальной экономике и собственному населению. Черчилль отмечал:

«Если бы мы не приняли эти меры, то вся остальная часть Британской империи приняла бы их без нас, и пришла бы к золотому стандарту не на основе фунта стерлингов, а на основе доллара». (26)

Фатальный промах Стронга

Но в 1925 году Стронг, когда решил последовать призыву Монтегю Нормана и убедить Дж. П. Моргана и другие нью-йоркские банки поддерживать возвращение стерлинга к золоту, не смог оценить, насколько эффективно Норман и лондонские банки будут преследовать свои собственные интересы, прикидываясь вернейшими друзьями и покровителями и Соединённых Штатов и главы Нью-йоркского Федерального резервного банка. Центром схемы был Банк Англии и план британского Министерства финансов изменить в свою пользу зарождающийся после 1925 года новый золотой стандарт.

Как уже описывалось выше, система мировой торговли до Первой мировой войны была основана на международном золотом стандарте, который был более или менее самокорректирующимся. Международная торговля опиралась на рыночные принципы спроса и предложения, неустойчивость которого была уравновешена золотом. Это была техническая система, которая, по крайней мере, теоретически отделяла деньги от государства.

Так как Англия была преобладающим финансовым центром в тот период, Лондон господствовал на этом рынке, и Банк Англии действовал как «мировой банкир». Другие страны, включая Германию, Францию, Италию, все британские колонии и даже США поддерживали крупные резервы в фунтах стерлингов вместе с Банком Англии, который тогда держал львиную долю мирового денежно-кредитного золота. Уверенность в Банке Англии как гаранте мирового кредитования была такова, что в пределах Британской империи у многих из британских доминионов или колоний даже не было своих собственных национальных денег кроме лондонского стерлинга.

Именно эту довоенную систему Монтегю Норман, Уинстон Черчилль и ведущие лондонские банкиры преисполнились решимости возродить. В 1922 году в Генуе на основной послевоенной международной экономической конференции, Банк Англии провёл удачный дипломатический ход. Преодолев личные возражения глав Нью-йоркского Федерального резервного банка, немецкого «Рейхсбанка», Банка Франции и Банка Италии, Монтегю Норман преуспел и добился от конференции согласия с его концепцией нового золотого стандарта. (27) Норман имел обширный и уникальный опыт работы с довоенным лондонским золотым стандартом и обладал высочайшим международным статусом как оракул в делах центральных банков.

До войны стерлинг был «хорош, как золото». Мировой рынок регулировался не манипуляциями с обменными курсами золота, а входящими в страну и исходящими из неё потоками частного и государственного золота. Страна с хронической инфляцией теряла бы золото, вынужденная ради удержания своих запасов устанавливать более высокий обменный курс, что приводило бы к сокращению внутреннего кредитования. Держатели бумажных денег могли всегда по требованию покупать валюту в золоте. Коррекция была более или менее автоматической.

Однако в 1925 году Великобритания не смогла вернуться к строгому довоенному британскому золотому стандарту. Банк Англии больше не держал большую часть мирового запаса золотых слитков, и поэтому Норман и британское Министерство финансов предложили изощрённую модификацию старого стандарта, который, на первый взгляд, также удовлетворял стратегическим целям менее опытных банкиров, оперирующих нью-йоркскими финансами, и в частности – интересам Бенджамина Стронга. Новый стандарт назвали золотым «обменным» стандартом.

По правилам нового нью-йоркского золотого «обменного» стандарта США должны были выступать как окончательный гарант для раздутых валют Великобритании, остальной Европы и всего мира. Великобритания, в частности, могла теперь держать свои запасы не в золоте, как это имело место до 1914 года, но, главным образом, в долларах, в то время как страны континентальной Европы, всё ещё восстанавливающиеся после войны, могли держать свои запасы не в золоте, а в стерлинге.

В действительности эта новая схема разрешала Великобритании выстраивать пирамиду из своей раздутой валюты (стерлинга) и своих кредитов на основе долларов, а не золота, в котором она испытывала недостаток. Британские государства-клиенты могли, в свою очередь, строить свои валютные пирамиды, опираясь на стерлинг. Это фактически означало, что после 1925 года только Соединённые Штаты остаются на строгом золотом стандарте, а все остальные переходят на национальные бумажные деньги. (28) Что позволило Великобритании восстанавливать свою доминирующую роль в Европе и во всём мире в качестве мирового банкира, опираясь на явную или неявную поддержку доллара и американского золота. Это было фатально ущербное здание.

Норман, глава Банка Англии, утверждал, что только нью-йоркский и лондонский центральные банки могут держать денежно-кредитное золото в слитках, в то время как другие (например, французский) должны удовольствоваться резервами из стерлингов или долларов, которые, в свою очередь, поддержаны золотом. Не удивительно, что глава Банка Франции Эмиль Моро, последовательный защитник золота, не был доволен взглядами Монтегю Нормана на англо-американский золотой мир. К 1926 году Моро восстановит баланс Банка Франции и его золотые запасы к уровню выше чем у Банка Англии. Это французское золотое положение позже сыграет роковую роль. (29)

Лига Наций – ключ к планам Британии

В основе лондонского проекта по восстановлению былой финансовой роли лежало британское доминирование в бюрократическом аппарате Лиги Наций. Англия имела господствующее влияние в могущественном Финансовом комитете Лиги. Монтегю Норман фактически управлял последним через своих двух близких партнёров, сэра Генри Стракоша и сэра Отто Нимейера. Британский экономист сэр Ральф Хотри из британского Министерства финансов также играл ключевую роль, призывая к общему европейскому принятию нового золотого обменного стандарта.

Норман и британцы использовали Лигу для оказания давления на европейские государства-члены, чтобы установить сотрудничество между центральными банками и Банком Англии, базирующееся не на классическом золотом стандарте, как отмечалось выше, а на золотом обменном стандарте, который позволит странам продолжать свои инфляционные и дефицитные расходы, поддерживая видимость денежно-кредитной стабильности. Кроме того, на европейские страны оказывалось давление, чтобы возврат к золоту произошёл в чрезвычайно переоцененных соотношениях с целью обезопасить британский экспорт от угрозы со стороны экспорта других стран. Все держали свои золотовалютные резервы не в золоте, которого у них было мало, а в фунтах стерлингов на счетах Банка Англии. Все здание было миражом, основанным на вере в, прежде всего, умение Монтегю Нормана организовать глобальную, или по крайней мере, европейскую денежно-кредитную гармонию.

Используя обещания американских банковских кредитов на пару с политическим давлением, проводимым через управление Финансовым комитетом Лиги Наций в Женеве, Лондон разрабатывал систему, весьма похожую на Международный валютный фонд после 1980-х годов. Эмиль Моро, глава Банка Франции и яростный противник Нормана, описывал в 1928 году эту систему в своём дневнике:

«Англия, ставшая первой европейской страной, восстановившей устойчивые и безопасные деньги, использовала это преимущество, чтобы укрепить базу для истинного финансового доминирования в Европе. Инструментом этой политики был Финансовый комитет [Лиги Наций] в Женеве. Метод состоит из принуждения каждой страны, испытывающей денежно-кредитные затруднения, подчиниться Комитету в Женеве, который находится под британским контролем. Лечение, всегда предписываемое, включает введение в центральный банк иностранного наблюдателя, который является британцем или назначается Банком Англии, и размещение части резервов центрального банка в Банке Англии, что служит и поддержке фунта и укреплению британского влияния.

Чтобы обезопасить себя от возможного провала, они тщательно обеспечивают себе сотрудничество Федерального резервного банка Нью-Йорка. Кроме того, они делегируют Америке задачу выдачи некоторых из иностранных займов, если они кажутся слишком тяжёлыми, всегда сохраняя политическое преимущество в этих операциях. Англия, таким образом, полностью или частично закрепилась в Австрии, Венгрии. Бельгии, Норвегии и Италии. Она находится в процессе усиления своих [позиций| в Греции и Португалии. Она стремится получить точку опоры в Югославии и... в Румынии. Валюты будут разделены на два класса: валюты первого класса (доллар и фунт стерлингов), базирующихся на золоте, и второго класса, базирующихся на фунте и долларе с содержанием части их золотых запасов в Банке Англии и Федеральном резервном банке Нью-Йорка». (30)

Ободряемая Бенджамином Стронгом «Дж. П. Морган и К°» обеспечила существенный долларовый заём, чтобы поддержать в 1925 году возврат Британии на этот измененный золотой стандарт. Впоследствии подобные кредиты, предоставляемые банком Моргана, были расширены, и выдавались всегда по предложению Монтегю Нормана и женевского Финансового комитета, в котором безраздельно господствовал глава Банка Англии, и всегда с предварительным подтверждением Нью-йоркского Федерального резервного банка Бенджамина Стронга. Вашингтон фактически не играл никакой роли в этом процессе. Это была исключительно дипломатия банкиров Уолл-Стрит. Бельгия, Польша под военной диктатурой героя войны генерала Юзефа Пилсудского и фашистская Италия Муссолини в результате вернулись к золотому стандарту в переоцененных паритетах. Нью-йоркские и лондонские банкиры всё чаще предпочитали жёстких диктаторов, которые по их впечатлению, могли справиться с протестами профсоюзов и гарантировать безопасность возврата кредитов.

Вскоре после того, как Англия возвратилась к золоту на раздутом уровне 4,86 долларов за унцию, Банк Англии попытался вызвать и поддержать крупную дефляцию внутренних цен и заработной платы, чтобы сохранить экспорт конкурентоспособным несмотря на переоцененный стерлинг. Реакцией на сокращение заработной платы стала всеобщая забастовка в 1926 году, экономический рост был мал, индустриальный экспорт оставался подавленным, а безработица выросла почти до 10%. К 1931 году, когда Великобритания наконец оставила золотой стандарт, безработица достигла 22% от трудоспособного населения.

Всеобщая профсоюзная забастовка в Англии ясно дала понять, что Великобритания сможет удержать новую золотую покупательную способность 4,86 доллара только с помощью США. Стронг, который редко консультировался даже с Советом ФРС в Вашингтоне, уж не говоря о других региональных президентах Федеральных резервных банков, спровоцировал в конце 1920-х годов существенную инфляцию в Америке и расширение кредитования, чтобы поддержать фунт в этом переоцененном паритете и тем самым поддержать британскую денежно-кредитную роль в Европе. Все это делалось, чтобы укрепить новый шаткий золотой обменный стандарт. Однако, ослабляя таким образом денежно-кредитные условия в США, Стронг также посеял и семена инфляционного пузыря на фондовом рынке и в недвижимости.

Монтегю Норман убедил своего друга Бенджамина Стронга, что европейское восстановление и, в конечном итоге, американская экспортная мощь зависят от Федеральной резервной системы, поддерживающей искусственно заниженные процентные ставки, чтобы поощрить отток золота в стерлинг, где процентные ставки были выше. Это в свою очередь обеспечивает базу для всей континентальной европейской и колониальной золотой системы и, благодаря этому, базу для основной части мировой торговли, доказывал Норман. Искусственно низкие процентные ставки ФРС подпитывали расширяющуюся на Уолл-Стрит торговлю ссудной маржой^[14], в свою очередь вдохновляя на создание беспрецедентного роста акций Уолл-Стрит в конце 1920-х годов. Тем временем заниженные по сравнению с очень привлекательными европейскими (как правило от 6% до 8%) американские процентные ставки после 1925 года поощряли американские банки наращивать объёмы краткосрочного кредитования в страны нового золотого стандарта в Европе и во всем мире.

Стронг даёт рынкам «глоток виски»

В июле 1927 года, и это стало роковым изменением американской валютной политики, Монтегю Норман попросил Стронга созвать секретную конференцию центральных банков на Лонг-Айленде. Там Стронг согласился на крупное сокращение процентной ставки ФРС США несмотря на очень хорошее понимание того, что шальные деньги немедленно начнут стимулировать внутреннее американское расширение кредитования на фоне уже тревожного бума потребительских расходов.

Стронг решил последовать совету Монтегю Нормана и понизить ставки и, таким образом, поддержать британский фунт стерлингов несмотря на возражения глав центральных банков Германии и Франции. Единственное намерение Стронга состояло в том, чтобы стабилизировать фунт, прекратив утечку золота из Лондона.

Чикагский Федеральный резервный банк, не связанный столь тесно с лондонским или европейским кредитованием, был резко против этого решения и отказался понижать свои ставки. Чикагская газета «Трибюн» потребовала отставки Бенджамина Стронга. Строг парировал удар, лукаво утверждая, что его шаг к лёгким деньгам нацелен на помощь фермерам Среднего Запада. Стронг добился своего. Позже он доверительно скажет своим приятелям, что сокращение ставок имело для фондового рынка непреднамеренный побочный эффект, как «удачный небольшой глоток виски». Это был совсем не «глоток». На Уолл-Стрит виски потекло рекой. (31)

Снижение Стронгом ставок нью-йоркской ФРС в 1927 году остановило утечку британского золота и облегчило положение британской валюты. Лондонский журнал «Банкир» позже восхвалял Бенджамина Стронга за «энергию и деловые качества, которые он поставил на службу Англии». (32) При золотом обменном стандарте, созданном Монтегю Норманом, единственной привязкой всех стран к золоту и так называемым «твёрдым валютам» стали Соединённые Штаты. Если доллар также искусственно раздувается (что и произошло после 1925 года), эта опорная валюта также станет ненадёжной, и всё здание – пирамида глобального кредитования – в конечном итоге рухнет.

Дата добавления: 2015-08-02