Читайте также:
|
“Есть только одна культура, просто одни продвинулись в ней больше, а другие - меньше...”
“Может, - подумал Богдан, - по телевизору он тоже меня увидит... и такие, как он... у нас их тоже немало...”
- Мы имеем лишь две силы, которые способны подвигнуть человека делать то, что порою так необходимо и так не хочется: поступаться собой ради ближних и дальних своих, - немного сипло начал Богдан. Покрутил головой, сглатывая внезапно вспухший комок в горле; поправил очки сызнова. - Это стремление иметь чистую совесть и стремление избежать наказания. Если люди перестают понимать, что такое чистая совесть, если перестают ощущать увеличение того груза, что волей-неволей копится в душе любого, остается лишь страх наказания. Страх за себя. Это тупик, распад, гибель. В истории были примеры... Нельзя дать сникнуть совести. А совесть... совесть - это долг перед тем, что называют святынями. Есть святыни частные - семья, дети, друзья... Но есть и общие для каждого народа. Только пока они живы, народ остается народом и не превращается в толпу, в шайку… У разных народов святыни разные. У одних почтительность сына и подданного да Жалобный барабан, у других - заветы Пророка и его плащаница… или небрежение благами земными и всечеловечность какая-нибудь... или, наоборот, права человека... или какое-нибудь сражение с врагом, который и врагом-то быть давно уж перестал...
“Долго говорю, - вскользь подумал Богдан. - И сбивчиво. Не умею я этого... То ли дело цзайсян - как красиво завернул! Надо скорей...”
- Святыни каждого народа для всех других - не более чем предрассудки. И это не обидно. Не обидно! Иначе и быть не может! Нельзя обижаться на то, что твои святыни для любого соседа - предрассудки, но и нельзя дать заразить себя этим отношением к ним. Беречь свои святыни каждый народ должен сам. Никто за него это не сделает. А беречь - это значит, в том числе, и не навязывать силой. Ибо то, что навязывают, - начинают ненавидеть. Обязательно. А что возненавидел - того лишился. Лишился - значит, стал беднее. А зачем? Когда стать богаче?
Он старался не смотреть ни на кого, даже на жену, понимая, что, стоит ему встретиться с чьим-то насмешливым, скучающим или даже просто пустым, непонимающим взглядом - он собьется окончательно и безнадежно и язык заклинит во рту. Жмурясь и стискивая в потной руке чару, он слепо глядел прямо в ярый луч светильника. И казалось, никого и ничего кругом нет, кроме густого беспощадного сияния - и он пылал в нем.
- А когда твою святыню ненавидят - ты начинаешь ее защищать с пеной на губах, и тогда тоже теряешь ее, потому что она перестает быть свята. Перестает тебя улучшать. Перестает быть чудотворной иконой, которую покаянно целуют, и становится идолом, которого с воплями мажут кровью жертвоприношений. Я бы очень хотел... Я пожелал бы в этот великий день... чтобы ни единого человека в Ордуси никогда не постигла такая душевная беда. И чтобы везде и всюду наконец поняли все это. А тогда, - он, сколько мог, возвысил голос, - тогда все мы после долгих забот и мучений будем счастливы, очень счастливы наконец!
Дата добавления: 2015-07-20; просмотров: 51 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Цзайсян поднялся и застыл с чаркой в руке в слепящих потоках света. | | | ВВЕДЕНИЕ. |