Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Тайны смутного времени 3 страница

ТАЙНЫ СМУТНОГО ВРЕМЕНИ 1 страница | ТАЙНЫ СМУТНОГО ВРЕМЕНИ 5 страница | ТАЙНЫ СМУТНОГО ВРЕМЕНИ 6 страница | ДРАКОН МОСКОВСКИЙ 1 страница | ДРАКОН МОСКОВСКИЙ 2 страница | ДРАКОН МОСКОВСКИЙ 3 страница | ДРАКОН МОСКОВСКИЙ 4 страница | ДРАКОН МОСКОВСКИЙ 5 страница | ДРАКОН МОСКОВСКИЙ 6 страница |


Читайте также:
  1. 1 страница
  2. 1 страница
  3. 1 страница
  4. 1 страница
  5. 1 страница
  6. 1 страница
  7. 1 страница

Легко представить, каким сюрпризом все это стало для посла, искренне полагавшего, что встретит в Москве покорного вассала, только и озабоченного подчинением России Сигизмунду. Самое время вспомнить непечатную русскую присказку насчет нехитрого сельскохозяйственного орудия и кое-каких деталей мужского экстерьера... Посол, столкнувшись с полным провалом своей миссии, от бессилия применил вовсе уж детскую ухватку: стал уверять Лжедмитрия, будто имеет достовернейшую информацию о том, что Борис Годунов жив, странствует где-то и собирается вернуть себе русский престол.

Похоже, в голове у пана Гонсевского уже царила совершеннейшая сумятица... Его «ошеломляющие новости» никого не ошеломили и не испугали, уж в Москве-то прекрасно знали, что Годунов мертвехонек («При мне убивали», — мог бы сказать циник Шуйский) — и посол несолоно хлебавши убрался в Краков.

Примерно так же обстояло дело и с паном Мнишком, возмечтавшим стать русским магнатом. Лжедмитрий щедро отсыпал ему денег (все поведение молодого царя убеждает, что он был искренне влюблен в Марину), но вместо обещанных в полное владение Новгорода и Пскова показал, вульгарно выражаясь, кукиш с маслом, не пожаловал будущему тестю и паршивой деревушки. Нет уж, раздаривать с в о е царство Лжедмитрий отнюдь не собирался...

Вслед за тем настала очередь папы римского разочароваться в своем протеже. Когда он собрался было направить в Москву своего посла, официально, с верительными грамотами, первым, кто воспротивился этой идее, был... король Сигизмунд. Уж он-то прекрасно знал, насколько в России не расположены к Ватикану, и сумел папу отговорить. Вместо посла в Москву выехал молодой итальянский дворянин Алессандро Рангони, племянник одного из папских нунциев.

Лжедмитрий устроил ему пышную встречу с пушечной пальбой и колокольным звоном, угостил на славу в Кремле — и побыстрее выпроводил назад, объяснив, что москвичи к таким визитерам не привыкли и могут подумать черт-те что.

Далее начинается откровенная комедия — папа еще питает какие-то надежды, Лжедмитрий с видом крайнего простодушия разводит руками, сетуя на устоявшийся порядок вещей, который он в одиночку переломить не в состоянии.

В сентябре папа пишет Лжедмитрию пространное письмо, убеждая, что римская вера — единственно правильная.

В своем ответе Лжедмитрий ни единым словом не касается вопросов веры, а решает насущные проблемы — просит папу повлиять на германского императора, чтобы тот выступил на турок совместно с русскими, а кроме того, вновь заявляет о твердом намерении величаться императором. И наконец просит у папы инженеров, специалистов в военном деле, пушечных дел мастеров.

Позже в Москву возвращается иезуит Лавицкий, служивший «дипкурьером» меж Москвой и Ватиканом, но в ответ на новые напоминания о былых обещаниях Лжедмитрий опять-таки пропускает это мимо ушей и просит, чтобы Лавицкий... разместил где-нибудь в Европе заказ на печатание православной литературы на славянском языке. Более того, в Кремле Лавицкий встречает среди ближайшего окружения царя вышеупомянутых лютеран, братьев Бучинских, которые по прямому указанию Лжедмитрия готовят посольство в протестантскую Англию, чтобы нанять там военных и технических «спецов». И узнает вдобавок, что Лжедмитрий только что послал православным иерархам во Львов (находящийся под властью короля Сигизмунда) соболей на триста рублей и грамоту, в которой хвалит их за отстаивание интересов православия. А еще потребовал, чтобы его невеста Марина приняла православие.

Одним словом, настает момент, когда и король Сигизмунд, и папа римский больше не в состоянии обманывать самих себя. Обоим совершенно ясно, что ни единого обещания молодой царь выполнять не собирается. Единственное, чего от него удалось дождаться, — это устройство для находящихся в царской свите католиков домового костела (Лжедмитрий резонно заявил боярам: если они сами в свое время разрешили живущим в Моск­ве лютеранам устроить церковь и открыть школу, чем хуже поляки и литовцы, которым негде молиться?). Но, чрезвычайно похоже, на этом все и кончится. Марина Мнишек, прибыв в Москву, вынуждена принять причастие по православному обряду — а по меркам того времени, это был крайне важный и многозначительный шаг...

И вот тут-то начинаются не просто интриги — сложнейшие, головоломные политические игры. Князья Шуйские и Голицыны через верных людей начинают переписку с королем Сигизмундом, сетуя, что тот навязал им в цари совершенно неподходящую и недостойную личность, а посему они, князья, намерены в ближайшее время свергнуть самозванца и на его место хотят посадить... сына Сигизмунда, Владислава!

По всем юридическим нормам того времени князья совершают государственную измену. Что бы ни было в прошлом, на данный момент Лжедмитрий — законный, легитимный государь, венчанный на царство главой православной церкви, приглашенный на трон земским собором из представителей всех сословий. Шуйские и Голицыны — государственные преступники...

Однако короля Сигизмунда такие тонкости не заботят, потому что под ним шатается трон. В Жечи Посполитой возникла сильная оппозиция, недовольная Сигизмундом за его женитьбу на австрийской принцессе, эрцгерцогине Констанции Габсбург, в чем многие справедливо усматривают будущее усиление «немецкой партии» в стране. Посланцы оппозиции уже побывали тайно в Кремле и предложили Лжедмитрию... корону Жечи Посполитой! Лжедмитрий дал согласие. Разведка Сигизмунда уже пронюхала об этих переговорах, о планах создания единого московско-польско-литовского государства с царем Дмитрием на престоле.

Я уже говорил, что тайна порой — это просто-напросто хорошо забытая истина. А истина такова: Лжедмитрий I не «убит возмущенным народом, протестующим против польского засилья», а ликвидирован мятежниками, действовавшими с ведома и согласия короля Сигизмунда, для которого Лжедмитрий внезапно стал опаснейшим соперником. Шуйский преследовал свои цели, Сигизмунд — свои. Но оба, как мы увидим из дальнейшего, действовали рука об руку...

 

 

17 МАЯ — СМЕРТЬ В КРЕМЛЕ

 

На рассвете 17 мая москвичей будит набат. По улицам бегают посланные Шуйским «агитаторы» — но, обратите особое внимание, ни один из них не настраивает горожан против царя. Наоборот, все до одного вопят: «Спасайте царя от поляков!»

В последующих событиях не просматривается ни капли случайности. Наоборот, все устроено как-то чересчур уж гладко — одновременно блокированы все подворья, где располагались верные Лжедмитрию поляки, литовцы и «иноземная гвардия», на всех улицах, по которым может пройти подмога, воздвигнуты баррикады и рогатки. Ни один правительственный отряд так и не смог прорваться в Кремль. Князь Константин Вишневецкий ведет на помощь Лжедмитрию четыреста всадников — но натыкается на организованный отпор, причем преградившие ему дорогу имеют даже пушку (пушка у «стихийно возмутившихся горожан» — это, согласитесь, более чем оригинально...).

В Кремле уже действует «ударная группа» Шуйского. Убит Басманов, до конца оставшийся верным Лжедмитрию, немногочисленные немцы-алебардщики сложили оружие под напором превосходящего противника. Лжедмитрий то ли сломал, то ли вывихнул ногу, выскочив из высокого окна — и попал в руки людей Шуйского.

Что любопытно, его энергия и воля еще могли переломить ситуацию даже в такой момент. Караульные стрельцы, определенно не состоявшие в заговоре, пытаются защищать царя, стреляют по ворвавшимся во двор мятежникам. Но кто-то из бояр грозит, что пошлет людей в Стрелецкую слободу и велит перебить жен и детей всех, кто не сложит оружия (помните «стояние на Угре»?).

Стрельцы отступаются. На Лжедмитрия набрасывается толпа — но он даже теперь, раненый, оглушенный, не теряет присутствия духа, требует привести мать, то есть Марфу Нагую, требует, чтобы его вывели на Лобное место и там обвинили в самозванстве п р и н а р о д н о.

Это серьезный шанс — большинство до сих пор искренне полагает, что взбунтовалось не против царя, а против «ляхов-злоумышленников». Откуда ни возьмись, выныривает князь Голицын, крича, что Марфа Нагая только что, вот сию минуту, изобличила «царя» в самозванстве, несколько человек бросаются на Лжедмитрия и открывают пальбу (потом на теле насчитают более двадцати пулевых ран). Те, кто находится вдалеке от происходящего, до сих пор не понимают, что происходит в кремлевском дворе, — и кто-то торопится им объяснить, что там-де расстрига Гришка Отрепьев принародно винится, подлец, в своем самозванстве...

В Москве начинается вакханалия. Все до единого современники сходятся на том, что Шуйский в ночь переворота велел открыть все тюрьмы и выпустить заключенных — так что этот «элемент» прибавляет переполоха и подает пример разбуженным москвичам...

Где-то насилуют женщин (замечу, не всех подряд — около тридцати самых знатных и молодых польских красавиц бояре Шуйского, по достоверным сведениям, сразу же попридержали для себя и увезли к себе по домам), где-то истребляют поляков, литовцев, вообще всех иноземцев, имевших несчастье оказаться в городе. Попутно, борясь с «чертовыми ляхами», до нитки грабят итальянских и немецких купцов и ювелиров и убивают несколько десятков иноземных музыкантов — за их богомерзкое занятие «еретической музыкой», оскорбляющей чувства православных.

Отрубают руки и ноги, отрезают уши у живых, трупы для забавы ставят и кладут в «смешные положения». А в это время посол короля Сигизмунда пан Гонсевский...

Нет, не пытается спасти земляков. Вовсе даже наоборот. Еще с ночи в посольстве наглухо заперты все ворота, и потом, когда туда кинутся служившие Лжедмитрию подданные Жечи Посполитой... никого из них не пустят на порог, оставив на расправу толпе. Неопровержимое доказательство, наглядно свидетельствующее, к т о устроил заговор против молодого царя. Можно добавить еще, что само посольство не пострадало нисколечко — Шуйский сразу же прислал туда пятьсот стрельцов для охраны.

И обязательно нужно добавить, что, кроме тех, кто в охотку погромил и пограбил, были и другие — п р я т а в ш и е тех самых «чертовых ляхов» от пьяной толпы. Один из таких москвичей как раз и спас младшего брата Мнишека.

Число жертв с обеих сторон (во многих местах города поляки отбивались отчаянно и положили немало народу) определить трудно. Полагают, от двух до трех тысяч. Трупы валялись по улицам двое суток, и, по воспоминаниям, бродячие знахари вырезали из них жир для своих снадобий, не делая различия меж своими и «латинцами»...

 

 

ЦАРЬ ВАСЬКА

 

Как ни бездарен, ничтожен и слаб был Николай II, все же по здравому размышлению титул самого ничтожного и бездарного русского самодержца следует все же присвоить черной памяти Василию Шуйскому, наконец-то осуществившему свою самую заветную мечту и пролезшему (другого слова и не подберешь) в цари.

На русском престоле бывали люди большого ума и, скажем так, не особенно крепкие умом. Гуманисты и кровопийцы. Созидатели и бездарности. Однако «царь Васька» и здесь стоит особняком — он попросту н и к а к о й. Бесцветный. Весь какой-то по-змеиному склизкий. Так и прошел по русской истории бесшумной паучьей походочкой, гнуснопрославленный одним-единственным конкретным деянием — тем, что как раз и стал тем камушком, вызвавшим лавину, названную впоследствии Смутным временем. Остались лишь полупрезрительные строчки русского историка А. Трачевского: «Этот приземистый, изможденный, сгорбленный, подслеповатый старик, с большим ртом и реденькой бородкой, отличался алчностью, бессердечием, страстью к шпионству и наушничеству; он был невежествен, занимался волхвованием и ненавидел все иноземное. Он проявлял мужество и крайнее упорство только в отстаивании своей короны, за которую уцепился с лихорадочностью скряги».

Позднее, добавлю, свергнут с вожделенного трона, насильно пострижен в монахи и передан полякам, где на заседании сейма, стоя на коленях, униженно просил милости и пощады... Однако не будем забегать вперед.

После того как в народе пошли слухи о пугающих знамениях у могилы Лжедмитрия (а тут еще и ударивший некстати мороз погубил всходы), труп вырыли и сожгли — речь шла о колдовстве, а против колдунов испокон веку лучшим средством считался огонь. Настала пора как-то определяться.

Поначалу Боярская дума хотела разослать грамоты по стране, чтобы собрать Великий земский собор и избрать нового царя. Но Шуйский не для того столько лет интриговал и предавал, чтобы спокойно ждать, когда на престол взойдет кто-то другой... На третий день после убийства Лжедмитрия собрался народ, чтобы избрать патриарха (Игнатий, ставленник Лжедмитрия, был свергнут во время переворота). Однако как-то так повернулось, что хором зазвучали слаженные голоса: сначала-де следует избрать царя, и нет для этого лучшей кандидатуры, чем прямой потомок Александра Невского Василий Шуйский, здесь же, кстати, присутствующий... А уж человек-то — золото!

Москвичам это золото было весьма даже знакомо, и потому возник резонный вопрос: как получилось, что Шуйский, самолично в свое время проводивший расследование смерти царевича Дмитрия и доказавший, что убили настоящего, вдруг заявил, что на Москву идет с войском подлинный Дмитрий? А потом, не далее как три дня назад, объявил, что царь-то ненастоящий?

Если кто-то рассчитывал Шуйского смутить, цели не достиг — вряд ли было на свете что-то, способное смутить Василия. Не моргнув честнейшим глазом, князь преподнес собравшимся довольно изящную, следует признать, версию: он-де с самого начала знал, что «царевич» ненастоящий, но признал его за настоящего, чтобы таким образом... ликвидировать семейство Годунова. Который и сам в каком-то смысле был ненастоящим, то есть — нахально узурпировал престол, оттеснив природных Рюриковичей. Ну, а потом согласно логике пришлось по миновании надобности в самозванце и его — того-с...

Вообще-то, в точности неизвестно, как происходила дискуссия, многие ли поверили шустрому князю. Главное, кончилось тем, что Шуйский был, по меткому определению современников, «выкрикнут» на царство. Одному богу известно, как удалось подсчитать все голоса «за» и «против» и считали ли вообще. Скорее всего, и не собирались. Решено было считать, что те, кто за царя Василия, кричат громче, а следовательно, их — подавляющее большинство... Должно быть, примерно так и обстояло...

Одним словом, Шуйского венчали на царство. По всем правилам.

И вот тут-то — г р я н у л о!

Смута началась с первого же дня правления «царя Васьки». И сводить это, как обожали марксисты, к «борьбе классов и производительных сил» — предельно глупо.

Разгадку следует искать в том мощнейшем психологическом шоке, который обрушился, без преувеличений, на всю страну. Не забывайте: подавляющее большинство народа, далекого от столичных интриг и московского обилия информации, искренне считали Лжедмитрия настоящим царевичем и законным государем. И вдруг его убивают, а те, кто совсем недавно клялся и божился, что царь подлинный, говорят нечто абсолютно противоположное... И при этом на престоле восседает субъект, слишком многим известный как личность, ничтожная во всех отношениях...

Непонятно стало, во что же теперь верить, кому же теперь верить, и можно ли вообще во что-то верить перед лицом таких событий.

Лучше всего будет предоставить слово знаменитым русским историкам, более ста лет назад подобравшим отточенные формулы.

С. Ф. ПЛАТОНОВ: «...кое-где просто не признали Шуйского во имя того же Дмитрия, о котором ничего достоверного не знали, в еретичество и погибель которого не верили, а Шуйского на царство не хотели. И верхи и низы общества или потеряли чувство правды во всех политических событиях и не знали, во имя чего противостоять смуте, или были сами готовы на смуту во имя самых разнообразных мотивов... воцарение Шуйского может считаться поворотным пунктом в истории нашей смуты: с этого момента из смуты в высшем классе она окончательно принимает характер смуты народной, которая побеждает и Шуйского, и олигархию» [154].

С.М. СОЛОВЬЕВ: «До сих пор области верили Моск­ве, признавали каждое слово, приходившее к ним из Москвы, непреложным, но теперь Москва явно признается, что чародей прельстил ее омрачением бесовским, необходимо рождался вопрос: не омрачены ли москвитяне и Шуйским?...связью между Москвой и областями было доверие ко власти, в ней пребывающей; теперь это доверие было нарушено, и связь ослабела, государство замутилось; вера, раз поколебавшись, повела необходимо к суеверию; потеряв политическую веру в Москву, начали верить всем и всему...»

Остается добавить: высшие слои ненавидели Шуйского как выскочку, а отношение низших определить легко после того, как узнаешь, что царь Василий продлил срок розыска беглых крестьян с пяти до пятнадцати лет...

По Москве ползали слухи, что царь Дмитрий Иоаннович жив, а вместо него «зарезали другого», запорхали подметные письма со всевозможными, говоря современным языком, сенсациями и компроматами. Главными распространителями этих слухов стали дворянин Молчанов и князь Шаховской. Первый, приближенный Лжедмитрия, после его убийства ускакал из столицы в Литву, сея по дороге смуту, а то и прямо выдавая себя за спасшегося царя. Второго Шуйский отчего-то считал своим сторонником, а потому послал воеводой в Путивль, совсем недавно бывший столицей самозванца. Однако Шаховской, едва прибыв в город, собрал на площади народ и объявил, что Дмитрий жив. Путивль моментально отложился от «узурпатора Васьки», а следом — и другие города Северской земли...

Шуйский, не успевший спокойно процарствовать и недели, лихорадочно пытался измыслить нечто убедительное. По его приказу из Углича привезли тело малолетнего царевича Димитрия, удивительным образом сохранившееся нетленным за пятнадцать лет — настолько, что и лежавшие в гробу орехи выглядели, по свидетельствам современников, так, словно были сорваны вчера. Возле гроба немедленно начали происходить многочисленные исцеления — правда, скептики-иностранцы, жившие в то время в Москве, как один пишут, что «исцеленные» поголовно были людьми Шуйского.

(Автор этих строк — человек верующий, хоть и, каюсь, нерадивый. В каноническую нетленность святых мощей я верю, но отчего-то не нахожу в себе сил поверить в данный случай, в нетленность лесных орехов — и к тому же заранее отношусь с недоверием ко всему, что исходило от Шуйского. А посему крепко сомневаюсь, что лежащее в гробу тело мальчика принадлежало покойному царевичу — такая сволочь, как «царь Васька», могла и распорядиться, чтобы полоснули ножом по горлу какому-нибудь безродному отроку, да положили в гроб, дабы изобразить «нетленность»...)

Скрытые противники Шуйского ответили не джентльменским, зато эффектным ходом. Где-то отыскали больного, о котором было точно известно, что он отдаст богу душу с минуты на минуту, бедолагу приволокли к «святым мощам», где он и скончался при большом стечении народа. Идея с мощами была дискредитирована надежнейше. Впрочем, Шуйского все равно ничто уже не могло выручить...

 

 

ГОРИ, ОГОНЬ, ГОРИ...

 

«Была бы кутерьма, а люди найдутся», — написал как-то М.А. Булгаков со свойственной классику меткой лапидарностью.

Люди, раскочегарившие пожарище до небес, и в самом деле отыскались предельно быстро. Обосновавшемуся в Литве Михаилу Молчанову князь Шаховской прямо предложил выдать себя за чудесно спасшегося от убийц царя Дмитрия, но Молчанов отказался, не столько в силу высоких душевных качеств и отвращения ко лжи, сколько из-за осознания того факта, что слишком многие на Москве знают его в лицо, и толку все равно не будет. Зато именно Молчанов отыскал где-то в Литве самого загадочного после Лжедмитрия I персонажа Смуты — человека, именовавшегося Иван Исаевич Болотников.

Я не зря употребил столь осторожный оборот «именовавшегося». Сведения о Болотникове столь скудны, что его имя вполне могло оказаться вымышленным. Согласно установившейся версии, Иван Болотников некогда был боевым холопом князя Телятевского. Для тех, кто подзабыл русскую историю, нелишним будет прояснить смысл этого термина. Вплоть до Петра I русское войско (если не считать полков «иноземного строя») комплектовалось из дворян, приезжавших на службу с несколькими своими людьми. Однако уже в конце XVI в. эта система не вполне удовлетворяла реалиям, и возник институт «боевых холопов» — они запродавались в кабалу исключительно для участия в боевых действиях под командой своего хозяина, а в случае его смерти получали свободу.

Таким боевым холопом якобы был и Болотников. «Якобы» — потому что не удалось отыскать ни одного достоверного документа, подтверждающего либо опровергающего его «каноническую» биографию. При невыясненных обстоятельствах Болотников попал в плен к татарам на берегах Черного моря, несколько лет провел прикованным за ногу гребцом на турецкой галере, неведомыми путями ухитрился обрести свободу, неведомо как оказался в Венеции, через Польшу и Литву направился на Русь. Тут на его пути и оказался Молчанов. По крайней мере, так писали современники...

Болотникову поручили с небольшим отрядом идти на Русь и воевать с узурпатором Шуйским. Болотников взялся за дело со всей рьяностью. Советские историки отчего-то записали его в народные печальники и крестьянские вожди, но дело обстояло совсем не так. Набрав войско из всевозможного сброда, Болотников изложил простую, ясную и, следует признать, чрезвычайно привлекательную программу: бояр следовало истребить, а все их достояние, включая жен с дочерьми, забрать себе. Естественно, программа эта была встречена с небывалым энтузиазмом.

Чуть позже к Болотникову, опровергая позднейшие теории о классовой борьбе, присоединилось д в о р я н- с к о е войско с братьями Ляпуновыми во главе. Правда, столь нежный альянс продолжался недолго — когда подступивший к Москве Болотников стал забрасывать столицу прокламациями, Ляпуновы от него ушли. О содержании прокламаций дают представление воспоминания патриарха Гермогена: «...пишут к Москве проклятые свои листы и велят боярским холопам побивати своих бояр и жен их, и вотчины и поместья им сулят, и шпыням и безыменникам-ворам велят гостей и всех торговых людей побивати и животы их грабити, и призывают их, воров, к себе и хотят им давати боярство и воеводство, и окольничество и дьячество».

Покинутый дворянской конницей, Болотников раздобыл где-то самозванца Петра — этот субъект еще при жизни Лжедмитрия I болтался по казачьим землям и выдавал себя за сына царя Федора Иоанновича (умершего вовсе бездетным). Однако дела это не поправило — войска Шуйского осадили в Туле остатки «воров», под чест­ное слово уговорили сдаться.

Дальше начинаются странности. В Туле повесили лишь одного — «царевича Петра». Болотникова и князя Шаховского всего-навсего отправили в ссылку. Правда, через несколько месяцев ослепленного Болотникова утопили в реке, но все равно история эта выглядит крайне загадочно. Как раз из-за того, что Шуйский сдержал данное слово.

Шуйский, держащий честное слово, данное своему врагу, — картина небывалая, невозможная, сюрреалистическая. Тем более, когда речь шла о безродном холопе. И тем не менее, все именно так и обстояло — прошло несколько месяцев, прежде чем Шуйский решился убрать Болотникова...

Никаких версий и не выдвигаю — исключительно оттого, что информация о тех событиях осталась скуднейшая. Я просто-напросто чутьем, кожей, шестым чувством чую стоящую за всем этим нешуточную и мрачную тайну. Во-первых, Болотникова ослепили — а на Руси эта мера испокон веков, за редчайшими исключениями, применялась только к потерпевшим поражение в междоусобной борьбе князьям, на простонародье этакая сомнительная роскошь не распространялась. Во-вторых, Шуйский был исключительным подонком, и сдержать честное слово его могли заставить лишь какие-то чрезвычайные обстоятельства. В-третьих, немецкий врач Фидлер, посланный Шуйским отравить Болотникова, отчего-то не польстился на щедрое вознаграждение, а все Болотникову рассказал. В-четвертых, в войске Болотникова были некие неизвестные «немцы» в немалом количестве — после сдачи Тулы всех их загнали в Сибирь...

Так кто же такой Болотников? Представитель старой «ордынской» династии, ухитрившийся пересидеть где-то в отдалении от столиц и потому уцелеть? Агент какой-то из европейских разведок, предположительнее всего — польской? Что заставляло дворян в течение определенного времени поддерживать с ним союз, а князя Шаховского — оставаться с Болотниковым до самого конца?

Я не знаю. И не берусь строить версии — их попросту не на чем строить. Но не в силах отделаться от стойкого впечатления, что с «делом Болотникова» что-то крайне нечисто и официальная версия отнюдь не объясняет всех странностей и темных мест... Было что-то еще, из-за скудости дошедших до нас документов навсегда канувшее в забвение. Где ты, машина времени?

...Россия полыхала. Обнаружился Лжедмитрий номер два — и взялся за дело не без размаха. Собранная им армия подошла к Москве и укрепилась в селе Тушино, за что второй самозванец получил прозвище Тушинский вор.

Скажу сразу: я не разделяю убеждение академика Фоменко, будто Лжедмитрий II — чудесно спасшийся Лжедмитрий I. Пример с Мариной Мнишек, «признавшей» второго самозванца, меня не убеждает — Фоменко считает, что это свидетельствует о тождестве первого и второго, я же в цинизме своем полагаю, что красоткой, желавшей во что бы то ни стало стать русской царицей, двигали примитивные мотивы личной выгоды. Те же самые, что заставили допрежь того Василия Шуйского несколько раз менять показания... Есть к тому же сведения, что некий иезуит тайно о б в е н ч а л Марину Мнишек с Тушинским вором, а это автоматически свидетельствует, что он не имел ничего общего с Лжедмитрием I, который уже был обвенчан с Мариной в Москве самим патриархом Игнатием.

Кроме того, сохранилось очень уж много свидетельств, подробно повествующих, что Лжедмитрий-два был личностью довольно бесцветной и мелкой, по всем параметрам уступавшей Лжедмитрию I, бесспорно — яркой индивидуальности. С этим обращались без всякого почтения, прекрасно зная и понимая, кто он таков есть, но до поры до времени поддерживая легенду...

Кто был второй Лжедмитрий, так и не выяснено — меня этот вопрос как-то не особенно интересует. Гораздо интереснее одна-единственная загадка, оказавшаяся связанной с Тушинским вором. После его убийства касимовскими татарами среди вещей «царика» оказались книги на древнееврейском языке. А это в свое время позволило позднейшим исследователям, стоящим, скажем так, на разных полюсах, выдвинуть две, в равной степени шизофренические, гипотезы.

Стойкий большевик, поэт Илья Сельвинский в двадцатые годы, вдохновившись вышеупомянутыми книгами (которых никто, естественно, тогда не читал и неизвестно до сих пор, что там было написано), написал пьесу в стихах, где объявил Лжедмитрия II отважным еврей­ским юношей, который затеял весь этот сыр-бор исключительно для того, чтобы вывести своих соплеменников из России в Палестину, аки Моисей, и создать там свое государство.

Шизофрения, конечно. Дело тут не в национальности Сельвинского — он был большевик, а большевики национальности не имеют. Как всякий большевик и интеллигент, Сельвинский не обременял свою буйну головушку излишними знаниями...

Во-первых, все враги и злопыхатели, подробно писавшие о втором Лжедмитрии, нигде ни словечком не обмолвились о его еврейском происхождении. Во-вторых, Сельвинский понятия не имел, что в России начала XVII столетия попросту не было евреев. Ни единого. Уводить в Палестину было бы попросту некого. В-третьих, Палестиной в те времена владели османы, которые вряд ли позволили кому бы то ни было, евреям ли, туарегам или якутам создавать на территории своей империи государство. В-четвертых, долгая осада Москвы — далеко не самый умный путь к исходу евреев и созданию государства в Палестине. В-пятых, ни единого еврея в окружении Лжедмитрия II не замечено...

На противоположном полюсе, в стане «истинно русских», лет полсотни спустя выдвинули не менее идиотскую версию — по ней Лжедмитрий, как легко догадаться, был агентом коварных жидомасонов, жаждавших извести Святую Русь.

Эту версию не стоит даже рассматривать по одной простой причине: за последние два столетия, несмотря на все вопли и «железные» доказательства, ни единого жидомасона отловить и явить на суд общественности так и не удалось. Согласно жесткому правилу юриспруденции, без преступника нет преступления...

(Добавлю кстати, что меня всегда восхищала версия, согласно которой Пушкин-де изничтожен масонами за то, что р а с- к р ы л их тайны. Простая логика требует признать: коли уж Пушкин р а с к р ы л масонские тайны, их должны были узнать широкие массы. Однако на вопрос, какие же конкретно тайны раскрыл Пушкин, обличители масона Дантеса отчего-то смущенно сбиваются на полуслове и чешут в затылках...)

На мой взгляд, древнееврейские книги в багаже второго Лжедмитрия имеют столь простое и логичное объяснение, что диву даешься, как оно ускользнуло от исследователей.

Алхимия, чернокнижье, каббала. Ведовство и волхвовство. Во всех этих без исключения дисциплинах самым широким образом использовались древнееврейские рукописи — алхимические трактаты, гадательные книги, «колдовские» манускрипты, лечебники. Подтверждающих это фактов столько, что их не стоит и перечислять.

Скорее всего, Лжедмитрий II просто-напросто на досуге имел привычку баловаться алхимией и прочим чернокнижием, отсюда и загадочные книги с еврейскими письменами. То же, что в случае Нострадамуса, Калиост­ро и сотен шарлатанов помельче калибром... Всего и дел. Какие там, к черту, жидомасоны и опередившие время предшественники отцов-основателей государства Израиль...

Вот тут настало время вспомнить народную поговорку о зеркале, на которое при известных обстоятельствах не годится пенять... Сам по себе второй самозванец был личностью жалкой и ничтожной, и в подметки не годившейся тому, чье имя принял. Однако, каков бы он ни был, русская знать прямо-таки массово бросилась к нему поцеловать ножку и выпросить милостей...


Дата добавления: 2015-08-10; просмотров: 54 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
ТАЙНЫ СМУТНОГО ВРЕМЕНИ 2 страница| ТАЙНЫ СМУТНОГО ВРЕМЕНИ 4 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.018 сек.)