Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Пугачевский бунт

Смерть Елизаветы Петровны. Петр III – император | Екатерина II в юности | Заговор против Петра III | Неприличная» песня о Екатерине | Дворцовый переворот. 1762 | Тайна смерти Петра III | Первые реформы Екатерины II | Братья Никита и Петр Панины | Миссия Василия Мировича | Уложенная комиссия и Наказ Екатерины II |


 

Начавшееся в 1773 году восстание под руководством донского казака Емельяна Пугачева вспыхнуло в казачьих поселениях на реке Яик (Урал). Ему предшествовали многочисленные случаи появления в разных частях страны самозванцев – «Петров III». Страшная история с убийством императора в Ропше в 1762 году отозвалась в народной среде и породила такое явление, как самозванчество, основанное на наивной вере простонародья в волшебное «спасение» императора, якобы «ушедшего в народ». Несомненно, в этом можно видеть надежду простых людей на справедливость, облегчение их жизни, которое принесет добрый, чудесно избежавший убийц государь Петр Федорович. Вместе с тем, казачья верхушка, поддержавшая самозванца и авантюриста Пугачева, не верила в его «волшебные царские знаки» на теле, в его рассказы о побеге из Петербурга. Зато авторитетные казаки, недовольные политикой власти на Яике, увидели в Пугачеве человека, который способен повести за собой людей и, в случае неудачи мятежа, будет нести всю ответственность. Выступление началось в сентябре 1773 года, когда отряд Пугачева двинулся на столицу Яицкого казачьего войска – Яицкий городок. Он сразу не решился на штурм крепости и двинулся вверх по Яику, захватывая небольшие, слабо укрепленные крепости, и устраивал казни попадавших в руки мятежников офицеров и дворян. Войско Пугачева росло как на дрожжах. К нему перебегали солдаты и казаки, шли со всех сторон беглые. С отрядом в 3 тыс. человек он подступил к Оренбургу и после неудачного штурма приступил к его осаде. Гарнизон крепости Оренбург был не в состоянии справиться с Пугачевым, который пользовался огромной популярностью как в самом Оренбурге, так и в его окрестностях. Особенно возрос авторитет Пугачева, когда ему удалось разгромить шедший на помощь оренбургскому гарнизону отряд генерала В. А. Кара. В этот момент башкирские части под командованием Салавата Юлаева изменили властям и перешли к Пугачеву, что резко усилило его движение. Подкрепления стоявшему в Берде Пугачеву шли из Башкирии, Калмыкии, с Урала от приписных к заводам крестьян, которые везли с собой пушки.

Самозванец – «анператор Петр Федорович» – изо всех сил старался играть роль самодержца. Он образовал «Военную коллегию» – совет «графов» и «полковников», создал также свою «гвардию». Было ясно, что власти имеют дело с дерзким авантюристом, обладавшим организаторскими способностями, полководческим дарованием, личной смелостью и отвагой. Этот самозванец, пользовавшийся огромной популярностью народа по всей стране, представлял огромную опасность для режима, и бороться с ним силами местных инвалидных команд (обычные при других обстоятельствах каратели) было невозможно.

На место бежавшего из‑под Оренбурга Кара в район восстания был направлен опытный генерал и доверенный Екатерины А. И. Бибиков, а после его смерти и другие опытные люди. В начале 1774 года правительственным войскам удалось разбить мятежников, однако до победы было еще далеко. Бежавший в Башкирию Пугачев сумел вновь организовать войско, которое с переменным успехом боролось с царскими отрядами. Неожиданным для властей оказался тактический ход Пугачева, который двинулся на Запад, в район Волги, и тотчас нашел поддержку у мари, удмуртов и чувашей. 12 июля 1774 года произошло то, что повергло власти в панику. Пала Казань, и мятежники устроили в городе жуткую резню и грабеж. И хотя пришедший следом за Пугачевым отряд Михельсона разгромил мятежников, возникло серьезное опасение, что Пугачев, перешедший на правый берег Волги, может двинуться прямо на Москву и, как писала Екатерина II (не доверявшая успокоительным рапортам местных чиновников), выскочить там как черт из табакерки, что было бы катастрофой для страны. Екатерина II прибегла к экстренным мерам. Во главе войск был поставлен опытный генерал П. И. Панин, а потом с театра Русско‑турецкой войны был отозван самый блестящий полководец – генерал А. В. Суворов. Но гения Суворова не понадобилось. Пугачев терпел одно за другим поражения от неотступно шедшего по его следу генерала Михельсона. В августе 1774 года Михельсон разбил Пугачева в последний раз (под Царицыным), и тогда Пугачев бежал за Волгу и двинулся на Яик. Неудачи «Петра III» побудили его сторонников к решительным действиям – на казачьем круге большая часть высказалась за арест и выдачу властям самозванца, что и было сделано.

Самозванца доставили в Москву, где началось следствие. Нужно сказать, Екатерина II подозревала, что за спиной Пугачева стоят высокопоставленные лица из знати, недовольной ею, Екатериной. Однако тщательное расследование на сей счет, которое провел начальник Тайной экспедиции – тогдашнего политического сыска С. И. Шешковский, не дало нужного императрице результата. Стало ясно, что не высокопоставленные покровители воодушевляли Пугачева, а народ, пошедший за ним в надежде на лучшую участь. Екатерина не была жестока и не хотела прославиться в Европе как кровавый палач. Она настаивала на возможно более мягком приговоре зачинщикам бунта, а в отношении рядовых участников считала, что нужно ограничиваться телесными наказаниями и возвратом на прежнее место жительства. Суд над Емельяном Пугачевым и его сообщниками назывался «Полным собранием» и заседал два дня (30–31 декабря 1774 года). В состав «Собрания» входили сенаторы, члены Синода, «первых 3‑х классов особ и президентов коллегий, находящиеся в… Москве». Этому Собранию предстояло в Тайной экспедиции заслушать доклад следователей генералов кн. Волконского и Павла Потемкина и затем «учинить в силу государственных законов определение и решительную сентенцию».

 

Заглянем в источник

Пугачев талантливо разыгрывал роль самодержца, милующего и карающего своих подданных. В «именном указе» 17 сентября 1773 года, с которым «Петр Федорович» обратился к яицким казакам, выдержан формуляр настоящих императорских указов с характерными для народного сознания вкраплениями:

«Во имянном моем указе изображено Яицкому войску: как вы, други мои, прежним царям служили до капли своей до крови, дяды и отцы вашы, так и вы послужити за свое отечество мне, великому государю амператору Петру Федаравичу. Когда вы устоити за свое отечество, и ни истечет ваша слава казачья от ныне и до веку и у детей ваших. Будити мною, великим государем жалованы – казаки, калмыки и татары. И которые мне, государю императорскому величеству Петру Федаравичу, винные были и я, государь Петр Федарович, во всех винах прощаю и жаловаю я вас рякою с вершын и до усья, и землею, и травами, и денежным жалованьям, и свиньцом, и порахом, и хлебным правиянтом.

Я, великий государь амператор, жалую вас, Петр Федаравич.

1773 году, синтября 17 числа».

 

Допрос Пугачева перед судом был ограничен шестью составленными заранее вопросами. Их перед тем, как ввести преступника в зал, зачитал судьям сам генерал‑прокурор А. А. Вяземский. Целью этого допроса была не организация судебного расследования, не уяснение каких‑то неясных моментов дела, а только стремление власти убедить всех, что перед ними – тот самый Пугачев, простой казак, беглый колодник и самозванец, и что на следствии он показал всю правду, а теперь раскаивается в совершенных им преступлениях.

«1. Ты ли Зимовейской станицы беглой донской казак Емелька Иванов сын Пугачев?; 2. Ты ли, по побегу с Дону, шатаясь по разным местам, был на Яике и сначала подговаривал яицких казаков к побегу на Кубань, потом назвал себя покойным государем Петром Федоровичем?» и т. д. После утверждения судом этих вопросов ввели Пугачева, который, как записано в журнале судебного заседания, упав на колени, на помянутыя вопросы, читанные ему господином генерал‑прокурором и кавалером, во всем признался, объявя, что сверх показанного в допросах ничего объявить не имеет, сказав, наконец: «Каюсь Богу, всемилостивейшей государыне и всему роду христианскому».

На этом судебное расследование крупнейшего в истории России XVIII века мятежа, приведшего к гибели десятков тысяч людей, закончилось. Судьи сели писать приговор.

 

 

Пугачев на цепи.

 

Императрица Екатерина II, тщательно контролируя подготовку процесса, дозируя информацию для судей, вместе с тем, дала суду определенную свободу действий, что привело к возникновению дискуссии среди судей. Она коснулась меры наказания преступника и поставила Вяземского в довольно трудное положение. Как известно, русское дворянство было потрясено пугачевщиной, обеспокоено последствиями бунта, опасалось за сохранение крепостного права, а поэтому требовало примерной жестокой казни бунтовщиков. У Екатерины II в конце 1774 года были все юридические основания и силы казнить тысячи мятежников, как это в свое время сделал Петр I, уничтожив фактически всех участников стрелецкого бунта 1698 года и выслав из Москвы тысячи их родственников. И тем не менее Екатерина II не пошла на такую демонстративную жестокость. Она дорожила общественным мнением Европы. «Европа подумает, – писала она относительно жестоких казней Якову Сиверсу в декабре 1773 года, – что мы еще живем во временах Иоанна Васильевича». И хотя в охваченных бунтом губерниях – правда, без особой огласки – с пугачевцами расправлялись весьма сурово, устраивать в столице средневековую казнь с колесованием и четвертованием императрица не хотела. Конечно, дело было не только в нежелании Екатерины казнями огорчать Европу. Она считала, что жестокость вообще не приносит пользы и мира обществу, и нужно ограничиться минимумом насилия. В переписке с Вяземским императрица наметила «контуры» будущего приговора: «При экзекуциях чтоб никакого мучительства отнюдь не было и чтоб не более трех или четырех человек», то есть речь шла о более гуманных казнях, да и то только для нескольких человек. Еще не зная о вынесенном в Кремле решении, она писала 1 января 1775 года московскому генерал‑губернатору М. Н. Волконскому: «Пожалуй, помогайте всем внушить умеренность как в числе, так и в казни преступников. Не должно быть лихим для того, что с варварами дело имеем». Между тем судьи, высшие сановники и все дворянство исходили из иного принципа: «Чтоб другим неповадно было». В случае, если суд пойдет на ужесточение наказания, А. А. Вяземский предполагал прибегнуть к «модерацию», то есть к затяжке с вынесением приговора. И все же судьи поступили по‑своему: вместо предполагаемых Екатериной 3–4 приговоренных к смерти суд назвал шестерых, при этом Пугачева и Перфильева суд обрек на четвертование. Екатерине пришлось одобрить «Решительную сентенцию» без изменений. И все‑таки Вяземский сумел выполнить негласный указ императрицы о смягчении наказания. Во время казни приговоренных он обманул суд и публику, собравшуюся на месте казни на Болоте. По его тайному приказу палач четвертовал Пугачева «неправильно». Для продления мучений нужно было отсекать преступнику поочередно руки и ноги, а потом голову. Он же якобы «ошибся» – вначале отсек голову, а потом руки и ноги. Автором этой «гуманной» ошибки была императрица.

Пугачев и его ближайшие сообщники 10 января 1775 года были казнены в Москве, остальные были сосланы. Пугачевщина произвела сильнейшее впечатление на русское общество. Ожесточение народного бунта с его казнями, грабежами и убийствами, загаженными и ограбленными церквями, разоренными помещичьими усадьбами долго помнили в стране.

 

Заметки на полях

Примечательно, что суд из высших должностных лиц, получив некоторую свободу при выборе средств наказаний, использовал ее только для ужесточения приговоров. Государственная безопасность понималась судьями не с точки зрения государственного деятеля, стоящего над сословиями, классами, «состояниями», думающего о восстановлении в стране гражданского мира, а только с узко‑корпоративных позиций дворянства, полного мстительного желания примерно наказать взбунтовавшихся «хамов». Императрица же Екатерина II была как раз дальновидным государственным деятелем. Она была сторонницей минимума жестокостей при казни предводителей мятежа. Для нее вчерашние бунтовщики – крестьяне, работные люди, казаки, инородцы – оставались подданными. И она как государыня представляла и защищала государственные, общенациональные интересы, в числе которых были и интересы других, помимо дворян, сословий. Более того, императрица сделала надлежащие выводы из пугачевщины, продолжила свои реформы и сумела ослабить социальную напряженность. Это привело к стабилизации и подъему экономики, установлению достаточно прочного внутреннего порядка.

 

 


Дата добавления: 2015-07-20; просмотров: 36 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Чумной бунт. 1771| Русско‑турецкая война. 1768–1772

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.007 сек.)