Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава 1. Эрик пьет сок прямо из бутылки, поднимаясь по лестнице на второй этаж

 

Эрик пьет сок прямо из бутылки, поднимаясь по лестнице на второй этаж. Дом не слишком большой: семь комнат, в каждой из которых живет отдельная семья, и еще одна — общая. И ее бы сдали жильцам, если бы она не была проходной. А так она служит гостиной. В ней есть даже телевизор и лист на стене, в котором зафиксировано четкое расписание просмотра телеканалов. В восемь часов — новости. Посмотреть их обычно собираются все, кто находится в доме; но до восьми часов еще далеко, сейчас у всех свои дела.

Идет по коридору Эрик немного пригибаясь, чтобы не задевать головой развешенные на веревках вещи. Б о льшая часть постиранного висит на улице, греется на теплом майском солнце, пока редкие пушистые облака не собрались в тучи, способные пролиться дождем. В доме остаются безразмерные трусы и ночные сорочки, отделанные дешевым кружевом. Кое-где, даже не приглядываясь, можно заметить дыры, которые хозяева будут зашивать где-то в промежутке между сушкой и глажкой.

Еще раз отпивая сок, Эрик останавливается у зеркала, висящего между дверями разных комнат. Его поместили недалеко от ванной, в коридоре, чтобы было меньше очередей по утрам. Рядом с ним можно бриться, краситься, выщипывать брови и укладывать волосы. На полу путаются провода от удлинителей для розеток, стоит пустое ведро с самодельным кипятильником. У зеркала Эрик задерживается надолго. Разглаживает пальцами складки между бровей, терпеливо массирует кожу на лбу, стараясь разогнать мелкие линии морщин. Эрик всегда убеждает себя, что ему нет никакого дела до собственного вида, если он, конечно, не мешает работе, а в том, что проявляются следы преждевременного старения, и вовсе нет ничего необычного.

Эрик пьет сок и думает, что выпил бы чего-нибудь покрепче, но он запретил себе пить перед делами. Ни капли — до, ничего лишнего — после. Задумавшись об этом, он хмурится, а потом опять старательно разглаживает кожу, проводит пальцами по бровям, чтобы все волосинки лежали в одну сторону. Насвистывая, Эрик отворачивается и продолжает путь по коридору, только напоследок окинув свое отражение взглядом, насколько это позволяют размеры зеркала.

По стенам сплошь идут закрытые двери. В определенный момент Эрик заглядывал за каждую из них (в конце концов, он не может позволить себе жить в месте, где ни о ком ничего не знает, кроме размера одежды и предпочтений на завтрак), за одними — горы хлама, бардак, грязь и слой пыли, за другими — идеальный порядок. Идеальный порядок был в основном у тех, у кого ничего не было. Не большой-то кавардак можно устроить, имея при себе только шляпу и кошелек. У тех же, кто успел что-то скопить после войны, все вещи, даже аккуратно уложенные по системе, часто создавали иллюзию беспорядка, еле вмещаясь на своих закутках.

Эрик отлично знает, что скрывается за закрытыми дверями. Даже сейчас, подтверждая все воспоминания, одна из комнат открывается, из нее выходит женщина в халате, она подходит к перилам и громко кричит по-польски кому-то вниз. Эрику одновременно кажется, что кричит она и о молоке, и об оставленной открытой банке, и о просьбе поторопиться. Эрик почему-то ни слова не понимает. Он отпивает сок и проходит мимо, заходя в свою комнату.

Комната, конечно, не совсем его. Мало того что съемная, так еще и делить приходится с одной девушкой. Кто бы позволил ему одному занимать такое пространство, даже если бы он и платил за комнату в три раза больше установленного. А он бы не платил. За девушкой ухаживает какой-то молодой водитель, и это все очень, очень удобно. От девушки можно отгородиться шторкой, ссылаясь на какие-то нравственные условности. А если бы у нее никого не было, то появилось бы множество причин для неловкости. Глупо, наверное, было бы не разделить с ней постель. И что бы он тогда потом делал? Что-то еще более глупое.

Эрик может бесконечно это обдумывать, давая голове отдых от четко выстроенных планов. В планах все «будет», «обязательно», «так». В отстраненных мыслях можно вспомнить о сослагательном наклонении, даже если на самом деле все совершенно точно по-другому, а молодой водитель приносит цветы с соседских грядок пару раз на неделе. Как же удобно.

Эрик разувается у двери и залезает с ногами на диван. Эрик отпивает сок.

Эрик просыпается.

***

 

Эрик проснулся от запаха гари в комнате. Глубоко вдохнув и убедившись, что ему не показалось, он открыл глаза и торопливо сел в кровати. Что надо делать при пожаре?

Узнать, где произошло возгорание и как далеко распространился огонь. Достаточно сложно в огромном особняке.

Позвонить в службу спасения. По пути к выходу, пожалуй.

При необходимости взять документы, деньги и самое ценное и выбраться на улицу. Документы у Эрика была поддельные, и их было не жалко. Наличных денег не было. Самое ценное...

— Чарльз! Чарльз, вставай немедленно... — Эрик стянул с него одеяло и начал трясти за плечо, — ты чувствуешь?

— Нет... но ты можешь прижаться поближе, может, тогда... — Чарльз зевнул, сонно заворочавшись. Попытался натянуть обратно одеяло, но, замерев на секунду, он открыл глаза и резко сел, прижав пальцы к вискам. Растрепанный, со следами от подушки на щеке, с розовыми пятнами на шее, в пижамной рубашке, но без штанов. Эрик выбрался из скомканной простыни и большими шагами подошел к двери, распахивая ее. Запах в комнате немного усилился.

А еще появились звуки. Приглушенная ругань, топот ног по лестнице.

Со стороны кровати послышался сначала сдавленный смех, а потом уже и откровенный хохот.

— Если они не отмоют все, что наворотили на моей кухне, я заставлю их думать, что они пятилетние девочки. Обычно эта угроза действует. Я так давно ее придумал, что уже нереально хочу действительно опробовать... — Чарльз подавился смешком и завалился на постель, раскинув руки.

Эрик обернулся, быстро складывая два и два. Напряжение уходило, оставалось смущение и адреналин, стучащий кровью в ушах.

— Если бы это был настоящий пожар... — начал Эрик, закрывая дверь и раздеваясь, чтобы вернуться в кровать.

— Иди сюда... — невозмутимо позвал Чарльз, протягивая руку.

— Я надеюсь, что на случай чрезвычайных происшествий у тебя есть планы, предусматривающие пару минут сна... — Взяв Чарльза за руку, Эрик залез в постель и устроился на его бедрах. Поерзав, наклонился, коротко целуя в губы.

— Мне теперь совсем не хочется спать. И отвечать за это тебе, — Чарльз приподнял бровь и скользнул руками по спине Эрика.

Тот, не задерживаясь, потянулся, хватая с тумбочки смятый металлический тюбик, выдавил на ладонь гель и обхватил пальцами член Чарльза, начиная надрачивать. Никакого настроения на долгие ласки и прелюдии не было. Поцеловав Чарльза в плечо, Эрик приподнялся и, придерживая член, направил его в себя, а затем медленно опустился.

Тело быстро привыкало; Чарльз не торопил, терпеливо ждал, закрыв глаза и запрокинув голову, слепо поглаживал по бедрам и ягодицам. Руки поднимались, продолжали путь по бокам, задерживаясь на ребрах, на груди, на плечах. Пальцы вели по коже между костей, потом чуть вверх, прижимаясь к месту, за которым явственно ощущался стук сердца, сжимали соски, тут же их поглаживая.

Эрик медленно двинулся. Сначала — плавно вверх, потом — быстро вниз. Чарльз, хрипло выдохнув, крепко схватился за Эрика, вцепившись в его локти. Пальцы сильно впивались в кожу, выпирающие кости неприятно попадали по ладоням. Зажмурившись, Чарльз шумно выдохнул, неловко двигая бедрами вверх.

Вывернув руки из захвата, Эрик вдавил Чарльза в матрас, положив ладони на его грудь. Опираясь на руки, он начал ритмично двигаться, жмурясь, гоня от себя неуместную мысль о поршневом двигателе. В голове все смешивалось, все ассоциации поднимались со дна памяти, как ил в озере, и выплескивались в сознание Чарльза избытком воды и эмоций. Эрик чувствовал тонкие нити телепатии, оплетающие его, путающиеся в волосах, затягивающиеся на теле с каждым движением. Чарльз не плел паутину, он сжимал пальцами простыню и сдавленно стонал, выпуская из себя ощущения, которые ловил Эрик.

За дверью послышался и стих топот ног.

Эрик, не обращая ни на что внимания, начал двигаться быстрее. Короткие неглубокие толчки, резкие движения; он наклонился вперед, неловко касаясь губ Чарльза, пытаясь поцеловать, зарылся одной рукой в волосы, сжимая их в кулак. Перед глазами плыло, ноги затекли, и мышцы горели. Опять возник запах гари, мешающий дышать хотя бы через раз. Звучные выдохи Чарльза эхом отражались в сознании, заставляя двигаться еще быстрее.

Чарльз, уловив желание Эрика, вовремя положил ладонь на его член, начиная двигать рукой и полностью сбивая какой-либо ритм, и это было лучше, чем если бы он идеально попадал под чужой темп. Совершенно хаотично смешивались скорость и прикосновения. Эрик, не стараясь сохранить последние капли выдержки, метался между ощущениями и, вцепляясь в свободную руку Чарльза, прижимаясь к ней щекой, пытался впитать в себя сразу все.

Никакого самоконтроля. Чарльз постоянно ставил новые замк и и полностью срывал старые.

Эрика мелко трясло, ощущения шли по кругу, резко меняя траектории и перескакивая с одной скорости на другую. Уследить за всем было невозможно, сознание — машина на грани перегрузки, мягкие волосы под пальцами податливо сминались, на обратной стороне век вспыхивали яркие круги цвета глаз Чарльза, горячие ладони касались тела, передавая заряд.

Эрик запрокинул голову и издал протяжный стон, судорожно вцепившись в плечи Чарльза. В момент, когда все закончилось, он ощущал себя не только собой. Он чувствовал, что лежит, придавленный тяжестью чужого тела, ощущал горячую кожу под ладонями... Эрик откинулся назад, упираясь затылком в ноги Чарльза, закрыл глаза, дожидаясь, пока прекратится мелкая дрожь и ритмичный стук крови в ушах. Тук-тук-тук. Тук-тук-тук. Завозившись, он нехотя слез с Чарльза; мягкий член вышел с тихим хлюпающим звуком, зашуршали простыни, заскрипела кровать. Подтолкнув Эрика на подушки, Чарльз сам поднялся, надергав салфеток из коробки, и вытер белые подтеки с тел. Закинув грязную бумагу в мусорку, он еще пошуршал, допил воду из банки, предложив Эрику, на что тот лениво мотнул головой.

Обняв вернувшегося в постель Чарльза за плечи, Эрик еще недолго понаблюдал, преодолевая сонливость, как тот устраивается, спихивая в ноги одеяло и закрывая их обоих простыней. Устало закрыв глаза, Чарльз зевнул.

— Докатился. Даже зубы перед сексом не чищу, — пробормотал он, утопив смешок в подушке.

Чарльз любил спать на животе. Эрик улыбнулся, поцеловав его в лопатку и прижимаясь носом к плечу.

***

 

Отвернувшись в сторону, Эрик приглушенно хмыкнул, принимаясь рассматривать панель лифта. Несколько кнопок для подземных этажей, куда они и спускались, оказываясь все ниже и ниже уровня моря. Но Эрик чувствовал под собой гораздо больше ярусов, чем насчитал на панели управления. Второй лифт, должно быть. Какая секретность... И они — главная боль и страх ЦРУ — в самом ее центре.

Эрик ощущал, как отдаляются от него магнитные поля автомобилей на дорогах Нью-Йорка, стоящих в бесконечных пробках от центра и до окраин. Если их выпустят отсюда в час пик, то надо будет предложить Чарльзу переждать время где-нибудь в кафе, а не торчать в машине по дороге к Вестчестеру, изнывая от жары.

Жара. Лето выдалось хорошее. Они с Чарльзом останавливались на несколько дней на побережье, когда искали мутантов, и потом еще ненадолго ездили к морю все вместе. Выбраться бы еще раз, пока тепло.

Эрик коротко глянул на Чарльза со смутной надеждой, что тот уловил последнюю мысль, но он, как и ожидалось, о чем-то трепался с агентами, наверняка в это же время тщательно сканируя их мозг. Выйдя из лифта, они прошли к залу, где стоял круглый стол. Секретарша, предложившая кофе или чай, мягкие стулья, бездумные лица агентов и монотонные голоса, наворачивающие длинные речи о том, что можно было уместить в пару слов. Но так было бы некорректно. Все было как обычно, только окон в помещении не находилось. Эрику не нравилось смотреть на американские города, но на лица агентов американских спецслужб ему не нравилось смотреть еще сильнее, хватало того, что он их слушал. А еще в этот раз не было металла.

Пластиковые замки на дверях зала — они что, так боялись их? Конечно. Они были в ужасе. Эрик ведь был в этом убежден и раньше.

Положение начинало напрягать, и Эрик незаметно для остальных вытащил из кармана Чарльза ручку с металлическим корпусом. Еще теплая. Чарльз, чувствуя его беспокойство, всем своим видом одновременно просил прекратить видеть опасность в каждой мелочи и выражал собственное напряжение от ситуации. Кажется, и у него были свои поводы для подозрений. Может быть, Эрик уже так хорошо научился читать его жесты: с обратной стороны закушенная губа, по очереди касается большим пальцем всех остальных, убрал ноги под стул, а не вытянул вперед, напряженный поворот головы. Или постоянная телепатическая связь была уже не односторонней.

Однажды Чарльз сильно порезал палец на кухне, и Эрик сорвался с улицы, бросив включенную газонокосилку, только почувствовав острую боль. Потом, конечно, смеялись, и все это выглядело крайне нелепо — Эрик в рабочих перчатках и грязной майке с черными и зелеными пятнами, мокрый, растрепанный и с сумасшедшими глазами; Чарльз с пальцем во рту, стоящий над доской с недорезанными фруктами и упаковкой мороженого. Они никогда не говорили об этом, но совершенно определенно оба много думали. Эрик точно знал.

— Наши ученые разработали вакцину, которая позволяет временно лишать мутантов их сил, подавляя мутировавший ген, — начал, когда все расселись по своим местам, мужчина в полосатом костюме. — Мы надеемся, что в ее применении никогда не возникнет необходимости, но уже сейчас известны случаи, когда мутанты становились преступниками, и их было достаточно сложно обезвредить. А также встречаются те, кто не хочет... быть мутантом.

Чарльз сжал под столом колено Эрика, не позволяя ему сказать, что нельзя «не быть мутантом». Эрик промолчал, продолжая слушать. Не зря ведь они сюда ходили — за информацией.

— Насколько нам известно, первичные эксперименты проходили на мутантах, осужденных на смертную казнь, — продолжил полосатый, — и мы бы хотели узнать, может быть, вы бы тоже согласились поучаствовать в...

— Нет, — резко ответил Эрик. Обычно все переговоры вел Чарльз, но иногда не вмешаться было невозможно, — ни за что. Достаточно того, что мы пошли на риск и опробовали Церебро.

— Что ж, мы так и думали. Стоило попытаться, — агент вежливо улыбнулся, открывая какую-то папку с документами, по-видимому содержащую остальные темы беседы сегодняшней встречи. — У ЦРУ появились некоторые вопросы по поводу Школы. Есть возможность получить дополнительное финансирование при соблюдении некоторых условий и уступок...

Монотонная речь вновь оборвалась. На этот раз щелкнул замок на входной двери. Несколько секунд прошли в молчании, недоуменные взгляды всех сидящих были обращены на дверь. Эрику было достаточно лишь раз переглянуться с Чарльзом, чтобы понять все его мысли. И все прочитанные им мысли других людей.

Что происходит?

Эрик подскочил со стула, сделал шаг к двери, когда открылись клапаны под потолком. В комнату пошел газ. Эрик зажал рукавом рот и нос, торопливо вытаскивая из кармана металлическую ручку и делая попытку пробить ей дверь. Хотя бы в одной точке. Только бы в одной точке.

В голове все факты становились на свои места.

Вот почему под землей.

Эрик схватил, но сразу откинул стул, поняв, что тот развалится, не оставив и трещины на толстой двери. Напрягшись, он потянул на себя вентиляционные трубы, но силы быстро оставляли тело. В голове отстукивали секунды, мысли, в которых было только совсем маленькое «я же говорил» и большое «спасти-спасти-спасти-выбраться-спасти», мутнели, слабость наполняла мышцы. Обернувшись, Эрик успел схватить Чарльза руку и посмотреть в расширившиеся глаза, прежде чем упасть на пол, потеряв сознание.

***

 

Эрик очнулся со страшной головной болью. Тело затекло, мышцы сводило, жутко хотелось пить. Мыслить адекватно еще не получалось, в черепной коробке расстилался колючим ковром густой туман, закрывающий от сознания все логические выводы. Сил не было совсем, он не чувствовал даже магнитные поля рядом. Такого с ним давно не случалось. С детства, наверное.

Зато все остальное бывало с ним достаточно часто: Эрик, поняв, что не ощущает и не улавливает ничего, что может помочь понять хотя бы немного в этой ситуации, осторожно приоткрыл глаза и совсем не удивился, уткнувшись взглядом в незнакомый потолок. Голубоватый приглушенный свет и темно-серые стены. В тени — силуэт человека в белом халате у большого компьютера, ярким светлым пятном выделяющийся на общем фоне, и высокий мужчина в костюме. Эрик, кажется, видел его где-то. Но мысли ускользали одна за другой, не давая даже пары секунд, чтобы их понять.

— Приборы реагируют, кажется, он... — начал человек в халате, повернув голову в сторону Эрика, и умолк, с интересом уставившись на него.

— Спасибо, Авраам, — мужчина в костюме сделал шаг вперед, наполовину выходя из тени, — ты можешь идти.

Авраам кивнул, быстро сгреб несколько папок и зашагал к выходу. Тихо зашумели раздвигающиеся двери. Эрик рассеянно вспомнил что-то о фотоэлементах в их механизме, но вот лицо второго человека на память никак не приходило.

«Ну ничего, — подумал Эрик. — Я был в таких ситуациях много раз, но все еще жив. Выберусь и сейчас».

Оставалось найти слабое место и...

— Очень рад, что вы очнулись. Думаю, теперь вы будете не против немного поговорить со мной. Авраам сказал, что сейчас у вас должна болеть голова, возможны кратковременная потеря памяти, неприятные ощущения в зоне затылка, тошнота... что? Нет тошноты? Зато вам должно очень хорошо дышаться. После газа вам очистили легкие и дыхательные пути.

— Может быть, перейдем ближе к делу? — Эрик напрягся, терпеливо оглядывая мужчину, пока не пытаясь действовать. Если бы его хотели убить, то он был бы уже трупом. Как он вообще мог такое допустить?

— Возможно, вы помните, хотя, вполне может быть, что нет, но перед тем, как оказаться здесь, вы были на собрании в ЦРУ. В самом начале вам было предложено поучаствовать в эксперименте по испытанию вакцины.

Воспоминания в голове возникали обрывками. Появлялись, как из газа, заполнившего зал заседаний и сознание, вырывались кадрами кинофильмов из белой горькой пелены.

— Боюсь, что мы решили не дожидаться вашего согласия. Вы уже стали объектом исследований под номером один.

— Вы чуть не убили собственных людей в этой газовой камере, — Эрик презрительно сощурился, пытаясь проглотить как можно больше слов.

Иногда надо просто держать язык за зубами. Только слушать и наблюдать; и ни в коем случае не показывать, как сильно потрясает эта новость. Ни одного магнитного поля вокруг — абсолютная пустота в мире, наполненном металлами, большой, огромный, невероятный промах и отсутствие силы. Он ведь говорил. Он ведь предупреждал, какими тварями могут быть эти люди. Люди вообще.

Он не хочет быть лабораторной крысой.

Не снова.

Не он.

Не Чарльз.

Только бы не Чарльз.

Чарльза не было рядом, и, как бы Эрик ни старался игнорировать этот факт раньше, теперь все сводило от страха за него. Кажется, тошнота все-таки появилась.

— Вы вообще осознавали, на какой риск пошли? — как можно спокойнее спросил Эрик. Успокой свой разум. Так Чарльз часто говорил.

— Вполне. Если бы мы не смогли правильно рассчитать дозировку; если бы действие вакцины закончилось раньше, чем мы предполагали, что, кстати, еще возможно; если бы она вообще не подействовала или подействовала не так; если бы остальные мутанты оказались сильнее и сообразительнее. Но пока они, кажется, ни о чем не догадываются. Дежурящие возле вашего дома люди пока не докладывают о непредвиденных происшествиях. Детки веселятся, пока вы говорите со мной, а многоуважаемый профессор еще находится без сознания. Ему ввели дозу больше, чем у вас. Не слишком существенное расхождение, но все-таки...

— Нет риска — нет победы? — Эрик скривил губы. — Видимо, на другой чаше весов лежало что-то очень серьезное, раз вы на такое пошли. Кстати, кто это — вы?

— Согласитесь, мы оба хорошо знаем, что такое дискриминация. Особенно вы. И мы понимаем, что радикально настроенные люди есть во всех слоя общества. Они есть и в ЦРУ, хотя на официальном уровне все это еще не было одобрено. Но, как только они узнают о результатах, они все подпишут. Люди отдают миллионы на создание сверхчеловека. И столько же они будут отдавать, чтобы превратить уже реального сверхчеловека в обычного.

— Всякое случается с радикалами, приходящими к власти.

— Держать все под контролем — наша работа. Некоторым она кажется чрезмерной, но многим многое кажется, — мужчина улыбнулся, наклоняясь к Эрику.

Глаза у него были темно-зеленые, травяного цвета. Но у дома Чарльза трава другая — яркая, светлая, мягкая. Не сдержавшись, Эрик резко подался вперед, с размаху ударяя кулаком в челюсть, второй рукой хватая за шею; опять удар — в солнечное сплетение, коленом в живот, еще раз, пальцами по глазу. Можно ли использовать вырванный глаз, если замок на двери считывает радужку?

Сил было катастрофически мало и раньше, и, вкладываясь в каждый удар, Эрик держался на ненависти. Ненависть подпитывалась чувствами к Чарльзу. Чарльз был где-то недосягаемо далеко и опять нужно было оказаться рядом они же так давно не расставались дольше чем на пару часов это не просто так как можно быстрее снова прикоснуться поцеловать лишь бы он был в порядке...

Чтобы вырвать глаз, нужна большая физическая сила. У Эрика не было никаких сил. Чувствуя боль в руке, он повернул голову, удивленно глядя на тюбик с иглой. Как в аптечке у военных. Как же он мог не заметить металличес...

— Я так понимаю, разговор окончен, — сказал мужчина, болезненно откашливаясь.

Голос доносился до Эрика словно сквозь сон. С трудом держа глаза открытыми, Эрик наблюдал, как тот поднимается, немного неровно шагает к выходу. Или это у него самого голова шла кругом? Пол вот наклонялся... Двери раздвинулись, дорогие ботинки перешагнули на светлый пол коридора.

— Тогда о вашем будущем мы поговорим в другой раз и уже совсем в другой обстановке.

Все больше становился угол, под которым наклонялся пол. Предметы срывались со своих мест и катились вниз, куда-то в бездну, которую Эрик не мог различить из своего положения. Но ничего. Он тоже туда полетел, закрыв глаза.

***

 

Эрик не мог точно определить — ослабли его силы после вакцины или тюрьма, в которой он находился, заглушала действия магнитных полей снаружи. Все магнитное поле Земли, которое он чувствовал раньше постоянно, теперь ощущалось только слабой оболочкой, туманом, просто существующим, окружающим и без того непроглядный лес, но совсем не мешающим идти по тропинке. Можно было подумать, что его расположили где-то на сотых этажах над землей, но тогда он смог бы ощутить металлические опоры здания, источники металлов в горах. Но Эрик, хоть и с определенной долей стараний, мог различить только проезжающие изредка машины в десятках метрах над головой.

Лежа на кровати, он смотрел в прозрачный потолок и иногда пытался угадать, какая трасса могла бы пролегать над этой тюрьмой. В реальности ему бы не составило труда узнать свое местоположение, но была ли в этом необходимость? Ему мог шепнуть или очередной тонкой шарадой поведать Чарльз. Он мог взять карту и включить логику.

Временами Эрик придумывал планы побега, но мысленно сбегать из тюрем в разных точках планеты оказывалось гораздо веселее, чем из одной и той же. Он мог представить, что находится в заснеженном лесу, а над запутанными коридорами правительственного здания возвышаются пушистые зеленые ели, колючими лапами прикрывающие мягких зайцев, прячущихся от больших шумных грузовиков и сливающихся с сугробами. А может, он находился почти в пустыне, и ради постройки его нового места жительства не только не пришлось вырубить ни одного дерева, но даже помешать расти засыхающей травинке. И где-то в нескольких километрах стояла одинокая заправка, на которой изнывающие от жары водители покупали воду, а потом ехали по трассе и пугались, что заблудились, когда не находили секретную тюрьму на измятой карте. Вариантов было бесконечно много — такие просторы своей фантазии раньше Эрик открывал, только когда думал про убийство Шоу или секс с Чарльзом.

Ни одним из своих вариантов Эрик пользоваться не собирался, даже если некоторые из них казались вполне осуществимыми. Придумывать план побега — обычное развлечение для заключенного.

Находясь в тюрьме, Эрик вполне осознавал, что попал в чужую паутину. Он, Чарльз и все остальные тоже. И паутина была настолько хорошая, что Эрик не мог понять, где же и как ее разорвать, чтобы самим не упасть с высоты на асфальт. Сломать чужую выстроенную систему, не поставив под удар в первую очередь себя. И тех, кого хотелось спасти.

Он ведь мог сбежать. Не мог то есть, потому что были причины, но чисто теоретически он был способен воплотить в жизнь один из планов. Но куда бы он пошел, если бы сбежал? И кому, если не Чарльзу, пришлось бы отвечать за этот побег?

Это было его огромной слабостью — Чарльз и Школа. Однажды получив место, которое он смог назвать домом, Эрик уже не желал возвращаться на бесконечные запутанные дороги, ведущие к цели, но не имеющие никакого смысла. Однажды получив доверие и доверившись, он не мог предать Чарльза. Только не Чарльза. Никогда не Чарльза.

Пока он находился в тюрьме, Чарльз и Школа были в безопасности. Под контролем правительства, но в безопасности. Стоило ему сбежать — правительство бы объявило войну, а Эрик уже не мог обещать, что способен защитить всех. ЦРУ наверняка не сидело сложа руки, а разрабатывало новые препараты, подавляющие ген X.

Мог ли он так рисковать? Мог ли он продолжать жить в клетке, зная, что снаружи таким, как он, ничуть не лучше?

Все чаще Эрик жалел о том, что не умел рисовать да и не имел к этому занятию никаких способностей. Он мог бы выплескивать эмоции, запертые в стенах камеры, на холсты. Яркими красками рисовать пожары, темными, холодными тонами красить дома и дороги мира, оставшегося за дверями тюрьмы, режущими глаза белилами срисовывать стены камеры. Картины забирал бы с собой Чарльз. Сначала их бы долго осматривали и просвечивали, проверяя, нет ли запрещенных писем, а при любом намеке на них — разрезали бы холст, вскрывая слои масла. Ничего бы не находили. Чарльз бы сохранял даже эти обрезки, потом рассказывая о них Эрику с большим сожалением. А одну картину, понравившуюся больше всех, он повесил бы в спальне напротив кровати. Просыпаясь, в сотый раз бы разглядывал бесконечный океан, на горизонте сливающийся с небом, с которого солнце спускалось в воду. Думал бы о том же, о чем размышлял Эрик, рисуя картину.

Может быть, к лучшему, что Эрик не умел рисовать.

 


Дата добавления: 2015-08-10; просмотров: 33 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Проблема воспитания.| Глава 2

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.024 сек.)