Часть 2. Стыд за эти мысли хуже, чем страх

Да уж…

Стыд за эти мысли хуже, чем страх. Но, посмотрите, может я и ворчу, но я не идиотка. Он дает мне возможность… три удара огромных крыльев, и я думаю, что, вероятно, ему уже ничего не нужно от меня, и он не станет меня уничтожать, тогда я смогу выбраться отсюда и вернуться с подкреплением.

Но через секунду я отбрасываю эту мысль. Теперь Дракон смеется, глубокий басистый смех, который я никогда не забуду. Он пахнет своей огромной силой, и я чувствую металлический привкус в горле. Я знаю, что мне некуда деться.

Образно говоря, я никуда не смогу уйти. В реальности преобразование Дракона заняло всего минуту, а мои мысли еще мгновение. И сейчас я сжимаю свои мускулы и тут же освобождаю их, я подбегаю к дубу, он еще достаточно крепок для того, чтобы быть опорой для меня. Я поднимаюсь прямо вверх, и вверх, и вверх, а затем я делаю сальто назад, падаю на когти, готовая к захвату.

Из-за моего прыжка Дракон отступает, но я учла это в своих расчетах. Я кидаюсь на его отвратительную морду и снова откидываю свое тело, потому что я знаю, что мне необходимо сделать.

Мне необходимо отгрызть его рога.

Если вы думаете, что это невозможно, значит, вы не знаете силу челюстей панетры. Я могу с треском сломать позвоночник антилопы гну. С рогами это будет не так легко, но я невероятно упорная.

Дракон издает гортанный звук, но это не крик. Его цель противоположна моей: он не хочет привлекать к себе внимания. Я с трудом кусаю его, пробуя его ядовитую черную кровь и чувствуя хруст хряща и мышц. А затем я просто держу его в тисках, сжимая свои челюсти плотнее и плотнее, слыша удивительный звук трескания и разрыва, так как я свирепо, не прекращая, продолжаю рвать его плоть зубами, сильно тряся своей головой.

Дракон с трудом пытается царапать меня своими довольно короткими и слабыми передними конечностями. У него тоже есть когти, и я чувствую тонкие полосы боли внизу своей спины, так как Дракон раскроил мое тело. Но нет повода для волнения.

Это последний раз, когда я могу так подумать.

Причина, по которой мне необходимо отгрызть рога, всего одна – именно они являются источником силы Дракона. Я рванулась к центру одного рога, к чему-то твердому как сталь, чувствуя, как что-то с огромной силой рвет мне горло.

Черный огонь. Он вырывается из вибрирующего рога и направляется в нужную сторону. Сейчас он дошел до меня, огонь жжет мои челюсти, мое горло, мои внутренние органы. Я могу чувствовать их потрескивание. Словно молния, моя шерсть встает дыбом.

Агония. Она парализует, мое тело желает оторваться от морды Дракона. Но мои челюсти не отпускают.

Придя в ярость, Дракон машет своей головой из стороны в сторону. Он подбрасывает мое тело. Обрисовывая дугу в воздухе, я тяжело падаю на землю…

Я чувствую сломанные ребра. В моем рту остались осколки верхнего слоя рога Дракона, малозначащий трофей, который я выплюнула. Внутренний рог все еще не поврежден, гладок и силен, он сияет подобно черному дереву в лунном свете. Я отчетливо вижу его, так же, как могу чувствовать содрогание земли. Дракон движется прямо на меня.

Я издаю крик боли и ярости пантеры. Самое время, чтобы попробовать снова.

Я направляю свое израненное тело к его ногам.

Животное во мне хочет попробовать тот же метод нападения. Но моя человеческая сторона понимает, что мне придется стать изобретательнее.

Мои опасения были ненапрасными. Все то же животное во мне осознает это, даже наслаждается этим. Борьба ни на жизнь, а на смерть. Но снова вмешивается человек, ведь во мне все еще есть место для ужаса… за моих любимых, я думаю, вы меня понимаете.

Этот ублюдок собирается совершить много убийств.

В моем воображении я вижу их, стоящих всех вместе… в опасности. Сначала Галена, конечно. Также Уинфрит и Ниссу – моих давних товарищей по команде. Леди Ханну. Знать ее, означает отдать за нее жизнь. Нет, ее нет здесь, но Тьерри, мой господин, он есть. Арадия – слепая предсказательница. И, Боже мой, семья Илианы!

Они все там, в городе, вся ее семья. Ее маленький братик, совсем малыш, все еще называет меня Ке-Ке, как кошку. Он спит сейчас в своей кровати, в безопасности. Так или иначе, я ощущаю себя увереннее: я должна быть хитрой, смертельно опасной и очень быстрой… Иначе это будет последний раз, когда он может спать спокойно.

Откуда-то у меня появилась скорость. Я кружу вокруг Дракона, не обращая внимания на сжигающее чувство внутри и сломанные ребра. Я готовлюсь перепрыгнуть через огромный хвост Дракона, не такой подвижный, как мой, а затем мне в голову приходит идея.

В последнюю секунду я поворачиваюсь и влезаю на него.

Как будто взбираюсь на дерево, пока существо пытается сбросить меня, я уже выше хвоста, выше позвоночника, добралась до головы, ведь у Ке-Ке двухдюймовые когти пантеры, и я направляюсь к гладкому куполовидному черепу, прямо к тому рогу, на который я уже нападала.

В этот момент моим челюстям нужно быть сильнее. И они будут сильнее, я обещаю себе и подлетаю к незащищенному рогу.

Вот он. Я вижу, что рог очень большой и имеет поразительную силу, а затем клыками я хватаю его так, будто желаю прокусить насквозь.

Оглушительный хруст, и я чувствую двойной роговой разрыв. Я глотаю немного черного пламени, вырвавшегося из Дракона, и затем уже ничто не обжигает мой рот, а огонь не может навредить мне.

Во всяком случае, не тот огонь, который исходит из этого рога.

Я знаю, что будет затем, и это действительно происходит. Дракон мотает головой из стороны в сторону, пытаясь снова сбросить меня. Но как раз перед тем, как слышится треск, от которого я должна упасть, я уже хватаюсь за его следующий рог. Мое тело, словно кнут, развевается в воздухе, и я чувствую, как внутри меня что-то разрывается, так как черный огонь снова раздирает мой рот.

А затем я ощущаю только долгое ужасное чувство горения, боль… Но я направляю всю мою силу к челюстям, которые все еще сцеплены, а мое тело колеблется подобно флагу в сильном ветре. Монстр царапает меня, раздирая мою уже и без того содранную кожу на спине. И непередаваемый черный огонь. Но наконец, через весь этот кошмар я слышу треск, а это означает, что я оторвала второй рог.

Что-то внутри меня прорывается, и я позволяю ему сбросить себя, в этот раз попадая в ветви деревьев, прежде чем как камень полететь вниз. Сначала я пытаюсь приземлиться на лапы, но не могу удержать равновесие, что-то начинает жечь в ноге, значит, я и там сломала кость.

У меня нет времени на потерю сознания, но все равно, кажется, я отключилась на мгновение. Сейчас Дракон стоит прямо передо мной, его черная кровь льется вокруг меня подобно дождю.

Его рот открыт, несомненно, чтобы сжечь меня живьем. Я знаю, что мне нужно делать… ускользнуть, найти дерево и прейти к нападению. Мое тело очень… вялое. Но это не значит, что оно не будет подчиняться моим командам.

Словно во сне я снова натягиваю серебряную нить.

«Приходите быстрее, я сбиваю его с ног … – отправляю я сообщение, как и прежде. – Только будьте очень осторожны. Это животное невероятно опасно».

И, о чудо, я слышу ответ.

«Мы здесь! – говорит мне телепатический голос, который я не узнаю. – Ради Богини, лежи смирно. Не двигайся».

А потом, словно находясь в лихорадочном бреду, я вижу совершенно невероятную вещь. Я вижу себя, только в человеческой форме, одетую в костюм ниндзя и бросающую дюжину «Йо-Йо» – смертельных металлических звездочек ниндзя – в один из глаз Дракона.

У меня перед глазами, естественно, в этот момент все плывет, но я все еще могу видеть, и если бы я не была уверена, что именно я лежу здесь, то клялась бы, что это я стою там. Дело не только в волосах и одежде… я вижу свое лицо в свете полной луны. Я вижу, как я легко приземляюсь и бегу, длинные черные волосы разлетаются, чистая белая рубашка мерцает в серебряном свете. Дракон, трогающий свою морду передними лапами, поворачивается в мою сторону со скулящим звуком.

«Сейчас, Келлер! Беги, а затем вернешься!»

Кто-то знает меня очень хорошо… от и до. Если бы они сказали просто «Беги», то я бы даже не пошевелилась.

И сейчас появляется еще одна фигура. Невысокий мужчина, который, как и я, использует зубы и когти в качестве своего оружия. Он рвет драконий рог своими зубами и погружает когти в его глаз, одновременно нанося сокрушительный удар по морде зверя.

Дракон неистово кричит.

Я прыгнула, или точнее перенесла свое тело в тень другого дерева. Дракон слеп сейчас, или почти слеп. Я настраиваю себя на другой рог.

«Вы слышите меня?».

«Да. Ты готова к еще одной атаке? Обойди с другой стороны, а мы пока отвлечем его».

Это мужской голос… голос вампира. Но прежде чем мы смогли осуществить наш план, зверь меняет тактику. Похоже, он больше не волнуется о том, чтобы остаться незамеченным. И этим он доказывает, как мало мы знаем о таких существах.

С ревом, который причиняет дикую боль моим чутким кошачьим ушам, Дракон поворачивается и направляет огромный поток черного огня, вращая головой подобно огнемету, поджигая Рай.

«Ты не ранена?» – спрашивают меня два телепатических голоса.

Но я слишком занята, чтобы ответить что-либо, кроме банального «Нет».

Я уже на месте и готова к заключительному нападению. Я собираюсь влезть на Дракона снова.

Я перепрыгиваю через хвост и взбираюсь на позвоночник, обдумывая каждый шаг, потому что теперь зверь знает, что я хочу, и он попытается сбросить меня перед тем, как я смогу добраться до рога. Ничто на этой земле не смогло бы остановить меня теперь, когда я уже начала атаковать. Я глубоко цепляюсь своими когтями, не обращая внимания на раны, пренебрегая головокружением, пока наконец не достигаю его головы и широко раскрываю свои челюсти.

А затем я слышу то, что так ждала.

Голос Галена.

«Келлер, подожди! Дождись нас! Мы все уже здесь!»

И голос Господина Тьерри, вампира, конечно, звучащий совершенно по-другому, голос, которому нельзя не повиноваться:

«Дайте ей пролить последнюю кровь зверя! Она заслуживает этой чести!»

Само их присутствие дает мне новый прилив сил. Я открываю свои челюсти так широко, как только могу, и хватаюсь за последний рог, как будто бы я выиграла войну только лишь одним ударом. Но это не так, конечно. А затем еще минута кошмара, пока я не ощущаю другую огромную кошку, бегущую позади меня. Рог держится на железной нити теперь. Я признаю в леопарде своего духовного супруга, а он поддерживает меня, становится рядом со мной, когда слышится последний треск рога, падающего на землю.

Драконий рев разрывает ночь. Это похоже на звук огнестрельного оружия, стальных стрел или чего-то в этом роде.

И вот они ждут. Они ждут, пока Гален схватит обнаженную молодую женщину со спины зверя и спрыгнет на землю. Едва я только осознаю это, как слышится последний крик Дракона.

*****

И вот я в лазарете Башни. Я только что открыла глаза, и передо мной оказался самый прекрасный вид в мире – лицо моего духовного супруга. Совершенно непострадавшее лицо моего духовного супруга, если, конечно, не считать длинную полосу, пересекающую одну из щек. Интересно, почему она не исцелилась?

Я издаю хриплый звук, но он уже подносит чашку воды с соломинкой к моим губам.

«Как ты?» – спрашивает он, с трудом контролируя отчаяние в голосе. Сейчас мы находимся близко. Нить очень сильно натянута, и нам не составляет никакого труда говорить мысленно.

«Так, как будто по мне пробежался Дракон», – отвечаю я.

«Согласно рассказу Квина, это ты пробежалась по Дракону, и это притом, что ты была тяжело ранена», – говорит он, и я понимаю, что он заменяет «почти мертва» словосочетанием «тяжело ранена». Я вообще удивлена тому, что жива.

«Были и другие Драконы? – спрашиваю я. – Насколько сильно мы подверглись опасности?»

«Возможно, несколько, – допускает он. Я не понимаю, как это могло случиться. Некоторые состояли в Рассветном Круге годами. Гален добавляет, отлично зная, что я задаюсь таким вопросом: – Никаких вестей об Илиане и остальных».

«Значит, наша ситуация без изменений».

Да. Но пока он осматривает меня всю с ног до головы, а в его глазах почти что мучительная радость, мы хотя бы можем с уверенностью сказать, что живы.

«Знаешь, целители работали с тобой двенадцать часов. Они заставили тебя измениться. Даже Уинфрит настояла на том, чтобы помочь тебе при помощи ее колдовского огня. Они говорят, что только Келлер… Из всех, находящихся здесь, только Келлер способна одолеть трехрогого Дракона».

– Ну да, – мой голос похож на карканье, и я осознаю, насколько повреждено мое горло. – Только Келлер была бы обгоревшей или разорванной на кусочки, если бы Квин и Ракель не подоспели.

Гален не начинает спорить. Вместо этого он смотрит, посылая улыбку, куда-то за мое правое плечо. Я поворачиваюсь на постели, испытывая адскую боль. Это плохо, если до этого над тобой двенадцать часов уже трудились врачи? И вижу саму себя, лежащую на точно такой же кровати. Джон Квин, чьи руки туго перевязаны, сидит возле нее.

Если не считать, конечно, что на самом деле это вовсе не я… Это Ракель Джордан – духовная супруга Квина. Присматриваясь, я могу найти все больше отличий, делающих нас уникальными. Мои глаза серые, а ее – зеленые. Мой подбородок чуть более заострен. Ее волосы прямее, и она зачесывает их назад, удерживая лентой ниндзя, затянутой вокруг лба. Тем не менее, я поражена всеми теми вещами, которые являются такими же, как у меня. Это походит на то, будто ты изучаешь в зеркале немного искаженное отражение. Почему я раньше не осознавала, насколько мы похожи?

И, конечно, есть самое главное отличие… Я имею в виду Царство Ночи, оборотней, пантеру. Я пришла из тьмы. Она же из Дневного Мира, мира людей. Она человек, пусть даже человек с невероятными атлетическими навыками.

Парни выглядят самодовольными. Я не знаю почему, но не обращаю внимания на это в данный момент.

– Здравствуй, – говорю я Ракель Джордан.

– Привет, – отвечает она, слегка улыбаясь.

– Ты первая меня услышала?

– Да, – произносит она, смотря вниз. Мне она всегда представлялась исключительно компетентным человеком, знающим обо всем, что связано с Башней, но прямо сейчас, казалось, она испытывает неловкость.

– Потом она сказала мне, – осторожно вмешивается Квин. – И она как будто сошла с ума. Она отказалась остаться и подождать помощи, словно обезумев. Таким образом, мы вместе добрались до парка. Полагаю, мы услышали тебя, потому что гуляли вокруг города... Ракель не может сидеть без движения.

Не может, да? Запишем на мой счет еще одно сходство. Но она, благоразумная девочка, взяла своего духовного супруга с собой, они, очевидно, составляют смертоносную пару.

– Спасибо, что пришли, – говорю я настолько официально, насколько это вообще возможно, когда лежишь навзничь на спине и выглядишь, я уверена, так, будто тебя только что вытянули из задницы крысы. – Вы оба были просто потрясающи.

– О да, мы были, – произносит Квин мягко, следя за мной своими черными глазами. – Ну ладно, ты выглядишь вполне нормально. Как домашняя кошка, накинувшаяся на слона и отказавшаяся отступить.

Я благодарно киваю, не краснея. Мне интересно видеть их двоих вместе теперь, когда мы уже не в битве.

Каждый знает их историю. Ракель стала охотником на вампиров в возрасте пяти или шести лет, когда добрый старый Хантер Редферн вернулся и убил ее мать и младшего братика. Она была одной из самых лучших ненавистниц «паразитов»… пока не встретила Квина. Тогда принцип Духовного Супружества сработал своим волшебным образом, и девушка закончила тем, что влюбилась в вампира, но это не остановило ее от попыток убить его, пока он не пообещал, что перестанет пить человеческую кровь, и присоединиться к Рассветному Кругу.

А Джон Квин пятьсот лет назад стал наследником Хантера Редферна. У него очень долгое время была дурная репутация. Но он здесь, чтобы исправить это, и я не видела ничего действительно злого в нем. Он не был крупным, но он был невероятно быстрым и опытным. И я рада… так или иначе… что именно ему довелось услышать мой предупреждающий крик.

Но… на самом деле ведь довелось не ему. Это не имело никакого смысла. Квин был вампиром, Ракель не был даже потерянной ведьмой. Как она могла услышать меня первой? Раньше Галена?

– В любом случае, – говорю я, – мы могли бы поохотиться вместе в скором времени.

Я изо всех сил стараюсь достать свою правую руку из-под простыни… такое ощущение, что связки в плече порваны. Я протягиваю ее Ракель.

Она берет ее в свой крепкий захват, осознавая, насколько я слаба, и пожимает ее. Я сжимаю в ответ.

– Могу я получить немного биографической информации о вас двоих, которую вы не могли сообщить, пока обе были без сознания? – Гален говорит в своем самом официальном королевском стиле.

Квин озорно улыбается. Интересно, какую игру они затеяли? Все данные обо мне хранятся в компьютерах Башни, так же, как и о Ракель. И есть совсем немного сведений о моей жизни, которые Гален еще не выучил наизусть.

– Когда твой день рождения? – Сначала он смотрит на меня. Теперь я действительно задаюсь вопросом, не сошел ли он с ума. Он знает что-то, о чем я не имею ни малейшего понятия, и мне трудно даже допустить эту мысль.

Я стараюсь не вспылить.

– Я не знаю точно, но, вероятно, в середине декабря. Восемнадцать с половиной лет назад.

Он поворачивается к Ракель.

– А твой?

– Одиннадцатого декабря, – медленно произносит она.

– Что делает тебя такой же восемнадцати-с-половиной-летней.

Гален возвращается ко мне. Его голос нежен.

– И тебя воспитывали приемные родители с трехлетнего возраста, потому что кто-то, ты полагаешь, что твоя мать, оставила тебя в картонной коробке, когда ты приняла форму наполовину человека, наполовину пантеры.

У меня возникает желание полностью уйти в форму пантеры. Он знает, что я не люблю говорить об этом, особенно при чужих людях.

«Пожалуйста, любимая. Просто доверься мне», – думает он. Его глаза почти черные, настолько расширены его зрачки. Он умоляет меня.

И я таю.

Но я не могу позволить этим мало знакомым людям заметить это. Я глубоко вздыхаю, отрываю от него свои глаза и киваю.

– А ты… – говорит Гален Ракель.

– Стоп, – произносит она, отпуская мою руку, чтобы вскинуть свою в останавливающем жесте. – Вам стоит знать, что я была воспитана своей матерью, я потеряла ее в детсадовском возрасте.

– Сожалею. – Гален действительно выглядит сочувствующим, но упорствующим, так или иначе. Это то, чего не отнять у моего духовного супруга... то, о чем большинство людей может только мечтать. – Я просто хотел спросить тебя о твоем отце. Ты знаешь что-нибудь о нем?

– Он был моряком. И был убит раньше мамы. Я действительно помню о нем не слишком много.

– Ракель, – говорит Квин голосом, которого я никогда до этого у него не слышала. Таким нежным. Едва слышимым.

Ракель Джордан посмотрела на него, как и я. И я поняла, что и взгляд у него такой, какого я никогда у него не видела. Признаться, я и не подозревала, что он моет смотреть так. Я не имею ни малейшего понятия о том, что он мысленно говорит ей, но мне кажется, она тоже тает.

Но что я знаю, так это то, что она говорит тихим голосом:

– В принципе, я так всегда и думала. Когда мы с Квином направлялись в Рассветный Круг, я случайно сломала керамическую рамку с фотографией моих родителей. Внутри я нашла письмо от своего отца моей матери. Кажется, он не умер, а просто оставил ее.

– У меня есть это письмо. – Квин хлопает себя по карману, и я вижу, что Ракель потрясена. – Я сходил вниз и принес его, пока вас двоих лечили. Я могу прочитать немного оттуда Галену и Келлер?

Ракель смотрит на него с любопытством, а затем кивает, пожимая плечами. Я осознаю, что она готовиться вновь услышать это, садится поудобнее, чтобы видеть Квина, обычно столь ловкого, а сейчас возящегося в кармане куртке. Эти перевязки делают его движения неуклюжими. Наконец он достает письмо.

Оно написано на необычной бумаге…

Я чертыхаюсь, а затем замолкаю, думая.

Квин читает:

– Мелисандра, ты относилась ко мне и к ним так же, как каждая жена и мать. Но я знаю, что ты чувствуешь… особенно ко мне. Я только не знаю, как доказать тебе, что ты не права. Я хочу доказать, что никогда бы не причинил тебе вреда… И тем не менее, я знаю, что не могу контролирую это так же, как я делал это до того, как съездил заграницу…И я понимаю, что это со мной происходит все чаще и чаще. Я вижу, что ребенок пугает тебя. Что я могу сделать, любимая, кроме того, что забрать ее? Тогда ты будешь самой обычной вдовой с самым обычным ребенком. А я вернусь к своим людям, если они примут меня вместе с нашей маленькой любимой «неудачницей». Я уйду, по крайней мере, до тех пор, пока не смогу всегда стоять перед тобой как человек.

– Ну, и так далее, – говорит Квин своим тихим мрачным голосом. – Не думаю, что есть смысл читать дальше. Очевидно, это было написано очень обеспокоенным человеком… то есть… был ли он человеком? Что, если это было написано очень обеспокоенным оборотнем? «Я хочу стоять перед тобой как человек». У этого может быть два значения. Ракель всегда считала, что он исчез по своему желанию из-за того, что был с позором освобожден от обязанностей моряка. Но что, если ты воспринимала все это слишком буквально? Что, если он хочет оставаться человеком все время, никогда не меняя форму, чтобы… охотиться? И что относительно ребенка? «Маленькой любимой «неудачницей».

– Эта бумага, – произношу я, заставляя себя не прерываться. – Пожалуйста, могу я взглянуть на нее?

Я говорю «бумага», а не «письмо», потому что я интересуюсь именно ей. Она светло-голубая и очень жесткая, почти глянцевая.

Но когда я вижу почерк, мое сердце практически останавливается в груди. Он знакомый. Очень знакомый.

Когда меня бросили рядом с автостоянкой, у меня был порванный клочок бумаги с моим именем – Ракша – и такими радостными строчками:

«Люди смертны...

Увядает красота...

Любовь меняет все...

И ты всегда будешь одна»

И все это на обрывке вот такой плотной голубой бумаги для печати, позже износившейся почти до дыр. Я всегда считала, что именно мать была тем, кто оставил меня там. Моя мать-оборотень, которая испытывала отвращение ко мне, из-за того, что я не была нормальным оборотнем: не могла полностью держать одну или другую форму, застряв на середине, выглядя, как человеческий ребенок с ушами, глазами и хвостом пантеры.

Теперь казалось, что все те предположения были неверны.

Я пытаюсь объяснить все это Ракель, не мямля. Так… Похоже, я все-таки именно мямлю. Квин смотрит на меня с тихим весельем. Я уверена, что он никогда не видел меня столь оживленной. Но все это кажется теперь настолько ясным.

– Что если это было одно из тех прошлых объединений? Пара, выяснившая, что они были духовными супругами, или просто влюбившаяся и поженившаяся. Муж был оборотнем-пантерой, жена – человеком. Они считали, что любовь побеждает все и что они могут быть вместе. У них были дети-близнецы. Один из них был человеком, но почти со сверхчеловеческими силами. Второй ребенок был иным. Возможно, даже родился форме паловина-на-половину. Соседи смотрели на деформированного ребенка с жалостью и отвращением. Как мать может смириться с этим? И отец… он не походит на слишком устойчивого персонажа. Он отвергает свою сущность, запрещая себе превращаться, это легко может свести оборотня с ума.

Я могу видеть, как слезы наполняют глаза Ракель.

– Моя мама… когда мы шли в зоопарк, мне всегда хотелось посмотреть на львов, тигров и других больших кошек. Но она никогда не брала ни меня, ни Тимми туда. Тимми был мои братиком, который… – Она тяжело качает головой. – В общем, она никогда не брала меня, чтобы смотреть на них. Она покупала мне дополнительный рожок мороженого или ведро попкорна, и мы шли рассматривать обезьян и жирафов.

Теперь мы фактически говорим друг о друге.

– Но мой отец… Насколько ужасным и больным он, должно быть, был, если оставил меня среди тех кусочков бумаги, не упоминая о том, почему бросает меня. Видимо, он просто не смог справится с ребенком-демоном.

– Я думаю, возможно, они оба сделали все, что могли, – спокойно произносит Гален. Он смотрит почти так же, как Илиана, говоря это.

Квин цинично фыркает.

Я думаю, что правда находится где-то посередине между их точками зрения.

Ракель с интересом произносит:

– Раньше я всегда оставляла на своих жертвах-вампирах отметины в виде коготков кошки. А мое имя, под которым я была известна в кругу охотников на вампиров, было «Ракель-Кошка». Мне нравилось слышать, что люди Царства Ночи боятся Кошки. Но я не помню, как я получила это прозвище. Оно просто казалось подходящим…

Я говорю раздраженно:

– Жаль, что у меня нет моего листка бумаги. Я хотела сжечь его, но он куда-то пропал. И теперь нет никакого способа убедиться в том, что все это правда.

– О, конечно, это не так, – отвечает Квин. – Простой анализ крови… и мы можем даже проверить ваши отличительные знаки.

– Наши знаки отличия? – спрашиваю я надменно. – Ну, ты же знаешь, как я отличилась в борьбе с Драконом…

Выглядя немного робким, Гален роется в своем кармане.

Нет, он выглядит даже стыдливым, протягивая мне оборванный листок светло-голубой бумаги.

– Я взял это, прежде чем ты смогла бы сжечь это, – признается он извиняющимся голосом, ловя мой взгляд. Я решил, что это когда-нибудь сможет дать нам подсказку о том, откуда ты.

Я смотрю на него прямо… и с благодарностью.

– И ты был прав.

«Спасибо, Гален, – думаю я. – Спасибо за все».

Он так прекрасно краснеет… и что-то происходит со мной.

Если бы он все еще хоть немного любил Илиану, разве я не заметила бы этого? Разве не было бы в его сознании закрытой двери, за которую я бы не могла заглянуть?

Но такого не было никогда.

Он всегда совершенно открыт.

В моем же сознании очень много закрытых дверей, за многие из которых я и сама не хочу заглядывать. Но я решаю, что в будущем… И я уже пообещала ему, что в будущем… Я буду более открытой.

– То же самое! Они идентичны! – с любопытством произносит Ракель, сравнивая эти два листка, которые держит в руках.

Ну, естественно. Я унюхала это в тот самый момент, когда Гален вынул мой клочок. Ну, у них были некоторые отличия, например, один из них был гораздо более обтрепан и протерт, но бумага и чернила, как и сказала Ракель, идентичны.

– Тогда это действительно означает, – она почти застенчиво подняла свои зеленые глаза на меня, – что во мне есть кровь оборотня. Кровь пантеры.

– Если тебе хочется чем-нибудь похвастаться, – говорю я, – можешь хвастаться этим.

– И это действительно означает, – добавляет Ракель мягко, – что мы сестры. Сестры-близнецы.

Я поражена приступом боли, который я чувствую, слыша это.

У меня есть сестра. Близнец. Мои родители могли уйти, но эта девочка лежала рядом со мной в утробе матери в течение девяти месяцев. И это очень близко.

Как жаль, что я не выяснила это до Апокалипсиса. Мне бы хотелось, чтобы Илиана узнала Ракель как мою сестру. Я сама хотела знать ее в таком качестве.

Боль, которую я испытываю из-за без вести пропавшей Илианы и моей неспособности защитить ее, вовсе не уходит из-за этого. Но близость, которую я ощущаю с Ракель, бальзам на мою израненную душу.

– Как ты думаешь, – говорит Ракель, – есть вероятность того, что я смогу быть оборотнем? Если во мне течет его кровь, может, я могла бы попытаться научиться?

Он подразумевает, что я могла бы попытаться научить ее. Конечно, я попробую. В конце концов, я обязана ей жизнью.

Она улыбается мне… Такой сияющей улыбкой, что это заставляет меня бессознательно коснуться своих собственных губ.

– Да. Во-первых, мы убили Дракона. А ведь мы даже не Неукротимые Силы с их голубым пламенем. Думаю, это хороший признак. Во-вторых, мы выяснили, что мы сестры. И в-третьих, мы все еще здесь.

Она права. Мы все еще здесь, в Хармоне, находящиеся под угрозой или нет. Прямо здесь… прямо сейчас… мы все еще живы.

«И это хорошо», – думаю я, смотря на Галена.

Он, должно быть, прошел через все муки ада, пока целители лечили меня в течение двенадцать часов. Наверно, я была похожа на сумку, из кожи пантеры, наполненную сломанными костями и обугленными внутренностями.

«Пожалуйста, не говори так, – просит он, и я счастлива, что серебряная нить работает, как и прежде. – Это было ужасно, – продолжает он. – Но Ракель и Джон были хорошими друзьями все это время. Они не позволяли никому из целителей… Они посылали всех, у кого есть хоть капля силы, тебе на помощь.

Джон? Я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь называл Квина по имени. Думаю, только Гален. Только он может пробить самые толстые стены, чтобы увидеть, что находится за ними.

Полагаю, лучше это может получиться только у Илианы.

Он все еще ловит мои мысли из глубины сознания.

– Все встаньте! Встаньте все для Господина Тьерри!

Я поднимаю взгляд и вижу очень молодую вестницу, которая смотрит то на меня, то на мою сестру Ракель, лежащих на кроватях и перевязанных бинтами. Парни уже давно на ногах, готовые подскочить к нам, если кто-нибудь из нас будет настолько глуп, что попробует подняться.

И все же это ужасно недостойно. Я никогда не появлялась перед своим сеньором в таком виде. Мне бы хотелось хотя бы сидеть.

Квин уверен… Но в глазах своего духовного супруга я все же вижу недоверие. Пристально смотря на меня, он молча уверяет, что поднимет весь ад и рай, если я даже всего лишь попробую сесть, опираясь на подушки.

Я чувствую, что опускаю глаза. Возможно, все-таки есть такие способы у укротителей львов, пользующихся лишь взглядом, чтобы усмирить своих животных. И возможно, мы с сестрой, в конце концов, выбрали себе не таких уж разных партнеров.

Вместо того, чтобы подняться, я смотрю на молодую вестницу, которая выглядит так, будто ей жаль, что она не умерла, и я слышу, как за ее спиной врач выдает свое профессиональное заключение о каждом из нас, особенно обо мне.

Но Господин Тьерри улаживает ситуацию, мягко говоря:

– Давайте опустим формальности, хорошо?

Он входит, выглядя как всегда просто великолепно со своими волосами сияющие лунным светом, забранными в хвост, и темными глазами, видящими все насквозь. Он посылает небольшой поклон в сторону Галена, который достоин этого как Принц Оборотней, а затем он делает небольшой красноречивый жест, означающий «давайте все присядем и поговорим как друзья». Когда ты живешь много тысяч лет, ты можешь научиться многое говорить жестами.

Он улыбается и сам ставит стул для себя, и вестница в ужасе спешит наружу.

Есть что-то грустное в этой улыбке, которую я узнаю. Это не совсем та улыбка, которая была у него до того, как она нашел Леди Хану, но почти… Конечно, ведь она пошла с Илианой. И он знает, как и все, что они не возвращаются.

Ко мне приходит осознание, заставляющее меня вытянуться в струнку и заскрести своими перевязанными руками по шеи. Гален хватает меня, безмолвно крича:

«Нет, любимая, не надо!»

В тот же самый миг Квин издает звук удивления и беспокойства, а моя сестра говорит:

– Кел… То есть Ракш… То есть Келлер!

– Вот, – произносит Тьерри по-прежнему мягко, потому что он все делает мягко, и торопливо встает. – Это то, что ты ищешь.

Он кладет в мою перевязанную руку кулон-цветок Илианы.

Я резко откидываюсь на подушки, мои мышцы безумно болят. Я закрываю глаза до тех пор, пока я не смогу заставить уйти слезы. Но это – слезы счастья. Я не сняла кулон, когда раздевалась, потому что он подходит к моей животной форме и потому что… ну… я пообещала себе никогда не снимать его. Но после той схватки…

– Мой Господин! – говорю я. – Вы, должно быть, обыскали весь Рай. Столько людей…

Я не могу больше говорить. Я нахожусь на грани того, чтобы разрыдаться как ребенок.

– Они все были добровольцами, – отвечает он, улыбаясь. – Они все были очень счастливы сделать это для героя дня. Другие два Дракона захватили толпу ведьм и, можно добавить, АК-47. В будущем… если в будущем есть люди, об этом дне будут говорить, как о том, когда Келлер убила Дракона.

Я не смею открыть рот, чтобы сказать хоть слово. Я, кажется, говорила прежде, я ненавижу плакс. Особенно, если одна из них я.

Вместо этого я смотрю на Ракель и Квина, а затем умоляюще на Галена.

Он поднялся, когда встал Тьерри, и теперь делает в его сторону низкий поклон, кстати, это у него получается очень хорошо.

– Мы просто не можем передать всю нашу благодарность и наше уважение, – говорит он, очень точно выражая мои мысли. Я немного расслабляюсь, доверяя ему. – И, конечно, этот день также для Джона и Ракель…

Я, определенно, вижу, как Тьерри изогнул бровь на слове «Джон». Я перевожу взгляд на Квина, замечая, что тот смотрит на моего духовного супруга так, будто желает его придушить.

«Сколько же времени мне хотелось придушить тебя, Илиана», – думаю я о прежней хозяйке моего кулона.

– В любом случае, – продолжает Тьерри, – я пришел, чтобы поблагодарить вас, официально и неофициально, за жизни тех людей, которые вы спасли. Об этом не забудут… Пока есть Рассветный Круг, об этом будут помнить.

Он смотрит на перевязки Ракель, которые позволяют ее все еще быть вполне узнаваемой, а затем переводит взгляд на мои бинты, которыми я обмотана с головы до ног, как мумия.

– На сегодня и так хватит, – говорит он, и на мгновение печаль почти уходит из его улыбки. – Уверен, вам есть, о чем поговорить… вместе.

И тогда он наклоняется и мягко целует меня в лоб.

Как давно он знал? Почему ничего не говорил? Мои мысли бегут с невероятной скоростью. Он поворачивается и удостаивает той же чести мою сестру… под внимательным взглядом Квина.

Возможно, он хотел, чтобы мы узнали об этом сами.

Возможно, он знал, сколько это будет значить для нас.

«Я никогда не выясню это», – понимаю я, поскольку он поворачивается, чтобы уйти, прихватывая с собой врача, уже собравшегося вновь возиться с нами.

Последние слова, которые я слышу от доктора, это:

– Я сказал, что вы можете поговорить с ними только пару минут…

Я ощущаю некоторое ухудшение, после того, как Тьерри ушел. Поскольку я настаиваю, Гален надевает мне на шею кулон-цветок, который, я уверена, смотрится там смешно, и это заставляем меня чувствовать себя… хорошо, как будто Илиана рядом.

Я смотрю в потолок, размышляя. Я могу чувствовать, что Гален начинает волноваться.

– Это интересно, – говорит Квин, которому нравится делать мелкие пакости. – Мы знаем, что вы близнецы, но мы не знаем, кто из вас старшая сестра.

– О, это я.

– Уверена, это я.

Слова произносятся одновременно. Мы спорим об этом, по-дружески поддразнивая друг друга. Если бы мое тело не было все еще сломанным и заживающим, то мы схватились бы так же, как это делают котята, чтобы установить господство.

Теперь мы идем по краю отчаяния и мучительной надежды. В любой момент крылья тьмы могут уничтожить лунный свет. Но все же, что-то во мне поет…

Я Келлер. Я пантера. Ну, хорошо… наполовину пантера, наполовину человек.

А также я близнец.

Ракша и Ракель. Ну, или Ракель и Ракша. В конце концов, я просто ворчу, на самом деле мне не важен приоритет.

В любом случае, это звучит не так уж плохо.

Дата добавления: 2015-07-25