Позиция великих держав в вопросе о польском восстании

Польское восстание 1830 ― 1831 гг. История польского восстания может быть разделена на два периода. Первый период восстания от начала его, т. е. от 29 ноября 1830 г. до 25 января 1831 г., когда постановлением Варшавского сейма император Николай был объявлен низложенным с престола Царства (королевства) Польского.

В этот период европейская дипломатия имела формальное основание осведомляться у Николая, намерен ли он, несмотря на факт восстания, признавать то государственное устройство Царства Польского, которое было даровано Александром I на Венском конгрессе, и которое поклялся охранять в манифесте к полякам сам Николай при вступлении на престол 13 (25) декабря 1825 г.

Во второй период восстания иностранные представители могли только частным порядком заговаривать с царем о польских делах: низложив Николая с престола, поляки, по мнению европейской дипломатии, сами уничтожили конституцию 1815 г.: отныне, т. е. после 25 января 1831 г., шла война между Российской империей и польским государством, возникшим революционным путем и не признанным ни одной из держав Европы. Вмешаться в эту войну дипломатически или с оружием в руках ни одна из европейских держав не считала для себя возможным, и все они вплоть до конца восстания, т. е. до взятия Варшавы 7 сентября 1831 г., оставались лишь в положении зрителей.

Конечно, возникали и новые моменты в настроении этих «зрителей».

Следует сказать, что восставшие совершили с самого начала много непоправимых ошибок. Будучи воюющим и еще непризнанным государством, восставшая Польша обзавелась такими дипломатами, которые, как нарочно, делали все, чтобы превратить трудное положение своей страны в совершенно безнадежное. В Варшаве открыто говорили и писали, что Балтийское море на севере, Черное море и Карпаты на юге, Днепр на востоке должны быть границами будущей «воскресшей» Польши. Конечно, Меттерних и Фридрих-Вильгельм III поспешили тотчас же заключить конвенцию с Николаем, прямо направленную против повстанцев.

Отправляя (еще в первый период восстания, при диктатуре Хлопицкого) делегатов для переговоров с Николаем, Варшава дала им императивный мандат: требовать от царя «возвращения» восьми воеводств, т. е. Литвы, Белоруссии и Украины.

Завоевательные устремления повстанцев в сторону Литвы, Белоруссии и Украины уже до 25 января 1831 г. облегчали Николаю переговоры с западноевропейскими дипломатами. Выдвигая свои притязания, варшавские правители как бы заявляли, что подняли оружие вовсе не во имя сохранения хартии 1815 г., а ради захвата ряда русских губерний, путем прямого применения военной силы.

Отношение английского и французского правительств к польскому восстанию. Ухудшение международной позиции восставшей Польши и решительное укрепление позиции Николая испытал на себе раньше всех молодой маркиз Велепольский, который прибыл с дипломатической миссией во второй половине декабря 1830 г. в Лондон.

Только к концу января 1831 г. он был допущен к Пальмерстону.

Прием был очень сдержанный. Пальмерстон больше всего в это время был занят не Россией, а Францией. Он решительно не желал поглощения Бельгии Францией, но не хотел и возвращения Бельгии голландскому королю. Польша его нисколько не интересовала; он холодно заметил Велепольскому, что Англия только в том случае могла бы высказать свое мнение, если бы Николай вздумал совсем уничтожить государственное устройство Польши, данное Александром и утвержденное Венским конгрессом.

Когда в Лондон пришло известие, что в Варшаве низложили Николая с польского престола, Пальмерстон тотчас дал знать Велепольскому, что отныне им разговаривать не о чем.

На том миссия Велепольского и окончилась.

Оставалась надежда на поддержку со стороны еще одной великой державы — Франции.

Ввиду явно враждебной позиции, занятой с начала восстания Австрией и Пруссией, после провала миссии Велепольского в Лондоне, восставшая Польша видела последнюю свою надежду в Париже.

Плохим предзнаменованием было то, что, как доносил Велепольский в Варшаву, Пальмерстон определенно был недоволен французскими общественными манифестациями в пользу Польши в течение декабря 1830 г. и января 1831 г. в Париже.

Такое отношение Пальмерстона предвещало, что и правительство Луи-Филшша не выступит в пользу Польши против России.

Луи-Филипп с самого начала своего воцарения не желал и не мог даже намекнуть на помощь полякам вооруженными силами Франции. Поляки ходили, впрочем, не к самому Луи-Фалиппу, настроение которого они угадали, а к первому министру Лафитту, который вполне им сочувствовал. Но, во-первых, и Лафитт больше всего выражал свои симпатии словами и денежными взносами в кассу польского комитета в Париже. Во-вторых, министерство этого либерального банкира было уже в январе-феврале 1831 г. при последнем издыхании и готовилось уступить место кабинету консервативно настроенного промышленника Казимир Перье. Этот министр, в полном согласии с королем Луи-Филиппом, категорически отказывался даже говорить о военной помощи полякам.

В середине января польским делегатам в Париже было сообщено, что король отправляет в Петербург герцога Мортемара в качестве чрезвычайного посла. Поляки ликовали. Они не знали, что Мортемар едет к царю вовсе не из-за польского вопроса, а с поручением расположить царя к Луи-Филиппу, на которого Николай продолжал гневаться, как на «короля баррикад», «принявшего престол от революции». Второй целью поездки Мортемара было зондирование вопроса, нельзя ли добиться от царя согласия на включение Бельгии в состав Франции. Лишь третьей (третьестепенной) задачей Мортемара была попытка настроить царя примирительно по отношению к «восставшим подданным», посоветовать ему обещать амнистию, утверждение конституционных прав Польши и их распространение на Литву.

Мортемар, совершая долгое и трудное в те времена путешествие, эаночевал в одну январскую ночь в лесу, на перегоне из Берлина в Кенигсберг. Тут он неожиданно встретился с курьером, спешившим из Варшавы на запад с известием, что сейм низложил Николая с польского престола. Курьер и его спутники тут же услышали от Мортемара, что поляки совершили роковой шаг, что Франция, на которую они надеются, никак им помочь не может. Мортемар тогда же принял решение. Его миссия в той части, в которой она имела отношение к полякам, теряла всякий смысл. Отныне происходила война между двумя славянскими государствами — Польшей и Россией, — и вопрос шел не об амнистии или конституции, но о том, чья возьмет. А когда, 13 марта 1831 г., первым министром во Франции стал Казимир Перье, то полякам стало ясно, что Польша предоставлена исключительно собственным своим силам.

Попытка дипломатического вмешательства Англии и Франции в польском вопросе. Летом 1831 г., когда для Польши уже приближался час развязки, король Луи-Филипп и Казимир Перье сделали слабую попытку побудить Пальмерстона сообща, дипломатическим путем посодействовать «прекращению кровопролития». Ни корольЛуи-Филипп, ни Казимир Перье, ни Талейран, французский посол в Лондоне, через которого велись переговоры с Пальмерстоном, ни сам Пальмерстон не верили, что эти разговоры ведутся всерьез. Конечно, из этого ничего не вышло. К Николаю западные державы обратиться не посмели. Но зато Англия и Франция обратились с протестом к Меттерниху по поводу того, что польский корпус Дверницкого, перешедший на австрийскую территорию, спасаясь от русских, не только был разоружен, но и его оружие было выдано русским. Меттерних ясно понимал, что подобным протестом обе западные державы просто хотят, ничем не жертвуя, кому-то показать свое сочувствие Польше. Он тотчас ответил, что, во-первых, польское оружие принадлежит королю польскому, которым является Николай, а не мятежным его подданным; во-вторых, пусть поляки будут благодарны, что он, Меттерних, выдал Николаю только оружие, а не польских солдат и офицеров вместе с оружием. На этом и окончилось «дипломатическое вмешательство» двух западных держав. Когда Луи-Филипп, открывая 23 июля 1831 г. заседания палат, возвестил в тронной речи, что он сделал попытку организовать посредничество держав для прекращения кровопролития в Польше и защиты польской нации, то вся Европа поняла, что единственной целью Луи-Филиппа было именно получить возможность вставить эту фразу в свою тронную речь.

После повторных штурмов 6 и 7 сентября Варшава капитулировала, и 8 сентября 1831 г. состоялся въезд Паскевича в польскую столицу. Все было кончено.

«Порядок царствует в Варшаве», — заявил французский министр иностранных дел Себастиани. Эта фраза возбудила среди революционно настроенных республиканцев яростное возмущение. Дело дошло до продолжавшихся три дня (16, 17, 18 сентября) бурных уличных манифестаций в Париже. Но они уже ни к чему повести не могли.

Европа стояла перед новой ситуацией.

Дата добавления: 2015-08-10