Дела Радищева и других просветителей

Екатерина II была уверена, что России ничего не угрожает. Слишком далека была от ее границ Франция; но все же она была обеспокоена событиями в этой стране. Прозвище «якобинец» в ее устах стало ругательством. Так она называла восставших поляков, опасалась происков якобинцев в России и других странах. Были предприняты некоторые превентивные полицейские меры. За эмигрантами‑французами был установлен строгий (в том числе тайный) контроль. Екатерина II была убеждена, что с идеями нельзя бороться пушками, и, вопреки своим прошлым представлениям, начала возводить «умственные плотины» на пути революционных идей или мнений, которые казались ей чем‑то опасными.

Самым громким «книжным делом» стало дело директора петербургской таможни А. Н. Радищева, написавшего в 1790 году «Путешествие из Петербурга в Москву». Не дочитав до конца книгу, Екатерина II сказала: «Тут рассеивание заразы французской: отвращение от начальства», – и приказала найти и арестовать автора, что и было вскоре сделано. Так летом 1790 года над головой в общем‑то благополучного чиновника Радищева разразилась страшная гроза. Он внезапно был арестован и отправлен в Петропавловскую крепость. Когда к нему домой явились люди, он спросил, от кого они приехали. «От Шешковского», – был ответ. Радищев упал в обморок. Имя начальника Тайной экспедиции всех приводило в трепет… Радищева арестовали, заковали в кандалы, заключили в каземат. Страшно было то, что делу дала ход сама императрица Екатерина.

А. Н. Радищев.

Когда Радищев, с недельной щетиной, в одежде со срезанными пуговицами, с мыслями в беспорядке, появлялся перед столом начальника Тайной канцелярии Степана Ивановича Шешковского, из него можно было вить веревки. При запирательстве Шешковский применял к дворянам легкое принуждение. Как писал сын Радищева,

Шешковский сам хвалился, что знает средства вынуждать признания, а именно он начинал тем, что допрашиваемое лицо хватит палкой под самый подбородок, так что зубы затрещат, а иногда и повыскакивают. Ни один обвиняемый при таком допросе не смел защищаться под опасением смертной казни.

Сохранились письма и завещание Радищева, написанные им в первые дни ареста. Из них ясно – Радищевым в Петропавловской крепости владел страх, подчас истерическая паника. Видно, что человек готовился к самому худшему. Радищев не был трусом, но, по‑видимому, Шешковский его сломал. Это он делал не раз. Так, в конце 1790 года он допросил автора «Вадима Новгородского» Якова Княжнина. Четырнадцатого января 1791 года Княжнин впал в жестокую горячку и умер.

Думаю, что Шешковский был страшен тем, что для Радищева он олицетворял «государственный страх», огромную беспощадную машину насилия, которая могла превратить человека в прах, пыль. Здесь, в тесном и темном каземате, по стенам которого сочилась вода, человек в полной мере понимал свою беззащитность. Его не спасали ни дворянские привилегии, ни законы. Ждать помощи снаружи было бессмысленно. Хозяин застенка мог сделать с тобой все, что угодно. Нужно было только собрать остатки мужества и не позволить ему сшить коллективное дело, заговор. И Радищев сумел отстоять себя в этом неравном состязании. На суде произошел такой диалог:

Судья: С каким намерением сочинили вы оную книгу?

Радищев: Намерения при сочинении другого не имел, как быть известным в свете сочинителем и прослыть остроумным писателем.

Судья: Кто именно вам в этом сообщники?

Радищев: Никого сообщников в том не имел.

Судья: Чувствуете ли важность своего преступления?

Радищев: Чувствую во внутренности моей души, что книга моя дерзновенна, и приношу в том мою повинность…

Заглянем в источник

По воле государыни Радищев оказался в крепости. Это было серьезным испытанием для психики человека, особенно если он был не из простонародья. Современник Радищева Григорий Винский описывает в своих мемуарах, как его приняли в Петропавловской крепости сразу после ареста:

«Не успел я, так сказать, оглянуться, как услышал: “Ну, раздевайте!” С сим словом чувствую, что бросились расстегивать и тащить с меня сюртук и камзол. Первая мысль: “Ахти, никак сечь хотят!” (согласно привилегиям, дворяне не подлежали телесным наказаниям. – Е. А.) – заморозила мне кровь; другие же, посадив меня на скамейку, разували; иные, вцепившись в волосы и начавши у косы разматывать ленту и тесемку, выдергивали шпильки из буколь и лавержета, заставили меня с жалостью подумать, что хотят мои прекрасные волосы обрезать. Но, слава Богу, все сие одним страхом кончилось. Я скоро увидел, что с сюртука, камзола, исподнего платья срезали только пуговицы, косу мою заплели в плетешок, деньги, вещи, какия при мне находились, верхнюю рубаху, шейный платок и завязку – все у меня отняли, камзол и сюртук на меня надели. И так, без обуви и штанов, повели меня в самую глубь каземата, где, отворивши маленькую дверь, сунули меня в нее, бросили ко мне шинель и обувь, потом дверь захлопнули и потом цепочку заложили… Видя себя в совершенной темноте, я сделал шага два вперед, но лбом коснулся свода. Из осторожности простерши руки вправо, я ощупал прямую мокрую стену; поворотясь влево, наткнулся на мокрую скамью и, на ней севши, старался собрать распавшийся мой рассудок, дабы открыть, чем я заслужил такое неслыханно‑жестокое заключение. Ум, что называется, заходил за разум, и я ничего другого не видал, кроме ужасной бездны зол, поглотившей меня живого».

Такое сидение в темноте в течение нескольких дней было хорошо продуманным шагом, психологической обработкой изнеженного узника.

Судьба Радищева была решена уже в самом начале его дела. Вообще‑то Радищеву страшно не повезло. Он не вовремя написал свое произведение и попал под обычную в России кампанию. В книге Радищева, написанной довольно плохо, затрагивались те современные проблемы России, о которых часто писали другие авторы в русской печати, в том числе и сама Екатерина II. Однако, к несчастью Радищева, книга вышла в тот момент, когда императрица решила положить конец распространению «французской заразы». Уже в Сибири он признавался, что если бы издал книгу лет за десять до Французской революции, то его еще наградили бы как автора, указавшего на многие пороки системы. Но тут наградой стали кандалы и Петропавловка. Книга его была сожжена, прах развеян. Радищева за «умствования, разрушающие покой», признали государственным преступником, приговорили к смертной казни, замененной ссылкой в Сибирь. В первый раз в новой истории России общегражданский суд выносил суровый приговор автору художественного произведения, которое признали призывом к бунту. В качестве главного доказательства судьям вслух читали «Путешествие из Петербурга в Москву». Суд был формальностью – все решили пометы императрицы на полях книги… Судьба Радищева оказалась печальной. Его приговорили к смертной казни, замененной ссылкой в Сибирь. Как говорили в старину, «Сибирь – та же Россия, но только пострашнее». Пять лет провел в Илимске Радищев. Он жил там несравненно лучше, чем другие узники. Отдельный дом, разрешенные прогулки по окрестностям. Он собирал гербарии, охотился. Сестра жены привезла к нему детей, он учил их наукам. Потом Радищев женился на этой женщине. Любопытно, что местный урядник пытался сорвать с Радищева взятку. Он полагал, что начальник столичной таможни попал сюда за злоупотребления по финансовым делам. На второй день своего царствования Павел I распорядился освободить Радищева, а Александр I вернул его в Петербург, возвратил орден, чин и дал работу. Но жизнь и судьба Александра Николаевича были безвозвратно сломаны могучей силой государства. Он был убежден, что если мучения от жизни превосходят меру, то жизнь нужно оборвать. Одиннадцатого сентября 1802 года утром Радищев выпил стакан азотной кислоты (крепкой водки). Придворный медик Виллие пытался его спасти, но безуспешно. Уезжая от умирающего, Виллие, совсем не знавший Радищева, сказал: «Видно, что этот человек был очень несчастлив».

Суровая участь ждала и попавшего в опалу знаменитого московского просветителя и масона Николая Новикова. Как уже сказано выше, в 1790‑х годах Екатерина II изменила свое мнение о масонах. Они стали ей казаться проводниками идей революции. К тому же Екатерина II подозревала (не без оснований) в связях с масонами собственного сына Павла, которого не любила и не хотела видеть на престоле после себя. Поэтому Новиков был арестован, его издательство закрыто, без суда его заключили в Шлиссельбургскую крепость сроком на 15 лет. Это, по мысли Екатерины II, должно было стать предупреждением всем, причастным к масонству. Суровая расправа с Радищевым, Новиковым, а также автором пьесы «Вадим Новгородский» Яковом Княжниным произвела гнетущее впечатление на тех, кто знал Екатерину II – сторонницу свободы слова.

Дата добавления: 2015-07-20