Пеше о самоубийстве 295

объявляют актом трусости, преступлением против законов, общества* и чести.

Почему же, несмотря на столь многочисленные анафемы, люди сами лишают себя жизни? Потому что в жилах отчаявшихся людей кровь течет не так, как кровь холодных существ, которые находят время расточать эти бесплодные речи, Человек кажется загадкой для другого; его умеют только порицать, но его не знают. Когда видишь, как легкомысленно распоряжаются жизнью и смертью народов институты, под господством которых живет Европа, как цивилизованная юстиция окружает себя богатым арсеналом тюрем, наказаний, орудий смерти для санкционирова­ния своих сомнительных решений; когда видишь неслыханное число людей различных классов, обрекаемых со всех сторон на нищету, и соци­альных париев, к которым относятся заведомо с грубым презрением, возможно, чтобы избавить себя от хлопот вырвать их из грязи; когда видишь все это, то становится непонятным, на каком основании можно предписывать отдельной личности дорожить существованием, как таковым, если при атом попираются наши привычки, naiuii предрассудки, паши законы и вообще наши правы.

Полагали, что можно удержать от самоубийства унизительными наказаниями и чем-то вроде позора, которым клеймят память виновных. Нужно ли говорить, как недостойно клеймить позором людей, которых уже нет среди живых, чтобы защитить себя? Впрочем, несчастных это мало волнует; и если самоубийство обвиняет кого, то прежде всего тех людей, которые остались в живых, так как в этой массе ни один не заслу­жил того, чтобы ради него продолжать жить. Имели ли успех придуманные людьми наивные и жестокие меры в борьбе против нашептываний отчая­ния? Какое дело человеку, желающему бежать из этого мира, до тех оскорб­лений, которые мир обещает нанести его трупу? Он видит в этом только еще одно проявление подлости со стороны живущих. Что это, в самом деле, за общество, где испытываешь самое глубокое одиночество среди многих миллионов, где можно поддаться непреодолимому желанию лишить себя жизни, причем так, чтобы никто об этом не догадался? Это общество — не общество; оно, как говорит Руссо, пустыня, населенная дикими зверями. На тех должностях, которые я занимал в полицейском управлении, само­убийства ** относились отчасти к моей компетенции. Я хотел узнать, нет ли среди побуждающих к ним мотивов таких, действие которых можно было бы предупредить. Я предпринял на этот предмет огромную работу. Я нашел, что кроме коренного преобразования существующего обществен­ного порядка все остальные попытки будут напрасны ***.

Среди причин отчаяния, которые побуждают очень нервных, страст­ных и глубоко чувствующих людей искать смерти, я обнаружил в качестве преобладающего явления, дурное обращение, несправедливости, тайные наказания, которым суровые родители и начальники подвергают лиц, от них зависящих. Революция уничтожила не все виды тирании; зло, в кото­ром упрекалисамодержавную власть, существует еще в семьях; оно вызывает здесь кризисы, аналогичные революциям.

Соотношение интересов и чувств, подлинные отношения между людьми, по существу, только еще предстоит создать среди нас, и самоубийство лишь один из тысячи и одного симптома всеобщей, всегда готовой к новым проявлениям, социальной борьбы; от этой борьбы очень многие борющиеся

• Слово: «общества» вставлено Марксом. Ред. ** У Пеше: «следствия о самоубийствах». Ред.

• «• Эта фраза добавлена Марксом. У Пеше вместо нее сказано: «Не вдаваясь в те­ории, я приведу факты». Ред.

Дата добавления: 2015-07-20