Богоматерь у креста Христова

Пречистая и преблагословенная Владычица наша Богородица стояла у креста Сына и Бога Своего и матерним сердцем разделяла с Ним горькую чашу невыносимых Его страданий. Скажет мне кто-нибудь: "Но разве все святые избранники Божии не были участниками страданий Христа Спасителя своего?" Да, конечно, были, но не столь особенным, не столь отличным и славным образом, как Она. Правда, Христос Спаситель наш свидетельствует Своим святым ученикам, что они пребыли с Ним в напастях Его (Лк. 22; 28), и за это обещает им воздаяние и награду, обещает место на оной небесной вечери, у пребогатой Своей трапезы. Но о самом часе Его добровольной и спасительной страсти Евангелист говорит так: «Тогда ученицы вcu оставльше Его бежаша» (Мф. 26; 56). Но разве не может быть сказано это о Пречистой и Преблагословенной Его Матери? Никоим образом! Она всегда была неразлучной Его спутницей и истинной участницей всех бедствий, трудов, лишений, путешествий, поруганий и преследований от врагов, участницей всего, что подъял Он для нашего спасения; Она служила Ему, как Марфа, и тмами крат усерднее Марфы; Она сидела у Его пресвятых ног, как соименная Ей Мария, слушала Божественное слово Его и учение, и несравненно больше, чем Мария, показывала в этом усердия и прилежания, несравненно большую имела жажду и стремление к сему источнику вод живых, несравненно лучше умела хранить в сердце и памяти Своей сие драгоценное сокровище, как о Ней свидетельствует и Евангелист, говоря: «Мати Его соблюдаше вся глаголы сия в сердце Своем» (Лк. 2; 51), почему прежде всех и по преимуществу на Ней опочило и сие благословение Сына и Бога Ее: «блажени слышащии слово Божие и хранящии е» (Лк. 11; 28). Вот почему и во время приснопамятной и спасительной страсти Его Она не хотела, хотя и могла, отделиться от Него и разлучиться с Ним. Она переходила с Ним не только из Вифлеема в Египет, а из Египта в Назарет, но также и от Анны до Каиафы, от Пилата до Ирода, от неправедного судилища — на гору Голгофу. И видя претяжкое бремя креста, возложенного на Его пресвятые рамена, несла и Она превеликое бремя жалости, скорби и болезни Матерней, под которыми конечно бы пала, если бы не поддерживала Ее рука Того же Самого Агнца, вземлющего грехи всего мира, до смерти послушливого Богу Отцу Своему, и повиновавшегося Ей, как Матери. Та же всемогущая десница Его держала Ее и на Голгофе, под оным древом жизни, на которое Сам Он, Живот всех, был вознесен. И в тот чае, когда ученики скрылись, а все друзья и знакомые Его стояли издалеча (Лк. 23; 49), Она стояла при Нем, ни на шаг не отходя, или, лучше, была пригвождена ко кресту гвоздями любви, крепчайшей паче смерти (Песн. 8; 6). Так Она сраспиналась Сыну и Богу Своему; так Она умирала с Ним и спогребалась Ему. Так оные острые терны, из которых сплетенный венец был возложен на пресвятую главу Его, прободали Ее сердце. Или лучше сказать: острый меч, по пророчеству Симеонову (Лк. 2; 35), проходил Ее пречистую душу. Она вынесла на сердце столько же ран, сколько возлюбленнейший Сын Ее вынес ран на пресвятом Своем теле. Она исполнялась несказанной и необъятной для мысли болезнью, видя все члены Его, которые Она некогда с нежностью носила на девственных раменах Своих, теперь от верха главы до стоп ног израненными и покрытыми кровью. Она терзалась утробой, слушая острейшие, чем меч, буйные слова, насмешки, ругательства и покивание главами законопреступного сонмища. А когда видела оное горькое питие из оцта и желчи, подносимое к пресвятым устам Его, разве Она Сама не испивала горчайшее всякой желчи питие жалости и тяжкой скорби? Видела Она Свет очей Своих угасшим на древе, видела пресладкий Живот Свой, под землю зашедший, и жаждала вместе с Ним умереть и сойти во ад. Взирала Она на неизмененную доброту лица Того, неизреченной красоте Которого дивятся солнце и луна, взирала на угасший свет очей Того, Кто просвещает очи слепых, и лобызала животворные Его язвы, которыми исцелена неисцельная рана Адама всеродного, лобызала оплеванное и заушенное лицо, на которое Серафимы зрети не смеют; лобызала преклоненную главу, которой поклоняется всякое колено небесных и земных и преисподних; лобызала безгласные уста Того, Кто всем дает разум и слово, и говорила Ему с горьким и жалостным плачем: едину надежду и живот, Владыко Сыне Мой и Боже, во очию свет Раба Твоя имех, ныне же лишена бых Тебе, сладкое Мое Чадо и любимое!.. Где, Сыне Мой и Боже, благовещение древнее, еже Ми Гавриил глаголаше, Царя Тя и Сына Бога, вышняго нарицая? Ныне же Тя вижу. Свете Мой сладкий, нага и уязвлена Мертвеца... Ни от гроба Твоего востану, Чадо Мое, ни слез престану точащи, Раба Твоя, дондеже спиду во ад: не могу бо терпети разлучения Твоего, Сыне Мой!.. (Канон на Плач Пресвятыя Богородицы в Великий Пяток на повечерии).

О граде пречестный, граде преславный, граде Бога Живаго, Мати Божия! Было время, когда сладостные потоки благодати, как речные стремления, увеселяли Тебя, когда Ты видела чудеса и слышала божественные глаголы Сына Твоего; но что за устремления вод, горчайших Мерры (ручей в пустыне), теперь окружило Тебя! Не напрасно Ты в ветхозаветных писаниях уподоблена морю: вот теперь на Тебя, как бы в некое море, с неистовой бурей и устремлением собрались все воды бедствий, утеснений, жалости и безмерной скорби! Мера величайшей любви Твоей ко Христу, как к Сыну, и преизрядного благоговения, как к Богу, была мерой и безмерной жалости и скорби Твоей У креста Его!.. Но все это Устремление великих бед и скорбей не могло затопить Тебя, граде Божии, нимало не могло сдвинуть Тебя с основания, на котором Ты стоишь; не могло угасить светильника Твоего, который не угасал всю ту ночь страданий Христовых, не могла вся оная лютая зима, в которую Петр и при огне не мог согреться (Ин. 18; 25), охладить теплоты и горячности совершенной любви Твоей, которая вон изгоняла из сердца Твоего всякий страх (1 Ин. 4; 18). С усилием прошла Ты сквозь вооруженную толпу оных богоубийц под крила оного мысленного Орла, Своего Божественного Сына и, не попуская, сколько могла, честной Его крови падать на землю, собирала оную, как драгоценнейшее сокровище, и мешала ее со слезами Своими. Видела Ты источники бесценной крови, щедро и обильно истекающие из Его живоносных ребр, как реки из Едема, и Сама Ты, как море одушевленное, источала обильные, неудержимые потоки плача и болезни. Не напрасно же Небесный Жених уподобляет Тебя Есевонскому озеру (Песн. 7; 4). Однако же Ты стояла, как твердыня Давидова (Песн. 4; 4), как столп мраморный, поставленный на подножиях златых (Песн. 5; 15), и покоряла Свою волю Его Божественной воле, будучи крепко утверждена в живой вере и несомненной надежде Его Воскресения. Стояла Ты под крестом, как под древом жизни, не как оная первая Ева, которая предложила Адаму запрещенный плод, видя сей плод приятным для взора и сладким для вкуса: эта приятность обратилась потом в отвратительную мерзость греха, а эта сладость — в величайшую горечь не только смерти, но и вечной муки. А Тебе второй Адам, Сын Твой, предложил с древа крестного такой плод, который ходатайствует красоту вечного блаженства и сладость бесконечных утешений на небе, — вкусил Сам и Тебе дал вкусить яблоко живоносной смерти и спасительных страданий Своих, которое тогда явилось горьким, теперь же плод его сладок и пресладок, ибо слышишь Ты из пресладких уст Сына Твоего оное сладкое слово: «приди, ближняя Моя, добрая Моя, Голубице Моя. Яко се, зима прейде, дождь отъиде... цвети явишася на земли...» (Песн. 2; 10-12).

(Из слова святителя Леонтия Карповича)

Дата добавления: 2015-08-10