Доступ к мрачным мыслям

В воздухе появился какой-то запах, в котором можно было признать только смрад разложения.

Впереди показались разбросанные в беспорядке лачуги. Можно было бы назвать это деревней, если бы в расположении этих домишек была бы хоть какая-то система.

– Что это за место? – спросил я.

– Место сбора для сходных по натуре, – сказал Альберт.

– Ее здесь… – хотел было я спросить, не в силах озвучить эту чересчур пугающую мысль.

– Думаю, нет, – ответил Альберт.

Я уже собирался сказать «слава Богу», когда мне пришло на ум, что Энн может оказаться в месте, худшем, чем это. Я пытался отогнать от себя тягостную мысль, но был не в силах полностью от нее отделаться. Понимал, что это несправедливо по отношению к Энн, но ничего не мог с собой поделать, ощущая пагубное влияние низшей сферы на рассудок.

Приближаясь к бессистемному скоплению хибарок, мы не услышали оттуда ни звука. Слышно было лишь шарканье наших подошв по серой кремнистой земле.

Справа, в отдалении, я увидел несколько бесцельно бродящих людей, другие стояли без движения. Все они были одеты в поношенную одежду. «Кто они такие? – недоумевал я. – Что они совершили – или не смогли совершить, – из-за чего оказались здесь?»

Мы прошли в нескольких ярдах от группы из нескольких мужчин и женщин. Хотя Альберт и говорил, что Энн здесь нет, я поймал себя на том, что всматриваюсь в женщин. Пока мы проходили мимо, ни один из людей не взглянул в нашу сторону.

– Они нас не видят? – спросил я.

– Мы им неинтересны, – ответил Альберт. – Они поглощены собственными заботами.

Я увидел, что некоторые люди сидят на валунах. Странно было думать, что эти валуны созданы их воображением. Мужчины и женщины сидели, опустив головы, безвольно свесив руки и уставившись в землю – застыв в своем одиночестве. Я понимал, что, если только они не глухие, они нас слышат, но ни один не подал виду, что замечает наше присутствие.

И снова я поймал себя на том, что смотрю на женщин. «Не смей, – приказал я себе. – Ее здесь нет». «Но Альберт этого не говорил, – тут же последовала отрезвляющая мысль. – Он сказал, что не знает». Я вглядывался все пристальнее.

Теперь мы подошли настолько близко к нескольким людям, что, несмотря на сумрак, я смог различить их черты.

От этого зрелища у меня перехватило дыхание.

– Привыкай, – промолвил Альберт, – увидишь и похуже.

Его тон показался мне почти что резким, и я бросил на него взгляд, с тревогой спрашивая себя, не действует ли на него это место. Если уж он не может противостоять здешней атмосфере, то на что надеяться мне?

Я с содроганием вновь посмотрел на этих людей. Энн там быть не могло, не могло.

Черты лиц мужчин и женщин были увеличены, как у акромегалов, – не человеческие лица, а раздутые карикатуры на них.

Несмотря на принятое решение, я напряженно всматривался в женщин. Неужели это бесформенное лицо принадлежит Энн?

Я отбросил от себя эту мысль. Ее там нет!

– Ее ведь там нет, правда? – взмолился я мгновения спустя, чувствуя, что начинаю сомневаться.

– Правда, – пробормотал он, и я с облегчением вздохнул.

Мы прошли мимо лежащего на земле молодого человека в изорванной и сильно испачканной одежде. Сначала я подумал, что он смотрит на нас, но потом по выражению его глаз понял, что он поглощен собственными мыслями. В его застывшем взгляде читалась горестная подавленность.

При взгляде на его потерянный вид у меня комок застрял в горле. Казалось, зловонный воздух стекает по моей глотке, как холодный клей.

– Почему у них такой вид? – спросил я, подавленный этим зрелищем.

– Наружность человека ухудшается вместе с деградацией ума, – ответил Альберт. – На Земле происходит то же самое: лица людей меняются со временем в зависимости от поступков и мыслей. Здесь же только логическое – пусть и ужасное – продолжение этого процесса.

– Все такие мрачные на вид, – сказал я.

– Мрачные, потому что они озабочены собой, – откликнулся Альберт.

– Они были – и остаются – такими плохими? – спросил я.

Прежде чем ответить на мой вопрос, он помедлил. Наконец молвил:

– Постарайся понять, Крис, когда я говорю, что это пустяки по сравнению с тем, что ждет нас впереди. Люди, которых ты здесь видишь, могут и не быть повинны в грехах, так или иначе вселяющих ужас. Даже небольшое прегрешение приобретает мрачную окраску, когда человек окружен совершившими подобные прегрешения. Каждый человек умножает и усугубляет промахи других. Беда беду накликает, как говорят на Земле.

Понимаешь, здесь нет равновесия. Все только отрицательное, и вдохновение со знаком минус замыкается само на себя, создавая все больший беспорядок. Это уровень крайностей – а крайности даже меньшего свойства могут создать неблагоприятную среду обитания. Ты видишь ауры живущих здесь?

Поначалу я не замечал их в скудном свете, но после вопроса Альберта заметил. Все они состояли из тусклых оттенков серого и коричневого: унылые, мутные цвета.

– Так все эти люди одинаковы, – догадался я.

– В основном, – откликнулся Альберт. – Что является одним из проклятий этой сферы. Здесь не может быть взаимопонимания между людьми, потому что по существу они все похожи и не могут обрести дружеских отношений, а сталкиваются лишь с зеркальным отражением собственных недостатков.

Альберт резко повернулся направо. Я посмотрел в том направлении и заметил промелькнувшую и пропавшую за хибаркой неуклюжую фигуру прихрамывающего мужчины.

– Марк! – закричал Альберт.

Я ошарашенно посмотрел на своего провожатого. Он знает этого человека?

Альберт тяжело вздохнул, а мужчина так и не показывался.

– Теперь он всегда от меня убегает, – печально проговорил Альберт.

– Ты его знаешь?

– Я уже давно с ним работаю, – ответил он. – Бывали времена, когда я считал, что почти достиг цели, убедил его в том, что он здесь не пленник, а сам довел себя до такого состояния. – Альберт покачал головой. – Но он все-таки не хочет этому поверить.

– Кто он?

– Бизнесмен, – ответил он. – Человек, при жизни озабоченный лишь обогащением. Он почти совсем не общался с семьей и друзьями. День и ночь, семь дней в неделю, пятьдесят две недели в году он думал лишь о прибыли. И все же он считает себя обманутым. Он думает, что достоин награды за сделанное. Его неизменный довод: «Я чертовски много работал». Что бы я ему ни говорил, он это повторяет. Как будто полная погруженность в добывание прибыли – это само по себе оправдание. Как будто у него не было ответственности по отношению к окружающим. Редкие пожертвования на цели благотворительности убедили его в собственной щедрости.

– Помнишь Марли*[5]с цепями? – спросил Альберт. – Напрашивается аналогия. Марк тоже отягощен цепями. Он их просто не видит.

Посмотрев налево, я в тревоге остановился, ибо увидел женщину, сильно напоминающую Энн, и, в полной уверенности, что это она, устремился к ней.

Альберт меня удержал.

– Это не Энн, – сказал он.

– Но…

Я попытался вырваться из его рук.

– Не позволяй, чтобы желание увидеть Энн заставляло тебя видеть ее там, где ее вовсе нет, – предостерег он.

Я с удивлением посмотрел на него, потом стал снова поворачиваться к женщине. «Она действительно похожа на Энн», – говорил я себе.

Я уставился на нее. На самом деле сходства было мало. Прищурившись, я вгляделся пристальней. Ни разу в жизни не было у меня галлюцинаций. А теперь вот появились?

Я продолжал вглядываться в женщину. Она, ссутулившись, сидела на земле. С головы до ног ее покрывала паутинка из тонких черных нитей. Не двигаясь, смотрела она в пустоту безжизненным взором. Я вспомнил недавнюю картину. Как и тот молодой человек, она всматривалась в себя, во мрак своего рассудка.

– Разве не может она порвать эти нити? – спросил я.

– С малейшим усилием, – ответил Альберт. – Дело в том, что она в это не верит, а сознание – все. Уверен, ее жизнь на Земле должна была состоять из всепоглощающего разочарования и жалости к себе. Здесь это ощущение усилилось до крайности.

– Мне показалось, она похожа на Энн, – смущенно произнес я.

– Помни, что сказал тот человек, – напомнил Альберт. – Все время быть начеку.

Уходя прочь, я вновь взглянул на женщину. Она была совсем не похожа на Энн. И все-таки ее вид меня озадачил. Пребывала ли Энн в подобном состоянии, запертая в месте вроде этого? Мысль о таком ужасе была невыносима.

Пока мы продолжали путь через нелепую безмолвную деревню, мимо молчаливых и несчастных жителей, я почувствовал усталость, вызвавшую во мне воспоминание о том невыразимом утомлении, которое навалилось на меня сразу после смерти. Совершенно обессиленный, я поймал себя на том, что при ходьбе начинаю сгибаться, становясь похожим на некоторых из здешних обитателей.

Взяв за руку, Альберт постарался меня распрямить.

– Не позволяй себя в это втянуть, или мы никогда не доберемся до Энн, – предостерег он. – Мы ведь только начали.

Я заставил себя идти прямо, сконцентрировавшись на сопротивлении усталости. Это тотчас же помогло.

– Действовать осознанно, – повторил Альберт слова того человека.

– Извини, – сказал я.

На меня нахлынула волна уныния. Альберт был прав. Мы только начали наш путь. Если я уже проявил слабость, как же я надеюсь добраться до…

– Ты снова сутулишься, – предупредил Альберт. «Боже правый», – подумал я. Все происходило так быстро; на меня действовала даже мимолетная мысль. «Но я буду сопротивляться, – поклялся я себе. – Не поддамся темным обольщениям этой сферы».

– Коварное место, – пробормотал я.

– Если ты позволишь ему быть таким, – откликнулся Альберт.

«Слова, – подумал я. – Нужно разговаривать». Тишина была моим врагом – негативные мысли.

– Что это за нити вокруг той женщины? – спросил я.

– Разум похож на вращающееся колесо, – пояснил Альберт. – При жизни он постоянно плетет паутину, которая со дня нашего ухода обвивает нас на радость и горе. В случае с той женщиной паутиной стали силки эгоистичных устремлений. Она не может…

Я не расслышал последние его слова, потому что мой взор был прикован к группе людей, скорчившихся вокруг чего-то, что я не мог разглядеть. Сидя к нам спинами, они быстро подносили что-то ко рту. У всех был раздувшийся вид.

Услышав издаваемые ими звуки – хрюканье, рычание, сопение, – я спросил Альберта, что они делают.

– Едят, – ответил Альберт. – Точнее, жрут.

– Но если у них нет тел…

– Они, разумеется, никогда не насытятся, – подтвердил он мою догадку. – Они делают это по памяти, лишь веря в то, что едят. С таким же успехом они могли бы быть пьяницами, поглощающими несуществующее спиртное.

Я отвернулся от жуткого зрелища. Эти люди, Роберт, напоминали каких-то монстров, пожирающих добычу. «Ненавижу это место», – подумал я.

– Крис, держись прямо, – напомнил Альберт. Я чуть не застонал. Вспышка ненависти оказалась настолько сильной, что едва не согнула меня пополам. Я все больше и больше начинал ценить слова того человека. Действуйте осознанно.

Теперь слева от нас я увидел высокое серое строение, напоминающее ветхий склад. Его массивные двери были открыты, и, заметив внутри сотни движущихся людей, я устремился в том направлении. Может быть, Энн…

Мне пришлось остановиться, ибо исходящие от строения вибрации воздействовали на меня так сильно, что я задохнулся, как от удара в солнечное сплетение.

Я смотрел на движущиеся под сумрачными сводами фигуры в свободно болтающейся одежде; лица людей были бледными и одутловатыми. Каждый шел с опущенной головой, не замечая никого вокруг, налетая на прочих и совершенно не реагируя на столкновения. Не понимаю, как я это узнал, но их мысли были мне открыты, и они сосредоточились на одном: «Мы здесь навсегда, и надежды для нас нет».

– Это неправда, – сказал я.

Ради Энн я не вправе был позволить себе поверить в это.

– Это правда, пока они в это верят, – сказал Альберт.

Я отвернулся, чтобы не видеть этих людей. «Это, должно быть, ад, – подумал я, – бесконечный и мрачный, то место, где…»

– Крис!

– О Господи, – пробормотал я в испуге.

Я снова сгорбился, движения стали по-стариковски замедленными. Неужели я так и не смогу противиться пагубному влиянию этой сферы? Неужели не осталось надежды, что я…

– Крис! – Альберт остановился и распрямил мои плечи. Крепко держа меня за руки, он заглянул мне в глаза, и я почувствовал, как мое тело пронизывает поток живительной энергии. – Ты должен быть начеку, – напомнил он.

– Мне жаль, – пробубнил я.

«Нет, не хнычь, не жалей, а будь сильным!» – приказал я себе.

Пока мы продвигались через тусклый свет, оставляя позади жалкие лачуги, я старался сконцентрироваться на сопротивлении.

Это место не было безмолвным.

Приблизившись, мы услышали, как рассерженные голоса людей становятся все громче; интонации спорщиков были резкими, мстительными.

Скоро я их увидел.

Они не трогали друг друга, а общались лишь посредством слов: злобных, жестоких, оскорбительных.

Прямо над людьми висела плотная дымка, в которой смешались их мрачные ауры. Между ними мелькали страшные красные вспышки ярости.

Альберт предупредил меня, что мы приближаемся к области, где собираются вместе злобные духи. Этот отсек наименьший из всех, сказал он, пока мы шли. Здесь насилие, по крайней мере, ограничивалось словесными оскорблениями.

– Это то место, в котором ты бывал прежде? – спросил я.

Чтобы меня услышали, мне приходилось говорить громко.

– Одно из нескольких, – ответил он.

Пока мы обходили группы спорящих людей, я чувствовал направленные на нас злобные выпады. Здешние обитатели даже не знали, кто мы такие, но все же люто нас ненавидели.

– Они могут причинить нам вред? – с тревогой спросил я.

– Нет, если мы не станем реагировать на их злобу, – ответил Альберт. – Они скорее могут причинить вред живым людям, не знающим об их существовании. К счастью, их массовое сознание редко бывает сфокусированным. Если это случается, то об этом узнают сильные интеллекты наверху и рассеивают их энергию, чтобы она не могла причинить вред невинным на Земле.

Разумеется, есть на Земле индивидуумы, природа которых восприимчива к подобным мыслям и которые обеспечивают им доступ. Помочь им невозможно. В этом ловушка свободной воли. Любому мужчине и любой женщине открывается доступ к мрачным мыслям.

Дата добавления: 2015-07-25