Режиссерский показ

— Еще раз хочу напомнить вам,— продолжал через несколько секунд свои мысли К. С,— что в мелодраме чрезвычайно важно верно, выразительно, интересно делать все физические действия.

В. А. Вербицкий. А что значит «интересно делать физические действия», Константин Сергеевич?

К. С. Это значит делать их не так, как ожидает зритель. Вот вы, например, усыпляете Владимира Михайловича. О том, что вы его усыпите, зритель узнаёт еще за полчаса до вашей сцены из разговора начальника полиции и Владимира Львовича. Кстати, Женя (Е. В. Калужский — начальник полиции де Прель. — Н. Г.), ты должен держаться более самоуверенно — ты слишком подчеркиваешь свое подчиненное отношение к Владимиру Львовичу.

Е. В. Калужский. Он граф и мой начальник.

К. С. А ты начальник полиции. Все начальники полиции — хамы и нахалы, они столько про каждого знают, что держат всех в руках. Вспомните Фуше.

Е. В. Калужский. Я попробую, Константин Сергеевич.

К. С. Итак, Всеволод Алексеевич, вы должны усыпить Владимира Михайловича. Вы это делаете, кажется, за столиком в кабачке...

В. А. Вербицкий. Да, Константин Сергеевич.

К. С. Садитесь, пожалуйста, к режиссерскому столику. Дайте на стол все, что надо: стаканы, вино, хлеб, колбасу...

Все подается, и режиссерский столик становится похожим на свой подлинник из кабачка «Деревянная шпага».

К. С. Владимир Михайлович, вы разрешите, я за вас попробую сыграть? Николай Михайлович подскажет мне текст.

Суфлер. Позвольте мне, Константин Сергеевич, я здесь...

К. С. Нет, это должен делать режиссер, он знает все действия и паузы. Николай Михайлович, кстати, это прекрасно делает, я заметил это еще на «Горе от ума». Итак, начнем.

Константин Сергеевич буквально на наших глазах вдруг как-то весь обмяк, поежился, как бы от холодного вечернего ветерка, поднял воротник пиджака и скромно сел на край стула.

Пикар — Вербицкий (подходя). Что, папаша, кого-нибудь ждете?

К. С. (за дядюшку Мартэна, «под суфлера»). Да... пожалуй... жду.

Пикар. Не едут, что ли?

К. С. А вы откуда знаете, что я жду дилижанс из Нормандии?

К. С. говорит эту фразу очень подозрительно, хотя никакой ремарки на это у автора нет. Эта новая и неожиданная для нас краска «приспособления» поражает нас и создает очень интересное положение на сцене. Вербицкий — Пикар, не ожидавший ее, невольно и не по тексту говорит:

— Да нет... я так... вообще тут все ждут всегда дилижанс. (По тексту.) И я жду. Может быть, разопьем пару стаканчиков?

К. С. (со столь же неожиданным для нас отношением человека, любящего выпить). Ну что же, я не прочь!

Пикар. Хозяин, пару кружек старого сидра! Кого же вы ждете, свою старуху, наверное? (Вынимает потихоньку снотворный порошок из кармана.)

К. С. (опять подозрительно замкнулся). Да, да, старуху, старуху, а может быть, и еще кое-кого!

Подают кружки. Вербицкий ждет, чтобы К. С, как было установлено по рисунку сцены, наклонился поправить башмак, а он ему тогда подсыпет порошок в кружку, а К. С. не наклоняется и не поправляет башмака, хотя я ему и пробую подсказать: «Дядя Мартэн наклонился поправить пряжку на башмаке».

Пикар — Вербицкий (после невольной паузы). За ваше здоровье!

К. С. Благодарю вас, благодарю вас. Эх, хотел бы я... быть помоложе, покрепче...

Пикар — Вербицкий (смущен, порошок у него в руке, но диалог надо продолжать). А зачем вам быть покрепче? Вы и сейчас еще хоть куда...

К. С. Нет, сейчас я уже не тот, не тот... и спать хочется... а еще рано спать — это все старость... Но я не засну! Я не засну!

И Константин Сергеевич говорит это таким бодрым голосом, что совершенно ясно, что он не собирается спать, как это следует по сюжету пьесы. Больше диалога между Пикаром и дядюшкой Мартэном нет, и сцена, естественно, обрывается.

В. А. Вербицкий (не по роли и не в образе уже). Все!

К. С. (еще в образе, что, конечно, очень смешит всех нас, но никто не позволяет себе смеяться вслух). Что все?

В. А. Вербицкий. Больше у меня слов нет, Константин Сергеевич. Сцена между нами вся.

К. С. А почему вы меня не усыпили?

В. А. Вербицкий. Вы же не дали мне подсыпать порошок и не выпили вина.

К. С. А «если бы» дядюшка Мартэн не выпил, то как бы

поступил Пикар?

В. А. Вербицкий. Наверное, еще что-нибудь придумал бы, усыпил бы каким-нибудь другим способом.

К. С. Почему же вы этого не сделали, видя, что я не пью вина?

В. А. Вербицкий. Но ведь в пьесе сказано: «усыпил, подсыпав что-то в кружку...»

К. С. Это было указано по тому первому представлению, по которому выпускался экземпляр пьесы. Очевидно, те два актера, играя эту сцену, замечательно это делали, а вы хотите только выполнить ремарку —' это будет шаблонно.

Автор говорит одно: «усыпить», а в каждом театре каждая пара актеров должна уметь делать это по-своему. Традиций мелодрамы предоставляют полную свободу актеру выполнять по-своему все физические действия, разумеется, только не для нарочитого трюкачества, а для сюжета и логики действия. Давайте сыграем еще раз.

Константин Сергеевич и Вербицкий снова играют свою сцену, и Вербицкий довольно ловко, отгоняя якобы муху от кружки К. С, всыпает в нее порошок, но К. С. в последний момент неожиданно роняет со стола кружку, не выпив ее.

В. А. Вербицкий. Константин Сергеевич, так никогда ничего не получится, если старик Мартэн не выпьет вина...

К. С. Вы полагаете? У вас, значит, еще мало работает фантазия. В ремарке сказано: «усыпляет», а как — не сказано. Значит, дядюшка Мартэн имеет полное право и пить и не пигь вино. А у Пикара должно быть заготовлено несколько спосо^ бов убрать с дороги старика.

В. А. Вербицкий. Право, не знаю, Константин Сергеевич, как это сделать...

К. С. Давайте поменяемся ролями... Владимир Михайлович, можно вас просить к столу?

В. М. Михайлов. С удовольствием, Константин Сергеевич.

И вот перед нами сидят два чудесных «старика». Конечно, волнение и интерес наш достигли предела. Видно, что и Михайлов волнуется выступать экспромтом в этюде со Станиславским. Но в ту минуту, когда К. С. встает из-за стола и сразу делается развязным, самоуверенным Пикаром, Владимир Михайлович

тоже преображается в подозрительного, глуповатого, но бесконечно доброго и трогательного старика.

Еще большей неожиданностью было для нас, что они стали импровизировать текст. Начал, конечно, Константин Сергеевич, а Михайлов ему сейчас же ответил в «тон».

К. С. Хороший вечер...

В„ М. Михайлов. Да, вечерок ничего...

К. С. (делая вид, что достает табакерку). Хотите табачку понюхать?

Тут мы все, конечно, поняли, что «табачок» отравлен.

В. М. Михайлов. Нет, благодарю вас, я не употребляю табак.

К. С. (прячет табакерку, но сам сделал вид, что нюхнул оттуда). Может быть, вы предпочитаете покурить?..

В. М. Михайлов. Нет, благодарю вас, я не курю.

К. С. (в сторону). Проклятый старикашка, придется угощать его вином. (Громко.) Выпьем по кружке, я угощаю...

В. М. Михайлов. Ну как же так, мне неловко, право...

К. С. Трактирщик! Пару кружек! Что, кого-нибудь ждете?

В. М. Михайлов. Да нет, так, никого особенно. Может быть, племянницы приедут.

Трактирщик ставит кружки на стол. В эту минуту К. С, вынув из кармана какую-то серебряную мелочь, роняет ее на пол. Естественно, что и он сам, и трактирщик, и Михайлов нагибаются под стол поднять монеты. И вдруг мы видим руку К. С, руку, поднимающуюся из-за края стола, под которым все ищут монеты, и эта рука всыпает из какой-то бумажки что-то в кружку Мартэна.

Мы, конечно, не могли удержаться, чтобы не зааплодировать выдумке актера-режиссера и предельной выразительности мизансцены. К тому же мы думали, что на этой эффектной «точке» К. С. кончит этюд.

Но этого не случилось. Все монеты были собраны, с трактирщиком был учинен расчет, а К. С. и Михайлов подняли свои кружки, чтобы чокнуться...

И вдруг старик Мартэн — Михайлов скорчил такое наивно-подозрительное лицо, так посмотрел на свою кружку и на К. С, что мы снова готовы были аплодировать таланту и непосредственности другого актера.

В. М. Михайлов. Позвольте вашу кружечку, почтеннейший, позвольте...

К. С. (нам даже показалось, что он растерялся на секунду, хотя и Пикар мог тоже от такого вопроса прийтив изумление). Зачем?..

В. М. Михайлов. Да уж позвольте...

К. С. Пожалуйста!

В. М. Михайлов поставил обе кружки рядом, долго смотрел на них, а затем изрек:

— Моя полней, а вы угощаете, значит, вы обязаны выпить мою кружку. Таков обычай!

Можете представить себе наше изумление! Выдумал обычай!

К. С. Я не слыхал про такой обычай.

В. М. Михайлов. Нет, уж прошу вас, а то я к другой не притронусь. (И он передвинул отравленную кружку к К. G.)

К. С. (в сторону). Проклятый старикашка. Он хочет, чтобы я сам себя отравил.

Конечно, мы смеялись! Мы уже стали наивными, бесконечно увлеченными зрителями...

К. С. (громко). Благодарю вас, я выпью за ваше здоровье. (Вдруг начинает чихать.)

В. М. Михайлов (участливо). Вы простужены?

К. С. (вынимает из кармана флакончик и так, чтобы мы, зрители, видели, выливает его содержимое на платок). Да... впрочем, у меня есть средство. (Всё чихая, ставит флакон на стол.)

В. М. Михайлов. Какой флакончик! Можно посмотреть?

К. С. Прошу вас. (Всё чихает.) Простите, я отойду в сторону. (Отходит за спину Михайлова и в ту минуту, когда последний берет в руки флакончик, подходит к нему сзади и прижимает свой «отравленный» платок к его лицу, а кабатчику делает знак приблизиться.)

В. М. Михайлов (понимая, что игра проиграна, засыпая). Я не хочу спать... я не должен спать...

К. С. (кабатчику). Отнести его в заднюю комнату!

Какие аплодисменты раздались в конце этого изумительного этюда! Не только для нас, молодежи МХАТ, но, я думаю, что для любых актеров видеть эти минуты подлинного творчества отличных мастеров МХАТ на заданную сюжетом пьесы тему было бы подлинным высоким наслаждением.

— Теперь вам понятно,— обратился вслед за тем Констан-,тин Сергеевич к Вербицкому,— как вам надо действовать?

Тут же он обернулся к Михайлову:

— Спасибо вам за помощь, Владимир Михайлович! Вы чудесный партнер. Я не сделал вам больно, когда прижал платокк лицу?

В. М. Михайлов. Нет, нет, что вы, Константин Сергеевич. Спасибо вам за науку.

К. С. Ну-с, теперь всем понятна логика физического действия и значение его для мелодрамы?

В. А. Вербицкий. Понятно, Константин Сергеевич, но ведь

если каждые два актера будут без конца разыгрывать свои сцены, спектакль так разрастется, что никогда не кончится.

К. С. Не думаю. Все это долго искать на репетициях, но в спектакле мелодрамы темп всегда стремительный и диалог очень быстрый, кроме того, есть режиссура, которая отбирает все самое хорошее из таких сцен, основанных на физических действиях по интриге пьес, а лишнее отбрасывает. Но без разработки этих сцен нет мелодрамы. В Ибсене и Достоевском вы так не пофантазируете. Там этого не требуется. Николай Михайлович, я на вашем месте прошел бы так все сцены, которые мы записали в протокол сегодня: вставание Жака, как слепая одна бродит по площади и т. д.

Н. М. Горчаков. Обязательно, Константин Сергеевич, мы так и сделаем.

Дата добавления: 2015-07-20