Писарев А.Е.

В середине - втор. половине XVII в.

Общая организация:

Московский стрелецкий корпус, как и всё стрелецкое войско, делился на приказы (полки). Каждый приказ, в свою очередь, делился на сотни, сотня – на пятидесятни, пятидесятни – на десятни (Котошихин Г.К. О России в царствование Алексея Михайловича…).

Каждому московскому стрелецкому приказу полагалось жить в своей собственной слободе, которые находились в черте Земляного города. Чаще всего стрельцы одного приказа роднились между собой, поэтому в одной десятне могло служить одновременно несколько родственников. Самым распространённым случаем было наличие в одной десятне нескольких родных братьев, или отца с сыновьями (РГАДА. Ф.,210.Оп.24.д.235.л.2-3). Подобный порядок значительно укреплял внутреннюю спайку и дисциплину в подразделении. Ещё более укреплял и сплачивал стрелецкие приказы следующий организационный принцип: при зачислении молодого стрельца в приказ за него должны были поручиться кто-нибудь из уже отслуживших некоторый срок в этом приказе стрельцов. Таким образом, исключалось попадание в боевой состав случайных людей, а атмосфера общего доверия и взаимоподдержки благотворно влияла на боевой дух и готовность московских стрельцов к выполнению различных задач.

Общее командование над всеми стрелецкими приказами (в том числе и над московскими до определённого времени) осуществлял Стрелецкий Приказ. Согласно “Соборному Уложению” 1649 г., Стрелецкий Приказ был высшим судебным и командным органом стрелецкого войска, а начальник Стрелецкого Приказа являлся главнокомандующим всего стрелецкого войска. Московские стрельцы не всегда находились в ведении Стрелецкого Приказа. Во время существования Приказа Тайных дел московский стрелецкий корпус находился в его ведении, а отдельные вопросы, связанные с комплектованием, награждением отличившихся, повышением размера жалованья, а также вопросы ротации командных стрелецких кадров решал лично царь Алексей Михайлович (РГАДА. Ф.27.Оп.1.д.102.л.10.).

Командный состав:

“…Начальные люди у тех стрельцов головы или полковники, да полуголовы, сотники, пятидесятники, десятники; а выбирают в те головы и полуголовы и в сотники из дворян и из детей боярских, а в пятидесятники и десятники из стрельцов…” (Котошихин Г.К….).

Практически все стрелецкие чины имели вполне чёткие и строго дифференцированные обязанности, выполнение которых обеспечивало успешные действия всего подразделения. Десятники, самые младшие командные чины в стрелецких приказах, выполняли следующие обязанности, определявшиеся, скорее всего, практикой: десятники следили за дисциплиной и моральным обликом подчинённых, обучали их азам воинской науки.

Следующий чин, пятидесятника, был высшей степенью служебной лестницы для рядовых стрельцов. Обязанности пятидесятника, определявшиеся, как и обязанности десятника, косвенными свидетельствами различных актов, выглядели так: пятидесятник должен был заниматься обучением стрельцов действию в составе большого подразделения, а в бою – командовать этим подразделением, обучать стрельцов вести чёткий, слаженный залповый огонь, выполнять перестроения и т.д.

В обязанности сотников входило грамотное руководство таким подразделением, как сотня, организация обучения взаимодействия сотни в бою, а также взаимодействия своей сотни с другими сотнями своего приказа при общих действиях. Отдельно от своего приказа сотни действовали редко, поэтому большое значение имела задача сплочения всех подразделений в одно целое – приказ. Помимо указанных обязанностей стрелецкие сотники часто выполняли ответственные поручения своих командиров, назначались в командировки и т.д.: «дать государева жалованья московскому сотнику стрелецкому Алексею Тяпкину сукно доброе за службу что он в прошлом во 1659 годе был на государеве службе на каменом у острошного стоенья и с каменово Фёдор Арсеньев прислал ево ко государю к Москве с строельными книгами и с острожным счётом и с образцом…» (РГАДА. Ф.396.Оп.1.ч.4.д. 4313.л.1.)

В 17 в. в стрелецкой командной системе появился новый чин – полуголова. Некоторые исследователи отождествляли это звание с чином полуполковника в “полках нового строя”. Согласно мемуарам П. Гордона, который некоторое время был полуполковником в солдатском полку Кроуфорда (Крофорта, Краферта, Краввуирда – так писали эту фамилию русские подьячие), ему, т.е. Гордону, приходилось выполнять все обязанности полковника, часто отлучавшегося из расположения части, и не только по делам службы (Гордон П. …). Следовательно, полуполковник был чином, на которого ложились основные тяготы службы, а именно: заботы о новобранцах, обучение солдат, различные вопросы, связанные с хозяйством и обеспечением полка и т.д. Как следует из дел Малороссийского приказа, касающихся посылки московских стрелецких приказов на службу в украинские города и на засечную черту, а также на театр военных действий, полуголова вступал в права полноценного заместителя стрелецкого головы только в случае экстраординарных обстоятельств (например, болезни самого головы): «… на нашей великого Государя службе в Киеве быть голове Московских стрельцов Степану Янову с приказом… а Степан за болезнью оставлен на Москве на время а как от болезни полегчеет и он за приказом послан будет. И как … полуголова Борис Дементьев с приказом на нашу Великого Государя службу в Киев придёт…» (РГАДА. Ф.229.Оп.5.д.110.л.4.). В прочее же время командование приказом осуществлял непосредственно голова, а полуголова лишь помогал ему. Непосредственно в боевых действиях полуголова мог ассистировать стрелецкому голове в командовании стрелецким приказом.

Основное командование стрелецким приказом (не только московским) осуществлял голова. На его плечах лежали не только военные, но и административные заботы. Обязанности голов московских стрелецких приказов почти не отличались от обязанностей голов, нёсших службу в уездных городах. Так, по прибытии в стрелецкий приказ голова был обязан взять у своего предшественника документы о численности личного состава – “сотником и стрелцом имянные списки”, все дела: “…вершёные и невершёные всякие судные дела и поручныя записи по стрелцах, денги, книги денгам; военные запасы и прочия…” и дать своему предшественнику расписку; сверить личный состав приказа со списком и проверить состояние оружия (Акты исторические, собранные и изданные Археографической комиссией. …). Если голова обнаруживал некомплект личного состава, то должен был получить у воеводы разрешение на вербовку новых стрельцов. Что касается московских стрелецких голов, то последнее не входило в их обязанности, т.к. вопросами комплектования частей ведали не они, а Стрелецкий Приказ, а позднее – Приказ Тайных дел. Кроме вышеупомянутых функций в обязанности московских стрелецких голов нахождение при своих подчинённых во время встречи иноземных послов: «…Около Лобного места и под гору Степан Янов с приказом…» (РГАДА. Ф.27.Оп.1.д.102.л.19.). Важное место среди обязанностей московских стрелецких голов занимало военное обучение стрельцов, надзор за дисциплиной и порядком в слободе, за поведением стрельцов во внеслужебное время и т.д. (Акты исторические, собранные и изданные археографической комиссией…). Согласно “Соборному Уложению” 1649 г., головы ведали у стрельцов все дела, кроме “разбойных и татиных дел” и больших исков (более 50 рублей).

Немалую роль в умелом командовании московскими стрелецкими приказами играли личные качества стрелецких голов, постоянно находившихся при подчинённых и деливших с ними все тяготы и лишения военной службы. Например, Абрам Лопухин находился со своими стрельцами в 1656 г. в осаждённом Могилёве и отстаивал город (РГАДА.Ф.27.Оп.1.д.102.л.9.). Половина его приказа погибла в ходе этой обороны, но город в итоге не был сдан. Богдан Булгаков попал в осаду в Витебске со своим приказом. Московские стрельцы понесли потери величиной в треть приказа, но Витебск не был взят польско-литовскими войсками (РГАДА.Ф.27.Оп.1.д.102.лл.8-9.). Подобных примеров можно найти множество.

Следует отметить, что встречались и исключения из правила: «…» (Гордон П. случай с Колобовым…)

Численность московского стрелецкого корпуса:

Возможно предположить, что численность московского стрелецкого корпуса в середине – второй половине XVII в. равнялась двадцати четырём приказам (РГАДА.Ф.27. Оп.1.д.349.л.1.). Личный состав приказа колебался в размерах от восьмисот до тысячи человек: “…А бывает на Москве стрелецких приказов, когда и войны не бывает ни с которым государством всегда больше двадцати приказов и в тех приказах стрельцов по тысяче и по восемьсот человек в приказе или малым меньше…”(Котошихин Г.К. О России в царствование Алексея Михайловича…). Шведский офицер Эрик Пальмквист приводит другую цифру – четырнадцать приказов, применительно к 1667 г. (Р. Паласиос-Фернандес …). Следует отметить, что Пальмквист, по всей вероятности, видел и описал только те приказы московских стрельцов, которые в 1667 г. находились в Москве на отдыхе. Остальные подразделения дислоцировались в это время на Украине и в Белоруссии.

По данным С. Летина, численность московского стрелецкого корпуса во второй половине XVII в. равнялась двадцати шести приказам (С. Летин. Стрелец…).

В зависимости от сложности обстановки на театре военных действий, в Москве, на местах постоянной дислокации, могло оставаться от десяти до четырнадцати приказов, составлявших резерв. Из этого резерва выделялись приказы на смену тем, кого командование отводило в Москву на отдых (РГАДА.Ф.27.Оп.1.д.102.л.9.).

Стремянной приказ:

В московском стрелецком корпусе один приказ насчитывал большее, по сравнению с остальными, количество стрельцов – от тысячи двухсот до тысячи пятисот человек. Этот приказ носил название “Стремянного”: “… И из тех приказов один выборной, первой, словеть стремянной, потому что бывает с всегда с царём и с царицею во всяких походех, для оберегания, а в иныя службы и в посылки не посылается никуды, кроме вахты…” (Котошихин Г.К. О России в царствование Алексея Михайловича…). Иногда название «стремянной» отождествляют с понятием «конный». Название “стремянной” переводится как “быть при стремени”, т.е. “находиться в состоянии полной боевой готовности”, “охранять днём и ночью” (Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М, Русский язык,1982. – т.4. – 684с. – С.338-339). Что касается конных стрельцов, то таковые существовали в Казани и Астрахани. В силу специфики службы в этих городах и необходимости постоянного противодействия конным отрядам ногайских и крымских татар и казанские и астраханские городовые стрельцы были обучены конной езде. Среди московских стрельцов также числился один конный приказ, который в 1654 г. был направлен вместе с другими приказами на театр военных действий русско-польской войны (РГАДА.Ф.27.Оп.1.д.86.ч.4.л.1.). Иных данных о конных стрелецких подразделениях, дислоцированных в Москве, пока не обнаружено. Следует отметить, что в документах конные стрельцы названы именно “конными”, а не как-либо иначе. Стремянные московские стрельцы периодически сопровождали верхом царский кортеж и были также обучены обращению с лошадьми, однако конский состав для таких случаев выдавался из казённых конюшен. Собственным конским составом московские стрельцы, за исключением домашней скотины, вряд ли располагали.

Знамёна:

Немаловажное организационное значение имели знамёна стрелецких приказов, которые разделялись на приказные, сотенные и пятидесятские. Приказные или “полковничьи” знамёна полагались по одному на приказ и имели функции не столько боевых знамён, сколько религиозных стягов – хоругвей. На одной из сторон такого знамени изображались различные религиозные сюжеты, на другой либо оставляли, как у церковной хоругви, сторону без изображений, либо вышивали родовой герб семьи Романовых – грифона. По некоторым данным, изображение на таком знамени могло быть как вышитым, так и исполненным краской при помощи набойки (Висковатов А.В. …). Р. Паласиос-Фернандес считал, что такие знамёна в строй выносились крайне редко, лишь в случае царского смотра, приезда иноземных послов и других торжественных событий. Гораздо чаще в стрелецком строю находились сотенные знамёна, полагавшиеся в приказе по одному на каждую сотню. Сотенные знамёна каждого приказа были одинаковыми и не имели особых отличий, различаясь лишь цветом (по приказам) своих составных частей: каймы, креста и середины (Паласиос-Фернандес Р. Московские стрельцы – «непременные» войска русского государства/ Цейхгауз. – №1. …).

На основании изучения некоторых сохранившихся сотенных знамён московских стрелецких приказов представляется возможным сделать следующий вывод: сотенные знамёна московских стрельцов имели особый организационный знак, а именно изображение православного креста, т.е. “Голгофы”, в окружении восьмиконечных звёзд, расположенное в правой геральдической четверти полотнища знамени (Орёл и лев. Россия и Швеция в 17 в. Каталог выставки. ГИМ. 4.04.-1.07.2001. М, ГИМ, 2001. - №№ 220, 230.). Количество звёзд варьировалось от одной до десяти и обозначало номер сотни в конкретном приказе.

Сохранившийся образец знамени приказа конных московских стрельцов позволяет установить, что сотенные знамёна этого приказа отличались внешним видом от аналогичных знамён пеших московских стрелецких приказов. На знамёнах конных стрельцов “Голгофа” со звёздами была расположена в центре полотнища. Её окружала квадратной рамкой тонкая золотая тесьма. Остальное место на полотнище занимала широкая кайма светло-василькового цвета (Там же, № 219.). Возможно предположить, что цвет каймы совпадал с расцветкой форменных кафтанов стрельцов этого приказа. К сожалению, из-за недостаточного количества найденных иконографических, вещественных и письменных источников подтвердить это предположение пока не удалось.

Пятидесятские знамёна представляли собой прямоугольные куски материи с нашитым или вышитым на них каким-либо символом. На старинном рисунке “Отпуск стрельцов водяным путём на Разина” на подобном знамени изображён крест. К сожалению, это единственное известное изображение пятидесятского знамени(…. Книжка с большой картинкой…).

Согласно европейской тактике 17 в., отражённой в уставе “Учение хитрости ратного строения пехотных людей”, знамёна помогали подразделению совершать перестроения и маневрировать на поле боя. Также возможно предположить, что знамёна являлись практически единственным визуальным организующим фактором в определённых климатических или военных ситуациях, поскольку в походе или зимой московские стрельцы могли не носить полагавшуюся им цветную форменную одежду. Следовательно, в условиях невозможности определения местонахождения какого-либо приказа по цвету униформы, единственно возможным ярким и узнаваемым опознавательным знаком являлись стрелецкие знамёна.

Дисциплина:

Некоторые исследователи, в том числе и А.В. Чернов, считали московские стрелецкие приказы организационно отсталыми по сравнению с полками “нового строя”, являвшихся копией западно-европейских пехотных подразделений(92). Следует отметить, что полки “нового стоя” втрое превосходили московские стрелецкие приказы в количественном соотношении: штатная численность европейского пехотного полка предполагала наличие в строю трёх тысяч солдат(93). Как указывалось выше, московский стрелецкий приказ насчитывал в своём составе до тысячи человек, а Стремянной приказ – немногим больше. Тем не менее, судя по воспоминаниям Патрика Гордона, даже в его полку, считавшимся образцовым, примерно треть личного состава постоянно находилась в бегах(94). По материалам Приказа Тайных дел, в стрелецких приказах, находившихся на театре военных действий, годичное число побегов из подразделений не превышало пяти – восьми человек(95). Немаловажно, что полки “нового строя” имели достаточно сложную, с большим количеством вспомогательных командных чинов, структуру подразделения(96). Стрелецкая организационная структура, как указывалось выше, основанная на принципе прямой ответственности и на меньшем количестве людей в подразделении, а также на личной ответственности каждого командного чина за вверенных подчинённых (заместителей имел только командир приказа – голова), была более простой по своей сущности.

Таким образом, следует заключить, что точка зрения, предполагающая организационную отсталость московских стрелецких приказов по сравнению с полками “нового строя”, созданными целиком по европейским образцам начала – середины 17 в., нуждается в некоторой корректировке. Представляется возможным предположить, что московские стрелецкие приказы не только не уступали западноевропейским пехотным соединениям по указанным параметрам, но и опережали некоторых из них в четкости организации и других показателях. В вопросах, связанных с организацией подразделений, наиболее вероятно предположить, что жёсткая структура, основанная на принципе персональной ответственности и системе жёсткого единоначалия, более соответствовала самобытности стрелецкого корпуса и являлась достаточно эффективной. Спайка и слаженность стрелецких подразделений, основанные на кровном родстве и поруке, были более тесными, чем в соединениях европейской пехоты, набиравшихся по вольному найму. Что касается морального состояния солдат полков “нового строя”, то данные о количестве побегов, приведённые выше, достаточно красноречивы. Следовательно, московские стрелецкие приказы являлись не отсталыми и устарелыми соединениями, а достойными и нелёгкими противниками для европейских воинов.

Дата добавления: 2015-08-02