Читайте также: |
|
Львов красиво прожил свои 52 года. Счастливая судьба провинциала, успех, достигнутый талантом и случаем, романтическая любовь, благосклонность небес и властей, достаток, творчество, прекрасные, верные друзья, построенные по проектам Львова дворцы и церкви, которые будут стоять века, слава – это так много для любого обитателя земли! Недоросль из тверской глубинки, он приехал в Петербург в Измайловский полк и попал не просто в солдаты, а в полковую школу, где существенно дополнил свое образование. И тут талант Львова стал раскрываться. Он был необыкновенно симпатичным, оригинальным, легким, веселым человеком, чем‑то похожим на Моцарта. На нем лежит отблеск гения, след, который оставляет на челе человека это неуловимое, виртуальное, капризное существо. А оно, как известно, опускается не на каждую голову. А еще Львова называли «русский Леонардо» – так широк был круг его увлечений, так открыта была его душа для творчества. Кроме стихов, музыка, живопись, от которой он переходил к скульптуре, но сильнее всего его привязала к себе архитектура. Львов недолго прослужил в гвардии, ушел в отставку капитаном и отправился за границу. Это путешествие заменило ему университет. Он впитывал шедевры Дрездена, Лувра, Эскориала, Рима, чья архитектура стала образцом для творчества Львова. Словом, он вернулся в Россию иным человеком – сформировавшимся художником, творцом.
Начало 1780‑х годов особенно счастливо для Львова. У него появился не только добрый гений – Маша, но и могущественный покровитель – статс‑секретарь Екатерины II и потом канцлер России Александр Безбородко. Он оценил выдающийся талант Львова и его человеческие свойства и познакомил с Екатериной II. Императрица была в восторге от проектов Львова и стала поручать ему строительство разных сооружений. В 1780 году он создает знаменитые Невские ворота Петропавловской крепости, затем начинает проектировать и строить Петербургский почтамт. Здесь же находилась казенная квартира Львова, в которой он с семьей прожил более десяти лет. В конце 1780‑х – начале 1790‑х годов квартира Львова в Почтамте слыла литературным салоном. Сюда регулярно приходили замечательные люди – литераторы и художники: Боровиковский, Капнист, Хемницер, Левицкий, Оленин. Львов был хорошим хозяином, он не надоедал гостям, но определял тон и уровень их общения. Все признавали его безусловный вкус, даже называли «гением вкуса». Особое место в жизни Львова занял «мой друг, радость» Гавриил Державин, ставший его приятелем и потом родственником (они были женаты на сестрах). Львов правил стихи Державина, был для него высшим судией, при этом Львов, человек легкий, независтливый и умный, никогда не пытался встать выше Державина.
Между тем сам Львов был наделен литературным талантом. В век высокопарности и манерности литературы он стоял за непривычную тогда в литературе простоту и естественность, он знал цену русскому языку, собирал русские народные песни.
Но все‑таки Россия благодарна Львову не за оперы и стихи, которые, в общем‑то, не выдержали испытания временем… а за русскую усадьбу, «отцом» которой он, в сущности, стал.
Благодаря Львову на смену большому неудобному дому, похожему на жилища крестьян, пришли дворянские особняки в стиле классицизма с изящными портиками, пилястрами, колоннами, так хорошо нам знакомые по русской литературе. Расположенные на возвышенности, они были искусно обрамлены садами и парками, разбитыми с учетом природы и общего пейзажа вокруг. Отражаясь в неподвижной глади прудов или тихих рек, дворянские особняки приветливо смотрели на мир, несли окрестностям гармонию, покой, демонстрируя, как человеческие сооружения могут быть продолжением природы. Неудивительно, что такие усадьбы становились любимыми гнездами тысяч дворян, которые спешили в своих экипажах по дороге, с нетерпением ожидая, когда вдали, на холме, сверкнут белизной колонны родного дома, появится ажурная изящная беседка в парке над прудом и всплывет из‑за крон деревьев купол церкви. Это и есть образ Родины.
Дворянские усадебные дома Львова были весьма удобны для жизни. Гостей в Никольском поражали необыкновенные изобретения архитектора вроде воздушного отопления. Камин в доме Львова одновременно служил и кондиционером. Нагреваемый в нем воздух попадал в трубы, шел по ним в особые вазы с розовой водой и, поднимаясь вверх через воду, становился ароматным и распространялся по комнатам. И все это (как, впрочем, и многое другое) в доме Львова было сделано ради главного – ради наслаждения жизнью:
Сберемся отдохнуть мы в летний вечерок
Под липу на лужок,
Домашним бытом окруженны,
Здоровой кучкою детей,
Веселой шайкою нас любящих людей
Он (Бог. – Е. А.) скажет: как они блаженны…
Львов «фонтанировал» идеями. Он постоянно что‑то изобретал. Так, он придумал «землебитие» – специальную технику строительства зданий из утрамбованной земли с прослойками извести. Земля – экономичный, доступный материал; уж земли у нас, как известно, немерено!.. В такой технике был построен Приоратский замок в Гатчине, который до сих пор прекрасно стоит! Потом Львов загорелся проектом переустройства и совершенствования русской бани, постоянно увлекался коммерческими проектами, чтобы разбогатеть. Но, увы! Известно, что коммерция русской интеллигенции обычно состоит в том, чтобы покупать дорого, а продавать дешево. Местом, где Львов пытался осуществить свои проекты, была его дача на берегу Невы. Вообще, отдых на даче всегда побуждает русского человека к прожектерству. Так было и со Львовым. Он решил построить рядом с дачей трактир «Торжок», но и кабак дохода ему не принес. Здесь же на даче хранился огромный груз каменного угля, обнаруженного Львовым около Боровичей. Он написал даже книгу «О пользе и употреблении русского земляного угля». Привез уголь в Петербург, хотел обогатиться – не удалось! Потом уголь случайно загорелся и, несмотря на усилия пожарных, горел… два года, досаждая дымом всему Петербургу.
К началу XIX века Львов стал много болеть, наступили новые времена, умерла Екатерина II, потом и его покровитель канцлер Безбородко. Мысли о заработке отравляли жизнь Львова. Но по‑прежнему он продолжал творить. Дома, церкви и почтовые станции, мосты, всем нам известные верстовые столбы на дороге из Петербурга в Москву, – все это сделал Львов. В 1803 году Львов умер…
И хотя во дворце собралось в тот день около 8 тыс. человек, вся эта толпа не смешивалась с высшей знатью, которая отплясывала под ту же музыку, но за низеньким барьером.
Известно, что императрица очень любила природу, деревню. Особенно ей нравилось Царское Село с его парком, тихими водами прудов, шелестом деревьев: «Вы не можете себе представить, как хорошо в Царском Селе в хорошую теплую погоду». Так писала она Гримму в июле 1791 года. К счастью, в отличие от Гримма, мы можем себе это представить – любимый ею парк еще жив и по‑прежнему прекрасен.
Но все же самым ярким явлением екатерининской эпохи стал Эрмитаж. Французская идея скрытого в тиши лесов здания – этакого храма размышлений, места дружественного, «без чинов» общения, обратилась в России в идею роскошного дворца по соседству с царским домом – Зимним. Стоило человеку только переступить порог Эрмитажа, как он попадал в иной, непривычный мир, в царство прекрасного: картин, книг, скульптуры, музыки и пения, дружества, равенства и доброты. Екатерина не жалела денег на украшение своего Эрмитажа. В 1790 году там было почти 4 тыс. картин, 38 тыс. книг и 20 тыс. гравюр и резных камней. Чтобы перечислить, какие знаменитые художники писали эти картины, потребуется не одна страница. Здесь среди произведений искусства посетитель должен был стать другим – раскрепощенным, веселым, естественным, как птицы, певшие на все голоса под стеклянным куполом Зимнего сада. В этом саду никогда не кончалось лето.
Эрмитажем называлось не только здание, но и собрание в нем. Было три вида эрмитажного собрания в зависимости от количества посетителей: большой, средний и малый. Мечтой всех было попасть на самый интимный – малый. Сюда попадала только избранная публика, и многие из петербургского света отдали бы все, чтобы поиграть в жмурки, веревочку или фанты с самой Екатериной или «испеть» с ней ее любимых русских песен, не говоря уже о счастье оказаться в хороводе рядом с императрицей, одетой в цветастый русский сарафан. Известно, что редкое назначение чиновника на важный пост проходило без приглашения его на смотрины в Эрмитаж. Уж здесь‑то, в простой, естественной обстановке человек, как он ни пыжился, был виден насквозь, и если он дурак, то это становилось ясно сразу же.
Дата добавления: 2015-07-20; просмотров: 70 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Сотворение Эрмитажа | | | Развлечения в Петербурге |