Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Май 1846 — март 1848 3 страница

Институт Маркса — Энгельса —Ленина — Сталина | Май 1846 — март 1848 1 страница | Май 1846 — март 1848 5 страница | Май 1846 — март 1848 6 страница | II. КОНСТИТУИРОВАННАЯ, ИЛИ СИНТЕТИЧЕСКАЯ, СТОИМОСТЬ | К. МАРКС_____________________________________ 86 | III. ПРИМЕНЕНИЕ ЗАКОНА ПРОПОРЦИОНАЛЬНОСТИ СТОИМОСТЕЙ | I. МЕТОД | Замечание первое | Замечание второе |


Читайте также:
  1. 1 страница
  2. 1 страница
  3. 1 страница
  4. 1 страница
  5. 1 страница
  6. 1 страница
  7. 1 страница

- Фридрихом-Вильгельмом III. Ред.


ПРУССКАЯ КОНСТИТУЦИЯ________________________ 31

Мы отвечаем: нет, оно не захочет этого, оно и не сможет пойти на это.

Существовавший в Пруссии до настоящего времени образ правления был обусловлен сложившимся соотношением сил между прусским дворянством и прусской буржуазией. Дворянство настолько утратило свое былое могущество, богатство и влияние, что уже не могло, как прежде, подчинять себе короля. Буржуазия была еще недостаточно сильна для то­го, чтобы освободиться от сковывавшего ее торговое и промышленное развитие мертвого груза — дворянства. Таким образом, король, представлявший собою центральную власть в государстве и поддерживаемый многочисленным классом правительственных чиновников, гражданских и военных, имевший к тому же в своем распоряжении армию, мог держать в подчинении буржуазию с помощью дворянства, а дворянство — с помощью буржуазии, уго­ждая интересам то одного, то другого класса и уравновешивая по возможности влияние обо­их. Эту стадию абсолютной монархии прошли почти все цивилизованные страны Европы, и в наиболее развитых из них она теперь уступила место правлению буржуазии.

Пруссии, наиболее развитому из германских государств, до сих пор недоставало буржуа­зии, достаточно богатой, сильной, сплоченной и энергичной, чтобы свергнуть господство аб­солютизма и сокрушить остатки феодального дворянства. Но два соперничающие элемента — дворянство и буржуазия — поставлены в такие условия, что в ходе естественного разви­тия промышленности л цивилизации один из них (буржуазия) неизбежно становится богаче и влиятельнее, в то время как другой (дворянство) неизбежно приходит в упадок, разоряется и все больше и больше утрачивает свое влияние. И вот, в то время как положение прусского дворянства и крупных землевладельцев из года в год ухудшалось, — сперва в результате ра­зорительных войн с Францией в начале столетия, затем из-за английских хлебных законов, закрывших им доступ на английский рынок, далее, из-за конкуренции с Австралией в облас­ти производства одного из их главных продуктов — шерсти и вследствие многих других об­стоятельств, — в это же самое время прусская буржуазия чрезвычайно увеличила свои бо­гатства, развила производительные силы и усилила свое влияние в целом. Войны с Францией и закрытие континентальных рынков для английских промышленных товаров создали в Пруссии фабричную промышленность; а когда снова воцарился мир, новоявленные про­мышленники были уже достаточно сильны, чтобы заставить правительство пожаловать им покровительственные


Ф. ЭНГЕЛЬС_________________________________ 32

пошлины (1818 г.). Вскоре после этого был основан Таможенный союз — объединение, поч­ти исключительно отвечавшее интересам буржуазии18. А главное, жестокая конкурентная борьба, разгоревшаяся в течение последних тридцати мирных лет между различными торго­выми и промышленными нациями, принудила несколько инертную прусскую буржуазию сделать выбор: либо дать иностранной конкуренции окончательно разорить себя, либо взять­ся за дело всерьез, по примеру своих соседей.

Рост буржуазии происходил почти незаметно вплоть до 1840 г., когда она сочла восшест­вие на престол нового короля подходящим моментом, чтобы показать, что в Пруссии кое-что изменилось с 1815 года. Нет необходимости напоминать о том, как успешно развивалось с тех пор движение буржуазии, как оно распространилось на все области королевства, так что в конце концов охватило всю буржуазию, значительную часть крестьянства и даже немало дворян. Представительный строй, свобода печати, гласное судопроизводство, несменяемость судей, суд присяжных — таковы были требования буржуазии. Крестьянство и мелкие зе­мельные собственники — по крайней мере в тех областях королевства, где уровень просве­щения был выше, — прекрасно понимали, что эти меры отвечают и их интересам, так как только с их помощью они могли надеяться освободиться от пережитков феодализма и при­обрести то влияние на законодательство, которым они стремились обладать. Более бедная часть дворянства полагала, что конституционный строй, возможно, обеспечит ей в законода­тельных органах положение, соответствующее ее интересам, и что во всяком случае этот но­вый строй не будет для нее более разорительным, чем тот, при котором она живет. Из этих соображений к либеральному движению примкнуло главным образом дворянство собственно Пруссии и Познани, особенно сильно страдавшее от отсутствия рынков сбыта для своих продуктов.

Положение самой буржуазии становилось все более затруднительным. Она развила до значительных размеров свои промышленные и горнорудные предприятия, а также судоход­ство; она стала главным поставщиком всего рынка, охватываемого Таможенным союзом; ее богатство и численность сильно возросли. Но колоссальный рост за последние десять-пятнадцать лет английской фабричной и горной промышленности поставил прусскую бур­жуазию перед угрозой смертельно опасной конкуренции. При каждом переполнении англий­ского рынка области, входившие в Таможенный союз, наводнялись большим количеством английских товаров, продававшихся по ценам более разорительным для немцев, чем для анг­личан, поскольку последние


Карикатура Ф. Энгельса на тронную речь Фридриха-Вильгельма IV

при открытии Соединенного ландтага в Берлине 11 апреля 1847 года.

Напечатана в виде специального приложения к «Deutsche-Brusseler-Zeitung» от 6 мая 1847 года


ПРУССКАЯ КОНСТИТУЦИЯ________________________ 35

в периоды процветания торговли получали высокие прибыли на американском и других рынках, тогда как пруссаки ни при каких обстоятельствах не могли продавать свои товары где-либо за пределами их собственных таможенных границ. Их суда почти не имели доступа в порты иностранных государств, в то время как в прусские порты заходили корабли под любым флагом на равных правах с прусскими судами. Таким образом, хотя в Пруссии име­лось сравнительно немного капиталов, найти им выгодное приложение стало делом затруд­нительным. Торговля находилась как бы в постоянных тисках; фабрики, машины, товары медленно, но неуклонно падали в цене; и это состояние всеобщей скованности было лишь ненадолго прервано железнодорожными спекуляциями, получившими распространение в Пруссии за последние восемь лет. Эти спекуляции, повысив стоимость наличных денег, ус­корили падение цен на товары и сами по себе оказались в общем не очень выгодными, по­скольку большая часть страны сравнительно редко населена и торговля здесь развита слабо. И все же эти спекуляции давали больше шансов для получения прибыли, чем капиталовло­жения в другие отрасли промышленности; поэтому ими занялись все, у кого были хоть ка­кие-нибудь капиталы. Очень скоро эти спекуляции, как всегда бывает, приняли лихорадоч­ный характер и закончились кризисом, тяжесть которого уже почти двенадцать месяцев ис­пытывают денежные рынки Пруссии. Таким образом, в начале текущего года буржуазия ока­залась в чрезвычайно затруднительном положении: денежные рынки переживали небывалый недостаток в наличной монете; промышленным округам более, чем когда-либо, требовались покровительственные пошлины, в которых правительство им отказывало; портовым городам требовались навигационные акты — единственное средство, способное облегчить их поло­жение; а самое главное — на хлебных рынках началось повышение цен, приведшее страну в состояние, близкое к голоду. Все эти причины, вызывавшие недовольство, в то же самое время, и в гораздо более сильной степени, отражались и на положении народа: силезские ткачи терпели жестокую нужду; хлопчатобумажные фабрики останавливались; в обширном рейнском промышленном округе почти все рабочие остались без работы, большая часть урожая картофеля погибла, и хлеб продавался по ценам голодных лет. Было ясно, что для буржуазии настало время отнять управление страной у слабоумного короля, немощного дво­рянства и высокомерной бюрократии и взять его в свои руки. Любопытный факт, повторяю­щийся во все революционные эпохи: в тот самый момент, когда класс, возглавляющий


Ф. ЭНГЕЛЬС________________________________ 36

движение, оказывается в наиболее благоприятных условиях для того, чтобы довести это движение до конца, старое, изжившее себя правительство бывает вынуждено взывать о по­мощи именно к этому ведущему классу. Так, в 1789 г. во Франции, когда голод, застой в де­лах, распри среди дворянства толкали, можно сказать, буржуазию на революцию, в это самое время правительство, исчерпав свои денежные ресурсы, было вынуждено положить начало революции созывом Генеральных штатов. То же происходит в 1847 г. в Пруссии. В тот са­мый момент, когда более инертная прусская буржуазия силой обстоятельств почти что при­нуждена изменить систему правления, король из-за нужды в деньгах вынужден сам поло­жить начало изменению этой системы и в свою очередь созвать прусские генеральные шта­ты. Несомненно, что штаты оказали бы ему гораздо меньшее сопротивление, чем они это сделают сейчас, если бы на денежном рынке царило спокойствие, фабрики работали бы пол­ным ходом (а для этого нужна процветающая торговля и обеспеченный сбыт, а следователь­но высокие цены на промышленные товары в Англии) и уровень хлебных цен был бы доста­точно низок. Но так уж бывает: в периоды надвигающейся революции прогрессивные классы общества всегда имеют все преимущества на своей стороне.

В течение 1845 и 1846 г. я не раз указывал читателям «Star» на то, что король прусский находится в очень стесненном финансовом положении; в то же самое время я обращал их внимание на различные хитроумные проекты, посредством которых его министры пытались помочь ему выпутаться, и предсказывал, что все дело неизбежно кончится созывом гене­ральных штатов. Таким образом, это событие не явилось неожиданностью и не было также, как это теперь изображают, проявлением доброй воли его промотавшегося величества; толь­ко крайняя нужда, скудость и разорение могли толкнуть короля на подобный шаг, и в Прус­сии это ясно каждому ребенку. Весь вопрос заключается, следовательно, в том, согласится ли прусская буржуазия гарантировать новый заем и тем самым позволить королю продолжать свою прежнюю политику и еще семь лет игнорировать ее требования и нужды.

Мы уже ответили на этот вопрос. Она не может этого сделать. Мы доказали это, исходя из положения каждого класса, а теперь докажем, исходя из состава самих генеральных штатов, в которых:

представителей высшего и низшего дворянства — 311;

представителей городов и крестьянства — 306.

Так как король объявил о своем намерении увеличить число представителей высшего дво­рянства (их всего 80) путем


ПРУССКАЯ КОНСТИТУЦИЯ________________________ 37

назначения новых пэров, мы можем добавить к дворянам еще человек тридцать; итак, — 341 представитель дворянства, или правительственная партия. Исключите отсюда либеральные элементы низшего дворянства, а именно — все дворянство собственно Пруссии, две трети дворянства Познани и некоторых представителей рейнского, силезского, бранденбургскогои вестфальского дворянства, всего, скажем, 70 либеральных депутатов, голосующих заодно с представителями городов и крестьянства, и соотношение сторон получится следующее:

дворянство, т. е. правительственная партия — 271;

города и крестьянство, т. е. либеральная

оппозиция — 376.

Таким образом, даже допустив, что тридцать или сорок представителей городов и кресть­янства из глухих районов будут голосовать за правительство, можно все же считать, что за либералами останется большинство в двадцать пять — пятьдесят голосов, и, если либералы проявят немного энергии, им будет нетрудно в ответ на каждое требование денег выставить требование введения либеральных учреждений. Кроме того, нет сомнения в том, что при ны­нешних обстоятельствах народ будет поддерживать буржуазию и своим давлением извне, весьма и весьма необходимым, укрепит мужество и усилит энергию оппозиции внутри соб­рания.

Итак, прусская конституция, сама по себе ничтожная, все же открывает собой новую эпо­ху для Пруссии, а также для всей Германии. Она знаменует падение абсолютизма и дворян­ства и приход к власти буржуазии; она кладет начало движению, которое очень скоро приве­дет к установлению представительного строя для буржуазии, к введению свободы печати, независимых судей и суда присяжных, и трудно даже сказать, чем это движение может кон­читься. Она означает повторение 1789 г. в Пруссии. И если даже в начавшемся сейчас рево­люционном движении непосредственно заинтересована только буржуазия, то это движение все же далеко не безразлично и для интересов народа. Именно с того момента, когда утвер­ждается власть буржуазии, и начинается особое, самостоятельное демократическое движе­ние. В борьбе против деспотизма и аристократии народ, демократическая партия, может иг­рать лишь подчиненную роль — первое место в этой борьбе принадлежит буржуазии. Но с того момента, когда буржуазия устанавливает свое собственное правление, становится во­площением нового деспотизма и новой аристократии, противостоящих народу, — с этого момента демократия выступает как одна только, единственная партия прогресса; с этого мо­мента борьба


Ф. ЭНГЕЛЬС



упрощается, становится борьбой только двух сторон и в силу этого обстоятельства превра­щается в «войну не на жизнь, а на смерть». История французской и английской демократиче­ских партий полностью подтверждает это.

Необходимо отметить еще одно обстоятельство. Завоевание прусской буржуазией поли­тической власти изменит политическую обстановку во всех европейских странах. Союз се­верных держав распадется. Австрия и Россия, главные грабители Польши, окажутся совер­шенно изолированными от остальной Европы, так как Пруссия увлечет за собой более мел­кие германские государства, которые все имеют конституционный образ правления. Таким образом, последствия этой ничтожной конституции — переход трех четвертей Германии из лагеря инертной Восточной Европы в лагерь прогрессивной Западной Европы — совершен­но изменят соотношение сил в Европе. В феврале 1846 г. вспыхнуло последнее польское вос­стание19. В феврале 1847 г. Фридрих-Вильгельм созывает свои генеральные штаты. Близок час, когда Польша будет отомщена!


Написано Ф. Энгемсом в конце февраля 1847 г.

Напечатано в газете «The Northern Star» № 489, 6 марта 1847 е.

с пометкой редакции:

«От нашего немецкого

корреспондента»

Подпись: Э.


Печатается по тексту газеты

Перевод с английского На русском языке публикуется впервые


К.МАРКС ЗАМЕТКА ПРОТИВ КАРЛА ГРЮНА20

«Trier'sche Zeitung»21 поместила статью, помеченную «Берлин, 20 марта», по поводу моей не вышедшей еще из печати брошюры «Противоречия в системе экономических противоре­чий г-на Прудона, или Нищета философии». Берлинский корреспондент превращает меня в автора помещенной в «Rhein- und Mosel-Zeitung» и в других местах корреспонденции об этой брошюре, о сочинении Прудона22 и о деятельности его переводчика, г-на Грюна. Он вновь и вновь величает меня «редактором бывшей «Rheinische Zeitung»»23 — выражение, за­имствованное у брюссельского корреспондента, т. е. автора упомянутой корреспонденции. Наш друг распространяет свои инсинуации, «опираясь на знакомство с современным поло­жением печати в Германии». По мне, он может не только в своих инсинуациях, но и во всем своем литературном бытии «опираться на знакомство с современным положением печати в Германии». Я уступаю ему это столь превосходно испытанное на практике «знакомство с со­временным положением печати в Германии». Но на этот раз оно не послужило ему «опорой».

Так называемому берлинскому корреспонденту достаточно было бы лишь прочитать мои высказывания о Прудоне в «Критической критике»24, чтобы убедиться, что корреспонден­ция, против которой он ополчается, хотя и могла быть прислана из Брюсселя, ни в коем слу­чае не может принадлежать мне уже по одному тому, что в ней Прудон и г-н Грюн «рас­сматриваются как равноценные величины».

Моя критика Прудона написана по-французски. Прудон будет иметь возможность сам на нее ответить. Письмо, которое он написал мне еще до появления его книги, решительно не говорит об его склонности — в случае критического отзыва


К.МАРКС___________________________________ 40

с моей стороны — поручить г-ну Грюну и его присным взять за него реванш.

«Что же касается переводчика прудоновского сочинения по политической экономии», то берлинскому другу остается только запротоколировать свое мнение о том, что «мы здесь в Берлине почерпнули множество всевозможных знаний» из книги г-на Грюна «Социальное движение во Франции и Бельгии», и поэтому достоинство этого произведения не вызывает никаких сомнений. Следует только хорошо себе представить, что значит, когда «мы здесь в Берлине» вообще приобретаем кое-какие «знания», и особенно же, когда мы почерпнули «множество всевозможных знаний», обогатившись ими за один прием и в качественном и в количественном отношении! Мы здесь в Берлине!

Отождествляя меня с брюссельским, или упомянутым корреспондентом, берлинский, или псевдоберлинский корреспондент заявляет:

Грюн, «вероятно, должен поплатиться за то, что имел несчастье познакомить немецкое общество раньше д-ра Маркса, «редактора бывшей «Rheinische Zeitung»», с достижениями зарубежного социализма».

Наш друг, бесспорно, проявляет весьма живой талант в сочинительстве своих догадок! Я хочу ему sub rosa* сообщить, что, по моему мнению, «Социальное движение во Франции и Бельгии» г-на Грюна и французское и бельгийское социальное движение, за исключением некоторых имен и дат, не имеют между собой ничего общего. Но вместе с тем я должен его заверить, что меня так мало интересовало «ознакомление немецкого общества» с моими «достижениями» в изучении книги г-на Грюна о социальном движении во Франции и Бель­гии, что я спокойно оставил лежать без движения рукопись написанной мною год тому назад подробной рецензии на сочинение г-на Грюна и только теперь сдаю ее для напечатания в «Das Westphalische Dampfboot»25, принужденный к этому берлинским другом. Рецензия представляет собой дополнение к написанной Ф. Энгельсом совместно со мной работе «Не­мецкая идеология» (критика новейшей немецкой философии в лице ее представителей Фей­ербаха, Б. Бауэра и Штирнера и немецкого социализма в лице его различных пророков)26. Об­стоятельства, которые помешали и теперь еще мешают печатанию этой рукописи, будут, может быть, изложены читателям в другом месте в качестве дополнения к характеристике «современного положения печати в Германии». Отдельное опубликование нисколько не про­тиворечащей цензурным предписаниям рецензии на книгу

по секрету. Ред.


ЗАМЕТКА ПРОТИВ КАРЛА ГРЮНА______________________ 41

Грюна не встречало, однако, никаких затруднений; единственное небольшое препятствие со­стояло в том, что книгу эту мы не считали заслуживающей специальной критики, и только в обзоре всей бесцветной, пошлой литературы немецкого социализма нельзя было, упоминая о г-не Грюне, обойти молчанием эту книгу. Но теперь, после выступления берлинского друга, отдельное опубликование этой рецензии приобретает более или менее юмористическое зна­чение: оно должно показать, каким образом «немецкое общество знакомится» с «достиже­ниями зарубежного социализма», и в особенности показать, какой жаждой и какой способно­стью к приобретению «множества всевозможных знаний» обладаем «мы здесь в Берлине». Из этого также станет видно, нужно ли было мне прибегать к мелким нападкам в мелких газет­ных статейках, если бы даже в мое намерение входило воспрепятствовать продвижению «Социального движения во Франции и Бельгии» г-на Грюна. Наконец, даже берлинский друг не сможет отказаться публично засвидетельствовать, что если бы я в самом деле вознамерил­ся «познакомить немецкое общество с достижениями зарубежного социализма» в том смыс­ле, как он это понимает, и действительно боялся встретить в лице своего предшественника конкурента, то мне ежечасно следовало бы молить судьбу: «Избавь меня от какого-либо предшественника или же, еще лучше, ниспошли мне в качестве предшественника г-на Грю­на».

Пару слов еще по поводу моей «высокомерной претензии считать себя достигшим высшей ступени человеческой мудрости».

Кто другой мог привить мне эту болезнь, как не г-н Грюн, который (см., например, преди­словие к его книге «Строительные камни»27) находил, что в моих исследованиях в «Deutsch-Franzosische Jahrbucher»28 разгаданы последние загадки мира, так же как теперь в политиче­ской экономии Прудона; подобно тому как он превозносит теперь Прудона как обладателя истинной точки зрения, он уверял относительно меня (см. «Neue Anekdota» Грюна), что я «уничтожил конституционную и радикальную точку зрения». Г-н Грюн предварительно на­поил меня ядом, дабы иметь потом повод упрекать меня за оказанное этим ядом действие! Но пусть берлинский друг успокоится! Я пребываю в добром здравии.

Брюссель, 3 апреля 1847 г.

Карл Маркс

Напечатано в «Deutsche-Brusseler- Печатается по тексту «Trler'sche

Zeitung» № 28, 8 апреля 1847 г. и Zeitung», сверенному с текстом

в «Trier'sche Zeitung» № 99, 9 апреля 1847 г. «Deutsche-Brusseler-Zeitung»

Перевод с немецкого


Ф. ЭНГЕЛЬС КОНСТИТУЦИОННЫЙ ВОПРОС В ГЕРМАНИИ 3°

Немецкая социалистическая литература с каждым месяцем становится все хуже. Она все более и более ограничивается широковещательными разглагольствованиями тех «истинных социалистов», вся мудрость которых состоит в амальгаме немецкой философии и по-немецки филистерской сентиментальности с несколькими искаженными коммунистически­ми лозунгами. Она выставляет напоказ такое миролюбие, которое дает ей возможность даже в подцензурных изданиях высказывать свои самые сокровенные мысли. Даже немецкая по­лиция мало в чем может ее упрекнуть — достаточное доказательство того, что она принад­лежит не к прогрессивным, революционным, а к косным, реакционным элементам немецкой литературы.

К этим «истинным социалистам» принадлежат не только те, которые называют себя со­циалистами par excellence*, но и большая часть писателей в Германии, присвоивших себе партийную кличку «коммунисты». Эти последние еще хуже первых, если вообще что-либо может быть хуже.

При таком положении дела само собой разумеется, что эти soi-disant** коммунистические писатели никоим образом не представляют партии немецких коммунистов. Ни партия не признает их своими литературными представителями, ни они не представляют ее интересов. Наоборот, они отстаивают совершенно

по преимуществу, в истинном значении слова. Ред. - так называемые. Ред.


_____________________________ КОНСТИТУЦИОННЫЙ ВОПРОС В ГЕРМАНИИ__________________ 43

иные интересы, они защищают совершенно иные принципы, во всех отношениях противопо­ложные принципам коммунистической партии.

«Истинные социалисты», к которым, как уже было сказано, принадлежит и большинство немецких soi-disant коммунистических писателей, узнали от французских коммунистов, что переход от абсолютной монархии к современному представительному строю вовсе не унич­тожает нищеты огромной массы народа, а только приводит к власти новый класс — буржуа­зию. Далее они узнали от них, что именно эта буржуазия посредством своих капиталов всего более притесняет народные массы и поэтому является врагом par excellence коммунистов или социалистов, как представителей народных масс. Они не дали себе труда сравнить степень общественного и политического развития Германии со степенью общественного и политиче­ского развития Франции или изучить фактически существующие в Германии условия, от ко­торых зависит все дальнейшее развитие, и, недолго думая, поспешили применить к Германии схваченные на лету познания. Если бы они были партийными деятелями, которые стараются достигнуть практического, осязаемого результата и которые представляют определенные ин­тересы, общие целому классу, то они, по крайней мере, обратили бы внимание на то, как ве­дут полемику против буржуазии ее противники во Франции, начиная с редакторов «Re-forme», кончая крайними коммунистами, как, в частности, ведет ее признанный представи­тель огромной массы французских пролетариев старик Кабе. Им должно было бы броситься в глаза уже то, что эти представители партии не только постоянно затрагивают злободневные политические вопросы, но даже и к таким политическим мерам, как, например, проекты из­бирательной реформы, которые часто не представляют прямого интереса для пролетариата, относятся отнюдь не с королевским высокомерием. Однако наши «истинные социалисты» — не партийные деятели, а немецкие теоретики. Для них дело идет не о практических интере­сах и результатах, а о вечной истине. Тс интересы, которые они стремятся отстаивать, суть интересы «человека» вообще; те результаты, к которым они стремятся, ограничиваются фи­лософскими «благоприобретениями». Таким образом, они должны были только согласовать свои новые взгляды со своей собственной философской совестью, чтобы затем протрубить на всю Германию, что политический прогресс, равно как и всякая политика, является злом, что именно конституционная свобода возводит на трон наиболее опасный для народа класс — буржуазию, и что вообще,


Ф. ЭНГЕЛЬС___________________________________ 44

как бы буржуазия ни подвергалась нападкам, этого все еще мало.

Во Франции уже в продолжение семнадцати лет буржуазия господствует так безраздель­но, как ни в одной другой стране мира. Поэтому выступления французских пролетариев, их партийных вождей и литературных представителей против буржуазии являлись выступле­ниями против господствующего класса, против существующей политической системы; это были определенно революционные выступления. Насколько хорошо сознает это господ­ствующая буржуазия, показывают бесчисленные процессы против печати и против коали­ций, запрещения собраний и банкетов, сотни полицейских придирок, посредством которых она преследует реформистов31 и коммунистов. В Германии положение дел совершенно иное. В Германии буржуазия не только не господствует, она является даже опаснейшим врагом существующих правительств. Для этих правительств диверсия, произведенная «истинными социалистами», была весьма кстати. Борьба против буржуазии, которая для французских коммунистов слишком часто влечет за собой лишь тюрьму или ссылку, для наших «истин­ных социалистов» не влечет ничего, кроме одобрения цензуры. Революционный пыл фран­цузской пролетарской полемики остывал в холодной груди немецких теоретиков до градуса, дозволенного цензурой, а в таком выхолощенном виде приходился весьма по праву немец­ким правительствам и использовался ими как союзник против наседавшей буржуазии. «Ис­тинный социализм» умудрился превратить наиболее революционные из всех когда-либо вы­двигавшихся положений в ограду, охраняющую трясину немецкого status quo*. «Истинный социализм» насквозь реакционен.

Буржуазия давно заметила эту реакционную тенденцию «истинного социализма». Но она без всяких околичностей приняла это направление за литературного представителя также и немецкого коммунизма, открыто и исподтишка обвиняя коммунистов в том, что они своей полемикой против представительного строя, судов присяжных, свободы печати, своими кри­ками против буржуазии лишь играют на руку правительствам, бюрократии, дворянству.

Пора уже немецким коммунистам снять с себя, наконец, эту возлагаемую на них ответст­венность за реакционные поступки и вожделения «истинных социалистов». Пора уже немец­ким коммунистам, представителям немецкого пролетариата с его

- существующего порядка, существующего положения. Ред.


_____________________________ КОНСТИТУЦИОННЫЙ ВОПРОС В ГЕРМАНИИ__________________ 45

весьма ясными, весьма осязательными потребностями, самым решительным образом отме­жеваться от вышеупомянутой литературной клики, — ибо она является всего лишь кликой, — которая сама не знает, кого она представляет, и поэтому против собственной воли броса­ется в объятия немецких правительств которая воображает, что она «делает реальным чело­века», реально же ничего не делает, кроме обоготворения немецкого мещанского убожества. В действительности, мы, коммунисты, не имеем ничего общего с бредовыми теоретическими измышлениями и сомнениями этой изворотливой компании. Наши выступления против бур­жуазии так же решительно отличаются от выступлений против нее «истинных социалистов», как отличаются они от выступлений против нее реакционного дворянства, например, фран­цузских легитимистов или «Молодой Англии»32. Представители немецкого status quo совер­шенно не могут использовать наши выступления, так как они направлены гораздо более про­тив этого status quo, чем против буржуазии. Если буржуазия, так сказать, является нашим естественным врагом, тем врагом, свержение которого приведет нашу партию к власти, то еще больший наш враг — немецки и status quo, так как он стоит между нами и буржуазией и мешает нам нанести удар буржуазии. Поэтому мы никоим образом не исключаем себя из той широкой массы, которая находится в оппозиции к немецкому status quo. Мы образуем лишь наиболее передовую фракцию этой оппозиции — фракцию, которая в то же время занимает совершенно определенное положение благодаря своим нескрываемым замыслам против буржуазии.


Дата добавления: 2015-07-20; просмотров: 87 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Май 1846 — март 1848 2 страница| Май 1846 — март 1848 4 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.037 сек.)