Шеллинг и откровение. Казалось бы, что это бытие не может служить основой какого-нибудь процесса

Казалось бы, что это бытие не может служить основой какого-нибудь процесса, так как оно лишено всякой движущей силы, и последняя заключена только в потенции. Но почему же отре­зать у actus purus всякую возможность стать впоследствии также потенцией? Здесь неуместен вывод, что сущее бытие также post actum * не может стать могущим быть. Предвечному бы­тию может представиться возможность — этому ничто не пре­пятствует — произвести из себя второе бытие. Этим слепое бытие становится потенцией, ибо оно получает нечто, чего оно может хотеть, и становится, таким образом, господином своего собственного слепого бытия. Освобождая это второе бытие, пер­вое, слепое бытие становится лишь potentia actus purus и, таким образом, владеющим собой бытием (но все это пока гипотеза, которая еще должна быть доказана только по своим результа­там); лишь путем различения себя от этого второго бытия пер­вое бытие приходит к осознанию себя как чего-то необходимого по своей природе. Слепое бытие является случайным, поскольку оно не предусмотрено, и оно должно доказать свою необхо­димость путем преодоления своей противоположности. Это — последнее основание выступающего против него бытия, а вме­сте с этим последняя основа мира. Закон, что все становится явным и ничто не остается тайным, есть высший закон вся­кого бытия. Это не есть, правда, закон, который возвышается над богом, но такой, благодаря которому последний впервые становится свободным, следовательно божественный уже сам по себе. Этот великий мировой закон, эта мировая диалектика не желает допустить, чтобы что-нибудь осталось еще нерешен­ным. Только она способна решить великие загадки. Да, ведь бог так справедлив, что он до конца и до исчерпания всякого про­тиворечия признает этот противоположный ему принцип. Вся­кое недобровольное, предвечное бытие несвободно. Истинный же бог есть живой бог, который может стать чем-то иным, чем предвечное бытие, Иначе пришлось бы или допустить вместе со Спинозой, что все вытекает из божественной природы по необ­ходимости, без содействия самого бога (дурной пантеизм), или согласиться с тем, что понятие творения для разума непости­жимо (плоский теизм, неспособный побороть пантеизм). Таким образом, предвечное бытие становится потенцией противополож­ного, а так как потенциальность для него есть нечто невыно­симое, то оно по необходимости будет желать действовать, ста­раться снова восстановить себя в actus purus. Поэтому второе бытие должно опять-таки отрицаться первым и быть переведено

• —t после акта. Р»д, 8 М, и Э., т, 41

Ф. ЭНГЕЛЬС

обратно в потенцию. Таким образом, предвечное бытие стано­вится господином не только первой потенции, но и второй и по­лучает возможность обратить свое предвечное бытие в некое сущее и этим путем отторгнуть его от себя и, таким образом, упразднить все свое существование. В этом коренится также его ранее скрывавшаяся за бытием сущность. Чистое бытие, ставшее благодаря сопротивлению потенцией, становится те­перь самостоятельной сущностью. Таким образом, господину первой возможности дана также другая возможность, а именно возможность выявления своей истинной сущности, своей сво­боды от необходимого бытия, полагания себя как духа, ибо дух есть то, что обладает свободой действовать и не действовать, то, что в бытии владеет собой и остается сущим даже и тогда, когда оно не обнаруживает себя. Однако это не есть непосред­ственно могущее быть, также не долженствующее быть, а могущее быть-долженствующее быть. Эти три момента представ­ляются предвечному бытию долженствующими быть в собствен­ном смысле, так что вне этих трех моментов ничего другого нет, и все будущее исключено.

Как мы видим, ход мыслей в позитивной философии чрез­вычайно «свободен». Шеллинг здесь не скрывает, что он выстав­ляет только гипотезы, правильность которых еще должна быть доказана по результатам, т. е. по их соответствию с открове­нием. Одним из последствий этого свободного, направляемого волей мышления является то, что он это «предвечное бытие» заставляет так вести себя, как будто оно уже является тем, что еще должно из него развиться, именно богом. Предвечное бытие ведь никак еще не может видеть, желать, отпускать, вести обратно. Оно ведь не более, чем голая абстракция материи, которая как раз очень далека от всего личного, от всякого са­мосознания. Никакие рассуждения не могут внести самосозна­ние в эту неподвижную категорию, если только она не будет понята как материя и как развивающаяся через природу к духу, подобно «беспредельному бытию» в негативной филосо­фии, от которого оно отличается только ничего не говорящим определением предвечности. Эта предвечность может вести только к материализму и, самое большее, к пантеизму, но никак не к монотеизму. И тут оправдываются слова Кювье: «Шеллинг дает метафоры вместо доказательств и вместо того, чтобы развивать понятия, меняет по мере надобности образы и аллегории» ^1вз. К тому же в философии, по крайней мере до сих пор«не встречались рассуждения, которыми пресекается всякое движение мысли вперед с помощью такого рода оборо­тов: «нет никакого основания, чтобы этого не случилось;

ШЕЛЛИНГ И ОТКРОВЕНИЕ

нельзя логически доказать, чтобы это было невозможным» и т. д. Таким путем можно развить из «предвечного бытия» и китай­скую, и отаитскую * религию, которая также подтверждается тем, что она является фактом не в меньшей степени, чем христи­анство. Что же касается вновь открытого мирового закона, что все становится явным, то нельзя отрицать, что здесь, по край­ней мере, очень немногое становится явным и очень многое остается скрытым. Тут только видишь, как ясность мысли то­нет в мрачной бездне фантастики. Если же этот закон означает, что все должно оправдать свое существование перед разумом, то это опять-таки одна из основных мыслей Гегеля и к тому же еще остающаяся без всякого применения у самого Шеллинга. Не мало еще времени придется напрасно потратить, прежде чем удастся сделать все ясным в заключение вышеприведенного хода мыслей с его возможностью, необходимостью и должен­ствованием. Спрашивается прежде всего, в каком отношении.стоят эти три позитивных потенции к трем негативным? Только одно становится ясным, что они суть во всяком случае возмож­ности, хотя и долженствующие быть, но не могущие быть-дол­женствующие быть.

Только путем этой «решительнейшей» диалектики, утвер­ждает Шеллинг, можно от спинозовского actu необходимо су­ществующего прийти к понятию необходимо сущего natura sua **. Но только этого он и хотел, так как он желает доказать не существование божественного, а божественность существующего (как раз это самое делает также младогегельян-ская философия), именно божественность этого actu вечного, самого по себе сущего. Кто же, однако, нам доказывает, что нечто существует извечно? Это actu само по себе сущее может вести только к вечности материи, если мы будем рассуждать логически. Нелогические же умозаключения не имеют никакого значения, хотя бы они и подтверждались откровением.

«Если мы, следуя слабой диалектике, скажем: бог принимает потенцию противоположного бытия только для того, чтобы превратить слепое ут­верждение своего существования в опосредствованное отрицанием, то спрашивается, для него он это делает? Не для себя, ибо он знает свою силу; только для других он может отличное от него бытие сделать предметом хотения. В этом отчуждении от себя и кроется сущность бога, его блажен­ство; все его мысли — только вне его, в творении. Таким образом, перед нами, конечно, процесс временного устранения и восстановления, но между этими двумя моментами находится вся вселенная».

Как смешно выглядит здесь та надменность, с которой кари­катурная решительнейшая диалектика свысока взирает на свой

* — таитянскую (Otaheltl — одно из названий острова Таити). Ред. *• — actu — в действительности; natura sua — по своей природе. Ред,

8«

Дата добавления: 2015-07-20