IV. Мартовские виноградники 7 страница

— Никакого дождя не было, — прервала его я.

— Я тебе говорю — начался дождь. Вас-то в Крыму уже не было. Сегодня на рассвете я вдруг в полном сознании получил из штаба отклик на свои позывные. Объяснил свое состояние, и мне приказали искать гладкую площадку. Сообщили, что Мрачный и Еремейчик соединились с главными силами партизан и что там нашелся Сашка Зайцев. У него кончилось питание для рации, потому-то он и не держал связь…

Я выскочила из беседки и стала кричать:

— Даша, Даша!

Женька Харин кинулся за мной:

— Зачем тебе Даша?

— Даша, Даша! — продолжала я кричать, пока она не явилась на мой крик. — Иди сюда. Сашка Зайцев нашелся, ты хоть понимаешь?

— Давно знаю…

Я даже разозлилась:

— Все-то ты знаешь… А где Бушуй? — спросила я у Даши и у Женьки Харина.

Даша сразу ответила:

— Пропал без вести. Авось найдется. — Потом стала ругать Женьку Харина: — Как тебе не стыдно гнать меня от разговора. А я-то всем твердила: Женька не тот парень, чтобы погибнуть. Чудак ты. Я из-за тебя столько волновалась, боялась, что не пошлют самолет… Иди отдыхай.

Теперь Женька ушел обиженный, а Даша уселась со мной в беседке и стала говорить, говорить, говорить. Ой, сколько я от нее узнала.

Узнала, что майор Зубр лежит в госпитале. Ничего особенного, но голова трещит ужасно. Узнала, что Еремейчик у партизан — жив и поправляется, а Саша Зайцев умудрился передать мне привет через оператора.

Спрашиваю:

— Дашенька, как же вы меня не добудились?

— Мы пустили Аверкия, это он не добудился. Нам сказал, что ты во сне упоминала каких-то парней — Сагарду, Вилюя, Бушуя; его ни разу не назвала. Он определенно обиделся…

— А ты не обиделась, что Саша Зайцев не тебе, а мне послал привет?

— Что толку. Все равно скоро отсюда уезжаю.

— Куда?

— За кудыкину гору. В Москву еду… Думаешь, шучу? Нисколько не шучу. Меня записали полковник Старинов и капитан Чепига.

Я не успела расспросить Дашу. Прибежали из штаба и велели идти к начальнику «Школы».

* * *

Был темный вечер, лил сплошной дождь, а я с радостью отправилась в штаб. Считала, что заслуживаю похвалы, душа нуждалась в поощрении… У двери сидели Сагарда с Вилюем — такие же исхудавшие, как и я. Они были вялые и невеселые, будто вернулись не с удачной операции, а с погрузки дров. Я им улыбнулась.

Сагарда говорит:

— Ну и сильна ты, девка: после всего, чего натерпелась, способна улыбаться.

Открылась дверь, и нас пригласили. Раньше такого не бывало. В кабинете собрались все командиры: начальник Крымского штаба партизанского движения, начальник «Школы», начальник связи, начальник оперативного отдела и еще человека три. Они были в новой форме и с погонами, а мы раньше погон никогда не видели. Все было очень торжественно: командиры нас принимали стоя. Начальник Крымского штаба партизанского движения поздравил с успешной операцией и каждому пожал руку. Офицеры тоже нам пожали руки.

Начальник штаба сказал, что принято решение представить майора Зубра и бойцов его разведгруппы к правительственной награде. Тут же он сообщил, что майор себя чувствует хорошо, не позднее чем через неделю его обещают из госпиталя выписать. Потом наступило молчание — говорить было не о чем… Мы поблагодарили и вскочили с дивана, чтобы уходить.

Все разошлись, а меня начальник штаба пригласил к себе. Мне почудилось что-то неладное. Однако начался разговор хорошо:

— Товарищ Зубр очень высокого о вас мнения. Он жалеет, что судьба вас разлучает и вам уже вряд ли удастся вместе вылетать в тыл врага…

Тут произошла заминка — я уставилась на треугольничек письма, которое лежало на столе. Бумага зеленоватая и шершавая — точь-в-точь на какой мне писал мой папка.

Екнуло сердце. Я давно не имела весточки из дома. Последний раз получила месяца полтора назад. Да и сама писала не часто. Приходилось скрывать. Родители знали, что служу медсестрой в госпитале, они интересовались обстановкой, спрашивали, как повышаю квалификацию, научилась ли делать уколы и перевязывать, не боюсь ли крови. Им интересно было, кто мои подруги. В последнем письме папка забеспокоился — вдруг влюбилась в инвалида, и предупреждал, что такое замужество случается от жалости: у нас соседка Антик Аракелова ходила в военный госпиталь читать раненым газеты и привезла домой безногого, который до войны был кузнецом, а теперь только и делает, что плачет о своей ноге. Что можно ответить на такое письмо? Я не считала, что папка прав. Хоть я и не медсестра, но случись такое с Аверкием — неужели бы от него отказалась?

…Значит, так. Стоит начальник Крымского штаба партизанского движения, смотрит на письмо, потом на меня. Он чуть улыбается, и что-то в его улыбке загадочное.

— Сержант Евдокимова, мы вас все поздравили, а я от своего имени готов еще раз поздравить. Вы уже не первый раз показываете пример личного мужества, преданности Родине и высокой квалификации… А тут, понимаете, что-то не очень хорошо. Вам ведь известно, что существует военная цензура, у нас особенно строгая? Вы же по роду службы дали присягу хранить тайну. Об этом помните?

Я ответила, что помню, и начштаба продолжал:

— Обычно я личной перепиской не интересуюсь. Но вот это письмо… Кажется, от вашего отца, не так ли? Цензор отчеркнул одно место, прочитайте его, пожалуйста.

С этими словами он передал мне в рука письмо моего папки, и я сразу же обратила внимание на отчеркнутые строчки и жирный вопросительный знак.

Вот какие были строчки:

«Доченька, твоя старшая сестра Мотя, которая еще раньше тебя вступила в ряды Красной Армии, хотя она и вполне взрослая, пока что не торопится выскакивать замуж. А если б она даже и захотела пойти в загс, обязательно бы сообщила нам. Потому что так делает всякая девушка, если она уважает своих родителей. И мы бы ей перечить не стали, просто бы поздравили от всей души, поскольку нашла себе пару по любви и согласию. А что сделала ты? Только достигла совершеннолетия и сразу же втайне от нас сочеталась… Может, ты не захотела по какой-то причине об этом факте писать. Так, значит, теперь ты Евдокимова? Что ж, не знаю, поздравлять тебя или как… Кто он, твой муженек, пришли хоть его фото…»

Начштаба ждал, что я скажу. Мне стало нехорошо. Дрожали руки и ноги. Говорю:

— Делайте что хотите — я не виновата. Спросите начальника связи — он вам подтвердит. Я ему все докладывала. По вине оператора штаба я села не на моторный баркас, а на баржу, где оказался знакомый парень, который когда-то ухаживал за Мотей. Он меня узнал, а поскольку был обросший, я его не признала и назвалась, как и положено по службе, Евдокимовой. Тогда моряк вошел в амбицию, на меня разозлился. Скорей всего, оказалось так, что, встретившись в Батуми с моей сестрой, взял ее на пушку: твоя, мол, сестренка вышла замуж и стала Евдокимовой… В тот день, когда я вернулась с практики, меня назначили радистом-разведчиком в распоряжение майора Зубра, а потом выбросили в Крым. И еще раз выбросили. Неужели по одному тому, что меня признал сухумский парень, наш советский моряк, меня бы не послали в разведку?

Начштаба задумчиво отвечает:

— Хорошо, у вас все обошлось благополучно… Вообще-то ничего особенного не случилось, ваше личное дело в полном порядке, болтушкой вы никогда не были… Менять псевдоним? Но вы всем известны как Женя Чижик. Вас знают, о ваших выбросках люди наслышаны… Послушайте, Евдокимова, мы тут посоветовались с товарищами. А что, если послать вас в один из партизанских отрядов?.. Там ведь условия конспирации иные.

Я вспыхнула:

— Это моя мечта!

— Да… но придется переучиваться. Дело в том, что «Северок» хоть и прекрасная портативная рация, в партизанских условиях то и дело подводит. Садятся аккумуляторы — и пиши пропало. Мы из-за этого потеряли связь с Александром Зайцевым, а значит, и с большим партизанским отрядом. Это дорого стоило. Погибло много людей. А вот РПО-два работает от движка и даже от ручного привода — этой рации батареи не нужны… Так вот, Чижик, принято решение послать группу радистов-разведчиков, а также и минеров, в Москву на курсы при Центральном штабе партизанского движения. Едут Евгений Харин, Дарья Федоренко и еще несколько человек. Если вы согласны…

— Согласна, согласна! — чуть не закричала я.

Начштаба пожал мне руку и сообщил, что я буду включена в группу под командованием капитана Чепиги.

— Вы, кажется, с ним знакомы?

— Знакома, знакома…

У меня от радости перехватило дыхание. Так мне хотелось побежать и найти Дашу, сказать, что я тоже еду.

Дата добавления: 2015-07-20