XXVII Сталин и Гитлер

Сопоставление сталинизма и фашизма необходимо должно быть дополнено сопоставлением личностей их "вождей". Эта тема неоднократно затрагивалась в работах Троцкого. Указывая на непристойный характер попыток приравнять Сталина к Ленину, Троцкий писал, что Сталина по масштабам личности нельзя поставить на одну доску даже с Гитлером и Муссолини. Как ни скудны "идеи" фашизма, но оба вождя победоносной фашистской реакции были яркими агитаторами и трибунами. Их политическое выдвижение совершалось в неразрывной связи с ростом движения, которое они инициировали и возглавляли с первых его шагов. В отличие от фашистских вождей Сталин не создал собственной партии. Большевистская партия была создана Лениным. Лишь после завоевания ею власти и последующей узурпации этой власти её аппаратом, Сталин стал подниматься над партией. "К массам, к событиям, к истории у него нет другого подхода, как через аппарат"[390]. Добавим, что такой подход к событиям и массам сохранился и у всех преемников Сталина - от Хрущёва, которому этот "аппаратный" подход мешал в его реформаторских начинаниях, до Горбачёва, потерпевшего вместе со всем партийным аппаратом политическое фиаско.

Не обладавшие собственной политической доктриной, Сталин и его преемники были способны править лишь эмпирическим путём проб и ошибок, подчиняя теорию и стратегию тактическим задачам, непредвиденно возникавшим в силу прежде всего их собственных волюнтаристских импровизаций и просчётов.

Касаясь отношения Сталина к Гитлеру, Троцкий подчёркивал, что "Сталин, лишённый творческого воображения, изобретательности, окружённый крайне серыми людьми, явно подражает Гитлеру, который импонирует ему своей изобретательностью и смелостью"[391]. Одним из примеров такого подражания Троцкий считал чистку в большевистской партии, идея которой возникла у Сталина после успешной чистки, учинённой Гитлером над оппозицией внутри нацистской партии в 1934 году. Этот вывод подтверждается воспоминаниями В. Кривицкого о высоких оценках, которые Сталин давал Гитлеру за его беспощадную расправу с оппозицией и превращение Германии в "сверхдержаву" (см. гл. XXXIII).

В свою очередь Гитлер в кругу своего ближайшего окружения также оценивал Сталина "очень высоко, но прежде всего как тирана". Советский публицист Э. Генри[392]^*, которому принадлежит это наблюдение, приводил в его подтверждение высказывания Гитлера, выражавшие "классовую правду" этого наиболее жестокого врага коммунизма. В январе 1941 года Гитлер заявил: "Он (Сталин - В. Р.) отождествляет себя с Россией царей. Большевизм для него только средство - прикрытие для обмана германских и латинских народов". О меткости политических наблюдений Гитлера свидетельствует и другая его мысль: "Сталину социальная сторона жизни совершенно безразлична. Что касается его, то народ может сгнить"[393].

Суммируя высказывания Гитлера в застольных беседах с приближёнными, Г. Пикер, тщательно записывавший эти беседы, подчёркивал, что Гитлер "считает Сталина гением и открыто восхищается им"[394]. Среди многочисленных высказываний Гитлера о "гениальности" Сталина выделяется мысль о том, что "к Сталину, безусловно, тоже нужно относиться с должным уважением. В своём роде он просто гениальный тип. Его идеал - Чингисхан и ему подобные, о них он знает буквально всё"[395]. Гитлер открыто признавался, что он многому научился у Сталина, в частности, осуществив после взятия власти "унификацию всей немецкой прессы (подобно тому как это сделал Сталин в СССР)"[396].

Глубоко презирая советский народ, Гитлер одобрял методы, применявшиеся по отношению к нему Сталиным, и заявлял, что "на восточных землях можно добиться цели, лишь действуя совершенно беспощадными методами a la Stalin"[397].

Для характеристики взаимоотношений двух диктаторов в период их "дружбы" небезынтересно то обстоятельство, что Сталин поверял гитлеровским посланцам мысли, которые в то время не решался открыто высказывать даже в кругу своего ближайшего окружения. Так, по словам Гитлера, в беседе с Риббентропом Сталин "не скрывал, что ждёт лишь того момента, когда в СССР будет достаточно своей интеллигенции, чтобы полностью покончить с засильем в руководстве евреев, которые на сегодняшний день пока ещё ему нужны"[398]. Так откровенно Сталин не позволял себе говорить даже в последние годы своей жизни, когда он прикрывал проводимую им политику государственного антисемитизма филиппиками против "безродных космополитов", "агентов Джойнта" и т. д.

Некоторые профашистские высказывания Сталина изумляли даже ближайших приспешников Гитлера. Так, А. Розенберг записал в своём дневнике свидетельство Риббентропа о том, что во время приёма последнего в 1939 году "Сталин провозгласил здравицу не только в честь фюрера, но также и в честь Гиммлера как гаранта порядка в Германии". "Гиммлер истребил коммунистов, то есть тех, кто верил Сталину, - комментировал этот факт Розенберг, - а тот без всякой на то необходимости провозглашает здравицу в честь истребителя своих приверженцев. "Великий человек," - говорят Риббентроп и вся эта клика"[399].

В Сталине Гитлер видел не идейного, а геополитического противника, которого он надеялся переиграть в дипломатических маневрах, а затем сокрушить в войне. Даже в последние годы войны, когда стала очевидной беспочвенность этих надежд, Гитлер и его окружение не скрывали перед своими приближёнными своего восхищения Сталиным. Сообщая Шелленбергу о предложенном Риббентропом плане организации покушения на Сталина, Гиммлер добавил, что ему "очень нелегко отдавать такой приказ, поскольку он, как и Гитлер, верит в историческое провидение и считает Сталина великим вождём своего народа, призванным выполнять свою миссию". Риббентроп, в свою очередь, заявил, что "Сталин намного превосходит Рузвельта и Черчилля по своим военным и государственным способностям? он единственный, кто действительно заслуживает уважения"[400].

Весной 1945 года, когда Германия находилась уже в агонии, Гитлер, возлагавший свои последние надежды на развал антифашистской коалиции, полагал, что инициатором этого будет скорее всего не Черчилль или Рузвельт, а Сталин, с которым "мы могли бы скорее чего-нибудь добиться". В дневниках Геббельса, относящихся к этому времени, неоднократно приводятся высказывания Гитлера о том, что "если какая-то держава в лагере противника и захочет первой вступить в переговоры с нами, то при любых обстоятельствах это будет Советский Союз". Это соображение Гитлер мотивировал тем, что Рузвельту и Черчиллю очень трудно - если вообще не невозможно - повернуть курс своей военной политики, поскольку они вынуждены считаться с общественным мнением своих стран; Сталин же "избавлен от этой заботы" и поэтому "в состоянии в течение одной ночи изменить свою военную политику на 180 градусов"[401]. Хотя эти надежды в условиях безвыходного положения Германии были нереальны, соображения Гитлера о полной независимости Сталина от общественного мнения были, конечно, вполне резонными.

Перед второй мировой войной Гитлер видел своего главного политического врага не в Сталине, а в Троцком как потенциальном лидере сил, способных в ходе войны подняться на международную социалистическую революцию. За день до нападения Германии на Польшу во французской печати появилось сообщение о беседе между Гитлером и французским дипломатом Кулондром фазу же после заключения советско-германского пакта. На слова Кулондра: "Действительным победителем (в случае войны) будет Троцкий. Подумали ли вы об этом?" -Гитлер ответил как о само собой разумеющемся: "Я знаю," - и тут же перешёл к упрёкам в адрес Франции и Англии, якобы провоцирующих его на войну тем, что "дали Польше полную свободу действий"[402].

О Троцком Гитлер и его приспешники отзывались с неизменной ненавистью, перемешивая обвинения в "губительном воздействии на другие народы" с неистовыми антисемитскими выпадами. Говоря о "деструктивном характере" евреев, Гитлер добавлял, что "из всех евреев наиболее достойны уважения Павел (христианский апостол - В. Р.) и Троцкий, поскольку они в наибольшей степени способствовали этому (стимулированию активности других народов - В. Р.)... Они вообще действуют подобно бацилле, проникающей в тело и парализующей его!"[403].

Получив известие о гибели Троцкого, Геббельс тут же записал в своём дневнике: "Этого дьявола не жалко... одной преступной еврейской свиньей стало меньше. Он заслужил куда худшей смерти"[404].

Если очистить эти и другие подобные высказывания от мракобесной юдофобской шелухи, можно прийти к выводу, что нацистские "вожди" вплоть до смерти Троцкого видели в нём потенциального вождя интернационального движения, которое способно смести с исторической арены тоталитарные режимы. Троцкий, лишённый всяких материальных ресурсов и находившийся в далёкой Мексике, представлялся им более опасным врагом, чем Сталин, в руках которого была сосредоточена военная и материальная мощь огромной страны.

Дата добавления: 2015-07-25