ПРИМЕЧАНИЯ. Андронов М. С.: 1965, Дравидийские языки, М.

ЛИТЕРАТУРА

Андронов М. С.: 1965, Дравидийские языки, М.

Андронов М. С.: 1987, Грамматика тамильского языка, 2-е изд., М.

Беликов В. И.: 1989, Редупликация как типологически значимое явление // Новое в изучении вьетнамского языка и других языков Юго-Восточной Азии (Материалы к обсуждению на 3-м советско-вьетнамском симпозиуме), 180—184.

Jespersen O.: 1924, The Philosophy of Grammar [Цит. по рус. пер.: О. Есперсен, Философия грамматики, М., 1958].

Матвеева Е. В.: 1984, К проблеме лексических повторов русского языка // Экспрессивность на разных уровнях языка, Новосибирск, 141—147.

Plähn J.: 1987, Хуйня-муйня и тому подобное // Russian Linguistics 11, 37—41.

[1] Танцы-шманцы, кажется, не фиксируются словарями. Однако это слово широко распространено у среднего и молодого поколений в Москве и Ленинграде, отмечается оно и новосибирскими лингвистами (Матвеева 1984).

[2] Форма и семантика повторов исследовалась экспериментально. Информанты (около 15 чел.) — жители Москвы с родным русским языком (уроженцы различных районов СССР), все с высшим образованием (филологи, математики, инженеры, медики, биолог). Эксперимент проводился следующим образом. Сначала на примере задавалась диалогическая модель и предлагалось построить реплику респондента в ответ на одну из двадцати стимулирующих реплик (типа: Скажите, это ваша сестра?, Какой туман на улице!). Затем информанту предлагалось дать пример на контактный повтор с тем же редупликантом. Большинство информантов активно включалось в эксперимент и предлагало свои примеры. Одна информантка (1957 г. рождения, уроженка Москвы, окончила филологический факультет МГУ) напомнила следующий анекдот:

Звонит человек по телефону:

— Ало! Скажите, пожалуйста, это прачечная?

— Хуячешная! — трубку вешают.

Человек опять набирает номер:

— Скажите, пожалуйста, это прачечная?

— Хуячешная!

После очередного неудачного звонка:

— Простите, а куда я попадаю?

— В Министерство культуры.

[3] С тем же эффектом первый корень сложного слова может заменяться другими экспрессивными корнями (пиздо=логия, хрено= логия и т. п.). Этот прием, однако, выходит за рамки моей темы.

[4] «Дарницкий» — один из «улучшенных» сортов черного хлеба, появившихся в Москве в середине 1980-х гг., не пользующихся особой популярностью.

[5] В тамильском, например, слова-эхо образуются заменой начального слога редупликанта на асемантичный ki-/gi-, ср. примеры М. С. Андронова (1965, 96): mecai kicai ‘какой-то стол’ ihke kucci-y-um illai, kicci-y-um illai ‘здесь нет никакой щепочки или палочки’, которые в другом стиле могли бы быть переведены как ‘стол-хуёл’ и ‘нет ни щепочки, ни хуепочки’.

[6] Имеется еще один класс рифмованных повторов, особенно продуктивных в детской речи. Формальное соотношение двух частей повтора строится на тех же основаниях, что и в рассмотренной выше модели: ябеда-корябеда, страсти-мордасти. Сегменты, предшествующие опорному, (/кор’/, /морд/), совпадают с существующими корнями (ср. корявый, морда). Но семантическая связь ябеды и корявого довольно сомнительна. Мотивировка повтора в целом сугубо фонетическая, и обоснование морфемного членения здесь затруднено. На мой взгляд сложности при морфологическом анализе второй части повтора имеются и там, где она целиком совпадает с реально существующим словом, если семантические мотивы его выбора отсутствуют (повторы типа жадина-говядина).

Дата добавления: 2015-07-25