За пределами эдипова комплекса: что необходимо каждому ребенку

Я считаю, что каждый первый ребенок – плод инцеста, поскольку воплощает фантазию маленькой девочки о рождении ребенка в союзе с папой. Это пугает, хотя женщина никогда и не осознает этого. Боль­шинство из нас не осознает. Я 65 лет не осознавал собственного жела­ния жениться на маме, пока та не умерла. В действительности я даже не верю тому, что сейчас написал. Думаю, что хотел жениться на маме с самого раннего детства. Помню, как в возрасте тринадцати лет, по­целовав маму, вдруг почувствовал, как напряглось ее тело. Кажется, с тех пор я ее больше так никогда не целовал. Я, как и всякий другой человек, соприкоснулся с бессознательными силами семьи.

Другой вопрос, как понять эти силы. Не думаю, что тут поможет образование, не думаю, что их можно открыть методами следователя-детектива, не думаю, что можно до них добраться в теоретических по­исках. Наверное, раз вы ощущаете эти силы, значит вы сумасшедший, и семья может сойти с ума вслед за вами. Вы вошли вглубь себя, и представляете возможность другим членам семьи войти вглубь себя и, может быть, перемениться.

Мы так много разговаривали об эдиповом треугольнике, что мое чувство протеста требует найти какие-то новые слова для описания взаимоотношений родителей и детей. Что помогает ребенку расти в атмосфере безопасности, любопытства к миру, этического ощущения ценностей? Самое основное назвать нетрудно: родители, каждый из которых психологически развелся и снова вступил в брак со своею семьей, в которой родился. Значит, мать и отец отделились от своей ма­тери и отца, стали жить независимо, вернулись в свою семью и встре­тились с родными как взрослые, снова отделились и еще раз верну­лись, обретя свободу принадлежать и свободу отделяться от своей се­мьи. Пережив такой развод и повторный брак со своей собственной семьей, они вступили в брак друг с другом, чтобы принадлежать к большей системе супружества. Незаметно для себя они решились на­чать эту идущую на протяжении всей жизни и предполагающую отно­шения двух цельных личностей психотерапию под названием брак. Если все это совершилось и потом, но не раньше, родился ребенок, он будет принадлежать к системе.

Жизнь ребенка вначале настолько связана с кормящей матерью, что никакой отец не может занять ее места. Вследствие данного про­цесса, который можно назвать биопсихологическим гипнозом, ребенку нужно много времени, чтобы понять, что грудь не является частью его тела и мама – не часть его тела, а затем он живет в уверенности, что именно с ним его мать, впервые с тех пор, как сама была маленькой, познала такую любовь, такую близость, такое единство, которое ни­когда ни с кем больше невозможно пережить.

Но в реальный мир отношений матери и ребенка вторгаются эдиповы фантазии. Я бы хотел представить несколько по-новому этот конфликт и добавить вот что. Отец может тоже по-матерински отно­ситься к ребенку, а мать поддерживает его, радуется и соучаствует в этом. Тогда ребенка притягивают сами взаимоотношения: он теперь принадлежит скорее им, чем ей. Для этого ребенок должен чувство­вать, что они важнее друг для друга, чем он для каждого из них. Воз­никают совершенно новые соотношения, поскольку связь ребенка с матерью и связь его с отцом становятся чем-то вроде игры: ребенок представляет себе понарошку (а мать играет с ним в эту игру, и отец играет), что его союз с одним из родителей есть союз взрослых людей. Тогда маленький мальчик становится воображаемым вторым мужем своей мамы, а девочка – второй женой папы, и они вдвоем как бы превращаются в родителей третьего взрослого в этом треугольнике роста.

Что еще более важно, после первых трех, четырех или пяти лет жиз­ни ребенок может привязываться именно к этим взаимоотношениям. Его покой, безопасность, питание и поддержка исходят от команды, которую представляет или кто-то один из родителей, или они оба, воз­никающие из единства папы и мамы, из родительского "Мы". Именно то, что ребенок принадлежит системе, позволяет ему отойти от сис­темы во внешний мир, быть путешественником, исследователем, пер­вооткрывателем, творцом. Он может отправиться в поисках приклю­чений к семье, живущей по соседству, может любить своего щенка или учителя. И все это имеет привкус игры – попытки выйти в общество, стоять на своих ногах, зная, что родители рады его отпустить. В то же время ребенок чувствует, что принадлежит родителям и может в лю­бой момент вернуться в покой и безопасность. Он знает, что можно поиграть в освоение этого большого страшного мира, как можно по­играть с мамой и папой, и это не повредит отношениям между мамой и папой. Агония и экстаз брака соответствуют агонии и экстазу ребен­ка, уходящего все дальше и дальше от родителей в своем исследовании мира, но уверенного в том, что всегда можно вернуться, если встре­тишь опасность.

На этом фоне разворачивается динамика эдипова комплекса, но те­перь агония и экстаз психологического инцеста становятся игрой: они не угрожают маме и ее миру, папе и его миру или союзу родителей. Интимные взаимоотношения папы, мамы и ребенка имеют совсем иную природу, чем папины или мамины отношения на работе, чем ис­следования ребенком внешнего мира, чем связи семьи с другими окру­жающими их семьями. Эдипов кошмар превращается в праздник бла­годаря оттенку игры. Игры, необходимой для обучения или для рег­рессии на службе эго или на службе семейного единства.

Дата добавления: 2015-08-02