Абсолютные неприятности

Настал день Икс. Наташа куда-то подевалась ещё до того, как мы проснулись, видимо, ушла в какое-нибудь уютное местечко изливать в статью полученные вчера эмоции. Мы распрощались с Этажами, взяв свои немногочисленные пожитки с собой. Олеся хотела купить билеты до Москвы утром, но я сказал, что лучше после того, как я сделаю дело. Мало ли, может, события примут интересный оборот и придётся остаться.

Вот, наконец, мне предстояло сделать то, из-за чего и получилась эта поездка. Я купил нелепые очки в тонкой золотой оправе. Аккуратно зачесал волосы набок. Надел старые чёрные брюки и туфли, которые последний раз носил года три назад. Надел и заправил в брюки клетчатую рубашку. Всё это я заботливо прихватил с собой ещё из дома.

Как-то раз один приятель-милиционер, вернее, полицейский, тот самый, которого ночью просил задействовать Бахулов, – рассказывал, что всех нелепых и лоховатых курсантов у них в Школе милиции называли Валерами. И действительно, есть у этого имени какой-то сомнительный шлейф... Уж простите меня, все Валеры этой планеты. Так вот, теперь я вполне походил на обладателя этого имени. Олеся, конечно, вдоволь поржала с моего вида. «Впервые мне будет стыдно ехать с тобой в метро, а не наоборот», – сказала она.

Визит мой был запланирован на три часа дня. Но уже за тридцать минут мы были у нужного адреса.

- Я буду ждать тебя здесь, – объявила моя спутница, пристроившись на лавке.

- Уверена? Я наверняка на час минимум.

- Да. Надоело мне уже шарахаться по этому городу.

- Как знаешь. Я нормально выгляжу?

- Смотря для чего.

- Чтобы встретить женщину моей мечты.

- Только если она слепая.

Оставшееся время прошло в молчании. Перед смертью не надышишься. Не то, чтобы я сильно волновался. Но сам мой внешний вид диктовал чувство неловкости. Хотя, пожалуй, это и нужно. Погружение в роль.

Подошло время, я встал со скамейки, получил от Олеси пожелание удачи и направился во двор. Это был обычный понурый питерский двор среди домов советской постройки, с офисами на первых этажах. Я знал, что Церковь находится на цокольном этаже. Пришлось побродить по двору минут пять, прежде чем получилось найти нужную дверь. На стене рядом висели несколько вывесок каких-то фирм, но на цель моего визита ничто не указывало. Я спустился вниз и оказался в начале длинного узкого коридора. Атмосфера тут была какая-то затхлая. Не хватало только большей затемнённости и огромного вентилятора в конце коридора, какие бывают в фильмах про что-то таинственное.

Я медленно шёл, вчитываясь в названия учреждений. Хотелось постучаться куда-нибудь и спросить: «Извините, а где тут Церковь?». Интересно, на меня посмотрели бы с недоумением или уверенно указали направление? Меня уже начало охватывать разочарование, которое случается оттого, что сильно чего-то ждёшь, а оно оказывается пшиком. Чувство это росло по мере того, как до конца коридора оставалось всё меньше расстояния. Что, если нет тут этой конторы? Ну как нет-то? Быть такого не может... Или я не туда зашёл?.. Вопросы защёлкали в голове, как попкорн в микроволновке, и тут я увидел знакомый масонский глаз – ну, вы поняли.

Никаких надписей, просто с обычного заламинированного листа А4, прикреплённого на белой офисной двери, смотрела на меня та самая эмблема. Вдруг меня охватило странное ощущение нелепости и весёлости. Что это вообще за чушь? Что я тут делаю?! Как можно хотя бы на секунду серьёзно воспринимать всё это... Моему шефу, редакции, порталу нафиг не сдались эти мои приключения. Это никогда не попадёт в печать. Просто потому, что нас примут за какое-то жалкое подобие газеты «Жизнь». Что-то я разошёлся. Возьми себя в руки, Валера. Действуй по ситуации. Это же приключение. Я глубоко вздохнул, постучался и нажал ручку двери.

Первое, что я увидел в Церкви Сетевого Абсолюта — это было чудо. Отбросим шутки и каламбуры. Я предельно серьёзно. Чего я ждал? Людей в чёрных халатах и с капюшонами, которые возьмут меня под руки и проводят к Мастеру? Или что он встретит меня сам, сидя в обычном кабинете за обычным офисным столом? Наверное. Но того, что было самым элементарным и разумеющимся, я и не подумал предположить.

Это была девушка. Когда я заглянул в дверь, она обернулась, стоя возле столика у противоположной стены светлого кабинета, с лейкой в руках. Она поливала цветы. Лет ей было, наверно, около двадцати трёх, на ней была короткая свободная джинсовая юбка. Как раз той длины, что не даёт упрекнуть в безвкусии и распущенности, но одновременно и говорит: «Да, я знаю, мои ноги прекрасны... Смотрите на них, пожалуйста, и радуйтесь сколько угодно, мне нечего стесняться». Она была высокая, чуть выше меня. Но не длинная. Стройная, но не худая. А ноги у неё были очень длинные, бывают такие девушки, которые за счёт длинных ног кажутся ещё выше, чем на самом деле. Иногда сложно описывать что-то, не скатившись в бульварную банальщину. Поэтому скажу только, что она была притягательной до жути.

Сверху на ней был естественно-зелёного цвета топик. Я посмотрел на её грудь. Проклятье! Этот взгляд, конечно, тут же вернулся наверх, во-первых, потому, что так надо, а во-вторых, её зелёные глаза и лицо тоже были очень красивыми. Говорят, не нужно описывать простые вещи сложными словами. Передо мной просто была восхитительная девушка, совершенная. Бывают у природы шедевры, вот он. В таких случаях не бывает изъянов. Противного голоса. Или некрасивой груди. В ней всё было идеально, я уверен в этом.

- Здравствуйте! – звонко произнесла она, расплывшись в улыбке. – Вы, наверное, Егор?

- Точно, здравствуйте! – так же весело заголосил я. Захотелось сорвать с себя эти глупые очки или провалиться под землю! Господи, что я за идиот?!

- Проходите, пожалуйста! – она поставила лейку и скользнула ко мне, протягивая руку. – Я Мила!

- Очень приятно, – говорю, прикасаясь к её ладони. Чуть повыше груди, как раз у верхней границы топика, у Милы прикреплён оранжевый значок с её именем. В шести миллиардах подобных случаев это выглядело бы глупо, учитывая её возраст и остальное, но на ней этот значок казался бесконечно забавным и милым. Я поражаюсь, какие странные вещи начинаешь ставить человеку в плюсы, если тебе нравится его внешность.

Её движения были плавны и грациозны. Голос мягкий и цепляющий. Бывают такие люди, на внешность которых смотришь и думаешь, что они с другой, более совершенной планеты. Интересно, насколько жизнь отличается от среднестатистической, когда у тебя такое тело?

Мила усадила меня на стул возле своего стола. Она, похоже, была секретаршей, или что-то в этом роде. Глаза у неё были, как я уже сказал, большие, зелёные и красивые. А волосы прямые, каштановые, с лёгким серебряным отливом. Надо ли говорить про черты лица, это не описать. Самое убийственное сочетание – сучки и ангела одновременно. Она всё это знает, а оттого ещё сильней.

- Алексей Вас ждал, к сожалению, Вы немного опоздали и сейчас он разговаривает по Скайпу с Европой. Вас не затруднит побыть в моём обществе десять минут?

«Вы смеётесь?!» – хотелось мне воскликнуть ей, но нельзя проявлять остроумие. Не сейчас.

- Я налью вам чаю пока. Очень вкусный земляничный с мятой есть у нас. Секунду!

Она направилась к шкафу за чаем, давая мне десять свободных секунд полюбоваться ею. Вскоре чашка и правда очень вкусного чая оказалась передо мной. Мила, конечно, понимала, что я уже сражён наповал, но останавливаться на достигнутом не собиралась.

- А ещё я Вам подарю подарок!

- Правда? – опешил я.

- Не беспокойтесь, он очень простой и милый, просто так дарим. Не имеет значения, придёте ли Вы ещё раз к нам или нет! – вот так просто «придёте ли Вы ещё раз к нам». Никаких «присоединитесь ли Вы к нам» или «сделаете ли Вы взнос». И смотрит на меня невинно, но с огоньком. Как же она взгляд держит, а, чертовка! Знает свою силу. Поэтому она и здесь, никаких иллюзий на этот счёт я не питаю.

Достав что-то из ящика своего стола, она направилась ко мне. Я ожидал чего угодно, но только не такого. Подойдя совсем близко, она одной ногой протиснулась мимо моих коленок, даже лёгким усилием разведя их в стороны. Таким образом, моя правая нога оказалась прямо под её юбкой, она могла бы сесть на неё верхом, при желании. Но такое желание, похоже, было только у меня, иначе бы я подумал, что оказался в каком-то идеальном мире, где жизнь — это порнофильм.

Мила подошла вплотную ко мне. Её коленка почти упёрлась, куда не надо упираться, если не желаешь продолжения. То, что она держала в руках, оказалось красной шёлковой ниткой, на которой носят крестики и амулеты. На этой была симпатичная штучка, похожая на ракушку. Мила, нагнувшись так, чтобы я мог посмотреть, что там за её топиком (чёрный кружевной бюстгальтер), нежно опустила нитку на мою шею, задержав на пару мгновений руки в таком положении. В эту секунду я ощутил её запах и закрыл глаза от экстаза. Я подумал: вот я, очкастый тип, в старых брюках с непроглаженными стрелками и заправленной в них рубашкой в клеточку — Валера. Со всей его гипотетической жизнью, с причинами и, скорее всего, скучными, горькими, а порой и невыносимыми следствиями. С забытыми мечтами, если они и были, и с ясными перспективами на неясную пустую жизнь. Это страшно. Это словно ты стоишь в сумерках на краю крыши девятиэтажного дома, в дождь. Это не американский небоскрёб из фильма. А потёртая русская девятиэтажка, где все по утрам пьют чай, а вечером смотрят дурацкие передачи. И вот там — земля, асфальт, который такой твёрдый, что твоя голова расколется об него на куски. И это очень страшно, стоять там. Как жить жизнью, в которой нет ничего.

И вот такой человек приходит сюда. Не потому, что хочет вознестись к Богу или ещё что-то такое, а просто из любопытства, потому что решился, наконец, на что-то новое. А здесь светло и тепло, здесь Мила, которая поит тебя мятным чаем с земляникой, касается тебя, чуть ли не сидя на твоих коленях... Это... это жизнь! Вот она! А всё, что было до этого, это тяжёлый чёрный сон. Что там? Церковь Сетевого Абсолюта? Институт нейрохирургии пылевых початков? Что сделать, чтобы остаться здесь? Чтобы приходить снова, чтобы ощущать себя хотя бы на эти короткие мгновения живым человеком? Боже, спасибо Тебе за то, что дал мне эту любовь! Безответную и глупую. Но она меня воскресила! Что сделать, что подписать? Сколько заплатить? Кому продать душу? Услышьте мой крик!

Мила вырывает меня из этой параллельной реальности, пронёсшейся в голове за две секунды.

- Там в ракушке масло, – говорит она, – очень вкусно пахнет.

Я нюхаю и говорю:

- Оно пахнет, как ты.

«Ты» вырвалось у меня невольно. Она не подала виду.

– Точно! Я сегодня таким пользовалась. Теперь всегда можете вспоминать нас. Меня...

Зазвонил телефон. Она взяла трубку и, угукнув, сказала мне: «Он ждёт вас». Я встал, мысли о крыше девятиэтажки слегка остудили мой пыл. В общем, Милочка сработала на славу. Она раскрывает передо мной дверь в соседний кабинет, и я, слегка вспотевший и окутанный эфирным облаком трепета, вопросов и надежды, вхожу к Архитектору Матрицы.

У него кабинет другой. Размерами не больше, но атмосферой совсем отличный. Он в тёмных, благородных тонах, отчего кажется солидней. Плюс стол, конечно, не заоблачно дорогой, но красивый и недешёвый. Стильный канцелярский набор, ноутбук в металлическом корпусе. Шикарное кресло хозяина и два чуть попроще для посетителей. Два деревянных шкафа, тумбочка с цветами. На стенах несколько стильных абстрактных фотографий в рамочках. А над креслом адепта большое чёрно-белое фото, где человек десять, судя по виду — иностранцы, позируют, сдержанно улыбаясь, сконцентрировавшись вокруг небольшого, пожилого мужчины с точёными чертами лица, который, судя по всему, у них главный. «Отец русской демократии», – почему-то всплывает у меня в голове.

Всё это я, разумеется, замечаю уже по ходу дела. А сначала встречаюсь глазами с ним. Он выходит из-за стола. Крепкий, в чёрных зауженных брюках и белой рубашке. Ростом под 185. Взгляд волевой и пробирающий. «Интересно, она с ним спит?.. Наверняка», – думаю. Протягивает мне руку.

– Павел, – представляется он. И через секунду смеётся, уловив удивление на моём лице. – Это чтобы сразу снять вопросы о сходстве с сами знаете кем! – улыбаясь, говорит он. – Меня зовут Алексей, Вы уже знаете.

– Но Вы и правда на него очень похожи, – говорю, присаживаясь в кресло, на которое он указал.

– Да. И я его очень уважаю. Он делает важнейшее дело, объединяя людей, создавая единое коммуникационное пространство. Всё это шаги на пути к цели...

Он недоговаривает, давая мне заподозрить масонский заговор Дурова, Цукерберга, Джобса, Дмитрия Медведева и других, радеющих за «единое коммуникационное пространство». Повисает пауза. Он явно изучает меня, накидывая свою линию поведения и будущие слова, ждёт от меня начала разговора, вопросов.

– Знаете, – начинаю, озираясь вокруг и потирая руками коленки, – честно говоря, я даже не знаю, думал ли когда-нибудь над теми вещами, которые Вы говорите в видео... Это всё так странно... научно, что ли. И в тоже время Бог... Противоречиво...

Он усмехается, получая пищу для дискуссии, я замолкаю.

– Вы чертовски правы, Егор! Вижу, ко мне пришёл умный человек. Это прекрасно! Я люблю работать с умными. Дураки нужны где-то в другом месте, политикам, мошенникам. Я же дураков не люблю, с ними нужно лукавить, обещать что-то нереальное. А умному нужно просто рассказать всё как есть. И он сам поймёт, что в том, что ты говоришь, есть зерно истины. Потому что по-другому быть не может.

«Вот жук!» - думаю, - «как заливает!». Уже противопоставил себя плохим ребятам. Чем-то мы с ним похожи, мне тоже нравится «работать» с умными людьми. Тем, как они вешают лапшу на уши, можно даже восхищаться. Выжидающе молчу, он одобрительно кивает, будто сам себе, и продолжает.

– Вы правы в том, что духовные понятия для сегодняшнего человека тяжело вяжутся с прогрессом и технологиями. Но тут возникает палка о двух концах. С одной стороны, эти технологии – всего лишь новые способы общения, – жестикулирует он плавно и с достоинством, словно на экране. - Но с другой... ещё десять лет назад сотовые телефоны были у единиц, теперь каждый из нас не может представить свою жизнь без них. То же и с социальными сетями... способ общения, но он настолько глубоко интегрируется в нашу жизнь, что становится самой жизнью.

И ещё паузы. Во время которых смотрит прямо в глаза. Настойчиво, уверенно, но не жёстко, не вгоняя собеседника в волнение. Наоборот, давая почувствовать расслабление. Его речь работает чётко и мягко. Он говорит:

– Мы не замечаем этого, иногда отторгаем, но неизбежно, неизбежно, повторяю, вливаемся в это поле. Потому что сама сущность человеческой жизни – в общении. Только в общении мы черпаем силы, находим утешение и получаем вдохновение. А теперь представьте, что... Впрочем, я забегаю вперёд. Хотите чаю?

– Ну, я уже выпил в приёмной... но... – он хочет, чтобы я ещё раз увидел Милу. И я не против. – Он такой вкусный, почему бы и нет!

Алексей с довольной улыбкой берёт трубку телефона и произносит: «Мила, угости нас чаем, пожалуйста, если не слишком занята. Ага, да-да».

– А она, – я говорю, подбирая слова, – у вас... просто работает?

Он смотрит на меня, ища подтверждение, правильно ли понял вопрос.

– Мила не просто работает, – медленно с улыбкой произносит он. – Она один из самых активных наших участников. То есть она очень хочет, чтобы поскорей случилось то, о чём мы ещё будем говорить.

Тут дверь приоткрылась, и в кабинете появилась героиня обсуждения. Чёрт, до чего же она красива всё-таки! Пригласить её на свидание, что ли, если останемся наедине. Конечно, это бессмысленно, но чем чёрт не шутит. Она ставит поднос на стол. Алексей говорит:

– Правда, Милочка?

– О чём речь?

– Я говорю Егору о твоем огромном желании поскорей перейти...

Перейти? Это у них, похоже, такой термин...

Мила аж руками всплеснула, вся просияла и заговорила, глядя на меня, тоном, как будто мы сто лет знакомы и она рассказывает, как классно провела вечер накануне в каком-то чудном месте и нам определённо надо туда вдвоём наведаться. Перед такой искренностью невозможно устоять. Я вдруг подумал: «А, может, эти ребята никакие не мошенники? Может, мне просто в жизни повезло?». Мила сказала, глядя в мои глаза:

– Да! Ты представляешь, как это чудесно! Когда мы не просто вместе, мы внутри друг друга, сливаемся, как капли воды в одно целое и не на уровне прикосновений даже, а на уровне энергии, но физически, чувствуем друг друга даже ярче, чем сейчас! – она взяла мою руку. – Закройте глаза.

Я закрыл глаза. Мила поднесла мою ладонь к своему животу, чуть подняв топ.

– Чувствуете меня? Тепло и приятно, правда? А если ощущать это всегда, но в тысячи раз сильнее? Всю жизнь! Бесконечную жизнь... И это не может надоесть, потому что это самое лучшее, настоящее счастье. Это любовь.

– Мила умеет живо объяснить, – сказал Алексей. Она отпустила мою руку, я открыл глаза, вернувшись из космоса. Я спросил:

– А как же тело? Вы такая красивая. Вам не жалко его потерять, становясь только... энергией?

– А тело и не теряется, – перехватил мой взгляд Алексей. – Вернее, теряется, конечно, но способности наши становятся безграничны. Они и сейчас безграничны, но нам мешают оковы, в которых мы находимся. Вы что, думаете, в мире есть злые люди? Да все здесь добрые, просто их жизнь очень тяжёлая, вот они и не выдерживают. А там... там мы все будем красивы и счастливы. Мы сможем сделать себя какими захотим и людей вокруг – какими захотим. Мы сможем выполнить любые желания, но они не будут эгоистичны. Потому что когда удовольствие бесконечно, никто не уязвлён. И Мила будет такая же безумно красивая. Всегда, – они переглянулись, и по взгляду я понял, что они правда спят. Жалко. Хотя в том, лучшем мире я не буду ему завидовать. Мила вышла, оставив нас с чаем.

– Я продолжу, если Вы не против? – спросил он. Я кивнул.

– Вы говорите – Бог... ненаучно... А между тем Бог очень научен. Хотя называть Его можно как угодно. Кому-то больше нравится названия Всеобщая гармония, Мироздание, Вселенная. Не суть важно. Вы вот в Бога верите?

– Я даже не знаю... – ответил я.

– Вот, – кивнул он. – Кто-то говорит, что не знает. Многие считают себя убеждёнными атеистами, бьют в грудь, говорят, нет никаких высших сил, человек – венец природы, жизнь одна и надо взять от неё всё! Но всё это заканчивается, когда с кем-то из близких происходит настоящая беда. Когда кто-то попадает в автокатастрофу или пропадает без вести... И что тогда делают эти люди? Да они, одной из ночей, – раньше ли, позже, но это время наступает, когда они, чувствуя себя очень глупыми и потерянными, поднимаются с постели, – встают на колени, ну или хотя бы просто сидя днём на диване, осторожно говорят: «Господи. Не знаю, есть Ты или нет. Но если есть, пожалуйста, прости меня за то, что не верил в Тебя... И прошу Тебя, спаси и сохрани моего близкого человека... потому что больше у меня не осталось надежды ни на кого, кроме Тебя». Понимаете? Человек смотрит на небо, когда ему безумно плохо, когда он у черты. Он или просит помощи или высказывает свою ненависть, что тоже глупо, если ты ни в кого не веришь. Но очень тяжело сознавать своё бесконечное бессилие. Поэтому нам и открываются глаза в такие моменты. Я прав?

– Да. Думаю, у каждого такое бывает.

– Совершенно верно, у каждого. Все верят. Все не верят даже, а знают. Потому что каждый был там.

– Где?

– С Ним.

– Я Вас не понимаю.

– Это прямое узнавание, понимаете? - наклонился он ко мне для убедительности. - Вот построй сейчас в поле миллион женщин. Да что там миллион, миллиард! Всех женщин мира, которые годятся Вам в матери. Но Вы узнаете свою. Вам скажут: «Эй, погоди, друг, может, ты ошибаешься?». А Вы скажете: «Нет, я знаю точно». Потому что Вы уже видели её! Вот так и с Богом. Вы уже видели Его. И Вы идёте к Нему, потому что там Ваш дом. Понимаете? Люди как будто бы идут на вершину горы. Кто с севера, по отвесной заледенелой скале, кто с юга, по чайным плантациям, а кто серпантином.

Тон его был очень искренним.

– Посмотрите. Люди живут абсолютно разными жизнями. Кто-то рабочий, кто-то монах, кто-то сутенёр, а кто-то убийца. Совершенно очевидно, что они живут разными жизнями, они живут в разных мирах. Рабочий иногда вспоминает о Боге, читай – о Мире, монах думает о нём постоянно, сутенёр не думает вообще, а убийца может его и ненавидеть. Их можно осуждать или соглашаться, но если посмотреть шире – каждый из них прав. Потому что они, сами того не ведая, движутся в одном направлении, к единственно возможному финишу, просто разными дорогами. У кого-то короче, у кого-то длиннее, кто-то бежит по кольцевой, но это не важно, если мыслить масштабами Космоса. Мы слишком узко смотрим на вещи. Ведь мы живём в мире средних величин. Но на бесконечных просторах астрономического пространства и геологического времени то, что кажется невозможным в «среднем мире», может оказаться неизбежным. Даже статуя может помахать тебе рукой. Ведь атомы, из которых она состоит, колеблются. Чудо — это просто событие с очень малой вероятностью.

– Вы так размыто говорите... – вмешиваюсь я.

– Потерпите, Вы всё поймёте, – вежливо успокаивает он. – Видите ли, у каждого из нас есть цель. Она вытекает из самого момента нашего рождения. Родились же! Вопрос – для чего?

Он смотрит на меня. Я переспрашиваю:

– Для чего?

– Для того, чтобы вернуться к месту, откуда мы ушли. Месту, где мы были счастливы, были вместе с ним. С Богом, Абсолютом, Мирозданием, – разводит он руками.

Я чешу голову и для убедительности растерянно шарю взглядом по стенам комнаты.

– А зачем мы оттуда ушли, если вся цель в том, чтоб вернуться? – спрашиваю.

– А тут Вы забегаете вперёд! – весело говорит он. – Не торопитесь, я всё объясню, но сначала вернёмся к вершине. Так вот. Очевидно, что у всех нас есть сверхцель, сверзадача. Которая выходит за пределы схемы «дерево – дом – сын» или, если говорить о женщинах – семейного очага. Понимаете, не наломать за свою жизнь дров – это уже хорошо, но это далеко не всё, что ты можешь сделать. Главная проблема понимания этой истины среди людей заключается в том, что они не видят дальше собственного носа. Я часто привожу шутливый пример с инопланетянами!

Алексей ждёт, пока я вслед за ним не расплывусь в улыбке, и продолжает.

– Люди сидят на своём шарике под названием Земля. Они уже знают, что во Вселенной существуют миллионы и миллиарды других разных шариков. И, зная это, некоторые из них продолжают полагать, что мы посреди этого бесконечного космического океана одни! – он разражается смехом и откидывается на спинку стула. Я жалею, что тут нет Олеси, вот бы мы втроём повеселились.

– А Вы верите в инопланетян? – спрашиваю.

– Понимаешь, Егор... - говорит он после паузы. – Верить можно в победу любимой команды в футбольном матче. «Верим в победу России!». А когда дело касается вопросов мироздания, тут можно либо быть уверенным точно, либо предполагать, на основе каких-то собственных реальных ощущений, которые со временем обязательно проверятся. А о зелёных человечках я говорю с точки зрения теории вероятности. Потому что вероятность жизни на одном шарике из миллиарда гораздо ниже той, что жизнь есть на нескольких. Этот пример я привожу, лишь чтобы показать какое-то слепое одержимое стремление людей ограничить свои знания привычным и удобным заблуждением о своём величии и исключительности.

Тут он переменился в лице и сменил позу, вернувшись от расслабленной к собранной.

– Вернусь к цели, – сказал он. – А именно к той мысли, что некоторые люди, интересующиеся духовными вещами, очень много волнуются по поводу того, как бы обрести просветление, да побыстрее своих конкурентов!

Тут я засмеялся. Он, вряд ли поняв почему, принял это за добрый знак и продолжил.

– Но смысл как раз в том, что волноваться за это не стоит. Вершина у горы одна, каким бы путём Вы ни шли: забираясь со страховкой на отвесную стену, обходя с другой стороны по холмам, или серпантином, – Вы всё равно дойдёте туда. Потому что вершина одна, точка назначения одна. Поэтому, что бы Вы ни делали, каких бы ошибок Вы ни совершали в этой жизни или в других своих жизнях, Вы всё равно победите. У последнего опустившегося бомжа будет ещё столько шансов, сколько надо, чтобы один из них наконец был использован. Какой бы горькой ни была Ваша жизнь, всё это лишь для того, чтобы Вы получили опыт и не поступали неправильно. У кого-то больше опыта, а кто-то ещё думает, что мир несправедлив. Но скоро и они всё поймут. Проигравших не будет, понимаете? Мы все туда залезем, потому что другого итога просто не существует. Проигравших нет. Это потрясающе.

Действительно потрясающе. Я вспоминаю, где уже слышал это, слово в слово. Но ничего о том, что надо закачать своё сознание в болванку, там не было. Это придумал уже сам Алексей, или кто-то другой. Я решаю идти в наступление.

– Но я так и не понял, что Вы предлагаете? – спрашиваю.

– Очень просто. Вот Вы верите в то, что завтра будет война? – сказал он.

– Нет, конечно, – чуть погодя ответил я.

– Правильно! И в июне сорок первого люди в это не верили. Потому что невозможно поверить в то, что завтра наступит война. Как невозможно поверить в то, что скоро может наступить рай. А между тем и то и то неотвратимо. Но войн было уже много. А рай только предстоит.

Он говорит:

– Мы, люди, живём с постоянным чувством того, что наше время промежуточное. Верим ли мы в конец света? Глупости, конечно, нет. Солнце погаснет через миллиарды лет. А у каждого из нас ещё будет время выпить свой стакан мохито, переспать со своей красоткой и заработать свой миллион. У каждого должен быть этот шанс, думаем мы. Но Вы здесь, Егор. Вы пришли сюда, потому что это Ваш путь на вершину горы.

Он смотрит на меня.

– И Вам нравится общаться с Милой. Приятно беседовать со мной. Потому что Вас сюда притащила судьба. К нам. Важно, что многие замечательные люди понимают это сейчас. Кроме Милы есть множество красивых и прекрасных девушек, которые с нами. Мы часто встречаемся. Мы не просто официальное общество чего-то там, мы друзья, у которых есть единая цель. В чём она? Сейчас объясню. Что-то Вы поняли уже из видео. Можете отбросить духовность и включить науку, если хотите. Это не важно, верите ли Вы во всё это, потому что на каком-то глубинном уровне Вы чувствуете, что это правда. Ведь чувствуете?

Я киваю.

– Я немного отступлю назад, – говорит он, – скажу банальные вещи, но как же странно, что мы все не думаем о них. Вот Вы родились и сразу знаете, что хорошо, правда ведь? Вам никто этого не говорил, инструкцию вслух не зачитывал. Но Вы точно знаете, что в мире хорошо, а Вас должны все любить, обнимать и целовать, кормить вкусностями и всё остальное. А потом мы растём, и всё происходит совсем наоборот. Надо быть жёстким, жадным, нечестным... Но ведь, даже впитывая это, мы понимаем, что это неправильно! Что где-то по-другому! Нас просто заставляет мир делать всё это. И мы знаем, что правильнее всего будет жить в каком-то прекрасном едином состоянии добра, благополучия, гармонии... Но где можно ощущать себя физически, получать знакомые удовольствия.

– Матрица какая-то, – говорю.

– Это не матрица! Матрица – это обман, – восклицает Алексей, – а мы всё говорим начистоту. Люди здесь бьются непонятно за что, крутятся как белка в колесе, проживают жизнь, а потом умирают несчастными. Вы представляете, что значит умереть несчастным? Да если бы описать приближение смерти, которая уже в двух шагах, это было бы самым гениальным произведением в истории. Ведь люди любят чужую боль, когда она находит отклик в их собственной душе. Но никто никогда этого не опишет, не станет надиктовывать на диктофон, а уж тем более записывать самому. Потому что когда понимаешь, что скоро умрёшь, тебе уже как-то не до того, чтобы создавать самое великое произведение в истории! Представляете, насколько это сильно, что даже человеческое тщеславие отступает.

И вот люди предпочитают страдать вместо того, чтобы искать выход. А когда им показываешь выход, бегут прочь, а тебя считают идиотом. Хотя как раз это – безумие, согласны? Да потому что нельзя с этим не согласиться! Ведь каждый это понимает, дураков-то нет. А выход – это что? Это знание. Знание того, как на самом деле устроен мир.

– Вы это знаете? – спрашиваю.

– Да, знаю. И Вы знаете, просто забыли. Да посмотрите вокруг. Космос, планеты, чёрные дыры, Земля. Бесчисленное количество живых существ, моря-океаны, да что там про большое, клетка! Вот невероятное изобретение, к которому люди даже близко не могут подобраться. Изобрели телевизоры, компьютеры, человека в космос запустили, а самое близкое – человеческий мозг до сих пор разгадать не могут. Вы что, люди, всерьёз думаете, что это всё держится и взаимодействует ПРОСТО ТАК? – он так искренне и со страстью это говорит. – Человек сидит утром, читает газету и слушает новости, потом на работу, вечером по пивку, поругаться с кем-нибудь, в клуб сходить. Он считает себя самым умным существом во Вселенной, только он знает, как правильно действовать. И он думает, что всё это, этот мир вокруг, ПРОСТО ТАК?

– Да он об этом вообще не думает, – говорю.

– Правильно. А думать-то не помешало бы, дружок, хотя бы иногда, потому что неужели ты думаешь, что в твоей жизни на самом деле есть что-то важнее, чем понять, кто ты есть?

– Так кто же мы?

– А мы и есть код, – говорит он. – Ответ вас разочаровывает, не смущайтесь, это просто метафора, но она очень красивая. Помните зелёненькие буквы из «Матрицы»? Так и всё в жизни. Сотая доля процента мироздания — видимая нам и принимаемая за сто, и всё остальное, что мы на своём уровне не можем понять — это части одного, неделимого процесса, как капли в океане, разделённое, но одновременно целое. Аватар, планета Пандора, каждый может чувствовать каждого, Кэмерон, сам того не осознавая или, может, осознавая, показал нам более высокую ступеньку эволюции живого, которое понимает, что оно не делимо.

– Зато я мало что понимаю.

- Сейчас поймёте! Я постараюсь объяснить как можно проще. Это как раз о том, почему мы должны вернуться туда, где уже были и почему оттуда ушли. Когда-то мы были вместе. Единое поле, Абсолют, Всеобщая Гармония, Бог, называйте как хотите. Но нам нужно было разделиться, понимаете. Потому что только когда есть другой объект, можно проявить любовь. А любовь – это первооснова всего. Но нельзя любить себя, все скажут – ещё как можно, но это самообман. Удовольствие и счастье можно получить только тогда, когда любишь другого. Представь, ты лежишь больной, а завтра на работу, и самое плохое, что сейчас возможно – это куда-то идти. Но тут звонит любимый человек и говорит: приезжай, ты мне нужен. Да ты на крыльях понесёшься к нему за весь город хоть в три часа ночи, позабыв про свои проблемы, и будешь счастлив по-настоящему.

Узнаёте себя? Только так. Нам нужно было разделиться на объекты, потому что это — способ существования материи. Только разделившись, она могла дать любви способ проявиться. Но материя одна, мы – капли океана, осознавшие каждая себя. И капли эти вечны, лишь внешнюю форму меняют. Но ведь, кроме этого океана, больше ничего нет. Понимаете, у нас даже врагов нет. Нас уничтожить невозможно! Потому что, кроме нас, никого нет. Мы вечны.

Это всё игра! Мы так серьёзно печалимся над своими бедами только потому, что немного слепы и не помним прошлое. А беды для того, чтобы мы получили опыт, чтоб как алмаз огранились со всех сторон, почувствовав самую сильную боль и самое большое счастье. Прочувствовали все качества, которыми обладает бытиё. Даже за одну жизнь всё не переживёшь, поэтому крутимся. Вершина горы, помните? Мы все туда лезем потихоньку, только не понимаем. Но тот, кто это осознал, увидев свою истинную природу, идёт по жизни смеясь, ведь он знает, что конец не наступит. А тот, кто боится всего, думая, что его время конечно, трясется от страха. Это не религия или философия, Егор, это чистая физика, вот и всё.

Он ударил пальцем по краю стола, как будто вбив гвоздь воображаемым молотком. Наступила тишина. Умеет же парень говорить. А главное, спорить не хочется. Ведь он не требует от меня денег, ещё чего-то. Он просто мне рассказывает вещи, которые выглядят единственным разумным объяснением нашего существования, со всеми ответами на все вопросы. Но что он будет говорить дальше? Он говорит, вновь угадав:

– Вам даже спорить не хочется, Егор. Потому что спорить с тем, что ты понимаешь не на уровне ума, а много глубже — это пусто. А теперь послушайте очень важную вещь, – он смотрит мне в глаза. – У нас есть шанс вспомнить всё это. Не на уровне слов. А на уровне опыта. Потому что только знания на уровне опыта имеют силу изменять нашу жизнь. Мы можем тысячу раз слышать, что огонь – это больно, но только прикоснувшись к нему, поймём это на самом деле.

Он говорит, чеканя слова.

– У нас есть шанс почувствовать свою истинную природу. Почувствовать суть вещей прикосновением. И когда ты сделаешь это, ты станешь другим. Навсегда. Внешние трудности потеряют силу над тобой, потому что ты поймёшь, что они – иллюзия, то, что ты принимаешь за беды, это ты сам, такая же капля того же океана. А ничто не может вредить само себе.

Я смотрел то на него, то на людей на фотографии. Интересно, кто они? Алексей продолжал.

- Мы все движемся к объединению, Вы замечаете это? Думаете, это просто так? Думаете, просто так мир движется в сторону стирания границ между государствами, личностями? Да бросьте. Почему мы так верим в свою личную судьбу, но отказываемся признать, что у всего мироустройства тоже есть точки на карте его движения? Почему мы боимся поверить, что уже завтра всё по-настоящему может измениться? Что великое открытие придётся на наш век? Нас направляют. Я не зря спросил Вас о войне. Вам трудно поверить в то, что грядут глобальные изменения. Не жизни, а бытия! Но они наступят уже в этой Вашей жизни, ещё до того, как Вы станете пожилым. Нам в руки дают инструмент и возможность ПОЧУВСТВОВАТЬ всё, прикоснуться к бытию, – его голос стал величественным, как у политика на митинге. - Представьте пространство, где возможно всё, что угодно. Где нет каких-то ограничений в виде некрасивого тела, плохого зрения, недостатка денег. Представьте пространство, где мы каждой клеточкой сознания чувствуем жизнь. Вы когда-нибудь получали творческий экстаз от книги или фильма? Когда сидишь потом полчаса в прострации и думаешь: это гениально! Абсолютный максимум творческого удовольствия. А Вы когда-нибудь летели с горы на огромной скорости, чувствуя снег и ветер, чувствуя саму эту жизнь? Или потрясающий секс, когда вы растворяетесь друг в друге.

Он, может быть, несознательно кивнул на дверь в кабинет Милы.

– Это действительно божественно! Лучше нет ничего. А представьте, что можно испытывать всё это одновременно, каждую секунду. Да нет такого понятия – секунда! Времени не существует... Всё едино! И творческий экстаз, и удовольствие от скорости, путешествий, любви... всё это бесконечно – так и должно быть. Это вершина горы. А самое главное — ты понимаешь смысл и теряешь страх. Ты становишься бесстрашным. А знаете, почему я так уверенно говорю это? Потому что я был там.

Он замолчал в высшей точке, ожидая моей реакции. Я спрашиваю:

– Как это?

– Так. Уже сейчас есть технологии, экспериментальные, за границей. Вы думаете, мы контора «Рога и копыта»? Нет, конечно. Организация имеет филиалы по всему миру. Реальный переход возможен только через... годы. Но не десятилетия, Егор, а гораздо быстрее. Мы даём Вам шанс. Не мы, конечно, а судьба Ваша, Вы сами. Шанс присоединиться к мировому движению. Шанс оказать помощь, а взамен получить освобождение. От своих недостатков, несправедливостей и ограничений этого мира, на опыте получить знания. Но только отдав что-то, можно получить взамен. Это закон природы. Все эти жадные богачи... они даже не представляют, что их ждёт. Они невежественны, они не понимают, что только вместе можно достичь итога. А пока нужно ждать — Вы будете ждать вместе с нами. Ну что?

Я решил помолчать. Отпил холодный уже чай. Снова посмотрел полминуты на «отца русской демократии», на другие картинки.

– А что от меня нужно? – спросил я.

Выдержав паузу он ответил.

– Вопрос финансирования. Это очень дорого. Да что дорого? Это всё пусто. О чём мы говорим, когда на кону всё, на кону сама суть жизни. Вы хоть понимаете, надеюсь, о чём я говорю? Я говорю о том, главнее чего нет. О том, ради чего эта жизнь и происходит. Мы идём туда... Вы понимаете? Мы туда идём.

– Да, я понимаю. Как-то и глупо думать о меркантильности, когда речь о таком.

– Совершенно верно. Проблема людей в этой самой меркантильности. Они говорят — дайте мне рай бесплатно. Бог же денег не берёт! Пустите меня такого хорошего, пузатенького, жадненького в рай! Но ведь отдаём мы не деньги. Отдаем мы свои эмоции, веру, любовь, силы. А деньги – это просто бумажки. Но силы необходимо приложить, средства и технологии придётся купить. Других путей, к сожалению, нет. Этот мир, в нём есть тонкие вещи, но есть и твёрдые законы, которые не обойти. И мы купим то, что нам нужно, а потом, когда они всё поймут, возьмём их к себе. И они увидят, что были неправы. И окончательно осознают свои ошибки. А поможем им мы. У нас великая роль, Егор. Но мы не будем ею кичиться. Так что тут говорить о деньгах, когда речь о спасении? Правда?

Мы оба выдохнули. Алексей отпил чай и посмотрел на меня. Я почувствовал, что настал момент переходить к цифрам.

– Да. Вы правы. Так сколько нужно... пожертвовать?

– Ну... – сухо заговорил он, шмыгнув носом. – Единовременный взнос пятнадцать тысяч рублей. Это, как Вы понимаете, только на исследования и технологии. Представляете, какой у нас бюджет? Тысячи людей жертвуют свои деньги! Не такие уж и большие, учитывая на что... И плюс десять тысяч рублей каждые полгода. Ведь расходы всегда текущие. Деньги перечисляются через банк на наш счёт. Мы все платим, все участники. И я, и Мила. Есть только одна проблема...

– Какая?

– Слабость. Человеческая. Как только Вы выйдете отсюда, на Вас обрушится огромное давление. Если расскажете кому-нибудь, то люди, которые ещё ничего не понимают, начнут полоскать Вам мозги. Вплоть до физического влияния. Поэтому мы предпочитаем находить последователей через Интернет. Так они сами приходят, их ведёт, вернее... К сожалению, многие ещё не готовы, многие ещё очень глупы. Так вот, поэтому мы всегда предлагаем друзьям внести хотя бы предварительно взнос пять тысяч, чтобы решение, которое принято, было непоколебимо. Но это, конечно, на Ваше усмотрение...

– Ооо, проблема в том, что с собой у меня нет денег! Но я могу снять их и быстро вернуться. Пойдёт?

– О да, конечно!

– Алексей, а мы подписываем что-то? Документы?

– Да, конечно. Только не с головной организацией, а с филиалом, с нами, то есть. Это удобней, не все знают английский, чтобы подписывать международный договор...

– Да-да, конечно. Так, может, мы подпишем, и я схожу за деньгами?

– Конечно.

Он встал с кресла и направился к одному из шкафов.

– Алексей? – спросил я.

– Да?

– А что фактически произойдёт, когда технология будет изобретена? Ну... с нами со всеми?

– Фактически? Фактически Ваше сознание будет жить в новой частоте. Это ещё один глобальный вопрос. Ну, например, задумайтесь, почему мы, люди, живём здесь, ходим, едим, работаем, машины ездят, Луна на голову не падает, чёрные дыры изучаются... Грубо говоря, почему всё так устроено? А ведь некоторые и не едят ничего, про солнцеедство слышали? Люди просто не едят и не пьют воду. Это не киношка, это вот за окном, грубо говоря, твой сосед. А некоторые выходят из тела, путешествуют. А некоторые видят будущее. По телевизору показывают сюжет про мужчину в Индии, который не пил воду и не ел пищу уже тридцать лет. Показывают в конце выпуска, как про рождение тигрёнка в зоопарке. Хотя разве этот мужчина не важнее всего остального? Валютных рынков, заседаний правительства. Ведь то, что знает он, может изменить мир, а валютные рынки этого никогда не смогут. А люди продолжают считать, что самое важное – это накопить на коттедж. Дело просто в частоте. Как радио. Мы тут так живём, а кто-то умеет заходить дальше, перебегать на другую дорожку. А в будущем мы все перейдём на другую частоту. Об этом речь, Егор, технологии – это как свеча, которая помогает завести машину. Пока что речь идёт о создании свечи. Поэтому этот договор предварительный, о намерениях, так скажем, о том, что Вы тоже в системе, чтобы никто не потерялся, чтобы все были вместе. Вот договор, держите.

– А что там, на другой частоте, делать? – спрашиваю, вглядываясь в бумаги.

Так... Автономная некоммерческая организация «Центр содействия развитию коммуникационных технологий «Вершина». Директор Полежаев Алексей Юрьевич... предмет договора... программы развития коммуникационных технологий... общие вопросы, связанные с будущим развития связи... тра-та-та... обязуется... оказывать участнику консультации по вопросам развития новых видов связи и коммуникационных технологий...» и всё в таком духе. Понятно, общие понятия, консультации, технологии... Можно консультировать по вопросам регистрации в скайпе. Он, в общем, и консультировал меня эти полчаса. Ничего не возразишь.

– Как что? – отвечает с удивлением. – Наслаждаться! Наслаждаться, наконец, жизнью.

– А без технологии невозможен этот переход на другую частоту? Ведь есть же люди, которые вроде бы умеют эти вещи, монахи всякие тибетские, йоги...

– Егор, – он вдруг серьёзно посмотрел мне в глаза. – Вы, кажется, не совсем поняли. Технология — это то, что даёт нам сам мир, история, чтобы мы поняли всё, наконец. Глупо отказываться.

- А что будет, если я в какой-то момент передумаю? И сколько лет нужно, эээ, финансировать?

- Столько, сколько потребуется, – отрезал он. И тут же осёкся, добавив с улыбкой: – Вам не захочется передумывать... Вам будет хорошо у нас.

Да, Алексей, ты начал давить, и сразу какая-то фальшь появилась в твоих словах. Настало время выкладывать карты. Сейчас посмотрим, что у тебя там, истинное радение за судьбы мира или желание подзаработать. Я говорю:

– Так что же? Компьютер, значит, венец работы человеческого рода? Начало пути к вознесению на небеса? А это всё... деревца эти, реки, горы, дождик, любовь... всё, что человека во все времена вдохновляло на проявление лучших своих качеств, истинной любви – не через это всё, выходит, наверх прийти стоит? Это всё так, текучка, оказывается? Познай себя через машину. А вдруг там тупик?

Оппонент, похоже, начал закипать. Слишком много вопросов неверных полетело от очкарика...

– Послушайте, Вы что, хотите уйти? – судя по тону, ему надоело со мной возиться. Неужели есть более покладистые клиенты? Мне-то казалось, я просто чудо как хорош.

В кабинет вошла Мила.

– Через двадцать минут человек подойдёт, Лёша, – сказала она.

Он уставился на меня. Потом еле заметно брыкнулся всем телом, будто сгоняя оцепенение и возвращаясь мыслями к работе.

– А где Вы можете снять деньги? – спросил он, похоже, идя ва-банк.

– Знаете, Алексей, – говорю, снимая наконец эти чёртовы очки и вставая, – Вы, конечно, много хороших и правильных вещей говорите. Но вот эта вся чушь технологическая... лучше бы крионикой занялись.

Они оба на миг застыли от неожиданности.

– В смысле? – первым вышел из сумрака Алексей.

– Ну, более есть реальные темы для заработка.

Он прямо застыл в пространстве. Я почувствовал, как шестерёнки в его голове заработали, решая, какой свет включать: зелёный – и терять время дальше, или красный – и обрабатывать следующего клиента.

– Давай сюда бумаги и уходи, – наконец, решился он.

– Мне они пригодятся, – говорю.

– Так, Мила, забери у него договор! – психанул Алексей.

От вида их лиц на меня вдруг нашло жуткое веселье. Эх, Питер, всегда бы жить с тобой в душе. Действия родились в голове за секунду. Мила метнулась ко мне, протянув руку к бумаге, но я увернулся и, подхватив её за талию, опустил на руку, как в танго. Наши глаза оказались в пятнадцати сантиметрах.

– Идём со мной, принцесса, я спасу тебя из этого вертепа! – выпалил я и страстно поцеловал её в губы.

Так жаль, что поцелуй длился секунду. Её глаза ошарашенно смотрели на меня. На губах застыла лёгкая улыбка, которая бывает от неожиданных и новых ощущений в жизни. Видно, не всё у них так уж хорошо. Рык Алексея вернул нас к реальности.

– Я тебя урою щас! – совсем потерял он свой образ всезнающего мудреца и ринулся огибать массивный стол.

Я вытащил руку из-под талии девушки, уложив её на кресло, на котором недавно сидел, и бросился в первый кабинет. Подскочив к выходу в коридор, я обернулся. Вслед за Алексеем в комнату выскочила растрепанная Мила. Уже из коридора я крикнул ей:

– Я вернусь за тобой, любовь моя! – и послал воздушный поцелуй.

Она засмеялась и послала ответный.

– Заткнись, дура! – заорал мастер.

Я хлопнул дверью и зашагал по коридору, оглядываясь назад. Он не пошёл за мной, хотя в драке его шансы были предпочтительнее. Из кабинета доносились крики. Чёрт, упускаю такую женщину! Я вышел на улицу и вздохнул полной грудью. Поскорей бы рассказать это всё Олесе, повеселимся как никогда!

Но события и не собирались заканчиваться. Олесю я нашёл на лавочке, какую-то дико возбуждённую, причём, судя по выражению её лица, произошли неприятности.

– У тебя-то что случилось? – спрашиваю.

– Егор... наши вещи украли...

– ЧТО???

– Ну... я пошла туда фотать двор, – затараторила она, показывая куда-то рукой, – и оставила сумки. Возвращаюсь, а их нет!

Теперь уже настал мой черёд выразить эмоции!

– Не злись на меня, пожалуйста... – протянула она, – я же понимаю, что полная дура. Что нам теперь делать?

– Что делать? Ни в какую Москву мы, понятное дело, уже не едем. Хорошо хоть билет на самолёт электронный... Паспорт у тебя с собой, надеюсь?

– Да...

– Ладно... – я выдохнул, – давай звони домой, пусть деньги высылают. Надо как-то жить до отъезда.

Я немного остыл и, отойдя в сторону, набрал номер Бахулова.

– Да?

– Вас беспокоит Булавкин, – говорю.

– Что? – в непонятках отвечает он.

– Женя, у меня проблемы.

– Она беременна? – спрашивает через секунду.

– Нет.

– Тогда забей.

– Женя. Короче, у нас украли деньги, а до отъезда ещё четыре дня. Займёшь?

Он помолчал немного.

– Без проблем, друг. Вышлю, куда скажешь, – наконец ответил. – Слушай, а ты когда выходишь на работу?

– Пятнадцатого, – говорю. – А что?

– Да тут такое дело... В общем, у нас форс-мажор. Лена в аварию попала, с ногой лежать в больничке месяц будет. А Жора разводится, весь в проблемах... Ну и День города приближается, материала много... Филиппыч хочет, чтоб ты по приезду из Питера вышел.

– Да пошёл он! – разозлился я. – Это ему не милиция!

Женя замялся.

– Ну, я, в общем, так и предполагал... Давай я ему трубу дам, поговоришь? А то он сказал, если не согласишься, сам с тобой будет разговаривать.

– Без проблем.

Несколько минут в трубке слышались шумы и приглушённые голоса. Наконец, я услышал знакомый бас.

– Добрый день, Егор Андреевич!

– Здравствуйте, Степан Филиппович.

Не дождавшись продолжения, он заговорил.

– Ты, я слышал, не хочешь помочь коллективу в трудной ситуации.

На гниль давит.

– Степан Филиппович, Вы, пожалуйста, краски не сгущайте. Вы привыкли перестраховываться, но это в данном случае лишнее. Ребята справятся и без меня, так же, как и я бы справился за двоих, троих, если бы потребовалось.

– Так, Егор Андреевич, Вы, я смотрю...

– Шеф, – перебил я его, – Я выйду из отпуска пятнадцатого. Хотите – увольняйте.

Повисла пауза. Я представил, как он побагровел. Такой уж он человек, которому никто никогда не решается перечить. Бедный Женя, наверняка стоящий рядом, думаю, тоже изменился в лице.

– Понятно, – железным тоном заговорил начальник. – Утром пятнадцатого материал у меня на столе. Херню напишешь – будешь искать другое место.

– Будет исполнено. Бахулову трубку дадите? – спокойно сказал я.

– Дадите. До встречи. Слышь, сильно там не бухай, интеллигент...

– До свидания.

Закончив, я обернулся, Олеся говорила по телефону, живо жестикулируя. Я посмотрел на светлое и чистое сегодня питерское небо. В голове крутился калейдоскоп из услышанных истин, новых людей, неожиданно свалившихся на голову нескольких предстоящих дней в этом городе и другой жизни, которая всё-таки возможна. А ещё на горизонте виднелась та жизнь, обычная, в которую придётся вернуться. Хотелось верить, что не навсегда.

Подошла Олеся.

– Ну прости меня... Не светит нам Москва... – виновато пролепетала она.

Я поглядел на неё.

– Может, и к лучшему, – говорю. – Пошли.

И мы зашагали к выходу из двора.

А потом были ещё несколько дней в Питере. Женя прислал мне немного денег, очень оперативно, так что в тот же вечер я купил одежду, выкинув Валерин гардероб в помойку. Олесю проспонсировали родители, мы вернулись в «Этажи». Обсуждали мои приключения, бродили по улицам, без конца смеялись, пытались поймать во всяких злачных местах людей с осмысленными взглядами, чтобы с ними познакомиться, говорили обо всём на свете. С Наташей мы так и не увиделись.

Что делать с Церковью Сетевого Абсолюта, я пока не решил. Конечно, они зарабатывают на этом, но, с другой стороны, люди узнают что-то новое, что помогает им жить. А если узнавать это дальше, идея становиться виртуальной копией самого себя, скорее всего, покажется абсурдной. К тому же, юридически у них всё чинно. В общем, подумаю.

Настал наш последний вечер в этом городе. Официально мы съехали из хостела, но оставили там вещи, главным образом купленные сувениры, до вечера. Самолёт был ночью, так что по плану мы забираем сумки часов в десять, едем на метро до конечной, а там на автобусе добираемся в Пулково. А пока мы брели по Невскому, уже уставшие за день, в поисках местечка, где можно спокойно посидеть, цедя купленный на практически последние деньги чай. В конце концов, зашли в какое-то заведение и взяли по кружечке.

Олеся, судя по виду, совсем вымоталась. Она уже не переставая твердила, как ей надоел Питер. Мне он не надоел. И, осознавая скорое расставание, я ещё больше любил его. И смаковал каждую минуту, проведённую здесь.

– Знаешь, я всё думаю об этом, – заговорила она. – О Церкви. Можно, конечно, по-разному к ней относиться, и этот чувак во многом прав. Но больше всего он прав в одной вещи. Люди – идиоты.

Я говорю:

– Эти самые люди под этой правдой подпишутся без проблем.

- Да нет, – махнула она рукой. – Я о том, во что они верят. Можно верить во всё, что угодно. Но верить в то, что после твоей смерти ты и всё то, что ты делал, о чём думал и мечтал, что совершил, что понял и считал важным – превратится в одну бессмысленную чёрную точку, а тело сгниёт и станет пылью, и ничего, ни единого следа, последствия, ни единого импульса после тебя не останется – вот это точно самый большой бред, который только может быть в голове. И жить с этой мыслью, не стараясь ничего понять, плюя на всех и гребя под себя одного – это настоящее сумасшествие, а не зелёные человечки.

И она, покачав головой, уставилась в свою чашку.

– А знаешь, что ещё не бред, знаешь, что ещё реально? – спросил я с деланным возбуждением.

– Что? – подняла она глаза.

– Вот это! – сказал я, указывая пальцем в сторону. Олеся повернула голову и с автоматически разъехавшимися в сторону уголками рта произнесла:

– Да ладно...

Справа от нас на столике возле окна стояли два высоких, статных, красивых бокала, наполненные золотистым, холодным, это было видно даже отсюда, пивом.

– Я уже пять минут за ними наблюдаю, – говорю. – И никто не приходит.

Олеся оглянулась вокруг.

- Ты уверен?

– Абсолютно.

Меня смущала только восточного вида кассирша, то и дела посматривавшая на нас. Все остальные посетители и работники заведения были поглощены своими делами.

– Пять минут – это мало, – заметила Олеся.

– Может, и больше. По-моему, там никого не было, уже когда мы пришли.

– Ну и что делаем? – спросила она.

– Как что? Вперёд! – я уже начал вставать.

– Егор! – схватила она меня за рукав. – Мне страшно!

– Не дрейфь! Пошли!

Я встал и, осматриваясь по сторонам, занял один из стульев. Обхватив бокал, я ощутил его прохладу. То, что надо.

Олеся продолжала сидеть на месте, закусив губу. Я начал делать ей знаки. Наконец, спустя две минуты, она передислоцировалась ко мне и принялась оглядываться на окружающих.

– Никто не заметил?

– Вроде нет, – про азиатскую разведчицу я умолчал, чтобы не нагонять волнения. Моя подруга отпила пиво и протянула.

– Шикааарно...

Я улыбнулся.

– Слушай, Данилов, мы с тобой так о многом говорили тут... А ведь о самом главном так и не потрещали.

– Это о чём же? – спрашиваю.

– О любви, – говорит она.

Я расплываюсь в улыбке. Смотрю ей в глаза, она тоже усмехается в своей обычной манере. И тут же взрывается смехом, увлекая туда же и меня. Я говорю:

– А о любви, Олесенька... я не стану с тобой говорить.

– Почему? – делает она наигранно-удивлённо-милые глаза.

– Потому что, – говорю, – всё, что я скажу, может быть использовано потом против меня.

Она опять смеётся. Смотрю на неё. Понимаю, что она мне очень дорогой человек. И что вскоре, наверное, мы снова будем общаться раз в два месяца. А потом, когда-нибудь, может, и вообще прекратим.

Возникает лирический момент. Молчание повисает в воздухе. Мы оба всё понимаем. Но не начнём сейчас изливать друг другу душу. Мы это знаем и без слов.

– Я думаю, мы с тобой после поездки не будем разговаривать года три, – с деланным безразличием замечает она.

– Правда? – спрашиваю.

– Правда-правда. Наговорились вдоволь...

– Ну, посмотрим, всякое может быть...

Мне показалось, что сейчас наступит пауза, но Олеся встрепенулась.

– Кстати, если ты когда-нибудь будешь описывать нашу поездку, то обязательно запиши мою любимую фразу о том, что каждый думает, что это история про него, но никто не догадывается, что на самом деле это история про меня.

Я заинтересованно кивнул.

– Каждый живёт своей жизнью, ты, допустим, – говорит она. – Ты встречаешь новую девушку, интересную, красивую. Вы начинаете встречаться, спать, у вас какие-то отношения. Ты находишь новую работу, она тебе нравится, не нравится... И ты живёшь каждый день, просыпаешься и думаешь: вот, это моя жизнь, моя история – как будто фильм про тебя идёт... А на самом деле нифига! Нифига не так на самом деле! – она снова заражает приступом хохота.

– На самом деле ты это так, боковое, короче...

– Часть сюжета, – подсказываю.

– Да, да, часть сюжета, – подхватывает она. – И на самом деле вот фильм идёт, а ты не постоянно там. Там нет того, как ты ходишь в ванну, не знаю, ходишь в магазин... там нет этого! Там есть вот этот момент, допустим, потому что я здесь нахожусь, а ты рядом сидишь!

А зрители вот это видят, – кивает она в сторону окна. Мы смотрим туда, как звёзды, улыбаемся в невидимую камеру, – вот эти невидимые зрители, которые смотрят этот фильм... И то, что было до меня, допустим, Сталин, Ленин, марксизм, ленинизм, не знаю... доисторические люди. Это всё предыстория. Она такая коротенькая, низкобюджетная. Меня-то ещё нет – не на чем деньги зарабатывать!

И потом пошла я. Я родилась и потом всё пошло, поехало, сюжет развивается. Людей я встречаю! Все люди, которые со мной встречаются, автоматически попадают в этот фильм... вот так, наверно, – она замолкает на секунду и в другом конце зала слышится весёлый крик одного из подвыпивших посетителей.

– Вот сейчас этот мужик там орёт, вот меня бы здесь не было – никому бы это нафиг не надо было! – восклицает она, смеясь. – А так он там есть, все эти люди... В общем... Допустим, вот камера здесь стоит, да, она так вот смотрит, – и мы снова поворачиваемся к этой невидимой камере, и Олеся указывает в окно, – они вот в кадр не попадают. Их жизни нет, понимаешь? И вот пока это в кадр попадает, всё это существует...

И она с улыбкой и даже какой-то горечью за этих людей смотрит на меня.

Мы допиваем пиво. Находятся деньги взять кофе. И говорим, говорим, говорим... И смеёмся. Самые дорогие люди – те, с которыми ты полчаса можешь смеяться над одним словом.

А потом я смотрю в телефон и замечаю время – до закрытия метро остался час. Мы вскакиваем со своих мест и выбегаем на улицу. И вот мы уже несёмся по Невскому проспекту! Несёмся-несёмся куда-то вперёд, я смотрю на табличку «Невский проспект», понимаю всё и ору, что нам-то нужен Лиговский! Разворачиваемся, почти бежим... Олеся остаётся на улице. Я залетаю во двор Этажей и встречаю бармена Руслана. Он с какой-то компанией, но останавливает меня, что-то говорит хорошее, диктует своё мыло. Я говорю: некогда записывать, я запомню! Конечно, ничего не запоминаю, о чём жалею до сих пор. Поднимаюсь, хватаю наши вещи, бежим в метро. Успеваем, успокаиваемся, вставляем наушники в уши... Метро, автобус, аэропорт, самолёт, дом.

Дата добавления: 2015-07-25