ПОСЛЕСЛОВИЕ. Эта книга бесед и репетиций — режиссерских уроков К

Эта книга бесед и репетиций — режиссерских уроков К. С. Станиславского — отражает лишь очень небольшую часть творческой жизни и деятельности гениального художника русского театра К. С. Станиславского.

В режиссуре К. С. Станиславского было прежде всего замечательно соединение смелой, порой неожиданной режиссерской мысли с требованием' жизненной логики событий, художественной правды и искренности чувств актера — действующего лица. Он вечно был в движении. Его режиссерские приемы никогда не были догматичны. Он не довольствовался раз найденным методом репетировать. Все менялось, если жизнь пьесы не укладывалась в известные уже актерские и режиссерские приемы работы. В обширном наследстве К. С. Станиславского имеется громадное количество замечательных примеров его работы р е ж и с-сера над пьесой, над оформлен и ем спектакля, над репертуаром театра в целом, над воспитанием труппы театра не только в узкопрофессиональном, педагогическом смысле, но и в идейном, общественном, философском направлении.

Как режиссер-идеолог, он всегда утверждал, что самое важное для режиссера и актера понимать смысл каждой своей работы: для чего, для какой идеи, для какой цели ставится, репетируется данная пьеса и роль. Этим Станиславский утверждал ответственность и важность самого факта работы режиссера и актера в театре, как художественном организме, призванном служить народу, воспитывать народ.

Работая над любым драматическим произведением, Станиславский-режиссер стремился всегда вскрыть его «сверхзадачу» общественного, идейного и философского порядка.

Для этого он требовал полного, исчерпывающего

знания режиссером и актером материала по пьесе, по роли, материалов исторического, философского, политического и бытового характера. Только в результате таких знаний, считал он, возникнет конкретное зрительное «видение» пьесы и роли. Без этих «видений» он не мыслил творчества актера и режиссера. На основании такого полного зрительного «видения» художественного произведения, учил он, появится замысел спектакля у режиссера и возникнет образ действующего лица у актера.

Этот замысел спектакля у режиссера и образ а-р оли у актера должен быть проверен их личными наблюдениями над жизнью, должен быть отображением и обобщением наблюдений жизни актером и режиссером.

Талантом режиссерской композиции Станиславский обладал в полной мере. Уменье соединять отдельные сцены в акты, а акты в спектакль, руководствуясь глубоко продуманным «сквозным» — главным — действием произведения; уменье строить эту композицию, руководясь идейным и общественным значением будущего спектакля; уменье во имя большой, общественно-значимой идеи трактовать образы действующих лиц и события пьесы — все эти замечательные качества режиссера, создателя спектакля, можно было с полной очевидностью наблюдать на постановках Станиславским новых пьес.

Станиславский как режиссер предложил автору (Вс. Иванову) и режиссуре (И. Я. Судакову и Н. Н. Литовцевой) композицию спектакля[70] «Бронепоезд 14-69», исходя из одноименной повести Вс. Иванова и только одной сцены, показанной ему как часть октябрьского юбилейного спектакля в 1927 году[71]. Это была картина «На колокольне», сделанная Вс. Ивановым по его повести «Бронепоезд 14-69».

При постановке пьесы М. А. Булгакова «Дни Турбиных» Станиславский-режиссер внес ряд существенных изменений.

Благодаря Станиславскому исчез из спектакля эпизод с «кошмаром», некоей мистической фигурой, сидевшей в течение четверти часа на постели у ног Алексея Турбина, что искажало реалистический характер пьесы. Исчезли и картины у соседей Турбиных, заслонявшие своей комедийной сущностью драмати-

ческий, идейный разлад в семье Турбиных. Станиславский придал центральное значение сцене в гимназии — бегству и гибели белогвардейцев. И это он заставил автора написать новую, последнюю, необходимую для идейных выводов по спектаклю картину.

• Поэтому можно утверждать, что без режиссерской работы Станиславского над идейной трактовкой и сценической композицией «Дни Турбиных» М. А. Булгакова не могли бы увидеть в те дни свет рампы.

О глубине его режиссерского анализа пьес говорят лучше всего его режиссерские экземпляры, его замечания режиссерам и актерам после просмотра первых репетиций — «показов» ему пьесы — и его беседы перед началом работы над новой постановкой. Его беседы и замечания по «Унтиловску», «Растратчикам», «Дням Турбиных», «Горю от ума» (возобновление 1925 года), «Бронепоезду», «Мертвым душам», «Талантам и поклонникам», «Горячему сердцу», «Тартюфу» являют нам примеры глубокого проникновения режиссера в изображаемую эпоху, в художественный стиль автора, в построение сюжета и интриги пьесы, в материал исторического, политического и общественного характера, необходимый режиссеру для постановки перечисленных пьес.

Для овладения внутренней и внешней профессиональной техникой Станиславский предлагал актеру постоянно работать над собой, упражняться, совершать ежедневный «тренаж», или, как он говорил, «туалет» актера.

Творческое самочувствие, в котором следует находиться актеру и режиссеру, работая над ролью и над пьесой, явится только в результате такого беспрерывного, в течение всей жизни совершаемого тренажа. В создании новых, лучших средств и упражнений для такого тренажа Станиславский-режиссер был бесконечно изобретателен.

Он требовал от актера исчерпывающего изучения всех «предлагаемых обстоятельств» пьесы и роли, беспрерывного наблюдения жизни и законов природы, воспитания в себе, как в артисте-художнике, всех недостающих в нем черт образа-характера, включая любую внешнюю характерность образа. Он предлагал до конца изучать природу любого человеческого чувства, уметь его вызвать в себе, как в художнике и человеке, уметь владеть, распоряжаться им, быть хозяином своих чувств и отношении на сцене.

Он требовал умения идеально совершать любые физические действия на сцене, справедливо утверждая, что физическое действие лучший «проводник» к чувству. Предлагая начинать

искать сценический образ «от себя», он, однако, требовал полного перевоплощения актера в образ действующего лица.

Владение простыми, первичными элементами его «системы» (общение, внимание, свобода мышц, вера и наивность) он считал обязательными, само собой подразумевающимися качествами актерской внутренней техники, или «психотехники», как он любил иногда говорить. Но он никогда не считал эти элементы «системы» итогом и вершиной актерского мастерства.

Как режиссер и художник, он был предельно строг к самому себе и требовал такого же строгого отношения к себе от своих учеников и последователей.

Его безжалостная самокритичность общеизвестна, она проходит красной нитью через всю его жизнь, через все его книги. Великолепный режиссер, блестящий педагог, он стремился обосновать свою практическую деятельность в театре теорией, отдавая в последние годы своей жизни громадное время личным записям, фиксации своих занятий, тщательно обрабатывал свои статьи по вопросам искусства, составил обширный план научных книг по вопросам актерского мастерства и режиссуры.

При этом Станиславский никогда не стоял в стороне от жизни. Политика, общественная жизнь, интересы родины и народа страстно волновали и заполняли его. И он не раз высказывал свои мысли на страницах нашей печати по вопросам, остро волновавшим всю советскую страну.

Станиславский рассматривал появление актера на сцене в любой день и вечер, как ответственнейший творческий акт. Здоровье не позволило ему попробовать свои актерские силы в новых пьесах молодой советской драматургии и крайне ограничило его актерскую деятельность в старом репертуаре. Но Фамусов, Сатин, Гаев, Вершинин, Астров, Шабель-ский, Ракитин, Абрезков, Крутицкий, Штокман, Арган показали нам сценическое искусство великого русского актера Станиславского, национальные особенности его мастерства.

Следуя завету Щепкина «итти от жизни», Станиславский все свое творчество актера подчинил этому замечательному требованию. Его персонажи дышат полной, глубоко воспринятой жизнью, даже когда они затрагивают ее частности.

Полное перевоплощение на сцене в образ драматурга и тот огонь внутренней жизни, которым освещали изнутри своих героев русские актеры, являются характернейшей чертой Станиславского.

Этому благороднейшему свойству русского актера — «жить на сцене» — посвятил Станиславский свою замечательную «систему» актерского воспитания — систему переживания, систему перевоплощения, столь противоположную систе-

ме представления, принятой за истину прославленными мастерами западного театра.

Проискам формализма в советском театре Станиславский ясно и четко противопоставил реализм, как основу русского театрального искусства, отвергнув решительно все трюкачества и мнимые новшества формалистов. Он строго осудил и свои немногие ошибки в предреволюционный период, в эпоху пышного расцвета символизма и различных декадентских ухищрений.

Реализм Станиславского шел, как он сам говорил, от чистых и благородных взглядов на задачи искусства Пушкина, Гоголя, Щепкина, Островского. Реализм в театральном' искусстве Станиславский понимал, как органичес к. у ю связь произведения сценического искусства — спектакля — с жизнью, с окружающей его действительностью, во всех ее проявлениях.

И он настойчиво и подчас мучительно для себя и для тех, с кем он работал, искал те законы, которые помогли бы этой органической жизни возникать по воле художника-мастера на сцене советского театра. Он стремился найти самые глубокие корни творческих процессов в режиссуре и мастерстве актера, обнаружить источники творчества актера и режиссера. Отсюда и берет начало его стремление создать новую технику актерского и режиссерского мастерства.

Задача, которую ставил перед собой Станиславский, была грандиозна. Он хотел все многообразие, все богатство нашей прекрасной действительности, великие замыслы и победы показывать каждый день со сцены в столь же ярком и живом процессе сценического творчества, в каком проистекает каждый час нашей советской созидательной жизни.

С особенной любовью и вниманием относился он к советской молодежи. «В нашей стране созданы блестящие условия для расцвета искусства», — писал К. С. Станиславский в своем обращении к Ленинско-Сталинскому комсомолу в день его двадцатилетнего юбилея[72].

«Дело за нами, мастерами искусств, и особенно за советской молодежью. Молодежь должна не только овладеть всем, что создала старая культура, но и поднять культуру на новые высоты, которые были недоступны людям старого общества...

Пусть наша молодежь приучит себя к терпению в работе, если нужно, к самой мелкой и черновой, и пусть молодые актеры знают и помнят, что они счастливцы и баловни судьбы, так как

им даны исключительные возможности для работы. Надо крепко понять, что наше искусство коллективное, в котором все друг от друга зависят. Всякая ошибка, недоброе слово, сплетня, пущенные в коллектив, отравляют всех и того, кто пустил эту отраву... Только в атмосфере любви и дружбы, товарищеской справедливой критики и самокритики могут расти таланты.

Коллектив из нескольких сотен человек не может сплотиться, держаться и крепнуть только на основе личной взаимной любви и симпатии всех членов. Для этого люди слишком различны, а чувство симпатии неустойчиво и изменчиво. Чтобы спаять людей, нужны более ясные и крепкие основы, как-то: идеи, общественность, политика...»

Этими проникновенными словами К. С. Станиславского, обращенными к советской театральной молодежи, мне хочется закончить книгу о тех режиссерских уроках, которые получила от гениального учителя театра молодежь МХАТ, пришедшая на сцену в первые годы после Великой Октябрьской социалистической революции.

А-03492. Подписано к печати 12/VIII-1950 г.

„Искусство" № 3474. Форм. бум. л. 60X92V_ie.

Печ. л. 27V* Бум. л. 13⁵/_а. Уч.-изд. л. 2,584

Тираж 10 000. Заказ ЛЬ 302

Цена 22 р. 50 к. Переплет 2 р. 50 к.

20-я типография „Соювполиграфпрома"

Главполи графи адата при Совете Министров СССР Москва, Ново-Алексеевская, 52

[1] Спектакли в это время происходили в так называемом «Малом» зале. Большой зал и большая сцена не были еще готовы; открытие их состоялось через полгода.

[2] Мои догадки подтвердил потом Евгений Богратионович, сообщивший нам после отъезда К. С. Станиславского его замечания по спектаклю.

[3] Константин Сергеевич всегда боялся за свою память, и впоследствии, когда я был уже в МХАТ и помогал ему возобновлять «Горе от ума», он вспомнил неожиданно этот вечер-концерт, меня в качестве суфлера и попросил, «когда у меня будет время», приходить на спектакль и следить за его текстом из-за кулис, хотя настоящий суфлер сидел на своем месте. Разумеется, я всегда присутствовал на этом спектакле.

[4] Весной в Москве Вл. И. Немирович-Данченко советовал нам не торопиться с поездкой, подождать еще хотя бы год.

[5] Ю. А. Завадский, В. Д. Бендина, А. Д. Козловский, А. В. Жильцов, Н. В. Тихомирова, Н. О. Сластенина.

[6] Максимов — один из старых служащих МХАТ на артистическом подъезде.

[7] Федор Николаевич Михальский — в то время главный администратор театра.

[8] Н. Г. Александров — один из старейших актеров МХАТ, помощник режиссера, горячо любивший свою работу в постановочной части театра.

[9] К зрителю сарай был обращен лишь передней стороной и левым боком, внутри же соединялся о закулисным пространством сцены.

[10] По пьесе этого распоряжения нет, но Константин Сергеевич, конечно, так сжился со своим вымыслом, что считал его существующим у Бомарше.

[11] В спектакле участвовали и молодые актеры театра — А. О. Горюнов и В. В. Куза — первые исполнители ролей мистера Крэгса и Мейкля Уордена.

[12] Содержание пьесы и программа спектакля приводятся в конце данной части.

[13] Было уже около 2 часов ночи!

[14] С. Н. Гаррель.

[15] Расхождение во мнении о необходимости доработки «Битвы жизни» между К. С. Станиславским и дирекцией в лице Вл. И. Немировича-Данченко и В. В. Лужского существовало. Владимир Иванович считал, что более важно, чтобы К. С. Станиславский отдавал все свое время созданию репертуара, репетициям на основной сцене MXAT. В. В. Лужский в этом поддерживал Владимира Ивановича, но хотел все-таки дать возможность Константину Сергеевичу заняться и с молодежью. Поэтому его позиция в этом вопросе доставляла ему часто незаслуженные им упреки от Станиславского.

[16] Речь идет о фразе лакея Григория: «А жаль усов» и его первого монолога, с которого после разбора текста за столом начались репетиции «Плодов просвещения» в выгородке.

[17] Так, оказывается, назвали этот момент в своих ролях адвокаты, как они нам это сообщили в конце репетиции. Название верное по существу, но, конечно, не «диккенсовское» по языку!

[18] «Под карандаш», то есть под замечания, записанные режиссером и после прогона переданные участникам репетиции.

[19] Этой фразы у нас до этого момента в тексте не было.

[20] Подтекст был: «Уж я ему покажу! Пусть только посмеет дотронуться до вас!»

[21] Репетиция шла без грима.

[22] то есть в здание МХАТ.

[23] «Горе от ума» репетировалось в театре и до поездки за границу, в 1905 году.

[24] В. И. Качалов — первый исполнитель роли Чацкого.

[25] Константин Сергеевич интонацией подчеркивал слова, которые ему казались особенно важными.

[26] Декорация М. Добужинского к третьему акту «Горя от ума» состояла из трех частей: первый павильон — большая гостиная, из нее вели ступеньки в зал, расположенный ниже гостиной и видный через открытые двери ее, и, наконец, за залом, на уровне первой гостиной, стоял третий павильон из двух комнат, двери которых выходили тоже в зал.

[27] Эта пауза описана в книге Вл. И. Немировича-Данченко: «Горе от Ума» в постановке Художественного театра», Гиз. 1923, стр. 102.

[28] Известная мебельная фирма в Москве.

[29] Заведующии реквизиторским цехом в МХАТ.

[30] Заведующий бутафорским цехом в МХАТ.

[31] На наших репетициях обычно за Фамусова читал режиссер.

[32] Следует напомнить, что «гости» в третьем акте с начала танцев находились ведь почти за сценой, так как зал для танцев был очень мало виден зрителю через две двери в задней стене павильона гостиной.

[33] Старинный русский водевиль Д. Ленского «Лев Гурыч Синичкин» мы начали готовить еще в бытность нашу в школе театра-студии имени Е. Б. Вахтангова зимой 1924 года. После показа Константину Сергеевичу «Битвы жизни» и работы с ним над этой пьесой мы вновь возобновили самостоятельные репетиции по «Льву Гурычу». Отдельные акты зимой 1924/25 года показывали В. В. Лужскому, весьма одобрительно относившемуся к этой работе, иногда занимавшемуся с нами отдельными сценами из этого водевиля.

[34] Николай Григорьевич Александров.

[35] Д. Ленский. «Любовное зелье».

[36] Я догадался, что Константину Сергеевичу хотелось, чтобы репетиция была записана, и он неожиданно нашел «приспособление», которое позволило бы записать все наблюдения за актерами так, чтобы они этого не заметили. Актеры обычно не выносят, когда на репетиции карандаш режиссера шуршит по бумаге.

[37] Выражение из «Бесприданницы» А. Островского.

[38] Так указано петь этот номер и у Д. Ленского.

[39] Спектакль был выпущен в 1926 году.

[40] Содержание «Продавцов славы» приведено в конце данной части.

[41] К. С. любил бросить фразу на иностранном языке. Он отлично владел фонетикой, или, вернее сказать, характерностью фонетики английского, немецкого и, конечно, французского языка, который он знал превосходно. Мы не все слова могли иногда понять, которые он говорил по-английски и по-немецки, но нам всегда казалось, что с нами разговаривает на своем родном языке англичанин или немец. Так блестяще он передавал манеру речи.

[42] Mon pauvre — мой бедный.

[43] Prude — добродетельный.

[44] К. С. Станиславский берет суфлерский экземпляр пьесы и читает нам мастерски с листа этот диалог, сопровождая его своими комментариями.

[45] Спектакль Малой сцены МХАТ «Елизавета Петровна» Д. Смолина.

[46] Н. А. Соколовская.

[47] Н. П. Ламанова — известная портниха-художница.

[48] В. М. Михайлов-Лопатин — один из старейших актеров МХАТ.

[49] В. А. Оранский — композитор.

[50] Иван Иванович Титов — заведующий сценой МХАТ.

[51] Одна из гостиных в этом доме была с особым сводчатым потолком, имевшим свойство отражать звук. Последний возглас актрисы случайно прозвучал как раз в этой комнате.

[52] Содержание всей пьесы помещено в конце данной части.

[53] М А. Титова играла Марианну, любовницу Жака.

[54] О «гастрольных» паузах, то есть о таких паузах, которые встречаются в игре знаменитых гастролеров (Сальвини), Константин Сергеевич говорит в своей книге «Моя жизнь в искусстве».

[55] Комедия Кальдерона, шла на Малой сцене МХАТ.

[56] Выражения К. С. Станиславского.

[57] Trouvaille находка (фр.)

[58] Дижон, увы, стоит не на дорогах Нормандии! Но для КонстантинаСергеевича в минуты полета его фантазии это было несущественно. Однако потом он просил всегда нас проверять его слова с точки зрения истории, географии и других наук.

[59] Константин Сергеевич, оказалось, успел потребовать белый носок, натянуть его на свой ботинок и нарисовать на нем углем пальцы.

[60] Текст, как всегда в таких случаях, К. С, конечно, наполовину импровизировал, хотя суфлер и сидел рядом с ним на сцене, за декорацией.

[61] Выражение Станиславского.

[62] Выражение А. П. Ленского.

[63] Гретхен в словаре Станиславского была символом крайнего мещанского сентиментализма.

[64] Из словаря терминов К. С. Станиславского.

[65] Она состоялась 29 октября 1947 года.

[66] Содержание пьесы дано в конце данной части.

[67] И. М. Москвин плохо себя чувствовал в этом году и репетировалочень мало. Основным исполнителем роли Мольера явился В. Я. Станицын.

[68] Сцена нападения д'Орсиньи на Мольера в приемной короля.

[69] М. П. Болдуман, игравший Людовика XIV.

[70] Под термином «композиция» следует понимать всю линию становления и развития идеи спектакля, а также раскрытия характеров действующих лиц.

[71] Предполагалось, что к десятой годовщине Великой Октябрьской социалистической революции МХАТ покажет спектакль, составленный изотдельных сцен, которые ему напишут для торжественной даты лучшиесоветские писатели и драматурги.

[72] К. С. Станиславский. Боритесь за крепкий, дружный коллектив. Сборник «Молодые мастера искусства». «Искусство», 1938, стр. 13—14.

Дата добавления: 2015-07-20