Сон тринадцатый

вт, 03/10/2009 - 08:57 — neirolog

Андрей Ярышев, 24 года, Москва

Я никому подляны не делал, никогда. С кем сидел на двух зонах — все подтвердят. Все скажут: Андрюха жил так — он никого не трогает, но и его не трогай. Конечно, были дела, но между нами. Но чтобы я когда-нибудь к пацанам, к малолеткам подошел или кого из них на иглу посадил — никогда. Я сам на иглу сел малолеткой — и не хочу, чтобы пацанов трогали. Не говоря уже о том, чтобы насиловать, делать их педиками...

А тут так получилось, что этих как будто и я тоже... ну, не сам, а при мне же было. А совесть у меня все-таки есть. И страшно, не побоюсь сказать, что страшно. Если заметут по такому делу, по такой статье, за совершение развратных действий с малолетними, с пацанами, то мне оттуда уже не вылезти. Не будут смотреть, что я ни сном ни духом, что попал туда случайно, за кайфом пришел. Не станут разбираться: если у человека, то есть у меня, уже две судимости, то дальше идет автоматом, такой срок дадут, что до конца жизни...

Попали мы в это дело с корешем моим — он сейчас в дурдоме — как обычно все попадают. Во всех дворах есть пацаны постарше, помладше. Были и в нашем дворе двое, которые уже сделали по ходке в зону. В малолетку, само собой, но все равно — люди в авторитете. Да в любом случае для пятнадцатилетнего оглоеда восемнадцатилетний, упакованный парень будет авторитетом. А они дружили уже совсем со взрослыми, с крупняками.

Ну давали они нам раз-другой пыхнуть «дурью», то есть анаши подкурить. Кореш мой с нее балдел слегка, а мне она как-то сразу не пошла. Сейчас-то я могу и с нее немного прибалдеть, для начала, а тогда, помню, ни в какую. А сказать-то нельзя, засмеют. А не скроешь, наверно, у меня все на лице было написано. Вот один из парней и спрашивает: что, не нравится? Да, говорю, что-то не в кайф. А он мне: давай тогда ширнемся, ты уже большой, а «дурь» — она только для малолеток и для плановых.

Конечно, я был польщен. Мы знали, что старшие ширяются, но у нас ничего не было, а просить боялись. А тут сами предлагают. Как я сейчас знаю, тогда они вкололи нам мульку, раствор на основе эфедрина. Это не секрет, не рецепт, это всем давно известно. И мне такой кайф сразу лег на душу. А дальше — больше. Дали попробовать более сложный наркотик, тоже из химии, первинтин называется, а по-нашему — винт. Он сильно на психику давит, от него в любой момент может крыша поехать. Я лично спать при винте не могу: только дремлю слегка, и голова постоянно в одну сторону повернута: где еще взять?

Винт бывает разный. Допустим, под базар или под метлу, то есть под разговор, а по-нашему — базар. На хате, когда винт все уколют, гул стоит: все друг друга перекрикивают, каждый про свое рассказывает, хвалится, хохочет. В общем, цирк.

Есть винт, который действует, словно конский возбудитель. Любой винт на это дело сильно влияет, но есть такой, который особенно. Есть винт деловой: сразу начинаешь планы строить, как банк взять, как сорвать кассу, как следы замести, как развернуть капитал, короче, умнее тебя нет никого на свете. Все дураки, а менты — особенно.

Есть винт, который называется «камикадзе». После него чувствуешь себя так, что готов сквозь стену пройти, дом своротить. Все мышцы набухают кровью, в тебе кипит столько сил, что ты способен в одиночку расправиться с любой толпой. Скажут тебе: «Фас!» — и ты бросишься на любого и загрызешь насмерть. Но ведь раз такое дело, могут и послать на что угодно. Вот в чем суть.

Нас, пацанов, никого грызть, конечно, не посылали. Но потихоньку подводили к угону машины. Как обычно говорят: да вы чё, пацаны, да все будет путем, пригоните на такую-то улицу и бросите, а дальше не ваше дело, мы вас знать не знаем и видеть не видели. Но в свое время получите хорошие бабки! Ну мы и ввязались. Страха не было, ничего мы не боялись. И от храбрости, наверно, врезались в столб. В общем, повязали нас — в малолетку на два года загремели.

А там, в малолетке, я заболел, с желудком что-то случилось. И попал в санчасть. Очень мне там понравилось: белую булку с маслом давали. Со мной рядом лежал один пацан, с виду неприметный, но, как оказалось, очень ушлый. Ему прописали какую-то медицинскую мазь, из которой он там, в санчасти, ухитрился добыть эфедрин и сделать мульку! А для того, чтобы ширнуться, у него была игла и припрятана трубка от капельницы.

Мы с ним сошлись, как там говорят — скентовались. Дальше — больше, приспособились мы там варить винт. В каждой зоне есть школа, в каждой школе — химкабинет. Все ключи — у дневального. Дневальный выносит нам реактивы, какие надо, и мы варим.

Так отсидел я два года. Только хуже стало - получилось, что на зоне я еще плотнее сел на иглу.

Через год после отсидки женился. Нашлась одна девушка, поверила, сошлись мы с ней. А раз женатый — уже по-другому смотришь на все. То надо, се, пятое и десятое. А ты — голяк голяком, ничего у тебя за душой нет, кроме матери. А она ничем тебе помочь не может, в смысле денег. Короче, решил я наверстать упущенное, сразу стать богатым, чтобы выглядеть не хуже других. Пошел на кражу. И попался. Кража-то пустяковая, но дали крупно, пять лет, учитывая, что уже есть судимость.

Весь срок я не отбыл, но отсидел много. Разные наркотики перепробовал и все равно остановился на винте. Я уже привык к нему, он дешевле был, да и важно то, что я сам умел варить. А то, что от него человек довольно быстро идиотом становится, я знал, но не думал. В голову не брал. Там одна мысль была, в голове: достать, добыть. Где брали? Ну в зоне, тем более во взрослой зоне, тысячи путей и тысячи поставщиков. А что касается винта, то путь известен: школа, химкабинет.

Только я сел, обвыкся в зоне, через несколько месяцев приходит письмо: дочка родилась. Мол, теперь уже вдвоем ждут меня. И я, когда вышел, зарок дал: ни в какие такие дела не встревать. Устроился работать, все путем, на зоне специальность дали: пилить-строгать, паять-клепать. А от винта отвыкнуть не могу. Тянет и тянет, не человек я без него. Хоть сам делай, хоть готовый покупай, а достань, дай! Как будто во мне кто-то сидит и командует: дай - и все!

И сам я уже понимаю, что дальше так жить нельзя. Мне с женой надо быть, с дочкой возиться, такой человек забавный получился, а у меня нет ни времени, ни сил, ни возможности заняться ими. Мозг сверлит одна мысль: найти, достать, уколоться. А ведь его надо найти, сварить, он же сам к тебе не придет.

У меня здесь, на воле, друзей нет, не успел завести. Один только кореш мой, тот самый, с которым мы на угоне попались еще малолетками. Он после того жил спокойно, помаленьку покуривал. И вот недавно, после срока второго, сижу я с ним в беседке, в парке, а он говорит: дай, я тоже попробую ширнуться. И требует такой же дозы, какую я себе приготовил. А это много, для меня годится, но у новичка может крыша поехать. Вообще, винт такая вещь: чуть передозняк — и крыша поедет. Я ему объясняю, что к чему, а он уперся, ни в какую. Дай и дай! Ну дали ему столько же, мы же не вдвоем были, несколько человек, думаем: поможем, если что. А он через пять минут залез на крышу беседки и начал речи толкать. Как будто он на митинге, ему кажется, что здесь тысячи людей собрались, все его слушают, а он их призывает куда-то. Ну что может человек под кайфом базарить? Вообще непонятно что! Мы думали: сейчас пройдет. А он кричит и кричит. Это как сказать по-нашему: под митинг крыша поехала?

Короче, отвезли его в дурдом. Получилось, что своего единственного кореша я своими же руками загнал в психушку. Вот какая у нас бывает судьба, какие повороты.

А я, значит, остался один. Туда-сюда, то с одной компанией, то с другой. У нас ведь постоянных нет, перемешиваемся. Так и попал в одну группу — к матерым. Меня они уважали: все-таки две ходки в зону. А я ими не интересовался, чем они занимаются. Но по всему видно, что волки, все прошедшие, все умеющие, короче — солидные. Денег там никто не считает, кайф всегда в неограниченных количествах, никто не жмется и себя не стесняет. Такая компания...

И вот однажды они привели на хату двух пацанов лет тринадцати-четырнадцати, ширнули и стали подкатываться, разговоры затевать, оглаживать. Там почти все люди с воли, никогда в зоне не бывавшие. Грамотные. Но должен сказать, что и с зоны приходят люди, на все темы подкованные, о чем хочешь могут базарить. И заводят они с пацанами разговор о гомосеках, о гомосексуализме вообще. Мол, на Западе кто как хочет, тот так и живет— и все такое... Называют имена каких-то знаменитостей западных, гомосеков, значит. А под винтом это же все внушается, хоть сразу, хоть постепенно. Да вообще, с человеком, которому вкололи винт, можно делать что угодно. Что хочешь, то и лепи. Пластилин. Я говорю: пластилин. Отвечаю.

Вспомнил я утром про пацанов и думаю: нет, туда я больше не пойду, не хочу такую подляну видеть. И что это за люди такие, не знаю.

Не подумайте, что я такой неженка. Всякого повидал, и этих тоже, «опущенных». На малолетке, когда первый срок мотал, пацаненок был, который за булку хлеба пятерым подряд давал…

А на взрослой зоне их двенадцать штук было, звали «петухами», стоять и сидеть рядом с ними считалось западло. «Опускали» там по-разному. Ну, например, загоняли в долговой тупик. Допустим, разрешают там играть в нарды. Вот играют с ним на что-нибудь. Раз за разом проигрыш растет, растет, а потом, когда дойдет до высшей точки, ему говорят: ну что, с тебя надо получать...

Но там была зона, взрослые люди. Свои законы: не будь слабым, не будь лопухом. Но чтобы на воле на это дело малолеток подводить под иглой?! Это подляна!

Но жизнь изменилась. За то время, что я на зоне пробыл, жизнь сильно изменилась. Теперь пацанов педиками делают специально, для утех всяких там "авторитетов", и с каждым годом на этот товар все больше спроса. А еще что делают на притонах– я раньше никому не говорил. Сейчас среди некоторых крупняков, и не только среди них, мода появилась – заставляют пацанов и девчонок задницу, то есть задний проход себе вылизывать, кайф такой получают… Не то чтобы уж так и заставляют силком – а вроде бы внушают. Я ж говорю – под винтом все внушается. Но там еще и другое. Пацанам и девчонкам дозу свою надо иметь? Надо! Денег у них нет, воровать не умеют и боятся. Вот их и используют за дозу… А что касается унижения, то это все ваши слова. Это у вас есть разные понятия: честь и бесчестье, храбрость и трусость, правда, ложь ну и всё такое… Понимаете, когда человек достаточно долго сидит на игле, у него в голове и в душе, в организме происходит что-то непонятное. Там всё стирается и всё становится можно, там всё равно всё одинаково. Ни в чем нет никакой разницы. И если вы думаете, что пацаны и девчонки, вылизывая этим гадам задний проход, тем самым унижаются, - то вы просто ошибаетесь. В том-то и дело, что они идут на всё, уже не испытывая при этом никакого унижения. То есть с виду они как люди, с руками и ногами, а внутри уже - непонятно что. И я тоже иногда за собой замечаю… Я-то взрослый, знаю всё и стараюсь себя контролировать, но иногда и за собой замечаю такие мысли и чувства: а какая разница, а ведь всё равно… Вот в чем тут дело.

В общем, как узнал я, что готовится на той квартире и в той компании, сразу сказал себе: больше туда ни ногой.

И не ходил. Прошло две-три недели примерно, и вдруг на улице встречаю одного мужика из той компании. Говорит: ты чего не заходишь, мы как раз свежего заготовили! А у меня в эти дни ничего не было: ни денег, ни винта, ходил уже как чумной. Как тут не согласиться. Только вмазался, дождался наступления кайфа, прихода — по-нашему, появляются эти пацаны. Как я понял, их все это время подводили, готовили разговорами всякими на эту тему, обхаживали, оглаживали. А на сегодня как раз назначили использовать в очко, как там говорят. Все на моих глазах было. Под разговоры эти вкололи им винт, дождались прихода, раздели и стали насиловать, использовать. А я... я не знаю, что я там делал: базарил, базарил что-то, видел, что творится, а сдвинуться с места не мог, или меня держали — не помню уже.

И вот с тех пор у меня поехала крыша. Не в том смысле, что поехала, а в том, что навязчивая идея, или как там — навязчивое видение. Закрою глаза — и вижу пацанов этих несчастных. Хоть удавись, хоть бейся головой об стенку. Ну есть у меня совесть или нет?! Есть! Я все-таки человек...

Короче, с того дня я перестал колоться. С работы сразу бегу к жене и к дочке, чтобы не одному быть. А мозг-то требует: дай! Особенно ночью страшно: каждую ночь снится, что достал раствор и вводишь, медленно вводишь раствор в вену и ложишься, закрываешь глаза и ждешь: сейчас приход начнется... И тут всегда просыпаюсь, и так становится... скучно, что хоть среди ночи беги и доставай. Тяжело, что там говорить, тяжко.

Жена и теща мне снотворного много достали. Чтобы спал как убитый, без всяких снов. В отключке. Пока вроде помогает. Держусь. А у меня выхода нет. Я знаю: если снова начну колоться, то может крыша поехать, начнутся глюки с теми пацанами тринадцатилетними, которых насиловали. Они мне и так все время мерещатся, перед глазами стоят, без всякого винта. Как они дальше жить будут?

Дата добавления: 2015-07-25