Тайны истории мятежа на Сенатской площади

В истории декабристов и восстания на Сенатской площади много неясного. Часть историков считает, что параллельно с заговором декабристов происходила попытка дворцового переворота, который пытались устроить военный генерал‑губернатор Милорадович и командование гвардии. Генералам был крайне невыгоден приход к власти Николая – человека молодого, незнакомого и чуждого им. Поэтому они вынудили Николая, вопреки завещанию, присягнуть в верности императору Константину I, полагая, что им, старым боевым сподвижникам цесаревича, удастся уговорить его вступить на престол. Но Константин упорствовал в своем отказе от трона, несмотря на отчаянные письма Милорадовича и других к нему. Из‑за этого и произошла пауза, которой и воспользовались декабристы.

Но и в их среде не было единодушия. Планы переустройства России, заложенные в программах двух тайных обществ, были весьма различны, и вряд ли состыковывались бы. Согласно «Русской правде» Пестеля, во главе республиканской России должна была встать военная хунта во главе с диктатором, на кресло которого претендовал честолюбивый Пестель. Согласно же проекту Никиты Муравьева, Россия должна была стать конституционной монархией с довольно либеральным устройством. Неизвестно, сумели бы декабристы договориться после предполагаемой победы. Но планам этим не было суждено сбыться.

Много загадок в истории самого восстания. До сих пор нет вразумительных объяснений, почему князь С. П. Трубецкой, избранный диктатором восстания, даже не явился на Сенатскую площадь, где много часов стояли мятежники, хотя жил рядом с ней и, если это была трусость или предательство, почему декабристы впоследствии не осудили его за это? Мемуары самого Трубецкого не дают возможности разгадать эту загадку. Они обрываются на важном для читателя месте – начале допроса Трубецкого императором: «Левашов взял мой допросный лист и пошел к государю: вскоре оба воротились ко мне. Государь мне сказал: “Я…”». Что было дальше, мы никогда не узнаем.

Наконец, в последнее время в литературе было высказано серьезное сомнение относительно разветвленности и организованности декабристских тайных обществ. Не преувеличили ли задним числом сами подследственные, а потом и ссыльные свою революционную деятельность до момента совершения ими государственного преступления – мятежа. Организации, в которых они состояли, во многом были аморфны, а их совещания и заседания часто сводились к дружеским пирушкам и острым разговорам о политике, что делалось во многих местах. Проекты же переустройства страны писали в России всегда, со времен Ивана Грозного. Так получается, что большинство материалов о тайной организации декабристов относятся ко времени следствия и ссылки их в Сибирь. В материалах же самого следствия отчетливо видно естественное для политического сыска всех времен стремление «структурировать» на самом деле эфемерную организацию декабристов, оформить более четко ее цели, задачи, организацию. Не будем забывать, что это было время распространения страшных слухов о европейских карбонариях, масонских заговорах. Подследственные вольно и невольно этому помогали. Многие чувствовали себя не просто гвардейцами‑мятежниками, вроде Миниха или братьев Орловых, а карбонариями, борцами за свободу.

Есть свидетельства того, что Александр I еще в 1821 году знал о тайных собраниях офицерства, содержании их бесед и споров о будущем России, но не придавал этой информации особого значения. В ответ на доклад генерал‑адъютанта Васильчикова о заговоре он сказал: «Дорогой Васильчиков! Вы, который находитесь на моей службе с начала моего царствования, вы знаете, что я разделял и поощрял эти иллюзии и заблуждения». Возможно, этим объясняется инертность власти после доносов в 1825 году двух офицеров – Шервуда и Майбороды – о тайных обществах в армии. Получается, что если бы не ситуация междуцарствия, спровоцированная группой Милорадовича, никакого мятежа, возможно, и не произошло бы…

Однако в указе 10 июля Николай I все‑таки проявил милосердие и решился нарушить действительно свирепые (со времен царя Алексея Михайловича и Петра Великого) законы о государственных преступлениях. Это обстоятельство как‑то упускается из виду в рассказе о декабристах – государственных преступниках. Если бы к ним применили действовавшие тогда положения закона – Уложения 1649 года, «Воинского устава» Петра Великого и другие указы, – то казни подлежали бы все участники государственного преступления, причем к ним следовало бы (по силе закона) применить самые лютые казни: четвертование, колесование, кнутование, посажение на кол – все то, что Петр Великий, не колеблясь, применял к таким же мятежникам – стрельцам. По воле Николая преступников разделили на 11 разрядов, предполагающих различные виды и сроки наказаний. Пятерых руководителей мятежа (Павла Пестеля, Сергея Муравьева‑Апостола, Михаила Бестужева‑Рюмина, Кондратия Рылеева и Петра Каховского) казнили через повешение у кронверка Петропавловской крепости, остальных сослали в Сибирь. Следствия и суды над участниками заговора и мятежа еще долго тянулись в других городах.

По всем процессам власти отправили в Сибирь 124 человека. Закованные в кандалы и одетые в арестантские халаты, декабристы отбывали каторгу сначала на Нерчинских рудниках, а затем за высокими стенами Читинского острога и в других местах. Позже их перевели на поселение. Поведение сосланных декабристов и приехавших к ним жен стало образцом достоинства и порядочности. Они жили насыщенной жизнью культурных людей, не унывая и не предаваясь отчаянию. Многие из них на поселении занимались научными исследованиями, живописью, устраивали концерты, давали уроки, переписывались с друзьями. В 1856 году, после начала нового царствования, оставшихся в живых декабристов новый император Александр II помиловал, и они вернулись из Сибири, которая «тоже Россия, только пострашнее».

Вообще же декабрьская история 1825 года имела для России самые печальные последствия. Погибли, сгинули в ссылках незаурядные люди, на долгие годы общественная жизнь была заморожена страхом и унынием. Власть же, испытавшая страшное потрясение мятежных дней, крайне настороженно и недружелюбно смотрела на все предложения модернизации и необходимых стране перемен. Александровская эпоха, начавшаяся при свете солнца ранней весны с надежд, оптимизма, иллюзий и реформ, закончилась сумраком декабрьского дня разочарований, страха, уныния и безнадежности…

Н. Бестужев. Общий вид Петровского Завода (в центре – тюрьма, в которой отбывали наказание декабристы).

Заглянем в источник

Легендарным стало поведение многих жен декабристов, которые, пользуясь правом следовать за своими мужьями‑преступниками, добровольно приехали в Сибирь и разделили с ними тяжкий жребий. Власти, не одобрявшие подобной жертвенности, всячески препятствовали поездке женщин, принадлежавших к высшему обществу, откровенно запугивали этих светских дам, всегда живших в комфорте и безопасности. Княгиня М. Н. Волконская, жена князя С. Г. Волконского, писала:

«Губернатор (Иркутска. – Е. А.), видя мою решимость ехать, сказал мне: “Подумайте же, какие условия вы должны будете подписать”. – “Я их подпишу не читая”.– “Я должен велеть обыскать все ваши вещи, вам запрещено иметь малейшие ценности”. С этими словами он ушел и прислал ко мне целую ватагу чиновников. Им пришлось переписывать очень мало: немного белья, три платья, семейные портреты и дорожная аптечку… мне предъявили к подписи пресловутую подписку, причем они мне сказали, чтобы я сохранила с нее копию, дабы хорошенько ее запомнить. Когда они вышли, мой человек, прочитавший ее, сказал мне со слезами на глазах: “Княгиня, что вы сделали, прочтите же, что они от вас требуют! – “Мне все равно, уложимся скорее и поедем”. Вот эта подписка:

“1. Жена, следуя за своим мужем и продолжая с ним супружескую связь, сделается естественно причастной его судьбе и потеряет прежнее звание, т. е. будет уже признаваема не иначе, как женою ссыльнокаторжного и с тем вместе принимает на себя переносить все, что такое состояние может иметь тягостного, ибо даже и начальство не в состоянии будет защитить ее от ежечасных могущих быть оскорблений от людей самого развратного, презрительного класса, который найдут в том, как будто некоторое право считать жену государственного преступника, несущую равную с ним участь, себе подобною; оскорбления сии могут быть даже насильственные. Закоренелым злодеям не страшны наказания. 2. Дети, которые приживутся в Сибири, поступят в казенные заводские крестьяне. 3. Ни денежных сумм, ни вещей многоценных с собой взять не дозволено; это запрещается существующими правилами и нужно для собственной их безопасности по причине, что сии места населены людьми, готовыми на всякого рода преступления. 4. Отъездом в Нерчинский край уничтожается право крепостных людей, с ними прибывших”.

Приведя в порядок вещи, разбросанные чиновниками, и приказав вновь все уложить, я вспомнила, что мне нужна подорожная. Губернатор, после данной мной подписки, не удостаивал меня своим посещением, приходилось мне ожидать его в передней. Я пошла к нему, и мне выдали подорожную на имя казака, который должен был меня сопровождать, мое же имя заменялось словами: “… с везущим”.

По возвращении домой я нашла у себя Александру Муравьеву (рожденную Чернышеву); она только что приехала, выехав несколькими часами ранее ее, я опередила ее на 8 дней. Мы напились чаю, то смеясь, то плача – был повод к тому и другому: нас окружали те же вызывавшие смех чиновники, вернувшиеся для осмотра ее вещей».

Дата добавления: 2015-07-20