Новое начало. На протяжении трех предыдущих глав мы видели, что во многих важнейших случаях простая

На протяжении трех предыдущих глав мы видели, что во многих важнейших случаях простая модель права как принуждающего приказа суверена не способна воспроизвести некоторые важнейшие особенности правовой системы. Чтобы показать это мы не прибегали (как это делают многие авторы) к примерам из международного или первобытного права, которые некоторые могут расценить как спорныеи пограничные явления. Вместо этого, мы обратили внимание на некоторые особенности современного муниципального права и показали, что они либо искажаются, либо вообще не представлены в этой слишком простой теории.

Основные причины, по которым эта теория ошибочна, достаточно примечательны и заслуживают еще одного краткого воспроизведения. Во-первых, стало ясно, что, хотя из всех видов права положения уголовного права, запрещающие или предписывающие некоторые действия под страхом наказания, больше всего напоминают подкрепленные угрозами приказы одного лица другим, эти положения, тем не менее, отличаются от таких приказов тем, что обычно они применимы и к тем, кто их вводит, а не только ко всем остальным. Во-вторых, существуют другие сферы права, прежде всего, наделяющие законной властью осуществлять судопроизводство или издавать законы (публичная власть) или же создавать или изменять правоотношения (частноправовая власть), которые никоим образом не могут быть поняты в терминах приказов, основанных на принуждении. В-третьих, существуют правовые нормы, которые отличаются от приказов по своему происхождению, так как возникают по причинам, отличным от тех, в результате которых возникают явные предписания. Наконец, анализ права в терминах суверена, которому подчиняются в силу обычая и который с необходимостью избавлен от каких-либо правовых ограничений, не в силах объяснить непрерывность законодательной власти, которая характерна для современных правовых систем, равно как и то, что суверен или суверены не могут быть однозначно идентифицированы как с электоратом, так и с легислатурой современного государства.

Вспомним, что, критикуя концепцию права как принуждающих приказов суверена, мы также рассмотрели целый ряд вспомогательных построений, которые нарушают изначальную простоту теории ради избавления от тех сложностей, с которыми она сталкивается. Однако они также не выдерживают критики. Одно из таких нововведений, понятие молчаливого приказа, не применимо к сложной действительности современных правовых систем, и работает лишь в таких упрощенных ситуациях как в примере с генералом, который сознательно воздерживается от отмены или исправления приказаний, отданных его подчиненными. Другие приспособления, такие как истолкование правил, наделяющих властью, в качестве частного случая правил, налагающих обязанности, или же желание видеть во всех правилах лишь приказы официальным лицам, искажает то, как эти правила в действительности высказываются, понимаются и используются в повседневной жизни. Как нам кажется, эта теория не лучше утверждения, что все правила игры в действительности являются инструкциями для подсчета очков, адресованными судье. Для того чтобы совместить очевидный самоограничивающий характер законодательства и положение о том, что статут – это приказ, отданный другим, различают между законодателями в их официальном статусе и ими же, но уже в качестве частных лиц. Это предположение, само по себе допустимое, дополняет теорию элементом, который в ней не содержится: идеей правила, которое определяет, что необходимо делать, чтобы законодательствовать; ибо только в соответствии с таким правилом законодатели получают некий официальный и особый личный статус, отличающийся от того, которым они обладают в качестве частных лиц.

Итак, первые три главы имели дело с ошибками теории. Так что новое начало представляется необходимым. Как бы там ни было, эти ошибки нас многому учат, поэтому они заслуживали столь внимательного рассмотрения. Ведь в каждом случае, когда теория оказывалась не соответствующей фактам, было возможно хотя бы в общих чертах понять, почему так происходит, что послужило тому причиной и что можно сделать, чтобы исправить это положение. Источником всех ошибок оказались сами исходные элементы, на основании которых построена теория, такие как понятия приказа, повиновения, привычки и принуждения (угроз), так как они не включают в себя и не могут породить из себя идею правила, без которой невозможно понять даже самые элементарные формы права. Верно, что идея правила никоим образом не проста: как мы уже видели в третьей главе, учитывая сложность правовой системы, возникает необходимость различать между двумя различными, хотя и связанными друг с другом типами правил. Правила первого типа, которые можно считать базовыми или первичными, предписывают делать что-либо или воздерживаться от определенных действий, вне зависимости от желания. Правила второго типа оказываются в некотором роде паразитическими или вторичными по отношению к первым; ибо они позволяют людям, путем совершения определенных действий, ввести новые правила первого типа, удалить или изменить старые, или различными способами изменить сферу их применимости и установить контроль над их исполнением. Правила первого типа устанавливают обязательства; правила второго дают власть, публичную или частную. Правила первого типа касаются действий, состоящих в физических движениях или изменениях; правила второго типа позволяют совершать действия, которые приводят не только к движениям или изменениям, но и к созданию или модификации обязанностей или обязательств.

Мы уже предварительно рассмотрели смысл утверждения о том, что правила этих двух типов существуют в данной социальной группе. В данной главе мы не только продолжим это исследование, но и обоснуем общее положение о том, что именно в комбинации этих двух типов правил заключено то, что Остин по ошибке находил в своем понятии принуждающего приказа, а именно, «ключ к науке юриспруденции». Мы не утверждаем, что каждый раз, когда слово «право» используется «подобающим образом», необходимо искать эту комбинацию первичных и вторичных правил. На самом деле ясно, что все разнообразие случаев, в которых уместно говорить о праве, не подчинено столь простой однородности. Однако всегда имеет место косвенная связь – нередко основывающаяся на аналогии формы или содержания, – отдельных вариантов с центральным случаем.В этой и последующей главах мы намерены показать, что большая часть тех особенностей права, которые оказались наиболее озадачивающими и вызвали безуспешные попытки дать им определение, могут быть лучше всего объяснены, если мы поймем два этих типа правил и взаимодействие между ними. Мы отводим этому единству первых элементов центральную роль, учитывая их объяснительную силу в процессе прояснения понятий, конституирующих костяк правовой мысли. Оправдание использования термина «право» для всего разнообразия гетерогенных случаев – это следующая задача, к которой надлежит перейти после того, как понят смысл центральных элементов.

Дата добавления: 2015-08-10