Второй период иконоборчества

Первый период длился более 50 лет. Второй — около 30 лет (813—843 гг.). Но он наступил не сразу по смерти императрицы Ирины. Этот второй период иконоборческих смут как бы вкратце повторяет все перипетии первого периода. Повторяются даже роли императоров‑новых иконоборцев (также в связи с успешной «прогрессивной» государственной деятельностью) и противостоявшей им императрицы‑регентши с малолетним сыном, достигшей торжества православия. Эта аналогия доказывает глубокую органичность и неслучайность в государственной истории Византии иконоборческого движения.

С момента свержения Ирины (802 г.) и до воцарения Василия I Македонянина (860 г.), после исаврийцев, струя восточной крови еще более усилилась на троне. Впервые явились на троне даже семиты‑арабы: два араба, один грек, женатый на арабке, один армянин и три инородца‑фригийца. Иконопочитание, родное для более западных «эллинских» провинций (Сицилия, Южная Италия, Ахаия‑Афины), было им чуждо. Войско вербовалось все более из восточных армянских элементов. На них, по выражению одного историка, «православный культ производит впечатление чужой религии; им казались законными насилия над теми, кого они называли идолопоклонниками».

Император Никифор (802—811 гг.)

Император Никифор, прозванный Геником от его должности, ибо он был πατρικιος και γενικος Λογοθετης, т.е. был από γενικου ταμειου, иначе — был государственным казначеем. Как ревнитель казны, он возмущался бесхозяйственной щедростью Ирины, особенно по отношению к монастырям. Сам он был иконопоклонник, но с точки зрения государственных интересов разделял взгляды иконоборческой партии о повышении налогов и усилении государственных финансов. Врагами их сделались монахи, на сторону которых встал и народ, ибо увеличение государственного тягла всегда непопулярно. Никифор отобрал в государственное управление лучшие части имуществ церквей, монастырей и их учреждений, a налоги оставил прежние, т.е. фактически почти удвоил их. Конечно, это было тяжким ударом для монастырских хозяйств, которые широко развернулись при Ирине. Один Студийский монастырь, например, с двенадцати человек братии разросся до тысячи. Никифор ввел немало и других экономических мер, ввел экономию и в бюрократии, и в войске.

Противники Никифора организовали восстание во главе с благочестивым генералом Варданом. Но Никифор вступил с ним в переговоры, склонил его отречься от претендентства и постричься в монахи с именем Саввы. Вскоре Савва был ослеплен группой военных, вероятно недовольных его изменой их авантюре. Но пущен был слух, что виновник этой жестокости — сам Никифор. Императору пришлось приносить присягу в том, что это не его рук дело.

Иночество под водительством Платона и Феодора Студита не переставало осуждать Никифора. Прежде всего за то, что император по смерти Тарасия возвел в патриархи тоже светского человека, государственного секретаря по имени также Никифор (806 г.). Монашеской группе были несимпатичны эти «политики» из государственной среды, имевшие запах светского иконоборчества и антимонашества. По смерти Тарасия первым авторитетом Константинопольской церкви был студийский игумен Феодор. Его прочили в патриархи. Император Никифор этого не хотел и хитро предложил Феодору указать ему «достойнейшего» кандидата. Феодор уклонился от предложения и указал только на каноническую норму свободного выбора собором епископов. После поставления светского Никифора игумены готовы были даже канонически разорвать с ним. Но новый патриарх Никифор был благочестив и иконопоклонник, и иноки стали возносить его имя в церкви. Однако патриарх Никифор по желанию императора Никифора снял в 806 г. запрещение со злополучного аввы Иосифа, венчавшего неканонический брак Константина VI с Феодотой. Именно Иосифу удалось уговорить вовлеченного в бунт и смиренного Вардана превратиться в Савву. Конечно, император Никифор должен был оценить такую политическую услугу Иосифа, но Феодор Студит называл Иосифа «паршивой овцой» в стаде. И другим монахам это казалось заражением всей церкви грехом прелюбодеяния. Трехлетняя борьба монахов с царем из‑за Иосифа кончилась тем, что на соборе 809 г. Иосиф был утвержден в сане, a авва Платон, Феодор Студит и его брат Иосиф, в ту пору архиепископ Солунский, были отправлены в ссылку.

Против императора Никифора в 808 г. было поднято второе восстание претендентом Арсавиром. Оно не удалось. Арсавир был сослан в монастырь в Вифинии. Но в заговоре оказались замешанными и епископы, и монахи, и синкел с сакелларием и хартофилаксом Св. Софии. Эти восстания показывают, как легко расшатать ножки византийского трона и как легко любой носитель царского венца мог перейти к мысли опять опереться на иконоборческую партию. Ведь даже против такого православного царя, как Никифор, восстают те же иконопоклонники и монахи. Умеренная средняя политика не удовлетворяла. Значит, прежняя, «крайняя левая», иконоборческая, не была абсурдна. Неудивительна поэтому новая полоса иконоборчества. Какой‑то лжепустынник Николай из эксокиона (т.е. предместий Константинополя εξω κιονων, за столбами Феодосия Великого) хулил иконы, за что и был отрезан ему язык в следующее царствование Михаила I. Но это лишь вспыхнувшая искра тлевшего под пеплом политического огня противоправославной партии.

Православные вольно и невольно становились чем‑то вроде политической партии. Масса толковала замысел этой партии как возврат к порядкам до 716 г., т.е. до исаврийской династии. A православным власть имущим (патриарху, игуменам монастырей) приходилось участвовать в решении текущих государственных вопросов, давать по ним соборные ответы и нести ответственность перед скрытой революционной оппозицией «иконоборцев».

Император Никифор погиб 25 июля 811 г. в войне с болгарами, хотя он одержал над ними победу. Как человек скупой, он не сговорился с вождем болгар Крумом из‑за выкупной цены за пленных. Ожесточил тем и болгар, и своих греков. Крум устроил Никифору ловушку и захватил царскую ставку. Никифор был убит, причем тут сами греки добили его, a Крум отсек ему голову, носил ее на копье, a затем сделал из черепа чашу «и приказал пить болгарским начальникам, похваляясь над византийским царем как ненасытным и не желавшим мира».

Тяжело раненный болгарами сын Никифора Ставракий носил титул царя всего 68 дней. Он ушел в монастырь и вскоре скончался. Воцарился зять Никифора, женатый на его дочери, сестре Ставракия.

Михаил I Рангаве (811—813 гг.), бывший министром двора (Курапалат)

Михаил Рангаве был демонстративным другом монахов, как и императрица Ирина. Он возвратил из ссылки и авву Платона, и Феодора Студита, и брата его Иосифа и других, сосланных в 809 г. Но возвратившиеся вновь потребовали снять сан, возвращенный авве Иосифу, т.е. потребовали, как и раньше, запрещения аввы Иосифа за его неканонический акт, т.е. браковенчание Константина VI с Феодотой. Патриарх Никифор повиновался. Наложил запрещение священства на Иосифа. И преподобный Феодор Студит стал другом и советником патриарха.

Характерны случаи советничества и участия преподобного Феодора в делах государственной политики. B делах церковных преподобный Феодор оказывался мудрым советником, a в чуждой ему чисто политической области — наоборот.

Первый случай стоит в связи с затеянным благочестивым Михаилом I гонением против еретиков‑павликиан (во Фригии и Лиаконии), по‑видимому, по совету патриарха Никифора. Павликиане обвинялись «во всякой душевной и телесной нечистоте и в служении демонам». Крайние «ревнители», окружавшие трон, убедили императора издать закон οсмертной казни павликиан. Павликиане были протестантами той эпохи, врагами церковного культа, в том числе и икон. Можно было считать их первоисточником иконоборчества. Отсюда вражда к ним монахов‑иконопоклонников. В оправдание казни еретиков «ревнители» ссылались на Деян. 5:3—10; Рим. 1:32; Числ. 25:7—8; 3 Цар. 18:40 и на патриарха Иоанна Постника, который будто бы убедил в 583 г. императора Маврикия казнить волхва Павлина. Co всей силой убеждения против этих фанатиков монашеского лагеря восстал преподобный Феодор Студит и добился отмены императорского закона. «He угодно Богу такое убийство», — писал он императору, a патриарху сказал: «Церковь не мстит мечом». Против всех ссылок на Ветхий завет Феодор ссылался на дух Евангелия (Мф. 5:21; Лк. 9:54—56): «He знаете, какого вы духа». Указывал на запрещение Христово выдергивать плевелы до жатвы (Мф. 13:29), на долг пастырской кротости (2 Тим. 2:24—26). «Ревнители» роптали, называли Феодора «злокачественным советником».

Второй случай относится к области чисто государственной. Болгары победоносно напирали на греков. В 812 г. они предложили мир под условием выдачи им перебежчиков, с обменом на перебежчиков от греков. Такие же условия в свое время, в 715 г., были приняты по совету патриарха Германа. Император Михаил I спросил совета y патриарха Никифора, двух митрополитов и Феодора Студита. Патриарх и митрополиты признали условия приемлемыми, a Феодор Студит с друзьями отверг. Он говорил, будто слова Евангелия Иоанна (6:37) «грядущего ко Мне не изжену вон» применимы к взятым в плен. И будто бы изречение апостола (1 Тим. 5:8) «кто о своих, паче же о присных не радит, тот веры отвергся и хуже неверного» — нарушается расплатой за них головами возвращаемых греков. Логика спорная. Однако благочестивый Михаил I внял голосу Феодора, порвал с болгарами и продолжил войну, которая привела его к потере короны. Даже летописец Феофан, враг иконоборцев и друг монахов, но более искушенный политически, осуждает за это Феодора Студита, называет его «злым советником». Этот случай показывает, что самый высокий богословский ценз не может давать право быть судьей в чужой, политической специальности. Недаром мудрость восточной церкви отрицает два меча в руках одного папы и благословляет разделение служений — священнического и царского.

Михаила I низвергли с престола неудачи именно этой войны. Победителей не судят, но горе побежденным. Армия, все еще дышавшая идеалами иконоборцев, не любила Михаила I за его монахолюбие. И вот, раздраженные неудачами войны, иконоборцы учинили демонстрацию. Ворвались в церковь, к гробнице их незабвенного Константина Копронима, и раскрыли ее с криками: «Восстань и помоги гибнущему государству!» — αναστηθι και βοηθησον τη πολιτεια απολλυμενη!

Молва разнесла по толпе слух, что гроб открылся сам и Константин выехал из него на коне и отправился на фронт против болгар. Демонстрантов переловили, и виновники самочиния сознались. И все‑таки, хоть на время, уста военных агитаторов раскрылись. Они сваливали причину военных поражений «на православную отцепреданную веру и на священное монашеское сословие, ублажая Константина как пророка и победителя и лобызая его злословие — κακοδοξιαν».

Знамя иконоборчества опять взвилось над смущенной столицей. Взявшие верх армейские круги избрали спасителем государства патриция и командующего восточным округом Льва Армянина, зятя Арсавира, претендента 808 г., a Михаила понудили отречься от престола, что он и сделал, уйдя в монастырь. Забегая вперед, можно тут сказать, что будущий вскоре громко известный патриарх Игнатий был сыном отрекшегося и облекшегося в черные ризы императора Михаила.

Новое иконоборчество. Лев V Армянин (813—820 гг.)

Был выдвинут сторонниками Константина Копронима и должен был стать новым Копронимом, т.е. ожесточенным иконоборцем. Таким он и стал. Он оправдал надежды военных. Отогнал от стен Константинополя Крума, a затем после 818г. нанес болгарам решительное поражение. Иконоборцы ждали с нетерпением немедленного гонения на иконы. Но Лев Армянин был осторожен. Он был, кроме того, церковен: очень любил петь и канонархать в церкви, щеголяя своим громким голосом. Но армейский дух еще увлекал его. B интимном кругу он высказывался совершенно по‑иконоборчески: что все беды постигают империю «δια τо προσκυνεισθαι τας εικόνας και αλλо ούδέν», a доказательство — это благополучие императоров‑иконоборцев и жалкая судьба иконопоклонников. Венчал на царство Льва патриарх Никифор, и, по‑видимому, Лев произнес обычное исповедание православия. Но вскоре повел с патриархом такие речи: «Народ (войско) возмущается против икон, говоря, что мы неправильно почитаем их, за то нас и одолевают враги. Сделай уступку, убери кое‑что с глаз долой». Патриарх, как бывший министр двора, понимал политику царя, но за спиной патриарха стояла другая партия, и свободно компромиссничать он не мог. На сторону императора опять встали некоторые иерархи: Антоний, епископ Силлейский из монахов; Иоанн Грамматик, ученый профессор богословия (ему Лев и поручил собирать свидетельства против икон), и даже придворный чтец, с особым выражением читавший в церкви обличения пророка Исаии против выделки идолов (40:18—19). В декабре 814 г. Лев счел полезным столкнуть лбами самих богословов. Он устроил диспут своих вышеупомянутых сторонников с патриархом Никифором, Феодором Студитом и др. Вульгарным резонансом этого соблазнительного диспута было бросание камнями со стороны солдат в знаменитый образ Спасителя на медных воротах дворца (Халкопратия). Идя к причащению в день Рождества 814 г., Лев V поклонился иконе, a 6 января 815 г. уже не сделал этого и велел икону убрать под предлогом оберегания ее от оскорблений. Об этом с возмущением писал Феодор Студит к папе в Рим. Туда снова, во имя православия, обратилось сердце монахов и их вождя Феодора. И как бесхитростно ошибался преподобный Феодор в области политики, так же бесхитростно он превозносил высоко честь кафедры апостола Петра. Этим до сих пор пользуются римские богословы для укора греков в измене древнему православию.

Действительно, не надо забывать, что вся древность и в практике, и в выражениях канонов, номоканонов, отцов и писателей церковных сохраняла традицию почитания первенства римской кафедры, ее главенства в церкви, но еще не власти в строгом юридическом смысле. Но никто из отцов церкви ни ранее, ни после не выражался о преимуществах и главенстве римских епископов так сильно, как преподобный Феодор Студит. Он говорил прямо римским языком и договаривался до верховенства власти пап.

He в том дело, что Феодор Студит следовал чрезмерно комплиментарному стилю византийского эпистолярного и дипломатического языка. И не в том, что он отрицал византийский взгляд на достоинство Константинопольской кафедры или других восточных патриархов. Он и их величал неумеренными титулами, как, например: «святая, апостолическая, божественная глава»; «всех святейший отец отцов»; «светило светил». Иерусалимскому писал: «ты первый из патриархов». Константинопольского Никифора он именует «первейший y нас, главнейший y нас архиерей, Божественная и верховная из священных глав вершина, великое солнце православия».

Феодор Студит считает пять патриархов равными по чину — ομοταγεις. Высшую власть в церкви он мыслит пятиглавой (τо πεντακορυφον), a церковь — пятиглавым церковным телом (τо πεντακορυφον εκκλισιαστικον σωμα).

A эпитеты, прилагаемые Феодором к папе, имеют в себе и нечто добавочное: и в смысле чести, и в смысле первенства, и в смысле главенства, и — наконец — в смысле власти (!).

Он по‑римски выводит все это из понимания первенства апостола Петра: Петр был «первостоятелем апостолов, первоначальником, первопрестольником — των αποστολων πρωτοστατος, πρωταρχος, πρωτοθρονος».

Ему дарованы ключи Царствия Небесного и достоинство пастыреначальства (τо ποιμνιαρχιας αξιωμα). Посему Римская церковь есть главнейшая из Божиих церквей, первейшая всех церквей, первошествующая (χορυφαοτατη των εκκλησιων του Θεου, πρωτιστη, πασων εκκλησιων πρωτοβαθρουσα).

Римский епископ, как преемник апостола Петра, есть «пастыреначальник церкви поднебесной, первопрестольный, главнейший между патриархами, божественная глава всех глав».

A еще важнее: «К нему следует обращаться за разрешением сомнительных и спорных вопросов, как делалось издревле и от начала по отеческому преданию, ибо там верховнейшая из церквей Божиих.

Ему, как преемнику апостола Петра, необходимо сообщать обо всем вновь вводимом в кафолическую церковь отступниками от истины».

«По издревле установившемуся обычаю без его ведома нельзя составлять собора».

И (наконец, всего сильнее!!) «от него (папы римского) зависит авторитет вселенского собора — ω τо κρατος αναφερεται της οικουμενικης συνοδου». (Epist. II, 129, col. 1420. A. Migne.)

В последнем изречении содержится, несомненно, римское понимание власти папы над соборами.

Недаром римские богословы высоко превозносят за это Феодора Студита, a восточные безуспешно стараются свести доктрину Феодора к обычным размерам общей восточной традиции. Некоторые, впрочем, причисляют преподобного Феодора к партии меньшинства, которая действительно существовала, усваивала эту римскую теорию от легатов Рима, но победить на Востоке не могла. Однако история не знает такой партии. История знает только монашескую дружбу Константинополя с Римом с V в., закрепившуюся в эпоху иконоборчества. Вот она и представлена ярко Феодором Студитом. A затем в 60‑е гг. IX в. она превратилась в ромофильскую партию «игнатиан», противников Фотия. Игнатиане и практически признали главенство Рима. Это было бы необъяснимо, если бы римская доктрина главенства папы не имела корней в традиции константинопольских монахов. Феодор Студит и является ее первым и ясным выразителем. Конечно, это еще не «ватиканская непогрешимость», но и не византийское учение только о первенстве чести. Самому Феодору Студиту нам тоже нет нужды приписывать какую‑то «непогрешимость». И, как другим святым отцам, надо позволить в чем‑нибудь ошибиться. Св. Афанасий ошибался в Маркелле и в св. Мелетии. Св. Василий Великий — в Аполлинарии. Св. Епифаний и св. Кирилл — в Иоанне Златоусте. Блаж. Феодорит — в Нестории. Почему же не допустить и y преподобного Феодора неумеренного увлечения Римом?

Это только показывает, что римский догмат о папе не есть «дикое мясо» на теле церкви. Для его развития на Западе были основания. На Западе он вместо того, чтобы остановиться в терпимых границах «теологуменов», перешел в гипертрофию. И понятно, ибо это вопрос практический, ежедневный, ежечасный, неизбежно развивающийся. Даже и на Востоке от времени до времени (например, в IX в. y игнатиан, в XI в. y патриарха Антиохийского Петра) он понимался как никого не удивляющее «особое мнение», как «теологуменон».

* * *

Предвидя гонение, патриарх Никифор собрал около себя единомышленников‑епископов и отслужил с ними всенощное бдение. Император Лев счел это за демонстрацию и сделал ряд придирок к Никифору. Назначил ревизию и потребовал от патриарха отчета в церковных имуществах; принял ряд жалоб на него и вызвал его на суд кучки епископов и клириков. Никифор от явки на этот незаконный и унизительный суд (без патриархов — римского, александрийского и др.) отказался. Послал императору письменное отречение от патриаршества и в полночь 20 марта 815г., помолившись в Св. Софии, сам отправился в ссылку в свой монастырь.

Преподобный Феодор Студит приготовился к решительной борьбе. «В неделю Ваий (25 марта 815 г.), — читаем в житии преподобного Феодора, — отец наш Феодор, совершая обычное сретение Христа с собравшимся к нему народом, повелел братиям, несшим честные иконы, высоко поднять их и таким образом обойти прилежащий к обители виноградник. Такое действие перед глазами нечестивых соседей и торжественно совершавшееся среди города дошло и до слуха жестокого властителя». Льва V Армянина это только раздражило. Он закусил удила, готовя гонение, превзошедшее по жестокостям гонение Копронимово. Лев V действовал систематически через иерархию и собор.

Дата добавления: 2015-08-02