|
Читайте также: |
Если, разумеется, хочешь сохранить хотя бы крупицу самоуважения.
Закон.
Говорят ведь, что «правильные» столичные шлюхи крепко бьют, а то и уродуют до неузнаваемости тех своих «коллег», кто сдуру выходит на службу с «профессиональными заболеваниями».
И – даже не из каких-то прагматических соображений, а просто потому, что «так положено».
А мы, четвертая, прости господи, власть, чем хуже?
Так что как только он выздоровеет и у Инги все устаканится, – мальчика обязательно подставят.
По полной программе.
Уж в этом-то я, зная Игоря не первый год, – ну нисколечко не сомневаюсь.
Причем подставят на чем-то, что совершенно никак не связано ни со мной, ни с этим нашим разговором в сортире.
Ни в коем случае!
А зачем?
Существует миллион других вполне себе даже симпатичных возможностей.
Подставить нашего брата, если ты знаешь редакционные механизмы, – как два пальца об асфальт.
На чем угодно, хоть на той же левой «джинсе», как у нас завуалировано называют скрытую рекламу в журналистском тексте. На которую любое вменяемое редакционное начальство, если профи не переходит определенную грань, склонно смотреть хоть и слегка искоса, но все-таки с понимающей улыбочкой и сквозь пальцы.
В отличие, скажем, от рекламных отделов, где вообще не понимают, как можно печатать названия каких-либо брендов, не испросив с них для начала совсем немножечко денег.
До анекдотов доходит.
Как-нибудь попозже могу рассказать пару-тройку случаев.
Сейчас не до этого.
А мальчику через знакомых просто предложат такую сумму, что он не сможет устоять, а потом демонстративно поймают за руку.
И уволят с занесением в «черные списки».
Невеселая, надо признать, ситуация.
Но иначе не получается.
Впрочем – это уже не мои проблемы, а его собственные.
Жила-была девочка – сама виновата, что называется...
…Выхожу из туалета и первое, с чем сталкиваюсь, ехидный и ожидающий чего-то взгляд гардеробщика.
– Что, – спрашивает, – задолжал тебе парнишка немного?
– А тебе-то, отец, – удивляюсь в ответ, – от этого что за радость?!
Он выжидательно смотрит, потом небрежно поднимает правую руку и трет указательным и средним пальцами.
– Да так, – говорит, – господь делиться вроде как велел. А то тут у нас как раз отделение милиции неподалеку почему-то располагается…
Я сначала слегонца теряюсь, но потом – прихожу в себя.
Ну и ни хрена себе тут у них порядочки, думаю.
Не знал, не знал…
Я даже не пытаюсь справиться с очередным адреналиновым выбросом.
Наоборот.
Очень даже вовремя некоторые вещи в нашей жизни случаются, я почему-то так думаю…
Ухмыляюсь, пододвигаюсь поближе, перегибаюсь через стойку и, сгребая ладонями лацканы его роскошного служебного пиджачка с помпезными серебряными галунами, совсем немного приподнимаю старого пердуна над холодным и гладким, как скользкий осенний лед, мраморным полом пустующего коридора сего достойного заведения.
Даже секьюрити куда-то слились.
Типа, покурить вышли.
Я, кстати, так понимаю, что он же их и отослал, чтобы со мной разговаривать было удобнее.
В моих глазах сейчас, чувствую, концентрируется вся жизненная мудрость, воспитанная беспредельными уличными акциями времен моей беспокойной и бестолковой районной юности.
И вся наработанная и воспитанием, и происхождением суровая классовая ненависть, – к этому непрерывно пытающемуся меня поиметь бесчисленному и неистребимому халдейскому племени.
Хоть дустом их, сцуко, трави, как тараканов.
Все равно выживут.
И нас переживут, по-любому.
Как это ни печально…
– Ты, отец, – спрашиваю максимально ласково, – точно ничего не попутал? Или я мало тебе деньжат на жизнь подкинул? Или ты, хрен старый, почему-то решил, что с тривиальным мелким бандосом дело имеешь?!
Он хрипит, багровеет, задыхается, хватается ладошками за мои рычаги, потом понимает тупую и беспощадную бессмысленность происходящего с ним процесса.
В том смысле, что денег он больше точно не получит.
А вот неприятности, кажется, – только начинаются…
– А-а… о-о… да-а нет, – хрипит, – доста-а-аточно. А-а-атпусти-ите-е-е… пажа-а-алста-а…
Я его отпускаю, он падает на колени, потом слегка приходит в себя и поднимает в мою сторону мутнющие от пережитого глаза пожилого, вечно унижаемого, хорошо побитого жизнью и крепко пьющего человека.
Как-то они не очень сочетаются, эти глаза, с другими деталями его, прости господи, имиджа…
– Хотелось бы, – мотая из стороны в сторону башкой, говорит честно, – конечно, большей суммы. Хотя бы немного. Но вы были достаточно убедительны, молодой человек. А теперь уходите побыстрее, прошу вас, пожалуйста. Потому что сейчас охрана подойдет. А судя по вашему настрою и боевой подготовке, мне тут совсем не нужны никакие неприятности.
Я ухмыляюсь.
– О как, – говорю, – у нас, оказывается, речь-то поставлена. Филфак, не иначе. Или еще что гуманитарное. В прошлой жизни. Тем лучше. Приятно иметь дело с образованным и понимающим жизнь человеком. Так ведь?
Он кивает.
– Не совсем филфак, – говорит, пытаясь привести в порядок дыхание. – Но, в принципе, вы недалеки от истины…
О, блин, думаю, господи…
– Не парься, отец, – усмехаюсь максимально доброжелательно, – мне они тоже не нужны. Неприятности, в смысле. А денег я тебе сейчас дам, пусть и не столько, на сколько ты рассчитывал. И ты мне их – отработаешь, ты уж мне поверь…
Он кивает, но ничего не говорит в ответ. Перебить, что ли, боится, думаю?
– По полной программе, – продолжаю, – отработаешь. Хотя она, эта программа, в принципе, не такая уж и сложная. Во-первых, ты вызовешь такси для моего собеседника. Во-вторых, присмотришь за его сумкой, пока он в вашем сортире себя в порядок приводить будет. В-третьих, поможешь ему покинуть ваше заведение незамеченным. А то он у нас персонаж в медиа-мире известный, можно сказать, уважаемый, и не хрен ему тут, по второразрядным кабакам, свою таблицу светить в таком непотребном виде. В бледно-фиолетовом. Ну и, наконец, – можешь не беспокоиться, у нас тут не разборки были. Просто объяснил человеку, что к чужим женам нужно относиться с подобающим уважением. И все дела. Понял?
Достаю из кармана бумажник, выковыриваю оттуда две пятьсотрублевки, аккуратно кладу на гардеробную стойку в пределах его зрения.
Он, кстати, за время моего монолога, уже успел подняться на ноги, пригладить растрепавшиеся волосы, разделить безукоризненный пробор, и вид, соответственно, имел уже почти что презентабельный.
– Отчего же не понять, – говорит, косясь на пятихатки, предельно елейным и подобострастным голосом, – все-с понимаем-с и все сделаем-с в лучшем виде, молодой господин, вы уж не беспокойтесь.
Я аж чуть не икнул от удивления.
– Слушай, – спрашиваю, – отец, а у тебя дети есть?
– А как же, – кивает с достоинством, и даже некоторой гордостью. – Трое. Дочку недавно замуж выдал. Старший сын барменом в «Национале» работает. А младший сейчас в Академии госуправления учится, собирается в начальники выбиться, вроде вас, уважаемый...
Я усмехаюсь и закуриваю очередную, уже бессчетную за это дурацкое утро сигарету.
– Вот этого-то, бать, – вздыхаю, – я больше всего в последнее время почему-то и боюсь. Даже сегодня, представь себе, уже однажды пугался, причем до дрожи в коленях. И ничего с собой поделать не могу, то есть вообще, ты представляешь?
Стряхиваю пепельный столбик с сигареты прямо на блистающий безукоризненной чистотой мраморный пол и так и ухожу, оставляя его в состоянии полного и безоговорочного недоумения…
Глава 13
В настроении из этого клуба я вышел, надо сказать, в пренаихреновейшем.
Будто в чужом дерьме с ног до головы измазался.
Причем не просто в дерьме, а в жидком таком, вонючем и заразном. Пару раз бывал в больнице, в инфекционном отделении, по газетным делам, приходилось наблюдать, увы.
Бррр…
До сих пор тошнота подкатывает.
К тому же – в дерьме уже далеко не свежем, а порядком перебродившем и хорошо настоявшемся.
Настоявшемся на моем собственном конформизме, трусости и нежелании хоть как-то из этого поганого круга – и хоть куда-нибудь – вырываться.
Тьфу ты, гадость какая…
Что же мы за народ-то за такой, думаю?
И – тут же вспоминаю незабвенное довлатовское: нормальный народ, сучье да беспредельщина…
Н-да уж, думаю…
И ведь, сцуко, что самое поганое – я сам тоже ничуть не лучше.
Просто немного другой, чем они.
Дано мне по этой жизни немного побольше, чего уж там…
Но это меня, увы, – ну нисколечко не извиняет.
А совсем даже и наоборот.
Ведь с меня и спрашивать-то будут, по итогу, совеем не как с них, а по куда более серьезному счету.
Возможно даже, что и по гамбургскому.
Узнать бы только – кто.
Уж я-то ему, тому, кто все это дерьмо придумал, в котором нам жить приходится, – бороденку-то бы повыдергал…
Хотя – кому это – «ему»?!
Угу.
Щаз.
А может, тебе, брат, лучше прямо сейчас разбежаться, как следует, да и головой об стену?
Или, еще лучше, – об зеркало.
За то, что оно тебе каждый раз эти ссыклявые щщи по утрам в стекле демонстрирует…
Бриться противно…
…А ведь они тебя, думаю, – все-таки поимели, Данька.
Оба.
По полной программе.
И тот, который сейчас в сортире пытается себя хоть как-то в порядок привести, и тот, который в гардеробной твои купюры разглаживает и пересчитывает.
И дело тут вовсе не в том, что эти самые купюры ты тоже не из воздуха нарисовал и они тебе самому вполне бы даже и пригодились бы. А в том, что для решения своих, пусть как бы и совсем не мелких, проблем, ты в очередной раз сам себя опустил на их самый что ни на есть нижеплинтусный уровень.
Сравнялся, так сказать.
Игра равна – сыграли два говна.
Как раз по тайму, с заменами.
И ничего-то ты, брат, тут с этим уже не поделаешь.
Это тебе – не в «первой линии» стоять. И даже не акцию очередную рассчитывать и планировать…
Там – все понятно.
Друзья, враги…
А что ты этим-то вот уродам вообще можешь противопоставить, а, Дэн?
Страх?!
Их страх?!
И свою власть над ними в момент этого страха?!
И ничего более?!
Так ведь, что самое поганое, – они заранее готовы платить тебе эту цену.
Сами готовы.
Она входит в их понятия, в их систему координат, будь они неладны.
К тому же – ты просто физически не сможешь всегда держать их в страхе перед собой и такими, как ты. А на своей поляне, да еще по своим правилам, – они тебя по-любому сделают.
Да и мразотное это состояние – чувство власти над вот такими вот персонажами.
Сблевное…
…А не нажраться ли мне кстати сегодня, думаю?
До той самой до «блевоты»?
Чтобы, так сказать, – клин клином?
Делать-то один хрен до завтрашних похорон совершенно нечего…
…Сел в машину и поехал в знакомый всему мясному движу паб, на Сухаревку.
Время сейчас хоть и раннее, думаю, но кого-нибудь из наших там наверняка застану.
Хоть пообщаюсь с каким живым человеком, рюмку с ним выпью, закушу, чем бог пошлет.
Сигаретку выкурю.
А то – хоть на луну вой от глухой, как перина, тоски и вязкого ватного одиночества.
Вражине какой не пожелаешь.
…Вражины кстати тоже нарисовались. Только чуть позже, когда я уже на Сухаре, перед пабом парковался, выбирал место поудачнее. Вряд ли я отсюда сегодня за рулем поеду, так что девочке моей тюнингованой тут скорее всего ночевать придется.
А что?
Кто-нибудь да присмотрит.
Машина в Москве в определенных кругах – известная…
Значит, надо втыкаться.
Причем чем ближе к дверям заведения, тем лучше…
…Наконец, нашел нормальную дырку, вылез передними колесами на тротуар, вынул ключ из замка зажигания.
Тут-то они мне и позвонили.
Я аж присвистнул, когда номер на определителе высветился.
Еще бы.
Когда одному из не самых последних людей в мясном движе звонит один из топовых конских «варриорсов» – да еще и по «официальному» мобильнику – тут уже явно что-то совсем запредельное случиться должно.
Если б речь шла о стандартной стрелке, то он вполне заурядной эсэмэской бы обошелся, на которой, кроме номера свежекупленной левой сим-карты, вообще бы ничего не было.
Только подпись и просьба о перезвоне.
Этого вполне достаточно.
И перезванивал бы я ему, кстати, точно с такой же трубы, благо их сейчас на каждом углу приобрести можно.
И безо всяких документов.
Иначе – палево, причем самое что ни на есть галимое…
Да и скидывал бы он этот мессадж не мне, а кому-то из признанных лидеров.
Даже не Гарри.
«Варриорс», как и наши «Флинты» в прошлые годы, бригадными стрелками не очень-то увлекаются, не их уровень.
Им «общак» подавай.
Ладно, что тут гадать, куда проще нажать кнопку «ответить» да поздороваться.
Косяков лично за мной никаких нет, так что – бояться нечего.
– Да, – говорю, – слушаю тебя.
– Здорово, – отвечают, – Данил. Что? Удивляешься?
– Удивляюсь, – говорю, – конечно. А ты бы сам при таком раскладе как бы себя чувствовал?
В трубке хмыкают.
– Да, наверное, тоже неуютно, – соглашаются, – но тут уж ничего не поделаешь, разговорчик лично к тебе небольшой имеется. Слух по Москве прошел, ты сейчас Али помогаешь кое-какие вопросы решать, с последними событиями связанные, так?
– А тебе-то, – удивляюсь, – нахуй?!
– Да так, – вздыхает, – мы тут с парнями посоветовались и решили, что все под одним богом ходим. Так вот, у нас, – у некоторых неплохо тебе известных стосов, – концы имеются подходящие, причем как раз в тех структурах, которыми вы интересоваться можете. А у меня у самого, как нарочно, сумма кэшевая высвободилась, и довольно существенная. Я в общем-то понимаю, что вы парни серьезные, сами все решить можете. Но – вдруг какой затык образовался…
У меня вдруг по левой стороне груди разливается какое-то конкретное тепло. Просто волной идет, даже не знаю, как и рассказать-то об этом.
Просто – тепло, и все дела.
И почему-то хочется, как в детстве, расплакаться…
Может, у меня и не все складывается так, как бы хотелось, с друзьями, – но с врагами по этой жизни я, похоже, – правильно определился.
Нормальные у меня вражины, что правда, то правда.
Достойные.
Он, тот, кто со мной сейчас говорит, – парень серьезный, слов на ветер не бросает, я это точно знаю.
Хоть и лошадь, конечно, – конченая…
– Пока, – вздыхаю в трубку мобильного, – вроде как ничего не надо. Но если потребуется, обратимся, разумеется. Не вопрос. Тут такое дело, что все средства хороши могут оказаться. И… эт-та-а… если чо, то я – твой должник в этой жизни, зарисуй себе где-нибудь или узелочек завяжи, типа, на память, ок?
– Да на хер, – ржет, – мне такая кредитная история? Да еще и от тебя, урода мясного? Ты со мной сначала за свои попорченные щщи расплатись, стос. Или уже забыл, как вы с Мажором тогда под раздачу влетели?! А потом посмотрим, может, и еще чего поспрашиваю…
– За те мои долги не переживай, – щерюсь в трубку. – По таким кредитам я, стос, всегда расплачивался с опережением графика. Можем хоть ща забиться на пересечение, хоть один в один, хоть как по-другому. Или предпочитаешь раздачи перед завтрашнем дерби дождаться? Мне, в принципе, по флагу. А за звонок за этот – я твой должник, по-любому, и – отбатрачу, если потребуется. И это – долг чести, ты меня понимаешь. Не можешь не понимать, опять-таки по-любому…
– Не могу, – не соглашается, – и не понимаю. И – не хочу понимать. Ты – честный враг, мне от тебя сопли без надобности. И от Али, кстати, тоже. Можно подумать, что я не вкуриваю, что вы точно так же себя бы повели в такой ситуации. Ага. Или ты всерьез вашу говенную мясопропаганду воспринимаешь: типа, что мы, кони, просто пиздец какие тупые?
– Конечно, всерьез, – ухмыляюсь, – и никакая это не пропаганда. А самая что ни на есть голая правда жизни. Объективная реальность, данная нам в ощущениях. Впрочем, откуда тебе, убогому, знать такие тонкости? А еще вы, сцуко, умеете втираться в доверие. Прям без мыла, блять, лезете. Мне вон, по идее, щщи тебе надо править, а мне, идиоту, выпить с тобой хочется. А ты говоришь – пропаганда…
– Мне, – ухмыляется в ответ, – тоже хочется с тобой выпить. Иногда. Но чаще про подсральник в твою убегающую жопу почему-то задумываюсь.
– Это, – гогочу, – потому, что ты меня ни разу со спины не видел, перхоть конская! Вот и сублимируешь. Ну да ладно, будь! Если чо, – наберу, не сомневайся.
– Не сомневаюсь, – ухмыляется. – Мы с тобой, стос, хоть и по разные стороны баррикад, но делаем одно и то же дело. А на остальных мне просто по хер, стос. Всасываешь?! Ну, если всасываешь, тогда – покедова…
А чо тут не всосать-то, думаю? Аксиомы.
Основы нашего образа жизни и нашей жизненной позиции. Точно, они, конявые эти, – тупы, как та пробка из самого тупого дерева.
Или – отстают от нас по полной маме.
И не только в околофутболе или, скажем, перфомансе, где они просто весь креатив у наших парней передирают.
А вообще – по жизни.
Потому как те пирожки, которые они сейчас жрут, мы уже давным-давно высрали…
Но – поступок достойный, чего уж там.
Хотя…
Хотя он прав – я бы на его месте точно так же бы поступил.
И большинство из наших – тоже.
Уверен.
…Вышел из машины, пипикнул сигнализацией, пошел в паб.
И – ведь дошел бы, наверняка.
Если б по дороге не вспомнил, что у меня наличные закончились, а карточки в пабе, увы, пока что не принимают. Сколько времени уже аппарат поставить обещают, – а все ни в какую.
Ладно, их дела.
А мне – по-любому надо до банкомата дойти, благо он здесь, рядышком.
Прямо за углом.
Дотащился, снял пять тысяч с карточки.
Хватит, думаю.
Потом прикинул и на всякий случай снял еще столько же. Вдруг, к примеру, все-таки решусь и на машине домой поеду?
Тогда кэш на кармане – ну совершенно явно не повредит.
Гаишники там вдруг нарисуются или еще гадость какая…
Такие вопросы – лучше сразу «на земле» решать.
Дешевле получается…
…Выхожу из-за угла, а в дверном замке моей «Мазды» какой-то вертлявый малолетний шкет уже чуть ли не отверткой ковыряется.
Вскрывает.
Мою тачку, а заодно и мой, не приспособленный к таким поворотам сюжета, головной мозг.
Ну и ни фига же себе, думаю…
…Подошел к шкету сзади, стараясь, по возможности, не шуметь. Схватил за шкирку, встряхнул легонечко.
– Ты что это, – интересуюсь предельно ласково, – гад такой тут делаешь-то, а?
И – опять встряхиваю, но уже слегка посильнее.
Потому как сопляк еще, вдобавок ко всему прочему, – грязный, вонючий ублюдок, как сейчас принято политкорректно выражаться, «несистемообразующей» национальности.
Да еще и верещит, сука такая, не по-нашему.
И это – в центре Москвы, да еще и среди бела дня.
Совсем уже, блин, охренели, думаю…
…И тут меня не очень сильно, но ощутимо, прикладывают сзади по затылку.
По касательной.
То ли я чересчур активно башкой тряс, пока с этим говноедом малолетним разбирался, и бивший поэтому слегка промахнулся. То ли – так и было изначально задумано.
Бросаю малолетку, резко разворачиваюсь.
Ну, ни фига себе…
Зверье.
Человек семь.
Лет по двадцать – двадцать пять.
Наглые, сытые, уверенные.
Одеты, правда, безобразно, но это явно не от недостатка средств.
Издержки горского образования.
А неподалеку – два мента «сержантского состава» и совершенно рязанской наружности. В качестве еще одного подтверждения аксиомы, что дерьма среди моих собственных соплеменников отнюдь не меньше, чем среди гордых и носатых гостей столицы.
И то, что это дерьмо типа, свое, – меня ну вот ни сколечко не утешает.
Даже наоборот, расстраивает.
Зверей хоть можно воспитать или, на худой конец, просто поставить на место.
Этих глистов – только давить.
Но пока они в форме и при погонах – они не досягаемы…
Увлеченно делают вид, сцуко, что находятся тут совершенно случайно и очень интересуются интенсивным трафиком столичного дорожного движения.
Ну-ну.
Как бы – все понятно…
Звери, по виду, – либо даги, либо чечены.
Но – скорее даги.
Чехи на такие дешевые разводки редко когда размениваются. Да и менты с ними в спарке работать в Москве пока что опасаются.
Слишком уж они, сцуко, непредсказуемые.
Да и даг, конечно, – тоже определение условное.
Их там, в этом самом Дагестане, – чуть ли не больше сотни разных народностей и национальностей, причем некоторые – вполне себе приличные и даже цивилизованные.
Я это точно знаю.
Бывал там в командировках, писал в газету свою об их проблемах.
Разные они.
Очень разные.
Как и все, и везде, впрочем.
Ну а тут – некогда разбираться.
Даги и даги.
Блин, на хрен…
…Не, ну – наглость-то какая…
И хоть мне, по идее, сейчас самое правильное – резко разворачиваться и валить – типа, хрен с ней, с этой тачкой, – все равно застрахована по полной, – я все-таки, вопреки собственному мозгу, почему-то не выдерживаю.
Бремя белых, блин.
Почти что по Киплингу.
Ведь знаю, что сейчас замочат, что шансов – вообще никаких, но бежать – нельзя.
Это, в конце концов, – мой дом.
И мой город.
И если я сейчас побегу, то, значит, признаю, – не для них, для себя, – что я тут больше не хозяин.
Как мне по улицам-то по этим тогда ходить, блин, думаю?!
– Ну, – говорю, собираясь с силами, – вы, бля, совсем уже охуели, твари черножопые…
Старший дагестанец стремительно белеет, у него начинают слегка подрагивать уголки ставших ярко-ярко-красными на фоне бледного, как сама смерть, лица, пухлых мальчишеских губ, а в руках узкой и хищной рыбкой бликует в стылом столичном воздухе матовое лезвие финского ножа.
– Как?! Как ты миня назвал, да?! – щерится.
– Тварью черножопой он тебя назвал, – совершенно спокойным голосом говорят у него за спиной, – причем совершенно справедливо. А если тебе маловато покажется – я тебя еще и пидором гнойным могу от себя лично обозначить. Нравится? Не очень?! Ну, извини, мразь, фантазия скудновата…
Теперь приходит уже его очередь дергаться.
Потому как из паба один за другим вываливают на свежий воздух очень даже модного и тревожного вида персонажи: на сложных щщах, «SI», «Burberry» и, – чуть ли не поголовно, – просто как однояйцевые близнецы или сбежавшие из морга покойники, – на белых тапках всеразличных моделей и разной степени заляпанности.
«Юны», «гладики», «туки», «кабаны», «флинты», «апельсины».
Прочая, весьма занятная публика, собрать которую в одном месте и накрыть – тайная и малореализуемая эротическая фантазия любой конявой вражины, включая ту, что со мной только что по телефону разговаривала.
Бригадные топы, исключительно, без посторонних.
Если уж даже я не в теме оказался!
Политсовет, бля…
Мажор, естественно, тоже присутствует.
А как же без него-то?!
Состав адовый, обязан доложить.
Элита мясного топового хулиганья, во всей ее безмятежной красе и мятежной беспредельности.
Щщи – все как на подбор: из рубрики «их разыскивает милиция».
Видимо, какой-то общий сбор в пабе происходил как раз, думаю. Не иначе как «производственное совещание» по поводу завтрашнего дерби мутилось. Или еще какую фигню старшим товарищам перетереть понадобилось.
А тут, блин, – такое.
Да еще и на глазах изумленного до полного охренения сообщества.
Не повезло «гостям столицы», чего уж там…
…Правда, тут, видно, почуяв неладное, ментозавры решились-таки свою копеечку отработать.
Один, эдак решительно, второй – бочком-бочком, но – выдвинулись.
– Так, – интересуются, – в чем дело, граждане? У вас чо, проблемы какие-то? Нет?! Ну так проходите, не толпитесь, не создавайте напряжение…
– Слы-ы-ышь, – тянет кто-то из парней лениво и ласково, – чмо в погонах, проблемы тут не у нас. А у тебя. Ты что, думаешь, нам впервые что ли ментов валить, обезьяна купленая?! Лучше сразу испарись, не затрудняй движение. А то – можем и осерчать ненароком…
Один из сержантиков вроде как пытается что-то взбрыкнуть, но второй, постарше и, видимо, поопытнее, что-то быстро и горячо шепчет ему на ухо, после чего доблестные стражи правопорядка и вправду как будто испаряются.
Прям как черепашки-ниндзя.
Легкое задымление – и их тут никогда и не было.
Так, видимость одна.
Морок.
Миракль.
Случайное колебание молекул стылого московского воздуха.
Старший даг, мгновенно оценив расклад, решительно сбрасывает нож и так же решительно делает ноги в первом попавшемся направлении.
Герой, епта.
Мужчинка горская.
Остальное зверье тоже моментом рассыпается.
Причем одному кто-то из парней таки успевает выписать солидный поджопник и тот, заплетая ноги, врезается на полной скорости тупой черноволосой башкой в тяжелую металлическую мусорную урну, закрепленную прямо под ближайшей мачтой городского уличного освещения.
Под фонарным столбом, в смысле.
Что-то я уже с этой чертовой работой даже в нормальной ситуации начал газетными штампами разговаривать.
Звук раздается такой, будто в набатный колокол ударили.
Пока самую тупую чурку лениво добивают ногами, его верные товарищи продолжают самозабвенно улепетывать, уже фактически скрывшись из зоны прямой видимости и, соответственно, досягаемости.
– Хорош, парни, не частите, – криво усмехается Гарри, – а то народ может решить, что по всей России началось. Тоже мне, блять, рыцари национально-освободительной революции выискались. Лежит генетический мусор, понимаешь, под столбом, ну и пусть себе лежит. Вам-то какое дело? Может, у него там гнездо…
– А не хуй гнездоваться на нашей территории, – возражает кто-то, слегка запыхавшись. – Мы ему яйца для того и отбивали, чтобы он их тут, в нашем доме, ни хрена не откладывал. А то нашли, понимаешь, моду. Приезжают в наш город и прямо под нашими столбами гнезда вить начинают. Непорядок…
Мы все вместе ржем и дружно валим в паб.
Самое время для пары-тройки кружек «Гиннеса» в уютной тишине знакомого зала и в теплой дружеской компании, я лично так думаю. А то что-то многовато сегодня событий всеразличных происходит для одной холодной, осенней и стандартно серой московской пятницы. Причем она ведь еще, сцуко, не кончилась, и даже вроде как и не собирается.
Пора завязывать.
Надо, чувствую, сначала слегка расслабиться, а потом сесть и хорошенько обо всем подумать.
А то будто кто-то какие-то знаки на моем пути специально разбрасывает.
А я их не понимаю.
И это самое непонимание мне почему-то кажется глубоко обидным по жизни и абсолютно неправильным…
Глава 14
Вернуться домой мне довелось уже поздно вечером и, как и планировалось заранее, – в совершенно изумленном состоянии сознания.
Пацан сказал – пацан сделал.
Даже «му» с некоторым трудом выговаривал.
Мне, по крайней мере, именно так об этом моем «изумлении» Никитос рассказал, когда заехал за мной с утра, для того чтобы отвезти к Патлатому на похороны.
Я-то сам – вообще ничего не помнил.
Случается.
Он меня, оказывается, кстати, и вчера до дому довез.
На моей же машине.
А перед этим доехал по просьбе Гарри до паба на такси, где и нашел мое тело почти что в гордом одиночестве.
В обществе почти допитой бутылки водки и полной окурков пепельницы.
Сколько я там в себя влил – не знаю и знать не хочу.
Помню только, что когда парни расходились, я напрочь отказался куда бы то ни было с ними ехать и затребовал еще одну бутылку водки с соленьями.
Почему-то очень хотелось выпить в одно лицо.
На этом – финиш, кнопка воспроизведения дальше работать отказывается.
Хорошо, что у Мажора, который поначалу со мной вместе пить начинал, мозгов хватило до Никитоса дозвониться, чтобы заехал, забрал бездыханный организм через пару часиков.
А то могли бы быть приключения…
И еще – оказывается, Мажор просил передать всем, что он от имени фирмы отказался что-либо мутить в день дерби.
О чем и оповестил вчера в пабе топов других уважаемых на террасе объединений.
Мне он вроде как тоже об этом говорить пытался, я даже что-то такое припоминать начал.
Но – смутно, сцуко.
Если б не Никитос…
Мотивировка проста – мы недавно с мусорской пати вроде как нормально выступили, а сейчас лидеры бригады в несколько разобранном состоянии пребывают в связи с недавними событиями с одним из наиболее близких людей для всей нашей организации.
Дата добавления: 2015-07-25; просмотров: 49 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Дмитрий Лекух Ангел за правым плечом 9 страница | | | Дмитрий Лекух Ангел за правым плечом 11 страница |