|
Держа путь к Пещере великанов, Арзакан и Тараш приближались к «Желтым камням», когда на голых, безлюдных скалах их настиг бурный ливень. Укрыться было негде: поблизости ни кустика, ни охотничьей пещеры.
Это место сваны называют «Желтыми камнями» потому, что скалы тут — цвета серы. Охотник, встретив у «Желтых камней» человека, идущего с пустыми руками, обязан дать ему долю своей добычи.
После вчерашнего пьянства наши путники проголодались. Издали заметили они группу вооруженных людей. Увидев их, Тараш вздрогнул: подумал, что это погоня. Оказались охотники. Шестеро мужчин несли убитого тура и зашитого в бурке покойника — своего товарища, упавшего с обрыва и разбившегося насмерть.
Охотники отрезали ляжку тура и отдали ее нашим героям.
Но нигде поблизости не найти даже щепки, чтобы развести огонь. Пришлось напрячь силы и голодными продолжать путь к Пещере великанов.
Трое суток лил дождь. Когда подаренное охотниками мясо было съедено, голод настойчиво стал стучаться в дверь. Целыми днями бродили молодые люди в разных направлениях, а к вечеру возвращались в Пещеру великанов и, как голодные дети, смотрели друг другу в руки,
Арзакан считался непревзойденным стрелком.
Он шел на спор, что может снести пулей голову воробью или перебить ему лапку; стрелял и неизменно выигрывал пари.
Но разве успех охоты зависит только от меткости в стрельбе, особенно в Сванетии?
Здесь необходима большая внутренняя дисциплина и выдержка. На протяжении веков сваны выработали строгий охотничий ритуал. Существует перечень действий, допустимых и недопустимых на охоте. На ряд предметов и действий накладывается табу.
Наконец, охотник на туров должен быть хорошим ходоком в горах. Выросший в долине Дрзакан никак не мог приспособиться к хождению по горам. Тараш — тот прошел хорошую школу, охотясь в течение двух месяцев под наблюдением Темура. Он и в самом деле слушался Темура беспрекословно, как в старое время подмастерья слушались мастеров. Совершенно неоспоримо: никогда не может стать хорошим мастером тот, кто не побывал в подмастерьях.
Стрелял Эмхвари тоже неплохо, умело пользовался альпенштоком, научился на кошках лазить по скалам. Хотя он вырос в больших городах, но зрение и слух у него были хорошо развиты. А это важно в Сванетии, где скалы в каждое время года имеют ту же окраску, что и туры. (Вернее, конечно, сказать, что линяние туров совпадает по времени с метаморфозой окружающей их природы. Нужен очень зоркий глаз, чтобы различить притаившегося вожака стада на фоне камней одинакового с ним цвета.
Но один большой недостаток был у Тараша, как охотника: слишком нервный, он то спускал курок раньше, чем нужно, а то, встретив невзначай тура или лося, приходил в такой восторг от вида этих свободных и прекрасных животных, так долго, в восхищенье, провожал их взглядом, что упускал момент для стрельбы.
Иногда же перед лицом величественной природы Тараша охватывало какое-то восторженное оцепенение. Зверь пробегал мимо застывшего охотника, и пока тот, спохватившись, прицеливался, тура уже и след простывал.
Тем не менее Эмхвари мог потягаться с любым сванским охотником средней руки. Но не всегда; только в те дни, когда бывал в хорошем настроении.
Теперь же, укрывшись вместе с Арзаканом в Пещере великанов, он был сильно не в духе.
Однажды он вернулся с охоты поздно ночью и принес с собой несколько подбитых глухарей. В очаге горел огонь, Арзакан спал, лежа на спине.
Тараш сел против него на камень. Вспомнилась та проклятая ночь. Взглянул на лицо, на губы Арзакана. Перед ним встал образ Ламарни. И снова загорелось его сердце яростью.
«Теперь или никогда!»
Удивительное дело! Точно какой-то странный рок соединил судьбу Тараша с судьбой Арзакана. Как знать, может быть, это вечное соперничество зародилось в них оттого, что они выкормлены молоком одной и той же женщины?
Внешне их жизненные пути разошлись в то время, когда Тараш Эмхвари уехал в Европу, где провел долгие годы. Но оставшийся на родине Арзакан продолжал с ним соперничать.
Вспомнилась Тамар. Тараш замечал, сколько колебаний рождало в душе девушки чувство двух близких ей с детства юношей; замечал он и то, что Арзакан ревновал к нему Дзабули.
Тараш поеживался у огня. Вспомнились скачки. Они и там столкнулись и поспорили друг с другом, как ссорились в детстве из-за груди Хатуны, из-за игрушек, из-за жеребенка, которого Кац Звамбая растил для Гуча. Вот и теперь. Плохо ли, хорошо ли, но жизнь Тараша, казалось, начинала входить в колею, Ламария была девушкой как раз по его вкусу: темпераментная, послушная, без претензий; умеет вышивать, ткать, вязать, мастерица готовить чечевичную похлебку. Словом, в Ламарии можно найти решительно все добродетели, которые Тараш требовал от женщины. Наконец, у него установились хорошие отношения с Темуром и со всем его семейством.
Женился бы он на Ламарии. Послал бы выкуп Тарба…
Теперь-то ясно, что зимой, в то время, когда Тараш оставался в Пещере великанов, Арзакан наслаждался с его будущей женой в башне Махвша. Потому, вероятно, так ленился он идти в Пещеру великанов. Конечно, только поэтому…
Но Тараш не обязательно должен был жениться именно на Ламарии. За него охотно выдали бы и ее младшую сестру, Кетино. Хотя Темур очень хотел выдать замуж сперва старшую дочь, он все-таки предоставил Тарашу свободу выбора.
В сущности, Кетино и красивее, и скромнее Ламарии. Но дернула Арзакана нелегкая убить Мезира! Дом Махвша теперь навсегда закрыт для Тараша.
Может быть, ему следовало устроить Арзакану побег, а самому остаться? Но тогда он должен был, как какой-нибудь жалкий двурушник, принести клятву, что непричастен к убийству Мезира. И еще неизвестно, поверили бы ему или нет?
В Мегрелии есть поговорка: «Несдержан в гневе, как сван». Очень возможно, что, не поймав Арзакана, Лапариани вместо него убили бы Тараша.
Как знать, может быть, всему виной материнское молоко? Может быть, в молоке заключен фермент, благодаря которому люди, одновременно вскормленные этим молоком, неизбежно становятся первейшими соперниками?
Тараш силился вспомнить примеры из жизни, когда близнецы до самой смерти путались друг у друга в ногах.
Он весь ушел в думы. Картины одна мрачнее другой проносились в его воображении.
Но довольно! Теперь Тараш Эмхвари хочет иметь свою собственную, не зависимую от других дорогу, свою личную жизнь, в которую другие не смели бы вмешиваться! Пора, наконец, разорвать те путы, что до сих пор связывали его судьбу с судьбой Арзакана!
Эмхвари стал у изголовья спящего. Хочет крикнуть ему, чтобы он защищался. Вполголоса окликнул:
— Вставай, Арзакан!
Но Арзакан сладко спал. Лежит, сложив руки на груди. И, глядя на него, Тараш подумал: «Даже у самого безжалостного разбойника во время сна лицо невинно, как у младенца, лежащего в люльке. Лицо спящего человека безгрешно, как лицо младенца или мертвеца. В эти минуты с него нельзя спрашивать за земные прегрешения».
Стал тормошить Арзакана. У того задрожали веки, дрогнула верхняя губа, и он застонал жалобно, как дети, когда их будят.
Поднял брови, по-детски надул губы.
Это напомнило Тарашу Эмхвари, как ссорился по утрам маленький Гуча с Арзаканом, лежащим рядом с ним на одной постели. И так больно сжалось его сердце, когда он вспомнил свое золотое детство.
Он нежно взял руку молочного брата и окликнул его громче:
— Проснись, Арзакан!
Арзакан раскрыл глаза, и первое, что он сказал, было: «Что ты подстрелил, Гуча?» Он спросил это так нетерпеливо, с таким ожиданием в голосе, что Тарашу стало жаль его.
— Глухаря подстрелил, — ответил он.
Арзакан недовольно насупился, закапризничал.
— А я думал, что ты принесешь тура! Уж не Темур ли убивал для тебя туров?
Этот упрек огорчил Тараша.
— Кто же, по-твоему, убил вожака стада?
— Кто? А тот писатель, который охотился с нами.
— Чудак, ведь он в меня стрелял!
— Да я шучу, — рассмеялся Арзакан, и они помирились…
Однажды вечером Тараш заявил, что утром уйдет на охоту и не вернется домой до тех пор, пока не убьет тура.
Еще в потемках он покинул пещеру.
Весь день Арзакан был не в духе. От сырости у него разболелись старые раны.
Он даже ленился приготовить себе пищу. Лежал голодный, подавленный тяжелыми думами.
Оставаться в Сванетии дольше опасно. Вернуться в дом Кора Махвша невозможно. Но до каких же пор скрываться в Пещере великанов, принимая подаяния от случайно повстречавшихся охотников?
Поэтому он твердо решил дождаться Тараша и на другой же день через Латпарский перевал отправиться в Кутаиси, а оттуда в Тбилиси. Там он найдет себе службу и как-нибудь сумеет поступить в институт.
Думы о Тбилиси напомнили ему Тамар. Заныли и сердечные раны.
Это имя «Тамар» для Арзакана окутано тайной. Ему ничего не известно о ее судьбе. Где она? Какая у нее жизнь, что она делает?
Может быть, уже поступила в институт? Или вышла замуж? А может быть, вернулась в Зугдиди и опять провела зиму в обществе дедушки Тариэла, Шардина Алшибая и юродивого Лукайя?
Где бы ни была Тамар, Арзакан ее отыщет. Не найдет в Тбилиси, — поедет в Зугдиди. Решено. Он так и сделает. Даже если против пего ополчится весь мир, а не только какие-то Тарба!
А вдруг Тамар вышла замуж?
Ну так что ж! Кому бы ни принадлежала сейчас Тамар, все равно в конце концов она достанется Арзакану. Так начертано в книге судеб!
Одно обстоятельство могло помешать осуществлению его планов. Это судьба Тараша.
В сущности, по милости Арзакана — да, да, из-за него одного — Тараш враждует с этими проклятыми Тарба. Оставить его тут? Нет, этого Арзакан не может допустить. Если Тараш не заупрямится, он должен тоже вернуться в Тбилиси. Не так он труслив, чтобы похоронить себя здесь из страха перед Тарба… Но, может быть, другая причина удерживает его в Сванетии?
И Арзакан решил до своего ухода переговорить с Тарашем, внести полную ясность во все эти запутанные дела.
Отец может на некоторое время перебраться к черкесам. А потом Арзакан добьется, чтобы власти обуздали Тарба.
«Неужели мы отступим перед этими бандитами и всю жизнь будем от них прятаться?» — думает Арзакан.
Напрасно он послушался отца и без толку провел целую зиму в какой-то медвежьей берлоге. Невыносимым стал для него запах бараньих шкур и помета, запах самогона из бузины; невыносимо есть козлятину, слушать темные речи Кора Махвша и его сыновей.
Очень захотелось снова побывать в большом городе, побриться, побродить по асфальтированным улицам. Захотелось газет, книг…
Вот это — настоящая жизнь! А что за жизнь в этакой глуши? Всю зиму заперт в горах, оторванный от людей, забытый ими…
Но если отец станет препятствовать Арзакану? Ну и что же! Отец еще не порвал со старым миром. В его сознании еще крепко сидят старые обычаи, когда кровные враги держали в страхе всю семью, все село. Да кроме того, ведь не ребенок же Арзакан, чтобы плясать под отцовскую дудку! Лучше всего уйти, ничего не сказав старику, чтобы избежать лишних ссор.
В этих думах Арзакан заснул. Было уже совершенно темно, когда его разбудили шаги. Шаги и вздохи. Проголодавшийся Арзакан обрадовался: «Должно быть, вернулся Тараш и принес дичь».
Не открывая глаз, окликнул вошедшего:
— Будешь молодцом, Тараш, если принес тура!
— Что, проголодался? — отозвался вместо Тараша Кац Звамбая.
— Проголодался, здорово проголодался, Гуча.
— Чтоб тебе подавиться, сынок, чтоб подавиться! — отвечает ему отец.
Узнав голос отца, Арзакан замолчал. Долго возился Кац Звамбая, собирая валявшиеся вокруг очага щепки. Наконец развел огонь и заговорил.
— Можно ли быть таким бессовестным? — начал Кац. — Человек оказал нам гостеприимство, приютил нас, ты же поступил, как свинья!
Что ты намерен теперь делать? Куда думаешь скрыться? Небось голоден, а? Ну что ж, иди в гости к Махвшу, там тебя встретит Гурандухт горячими хачапури!.. Чумой они угостят тебя, чумой!
Закрывшись с головой турьей шкурой, Арзакан молча слушал.
Кац Звамбая начал по одной перечислять все свои обиды. И его упреки были так же привычны и скучны, как чтение двенадцати евангелий в великий четверг,
Припомнил Кац, как Арзакан вступил в комсомол, как восстановил против себя односельчан, организовав на селе колхоз. Затем перешел к истории кровной вражды с Тарба и ко всему, что вслед за тем последовало.
Арзакан продолжал молчать, и это еще больше бесило старика. Он проклинал сына, говорил, что лучше бы его матери родить вместо него змееныша, лучше бы Арзакану умереть еще в утробе матери!..
— Ладно, успокойся, — сказал наконец Арзакан. — Если столько бед из-за меня, то уйду и больше не буду тебе досаждать.
Старик и сам устал злобствовать.
— Куда ушел Тараш? — спросил он.
Арзакан ответил, что Тараш пошел на охоту.
Совсем стемнело, и Кац стал беспокоиться, почему запаздывает Тараш. Ему не терпелось увидеть своего воспитанника, узнать, не принимал ли и он, чего доброго, участия в убийстве Мезира вместе с этим сумасбродом Арзаканом?
И незаметно уснул. Ему приснилось, что он вернулся в Окуми. Глухая ночь. Подошел к чулану Арзакана, приоткрыл дверь. Глядит, у очага валяется чья-то голова. Вгляделся внимательнее: откуда взялась эта голова с такими узкими-узкими глазами? Ах, ведь то глаза Мезира, Мезира с размозженной головой! Как ехидно они смеются, они издеваются над Кац Звамбая.
Эти глаза приводят его в бешенство, он хочет броситься, растоптать их, но они, выскочив из орбит, заползли под крышу чулана и подняли визг.
Кац проснулся весь в поту. Видит: Арзакан оделся и собирается в путь. Расстелил на земле бурку, сложил. Подтянул голенища, отряхнул папаху.
— Куда это ты? — крикнул Кац, подняв голову.
— Куда? Это мое дело.
Кац вскочил с лежанки.
— Я спрашиваю тебя, куда ты идешь?
— Иду на охоту, а потом отправлюсь в Тбилиси. Отдохнешь от меня, наконец.
— Как это отдохну! Если Тарба тебя укокошат, кто будет в ответе за твою кровь?
— За себя я отвечаю сам.
— Ты или я?
— Я!
— Но разве ты и я — не одно и то же? Кто разъединил нас?
— Тот, кто создал меня.
— Да кто же тебя создал? Я создал тебя, ты моя кровь…
Арзакан схватил папаху.
Кац Звамбая потянулся и, выпростав из-под изголовья обнаженный кинжал, в слепой ярости бросился на сына. Арзакан отскочил и выхватил свой маузер.
Загремело в Пещере великанов. И когда наполнивший ее дым рассеялся, Арзакан увидел труп Кац Звамбая, распростертый у очага, в луже крови. Выскочивший из орбиты глаз висел у правой брови. И он, этот глаз, так пронизывающе смотрел на отцеубийцу, точно хотел проникнуть в его душу.
Не выдержал этого потрясенный Арзакан и, раскрыв бурку, набросил ее на покойника.
Снова принялся за сборы. Уходить без бурки нельзя. Подойти же к трупу и снять с него бурку он не осмеливался, боясь, как бы не посмотрел вновь на него окровавленный, одноглазый отец.
Вдруг снаружи донесся невнятный шум.
Арзакан насторожился: говорили двое. Один из говоривших был Тараш.
Вздрогнул Арзакан: может быть, Тараш привел милиционера? Но откуда мог Тараш узнать о случившемся?
В это время снаружи послышался голос: «Это мы, Арзакан, мы несем убитого тура!» И Тараш и Саур втащили тушу убитого зверя.
Охотники громко смеялись. Они еще не успели заметить прикрытый буркой труп.
Оказалось, что Саур, отправившись на поиски Арзакана, повстречался с Тарашем, охотившимся у «Орлиных скал».
Арзакан не растерялся.
— Где же ты был? — обратился Арзакан укоряюще к Тарашу. — Если бы ты был с нами, не стряслась бы над нами эта беда!
Тараш вздрогнул.
— Какая беда? Что случилось?
— Да вот, отца убили!
— Кого?.. — вскричал ошеломленный Эмхвари.
— На другой же день после твоего ухода, — начал Арзакан, сделав печальное лицо, — сюда пришел отец. Но ты запоздал. Обеспокоенный этим, он решил, что с гобой случилось несчастье и что надо выйти на поиски. Не успели мы дойти до «Орлиных скал», как на нас напали трое пастухов, вооруженных винтовками. Я думаю; что это Тарба из Джвари. Завязалась перестрелка. У меня с собой был лишь маузер…
Арзакан умолк. Тараш молча слушал, уставившись в землю.
— И они убили его, — продолжал Арзакан, бросив взгляд на бурку. — Если б не подоспели охотники-сваны, Тарба и меня бы убили.
— Проклятые Тарба! — воскликнул Саур. — В день Ламарии они спрашивали у Кохта Лапариани, не гостите ли вы у Кора Махвша. Незадолго перед тем Махвш думал уже начать с ними переговоры.
Тараш Эмхвари откинул с покойника бурку, опустился на колени и благоговейно приложился к его правому плечу.
Потом все трое молча сели.
— Что вы думаете теперь предпринять? — спросил Саур.
Арзакан молчал. Вместо него ответил Тараш:
— Необходимо отвезти тело в Мегрелию, ничего больше не остается. Покойный не раз просил меня: если, — говорил, — умру, не оставляйте меня в Сванетии, перевезите мои кости домой.
И Эмхвари вопросительно взглянул на Арзакана. Тот молча выразил согласие.
Тогда Тараш обратился к Сауру:
— Ты должен как-нибудь раздобыть нам хоть одного коня.
— Что ты, что ты! — испугался Саур. — Дома я не осмеливаюсь даже упоминать о вас. Наоборот, я распустил слух, что вы давно уже за пределами Сванетии. Ни один Лапариани не одолжит вам лошади. Может быть, завтра-послезавтра проедет здесь Джокиа; попробую договориться с ним. А кроме него не с кем.
Так и порешили.
После ухода Саура Тараш и Арзакан не проронили ни слова. Улеглись молча, точно были чем-то обижены друг на друга.
Темные тучи заволокли небо. Пронесся сильный порыв ветра, и разразился ливень. Тараш лежал ничком и поминутно вздыхал.
Усиливалась гроза. Где-то вдалеке загрохотало, осветились вершины гор, гулко отозвались ледники и пропасти.
В бойницах вспыхивали отсветы молний, словно небо во мгновенной улыбке показывало золотые зубы. Потом снова непроглядная тьма и ветер, свистящий в бездне.
Было за полночь, когда Арзакан вдруг закричал во сне:
— Кто там? Не подходи, стрелять буду!
Тараш встал с лежанки, разбудил его, стал успокаивать.
Арзакан приподнялся, спросил — что случилось? Потом уронил голову и затих. И опять мучительные сны набросились на него.
С шумом хлещет через бойницы кровь. Арзакан распростерт в Пещере великанов, а она наполняется кровью… Вот кровавый поток подхватил уже Арзакана и носит его по пещере, а на поверхности этого водоворота кружится громадный, горящий ненавистью глаз. Его пронизывающий взгляд неотступно прикован к Арзака-ну, и Арзакан тоже не может оторваться от него. Чей это глаз? Арзакан никогда его не видел. Но он знает, что это глаз Тарба, какого-то Тарба, всех Тарба, какие есть на свете.
Арзакан хочет выхватить маузер, он громко хрипит. Опять Тараш будит его…
Всю ночь напролет неведомые существа бесновались у бойниц Пещеры великанов и свистели во все щели.
Саур действительно раздобыл лошадь у Джокиа.
На четвертый день тело Кац Звамбая было доставлено его сыном и воспитанником в Окуми.
Только на четвертый день, потому что шли они ночами да и то обходными дальними тропами, а днем укрывались в сосновых лесах, избегая неожиданной встречи с кем-нибудь из многочисленного рода Тарба.
Дата добавления: 2015-08-02; просмотров: 42 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
ЧЕРНЫЙ ПЕТУХ | | | ВОЗВРАЩЕНИЕ |