Новый вид» оружия

На штурм Корюковки в ночь на 27 февраля вышло триста пятьдесят человек. Двигались молча, без обычных шуток. Волновались. Сама операция не представляла для нас ничего необычного, но беспокоила судьба заключенных. Успеем ли? Тут, как никогда, требовалась быстрота и точность. Ведь фашисты используют малейшую возможность,4 чтобы расправиться со своими пленниками раньше, чем мы раскроем двери тюрьмы. Каждая минута промедления могла стоить узникам жизни.

По дороге узнали, что в Корюковке сейчас уже не сто пятьдесят гитлеровцев, как первоначально донесла разведка, а много больше. Но мы были уже у цели.

Мне очень хотелось принять участие в штурме тюрьмы, но штаб решил иначе: дал группу в тридцать человек и задание; «Пойти в обход и организовать заставы на грунтовых дорогах Корюковка — Алексеевка и Корюковка — Низковка, чтобы оттуда не могли прибыть в город новые силы оккупантов. Захватить железнодорожную станцию».

Конечно, на такое дело надо бы взять хотя бы сотню бойцов. Однако при создавшемся положении пришлось довольствоваться тем, что дали. Я полагал сначала взять станцию, а потом расставить посты на дорогах. Это нужно было сделать к пяти утра, когда наши ворвутся в город. Но вышло не совсем по плану.

Проводник из корюковцев взялся провести нашу группу к вокзалу кратчайшим путем.

Шли уже довольно долго, и все какими-то огородами, хотя проводник уже три раза сказал, что привокзальная улица рядом. Я пригляделся к нему. Вижу — человек вне себя от страха. Пугается даже фонарных столбов, каждый шорох его прямо-таки парализует. Эти признаки растерянности мне были хорошо знакомы по десятку других случаев.

Я показал ему на циферблат часов и по добру предупредил, чтобы он перестал играть в прятки по огородам. Время близится к сроку, а мы ни с места!

Вообще я всегда старался влезть в шкуру необстрелянного человека, понимал, что ему нужно время, чтоб прийти в себя, — все мы люди, умирать не хотим, и надо иметь снисхождение к новичку. Но в этих обстоятельствах заниматься перевоспитанием некогда.

Пришлось наставить пистолет проводнику в лоб и сказать:

— Выведешь к вокзалу? Говори сейчас же, не то расстреляю, как собаку!

Проводник мигом пришел в себя, повел нас к цели. Но мы опоздали. Взвилась белая ракета, и раздалось три выстрела из нашего батальонного миномета: условленный сигнал к наступлению.

В городе началась стрельба. Четко работали наши автоматчики. Мы знали — они окружают жандармерию и тюрьму, полагая, что мы тоже не зеваем.

Нечего теперь и думать, чтобы всем вместе идти на станцию. Пришлось менять план. Я быстро развел людей на заставы к дорогам и остался со-своими испытанными друзьями-подрывниками Володей Павловым и Васей Ко-робко. Нам троим предстояло взять вокзал.

Прежде всего мы метрах в пятистах от вокзала заминировали железнодорожное полотно. Потом перебежками стали двигаться к цели.

На вокзале было тихо. «Может быть, — думал я, — там нет сильной охраны, и мы действительно сумеем втроем захватить его?» Я поделился мыслью с товарищами.

— Пошли! — согласились оба.

Мы пробирались дворами пристанционных строений. Вдруг из одного дома выбежала немолодая женщина и кинулась к нам.

Она умоляла нас не ходить на вокзал — там семьдесят пять гитлеровцев и легко нас троих побьют:

— Боже мой, боже мой, — быстро повторяла она, — что же это делается? Уже десять дней, как у нас идет расстрел ни в чем не повинных людей. И сегодня с утра опять стреляют!

— Не волнуйтесь, гражданочка! — ответил я ей. — Будет порядок. Сейчас идет бой. Наступают партизаны.

Она заплакала.

— Помоги им бог тюрьму открыть! Ведь там мой брат.

Тут отважный пятнадцатилетний подрывник Вася Коробко солидно сказал этой пожилой женщине.

— Расстрела не успеют! Тюрьму, тетенька, мы сейчас возьмем!

— Как вы? Ведь вы же здесь, и вас так мало!

— Мы и здесь и там. Короткова знаете?

Женщина всплеснула руками:

— Неужели правда? Неужели жив Федор Иванович?

— Слышите выстрелы? Это он ведет партизан на тюрьму.

Незнакомка оказалась работником вокзала. Она по нашей просьбе повела нас огородами, кустарником к вокзалу. Там мы велели ей идти домой и ничего не бояться: сейчас мы начнем работать.

На вокзале — по-прежнему тишина. Огляделись. Под навесом пакгауза лежат тюки прессованной пакли, рядом с пагкаузом стоит поезд. На открытых платформах — новенькие немецкие грузовые автомашины. А на той стороне пути, в пятидесяти-шестидесяти метрах, лежит цепь гитлеровских солдат.-Они лежали к нам спиной, с пулеметами, автоматами, винтовками. Ожидали, что партизаны появятся из города и пойдут по оврагу. С правой стороны, у ворот лесного склада, установили пулемет и не спускали с Корюковки глаз.

Как нам втроем разогнать семьдесят пять человек и захватить станцию? Вопрос сложный.

Мы решили для начала применить хитрость. Наделать побольше шуму. Залезли на платформы, груженные машинами. Тихонько приподнимая капоты, положили к каждому мотору по две буровые шашки.

Когда начали подводить бикфордов шнур, мне на ум пришла идея: произвести взрывы с такими промежутками во времени, какие получаются при стрельбе из артиллерийского орудия. Очень этой идеей увлекся Володя Павлов. Как студент-мостовик он взялся произвести расчет.

Мы нарезали бикфордов шнур кусками различной длины, подожгли их все одновременно. Потом спрыгнули, спрятались за каменным фундаментом пакгауза.

Взрывы последовали один за другим: будто открыли огонь из скорострельной пушки. Осколки моторов посыпались на лежащих в цепи гитлеровцев. Этот обстрел еще продолжался, когда мы с криками «ура» побежали к вокзалу.

Моя выдумка имела успех. Работала наша «артиллерия», дымили подожженные нами тюки с паклей, вспыхнул бензин в баках автомобилей. Свет пожара и грохот взрывов создали видимость большого наступления. Настигнутые с тыла, гитлеровцы бросились в овраг и побежали в сторону Низковки, а там их встретила автоматным огнем наша застава.

Мы остались хозяевами вокзала. Можно было начинать обычную работу. Не задерживаясь ни секунды, мы подорвали станцию, потом склад лесоматериалов и, так как тол еще остался, несколько переводных стрелок на путях.

Частые, но точно размеренные взрывы произвели впечатление и на Короткова. Он решил, что противник встретил мою группу артиллерийским огнем, и послал на помощь группу Остроумова со станковым пулеметом.

А мы продолжали работать.

Дела было еще много, когда какой-то оставшийся у склада охранник выстрелил из винтовки и ранил меня в ногу. Покончить с ним было недолгим делом, но сапог у меня наливался кровью — рана была в мякоть. Мне было очень досадно, что в моем первом ранении виноват какой-то дурак, открывший огонь без всякого смысла. Товарищам об этом ранении я ничего не сказал: нас было только трое, и следовало беречь спокойствие друг друга. Я продолжал работать, то есть поджигать при помощи пакли и бензина разные склады и служебные помещения.

Столбы черного дыма вздымались к небу. Горели два бензосклада. Станцию нельзя было узнать — так мы похозяйничали на ней. Тут-то и пришло подкрепление.

Остроумов и его группа сразу оценили положение и поняли, что им здесь делать нечего.

— Мы уже по дороге видели, — сказали ребята, — что наши подрывники раскурили свои трубки. А где же остальной народ?

— Что в городе? Как с тюрьмой? — вместо ответа спросил я.

— Порядок. Взяли. — И Остроумов рассказал нам, как много родных и близких партизаны нашли среди освобожденных людей. Общую радость омрачила только гибель командира взвода Ступака. Он вел своих бойцов на штурм и упал, сраженный пулей, не дойдя двадцати шагов до дверей тюрьмы.

Когда же заключенные были уже выпущены — среди них оказались двое детей Ступака. Мать их была расстреляна фашистами несколько дней назад. Медсестра Нонна Погуляйло позаботилась о том, чтобы ребята не увидели тела своего отца.

После минутного молчания Остроумов, видимо обеспокоенный, снова спросил:

— Где же, однако, все твои люди?

Я молча указал на подходивших к нам Васю Коробко и Павлова.

— Но ведь тебе дали тридцать человек.

— А-а-а, ты о тех. — понял, наконец я. — Те двадцать семь товарищей прикрывают дороги. А тут, на вокзале, мы втроем управились. Сделали кое-что. Видишь?

— Да кто же всех немцев побил?

— Новый вид оружия! — ответил подошедший в эту минуту Вася Коробко. — Знаете — такая партизанская артиллерия. Идея Артозеева, конструкция Павлова.

Голос Васи заглушил сильный взрыв: это, как мы-потом узнали, подорвалась на нашей мине автодрезина начальника станции.

Одновременно мы увидели над городом зеленую ракету — знак отхода.

Дата добавления: 2015-08-10